ого колена. Нерожден-
ный стал падать. И в этом падении ему в трех местах перешиб-
ло хребет.
     Он рухнул на пол мешком. И все-таки он пополз к выходу,
извиваясь изуродованным,  окровавленным телом,  отталкиваясь
от пластика единственной,  искалеченной ногой.  Глаза у него
вытекли.  Из дыры в черепе студенисто свешивались,  трепеща,
подрагивая, мозги, они тоже начинали вытекать... Но он полз.
Он  не хотел погибать.  В запасе у него оставалось последнее
средство.
     Он смог доползти лишь до середины камеры, тело обмякло,
дрогнуло, застыло.
     - Спекся! - сказал Грумс не своим голосом. И сделал шаг
вперед.
     Парни, содрав  с  себя маски и сетчатые экраны,  тяжело
отдувались.  Они еще не могли разговаривать.  Лишь  смотрели
друг  на друга полубезумными глазами - в таких переделках им
бывать не доводилось.
     Комиссар Грумс подошел ближе к истерзанному Киму,  точ-
нее, к его изуродованному до полной неузнаваемости телу.
     - Да,  он готов!  Он не менее мертв, чем его оторванные
руки и ноги!
     Комиссар нагнулся  над трупом.  Ему было интересно пос-
мотреть на столь выносливое и неумертвляемое существо, кото-
рое он все же прикокошил! Прикокошил и слава Богу! Теперь он
точно дотянет до пенсии! И отдохнет всласть! И не просто до-
тянет,  а с повышением,  с прибавкой жалованья! Все, никакой
это не бред, это правда! Его взяла, он победил их всех, чер-
ти бы их побрали,  кем бы они там ни были!  Он их пересилил!
Все внутри у комиссара Грумса торжествовало и пело. Это было
счастливейший  миг  в  его жизни.  Это был его звездный час!
Впереди - рай земной,  садик с  гладиолусами,  домик,  жена,
внуки, и покой!.. покой!..
     Ким был убит.  Но Нерожденный  еще  пребывал  на  самой
кромке жизни и смерти.  Он проваливался из тьмы на свет и из
света в тьму,  все перемешалось для него.  И все же он решил
использовать последний шанс. Он собрал в момент просветления
все силы, взвинтил себя - и тут же мириады микрочастиц, раз-
бежавшихся  по телу бывшего Кима,  собрались воедино,  скон-
центрировались в сверхплотном кругленьком шарике... шея уби-
того неестественно вывернулась,  набухла,  вспучилась. С ма-
леньким кровавым фонтанчиком из нее вырвалась наружу биогра-
нула.  И тут же вонзилась в сонную артерию склонившегося над
трупом комиссара Грумса.
     Никто из парней ничего не заметил.
     Лишь один вяло спросил:
     - Ну чего там, комиссар? Шабаш, что ли?!
     Тот, к кому адресовался вопрос,  сходил в угол  камеры,
подобрал забрызганный кровью шар, обтер его, сунул в карман.
Потом еще раз оглядел поле боя и произнес бодро:
     - Все,  парни! Мы покончили с этой тварью! Мы выиграли!
- и весело подмигнул.
     Парни заулыбались  в ответ.  Они не знали,  что стоящий
перед ними толстяк вовсе не комиссар Грумс.
     



                  ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ

                          ЗАПАДНЯ

                    В авторской редакции

            Технический редактор О. Яроспавцева
                   Корректор И. Лебедева

Сдано в набор 31.07.90.  Подписано в печать 29.10.SO. Формат
84х1081/32.  Бумага  книжно-журнальная  для офсетной печати.
Гарнитура "Тип Тайме".  Печать офсетная. Усл. печ. л. 20,16.
Усл.  кр.-отт. 20,58. Уч.-иэд. л. 21,25. Тираж 100 000. экз.
                   Заказ ј 397. Цена 8 р.

"Метагалактика", приложение к журналу "Приключения", фантас-
      тика", 111123, Москва, 2-я Владимирская, а/я 40.

Набрано на  ПЭВМ  в  ордена Трудового Красного Знамени Изда-
тельстве "Художественная литература".  107882,  ГСП, Москва,
                 Б-78, Ново-Басманная, 19.

Отпечатано и изготовлено в Московской типографии ј 13 П.  О.
"Периодика" Государственного комитета СССР по печати.  Моск-
           ва, 1070 05 Денисовский пер., дом. 30.




