жешься, - тараторил Витюня. - Тоже мне,
пижон!  Но молодчага,  не поленился, сбегал к себе на третий
этаж. Так что живем, Колюнчик!
   Витюня хмыкнул, отодвинул Николая с дороги и уверенно за-
шагал на кухню, крича на ходу:
   - Для него это наружное средство, а для нас, хе-хе, в са-
мый раз внутрь будет. А то я уж совсем собирался было коньки
откидывать, хе-хе!
   Руки Николая затряслись крупной рваной дрожью. Не в силах
справиться  с  замком,  он всем телом толкнул дверь,  минуту
постоял,  пришел в себя и пошел вслед за Витюней,  опасаясь,
что чудное видение растает и он вновь окажется наедине с са-
мим собой и нечеловеческой мукой, поселившейся в теле.
   Витюня стоял,  согнувшись над подоконником, пытался сдер-
жать возбуждение и разлить содержимое  флакона  в  два  мут-
но-белесых стакана. Николай с напряжением следил за ним, ма-
шинально отмечая,  что ни единая капля не проливается  мимо.
По шее и затылку у него побежали мурашки, спина одеревенела.
   Отставив флакон,  Витюня потянулся к чайнику.  Плеснул из
него  понемногу в стаканы.  Замер благоговейно.  Жидкость на
глазах окрасилась в молочный цвет. Готово! Теперь оставалось
последнее,  самое  главное - донести все это до рта,  не дав
рукам-предателям расплескать драгоценную влагу. Тогда все!
   Николая передернуло.  А Витюня присел у подоконника, вце-
пился в стакан обеими руками. Голова его замаячила на уровне
посудины, на коротко остриженном затылке выступили капли по-
та.
   - Ну, вздрогнули! - прохрипел он, выдохнул гулко и, заки-
нув назад голову, резко опрокинул содержимое стакана в себя.
Отодвинулся.
   Николай проделал то же.  Зубы лязгнули, в голове помрачи-
лось,  и...  по телу побежал живительный огонек. Николай за-
мер,  ожидая "прихода", прислушиваясь к глубинным изменениям
внутри своего полумертвого тела.
   Витюня сидел с выпученными глазами,  также вглядываясь  в
себя.  Стало совсем тихо,  будто даже на улице все замерло и
остановилось в осознании  торжественности  момента.  Сейчас,
еще миг!
   Николай постоял немного, расслабился и блаженно плюхнулся
на табурет, чувствуя, как постепенно, не вдруг в ноги влива-
ется сила,  проясняется голова.  "Теперь можно жить!  Хватит
ненадолго,  конечно,  но это потом,  все будет потом,  а те-
перь..." И еще - "Пропил я "Цезарей",  пропил!" -  сверкнула
беспощадная мысль.  Сверкнула и погасла,  ушла туда,  откуда
столь внезапно вынырнула.
   - При-и-ишло!!!  - застонал в экстазе Витюня.  Счастливая
слеза задрожала на его дряблом нижнем веке. - Да мы с тобой,
Колюнька...  -  начал было он,  но захлебнулся в собственном
восторге, жалостливо всхлипнул и умолк.
   И Николай его понимал. Хотелось плакать от счастья, петь,
улыбаться, целоваться со всем светом. Окружающее вновь обре-
ло свои краски,  заиграло, обнадеживающе повлекло к себе. Он
приподнялся,  упираясь руками в колени,  и пошел в  комнату.
Будильник показывал без десяти девять.
   Николай присел перед полкой.  Он не видел корешков  книг,
все внимание притягивало к себе пустое место.  То место, где
стоял проданный Светоний.
   - Нас утро встречает прохладой! - заполошно завыл с кухни
Витюня. - Эй, кудрявый, что делать-то будем?!
   Николай сидел  перед  своими книгами и беззвучно смеялся.
По щеке,  оставляя промытый светлый след, ползла мутная сле-
зинка.
   На улице было пусто,  лишь какая-то бабка,  спешившая  из
булочной со своей увесистой авоськой, косо дернула глазами в
их сторону и затрясла подбородком.  Мамаши,  прогуливающиеся
обычно во дворе с колясками, видно, еще не проснулись, а ес-
ли и проснулись,  то выходить не спешили. Рабочий и служивый
люд схлынул,  заняв свои места по заводам, фабрикам и учреж-
дениям. Было свежо и вольготно.
   Сверху, из окна на восьмом этаже,  вырывались магнитофон-
ные вопли: Ян Гиллан безуспешно рвал голосовые связки, пыта-
ясь  образумить  человечество.  Но здесь на него не обращали
внимания.
   - Студент резвится,  - доверительно шепнул Витюня, указы-
вая глазами на окно,  - знаю его, он под эту музыку по утрам
здоровье зарядкой гробит. - И добавил ни с того ни с сего со
злобой, нажимая на "р": - Мр-рракобес!