ЮРИЙ ПЕТУХОВ

                         КРУГОВЕРТЬ


   В голове,  сполохами  разрывая липкое забытье,  вертелись
навязчивые слова:  "С завтрашнего дня,  с завтрашнего...", а
что именно, что "с завтрашнего дня"! - Николай вспомнить ни-
как не мог. День вчерашний, сегодняшний день, а заодно с ни-
ми  и  несуществующий,  далекий день завтрашний сплетались в
единую серую круговерть сменяющихся дней и ночей,  не  несли
ничего нового - все один к одному:  удручающе тяжкие с утра,
терпимые к полудню и блаженно-тоскливые по вечерам.
   Он сделал  отчаянную  попытку выковырнуть из залубеневшей
памяти хотя бы число, день недели. Попытка успеха не принес-
ла, зато отозвалась а затылке тупой корежащей болью. Захоте-
лось выть:  тихо, протяжно, на одной ноте, не умолкая до тех
пор,  пока не придет облегчение.  Но то, что облегчение само
собою не явится,  Николай знал точно.  Знал и другое  -  чем
дольше  будет  лежать  расслабленный,  под натиском гнетущих
мыслей, тем большую власть возьмут они над телом, волей и не
будет уже сил им противиться. А тогда... Николай не мог себе
представить, что будет тогда,  - сознание  ставило  барьеры,
уводило мысли в сторону.  Не мог он решиться и на единствен-
ное: совладать с собой, вырваться из омута бессилия, встать.
   Не мог,  откладывая все это на потом, оттягивая мучитель-
ные минуты и оттого мучаясь еще сильней.
   Стоило закрыть глаза, и в черной пугающей тьме, выныривая
откуда-то сбоку, возникал клубок бешено извивающихся красных
червячков,  вспыхивали,  разрывая мрак, белые и голубые мол-
нии.  Червяки вспышек не боялись, не отступали, и чем дольше
Николай не разжимал век,  тем быстрее были их движения, кон-
вульсивнее,  и уже не клубком копошились они,  а свивались в
подобия чьих-то лиц,  тел...  Видения судорожно сменяли друг
друга, пугали своей реальностью.
   Он разлепил вялые набухшие веки,  вырываясь из власти на-
важдения, скосил глаза на будильник, стоящий на полу у изго-
ловья, - в каком бы состоянии Николай ни возвращался к себе,
будильник заводить он никогда не забывал.  Это был  один  из
рефлексов, выработанных за последние годы, с тех пор как они
расстались с женой.  Сколько же прошло? Два, три? А может...
Нет!  Два с половиной, точно - два с половиной года! Николай
смотрел на тусклый циферблат и не мог справиться с мельтеше-
нием  стрелок.  Опять усилие,  опять боль в голове - стрелки
показывали десять минут девятого.  Рано.  Слишком рано! Он в
лютом  изнеможении  мотнул  головой по подушке и уставился в
стенку, на жирное пятно, расползшееся по обоям.
   Пятно было  похоже на старческий ведьмачий профиль с хищ-
ным заостренным книзу носом.  Сейчас  на  этом  носу  сидела
омерзительная  муха  и  старательно вычищала задними лапками
свое зеленое шевелящееся брюшко.  Николай  явственно  слышал
скрежет,  издаваемый наглой тварью. Стало противно до тошно-
ты. Но мысль о том, что можно двинуть рукой, прогнать нахал-
ку,  убить ее, наконец, размазать ударом ладони по ведьминой
морде, была еще противней, рождала брезгливое бессилие.
   Он отвернулся от стены,  уставился в потолок. Боль отпус-
тила затылок, и на ее месте в мозгу поселилась унылая пусто-
та.
   Комната, в которой лежал Николай,  была так  же  пуста  и
уныла. Залежанный диван, прожженный в нескольких местах, за-
саленные тусклые обои,  висящие по углам  клочьями,  да  три
гвоздя в стене.  На двух - пиджак и спецовка, уворованная со
стройки, где он работал как-то с неделю, пока не выгнали, на
третьем  -  криво наколотая репродукция с картины Рембрандта
"Автопортрет с Саскией",  выдранная из "Огонька",  - подарок
Витюни.  Николай давно собирался снять ее,  но по утрам было
не до картинки. А вечерами, когда он заявлялся в свою конуру
в приподнятом настроении и художник со стены,  обнимая сидя-
щую у него на коленях аппетитную женушку,  приветствовал во-
шедшего поднятым кубком,  все виделось в ином свете. Николай
подмигивал Рембрандту,  приговаривая:  "Ничего,  мы  еще  им
всем...", плюхался на диван и, если не проваливался сразу же
в забытье,  курил,  зажигая одну сигарету от другой  до  тех
пор, пока последняя не вываливалась из руки - благо, что го-
реть в комнате, кроме дивана с лежащим на нем хозяином, было
нечему.
   Единственное богатство, неприкосновенное и служившее мос-
том в прошлое,  состояло из книжной полки,  притулившейся на
полу в противоположном от дивана  углу  комнаты.  Книг  было
немного - около тридцати.  Но это были те книги, которые Ни-
колай зарекся трогать. В самые светлые свои минуты он подхо-
дил  к  полке,  садился  возле нее на корточки и,  отодвинув
стекло,  любовно водил рукой по корешкам. Читать их, перечи-
тывать он давно уже перестал.
   Когда им завладела вновь навалившаяся  полудрема,  неожи-
данно  по  ушам  ударил  заполошный дребезг дверного звонка,
вогнал в грудь тупую иглу и вышиб из кожи лба капли холодно-
го пота.  Сердце екнуло и,  захлебнувшись внезапно прилившей
кровью, забарабанило в грудную клетку, пытаясь вырваться на-
ружу.  "Ну,  кого еще там несет?!" - с мучительной досадой и
страхом подумал Николай.  Но тут же воробышком  трепыхнулась
надежда.  Надежда на то,  что его еще помнят. Кому-то он ну-
жен. Кто-то может помочь, спасти...
   Надо было идти к двери,  открывать, ловить мимолетный ки-
вок судьбы, если только он был возможен вообще.
   Николай сел  на  диване,  уперся в него обеими руками.  В
глазах поплыло.  "Слава богу, одеваться не надо - все на се-
бе",  - подумал он и попытался встать. Качнуло, ноги не слу-
шались. "Сейчас, сейчас! Не уходи, погоди малость, иду уже!"
- молил он неизвестного вслух, шевеля обтрескавшимися сухими
губами.
   Опираясь о  стены,  он  добрел до кухни.  Крутанул кран и
подставил рот под струю воды. В желудке заурчало. Стало нем-
ного полегче.  "Сейчас,  иду иду же..." - снова зашептал он,
осторожно передвигая дрожащие, слабеющие ноги. Сердце подка-
тывало  к горлу вместе с выпитой водой.  Перехватывало дыха-
ние.  В глазах опять поплыли зеленые и синие круги.  Все это
было  знакомо  ему,  но опыт облегчения не приносил - каждое
утро липкий страх сковывал голову обручем, заставлял прислу-
шиваться  к ударам сердца - живо ли оно,  сколько сможет еще
выдюжить?  Слабость,  изнуряющая, опутывающая все члены сла-
бость приносила мучения неизмеримо большие,  чем любые, даже
самые жестокие боли. Николай знал лишь одно средство, от ко-
торого  зависела  его  жизнь,  и средством этим был заветный
эликсир,  в любом его виде - лишь бы он был!  Был,  и ничего
другого не надо!  Ничего!  Все остальное придет потом,  пос-
ле...
   Надежда довела его до двери. Минута, в течение которой он
проделал весь путь от дивана,  через кухню, сюда, была мину-
той для кого угодно,  для всех, но не для него - сердце, пы-
таясь обогнать само себя,  успело отмерить  гораздо  больший
срок, словно жило оно в своем измерении.
   Николай нащупал в темноте головку замка и  повернул  его.
Свет  с  лестничной  клетки  ослепил,  заставил прищуриться,
сквозняк обдал холодом мокрую от пота грудь, рубаха облепила
ее и начала темнеть.
   На пороге стоял Витюня - друг,  приятель, братан, один из
тех  немногих,  кто еще разделял с Николаем заботы,  жил его
жизнью. Витюню украшал свежий вчерашний синяк под левым гла-
зом. Он разлился поверх позавчерашней, уже пожелтевшей отме-
тины.  Подбитый глаз был характерным отличием Витюниного ли-
ца. Лишь временами синюшное пятно сменяла распухшая губа или
кровоточащая бровь.  Бывало и так, что они соседствовали, но
обойтись  вовсе без таких красот Витюня не мог,  характер не
позволял - весь день искал он того,  кто смог  бы  доставить
ему это удовольствие, а получив свое, вновь становился крот-
ким,  смиренным и вполне безобидным человеком.  Лет сорока с
виду, невысокий, коренастый, но уже заметно обрюзгший Витюня
был чрезвычайно деятельной личностью, без которой Николай не
мыслил  себя, - приятель  неизменно  появлялся в тот момент,
когда он уже опускал руки и уходил в себя. Счетов между ними
не  было.  Все  добытое  Витюней проматывалось с невероятной
быстротой, безо всяких сбережений на потом.
   Николай скривился, пытаясь выдавить улыбку.
   - Привет, старик! - гнилозубо ощерился приягель. И даже в
темноте прихожей стало видно, как заиграли на его лице крас-
ки: свекольные щеки и нос выгодно оттенялись радужными пере-
ливами фингала.  - Ты только погляди - кого я тебе привел! -
В голосе играли благодетельские, отеческой заботой пропитан-
ные нотки,
   Витюня скользнул в прихожую и,  не глядя,  ткнул рукой  в
выключатель. Свет еще раз резанул по близоруким глазам Нико-
лая.  Они заслезились, и уже словно сквозь пелену он разгля-
дел  стоявшего за Витюниной спиной парня.  Тот был в светлом
легком костюмчике,  выглаженный,  выбритый,  очень чистый. В
его левой руке покачивался черный "дипломат". Смотрел парень
на Николая недоверчиво, будто решая - заходить внутрь или же
уносить ноги, пока не поздно.
   - Давай,  давай - чего в дверях-то стоять!  -  командовал
Витюня. Рвение так и распирало его.
   В глазах парня Николай отчетливо прочитал, что тот думает
о них.  "Теперь этого не скрыть, - невесело и равнодушно по-
думал он, - да и ни к чему!"
   - Здрас-те, - неуверенно произнес молодой человек и огля-
нулся назад, будто высматривая пути к отступлению.
   Николай нервно дернул головой,  получилось что-то наподо-
бие кивка. Слова застряли в горле. Он посмотрел с надеждой и
тревогой  на Витюню - в чем дело?  Тот подмигнул,  буркнул в
сторону парня:  "Момент!" - и потащил Николая на кухню, дыша
в ухо густым многолетним перегаром.
   - Безуха,  Колюня, гулять будем! Я ему еще вчера про твое
добро намекнул - возьмет, точно возьмет! - Витюня по-хозяйс-
ки распоряжался чужим имуществом - сам отдавал  все,  ничего
не прося взамен, потому и от других ожидал того же. - Вчера,
как тебя отволок,  тут его и встретил.  В соседнем  подъезде
живет. Ну, слово за слово - и вот...Чего молчишь?
   - Нет,  не годится... - вяло проговорил Николай. В голове
у него стоял дым, смрад. Думалось лишь об одном.
   - Да не психуй ты, не все же он их уволокет, ну две, три,
а может, вообще, одну тока!
   - Не пойдет,  нет,  - Николай боролся с собой,  голос его
пресекался,  звучал  квело,  - да и все равно рано еще,  сам
знаешь.
   - Ну, это не твоя забота!
   Витюня, почуяв слабину,  счел,  что разговор закончен,  и
хлопнул Николая по спине.
   - Все будет в самом лучшем виде, не отчаивайся, Колек!
   Николаю захотелось  врезать  Витюне  в  рожу,  под правый
глаз,  чтобы установить наконец симметрию на ней.  Но  зная,
что  от  размаха упадет сам,  стоял на месте,  руки тряпками
болтались вдоль тела.
   - Э-э-э-х-э...  - выдохнул он и уныло мотнул головой. Ви-
тюня осклабился,  бросился назад в прихожую, на ходу толкнув
ногой дверь в комнату. Та, скрипнув, неохотно распахнулась.
   - Пошли!
   Парень сделал вид, что вытирает ноги о скомканный протер-
тый половичок в прихожей,  потоптался и побрел  за  Витюней.
Ему было не по себе.  Но это быстро прошло. Увидев полку, он
оживился, глаза засияли внутренним светом. Он не стал присе-
дать  перед полкой на корточки,  а отошел на два шага назад,
согнулся в поясе,  заложив одну руку за спину, другой упира-
ясь в поставленный на пол "дипломат", и уставился на книги.
   "Брюки боится помять,  пижон!" - злобно подумал Николай и
поглядел на свои штаны,  в которых спал, наверное, дней пять
кряду.  На них стрелка угадывалась с трудом,  да и была,  по
сути дела, не стрелкой, а так - какой-то темной жирной лини-
ей, оставленной неизвестно кем на серединах брючин. Он сидел
на диване,  стараясь сдержать нервную дрожь,  пробегающую от
левого виска через все лицо,  вниз,  к шее, к нарывающей там
тонкой дерганой жилке.
   А Витюня хлопотал около покупателя и не знал,  куда  руки
деть: то удовлетворенно потирал ими перед своим сизым носом,
то прятал назад,  за спину,  но и там продолжалась суетливая
игра коротких отекших пальцев.
   Парень оказался шустрым.
   - Вот  эти  бы я взял...  - начал он уверенно,  не ожидая
возражений.
   - Одну!  - твердым голосом оборвал гостя Николай.  Парень
недоуменно уставился на сидящего.  В комнате повисла тишина.
Витюня  с лицом,  выражающим отчаянную тоску,  крутил указа-
тельным пальцем у виска.  Нужно было  разрядить  обстановку,
но...
   - Одну,  - повторил Николай.  Решительность уже  оставила
его, и он, опустив глаза, принялся разглядывать что-то несу-
ществующее под ногами на полу.
   Парень покачал  головой,  перевел  взгляд на Витюню.  Тот
разводил руками, но в то же время успокаивающе кивал: "Ниче-
го, все уладится, не спеши".
   - Тогда вот эту,  - в руках у парня оказалась книга в до-
рогом, прекрасно сохранившемся черном переплете.
   Николай поднял голову и исподлобья уставился на руки  по-
купателя.  В  них была зажата "Жизнь двенадцати цезарей" Гая
Светония Транквилла.  Парень выбрал явно не лучшее из содер-
жимого полки.  "Ладно, лишь бы сейчас ожить, перетерпеть ут-
ро,  а там наверстаем",  - без особого воодушевления подумал
Николай.  Парень ждал. Нужно было что-то сказать, но Николай
не знал что.
   - Экх-мэ-э! - прочистил горло Витюня. - Червонец!
   Слова его прозвучали как-то излишне уверенно,  выдавая  в
Витюне человека, не знающего цены товара. И парень не замед-
лил воспользоваться этим.
   - Нет, больше пяти дать не могу.
   В его голосе были участие и сожаление, но "что поделать -
рад бы, ребята, да большего она и не стоит". Николай захлеб-
нулся от обиды - на черном рынке  такую  вещь  с  руками  бы
оторвали  за  четвертной.  Парень,  несмотря  на молодость и
внешнюю застенчивость, показал себя хватом.
   - Ставь на место и уматывай!  - раздраженно буркнул Нико-
лай и отвернулся к стене,  к "ведьме".  Муха как ни в чем не
бывало  продолжала  сидеть на ее носу и не спешила закончить
свой утренний туалет.
   Времени не существовало,  застывший миг длился нескончае-
мо.
   Парень растерянно шагнул к выходу, но Витюня заслонил ему
дверь своим могучим торсом.
   - Ну,  чего ты, в натуре? - сипел он. - Ну, давай семь, и
порядок, ну, в натуре?! Мы же интеллигентные люди!
   Витюня нервничал,  книга была в его руках,  и он настырно
тыкал ею в нос молодому человеку,  так что тому  приходилось
отодвигать голову назад,  закидывая вверх костистый подборо-
док.  Видно,  задетый тоном Николая и чувствуя, что без него
все равно дело не обойдется, парень метнул недобрый взгляд в
сторону хозяина, процедил:
   - Пять!
   Витюня метался глазами от одного к  другому.  Растеряный,
ошеломленный, но несдающийся, он искал выход из положения.
   - Ладно, годится! - наконец выкрикнул радостно, будто его
осенило. - Пошли! Коляня, я мигом, не отчаивайся!
   - Книгу оставь,  падла! - в бессильной ярости сорвался на
крик Николай, но опоздал - дверь захлопнулась.
   Без взмаха,  коротким ударом ладони хлестнул он по  ведь-
мачьему носу и почувствовал под рукой противную мокроту раз-
давленной твари.  Нос стал еще отвратительнее, гаже - теперь
на нем красовалась бугристая желто-зеленая бородавка с двух-
копеечную монету.  Николай уткнулся лицом в колени и  запла-
кал.  Это был не плач даже,  а просто сухое содрогание тела,
внутренний душевный озноб, истерика без слез.
   Витюня примчался,  как и обещал, мигом. Дверной звон вер-
нул Николая к действительности.  Всем своим видом Витюня яв-
лял подарок: "Нате, берите, вот он я!"
   - Ну что?! - Николай задрожал от нетерпения. - Что?!
   Витюня улыбался,  кривя  толстые  черные губы.  Руки его,
глубоко засунутые в карманы брючин, жили там своей жизнью.
   - Во!  - восторженно дохнул он в лицо Николая,  вытягивая
левую руку с зажатыми в ней двумя новенькими трешками.
   Николай повел  по  сторонам пустыми глазами и уже с почти
безнадежной тоской опять выпялился на Витюню.
   - И - во!!!
   В правой руке приятеля подрагивал на  треть  опустошенный
флакон  одеколона.  Николай облегченно вздохнул и вцепился в
дверной косяк - слабость вновь лишила ног.
   - Я сразу унюхал:  ну,  думаю, несет от тебя, парень, ви-
дать, после бритья ма