   Николай почуял, что Витюня заводится, - не обойтись ему и
сегодня без тумаков.  Но до битья далеко,  а вот как  сподо-
биться  в  этот ранний час прожить шесть рублей,  лежавших в
Витюнином кармане,  об этом надо было думать сейчас, не отк-
ладывая.
   Не сговариваясь, оба повернули в сторону магазина, закры-
того для них до двух часов.  Николай шел ссутулившись, зало-
жив руки за спину, стараясь придать лицу благонамеренное вы-
ражение, - привычки потомственного интеллигента все еще дов-
лели над ним. Витюня был проще - рубаха расстегнута до пупа,
благо июнь на дворе, руки в карманах. А в руках этих два за-
ветных "трюльника",  наверняка давно утративших  свою  хруп-
кость и провонявших потом Витюниных ладоней.
   - Ну что...  - прохрипел Николай и  надрывно  закашлялся,
побагровел от натуги, вытаращил налившиеся кровью глаза так,
что Витюня даже испугался за него,  принялся наколачивать по
спине.  Но Николай отмахнулся от него, отпихнул рукой и про-
сипел-таки сквозь слезы слабеньким прихлюпывающим  голоском:
- Ну что, попробуем?
   - Чего это? - удивился Витюня.
   - Сам знаешь чего!
   - Опять дуришь?
   Николай дернул носом, заморгал.
   - Не, друг Колюнька, завязывать мы с тобою начнем со сле-
дующей  недели,  лады?  Или  завтрева!  Сегодня чего-то не в
кайф.  А с завтрева - точняк завяжем!  Ну че ты, в натуре, у
меня слово - кремень,  сам знаешь, ежели чего порешил и ска-
зал,  так заметано!  Мы с тобой зазря,  что ли,  этому хмырю
отвратному наши книжки загнали, а?!
   - Это какие такие наши? - не понял Николай.
   - Да ладно уж,  - замял дело Витюня,  - не важно! Ты тока
гляди у меня, не подведи! Чтоб с завтрева как начнем завязы-
вать,  чтоб ни-ни!  Понял?!  А сегодня уж гульнем, Колюнька,
напоследочек! Отведем души наши немытые!
   И снова потянулось резиновое тягучее время.
   - Пойду студенту харю бить,  - вдруг сорвался  Витюня.  -
Заколебал своими буржуазными идолами!
   Под взглядом Николая он постепенно остыл, махнул рукой:
   - Хрен с ним, пускай загнивает. Была охота с молокососами
связываться!
   Николай старался избегать соседей и вообще тех людей, ко-
торые его знали прежде.  Сознание собственной неприглядности
угнетало его, пригибало к земле и угасало только к вечеру, с
наступлением темноты.  Но вечер в июне не близок,  и  потому
Николай  чувствовал  себя  неуютно под немыми взорами пустых
глазниц дома.
   За каждой  занавеской  мерещились  чьи-то любопытствующие
глаза.  В ушах стоял ехидный шепоток:  "Вот он -  забулдыга,
пьянь  подзаборная!" Виделись торжествующие женские лица,  и
читалась в них убежденность: "Уж своих-то мы не упустим, ка-
тись,  катись, алкаш, подальше отсюда!" Мужчины за этими за-
навесками представлялись безропотными,  молчаливыми.  Но все
это казалось только - окна были пусты, у хозяев квартир были
свои насущные проблемы,  к тому же в этот ранний  час  боль-
шинства из них и не было дома.
   - Во! Гляди-ка, Борька! Ну, ежели он нас не выручит, то я
не знаю...
   Витюня не пояснил,  чего он "не знал"  насчет  Борьки.  С
Борькой было тяжело,  и хотя в конце концов он всегда выпол-
нял просьбы клиентов, но покуражиться при этом успевал вдос-
таль. Вот и сейчас Борька, будто не замечая надвигающейся на
него парочки, стоял на своем ежедневном месте среди завален-
ного  пустой  тарой  заднего входа в магазин.  В заскорузлом
черном халате на голое тело,  взъерошенный,  с "беломориной"
во  рту.  И во всем его облике ощущалась вальяжность и убла-
готворенность.
   - О себе он,  скотина, не забывает, - зловещим шепоточком
гудел Витюня,  своротив губу в сторону Николая. - Ну, выпьет
он у меня теперь за наш счет, жлоб поганый!
   Борька скосил глаз,  и Витюня тут же  расплылся  в  самой
искренней, непритворной улыбке. Замахал рукой. Борька сделал
вид,  что собирается уходить.  Витюня вприпрыжку бросился  к
нему,  на ходу сгибаясь все ниже и ниже, приобретая гнусный,
подобострастный вид.
   "Тварь, у-у, тварь!" - подумал Николай. Борька всегда вы-
зывал в нем отвращение своими замашками. "Ничтожество, а то-
же  - строит из себя благодетеля!" Было стыдно за Витюню,  а
еще больше за себя, несмотря на то, что знал - самому в пря-
мой  контакт  с грузчиком магазина вступать не придется.  Но
омерзение не проходило.  Выпитое с утра улетучивалось, дрожь
снова начинала занимать свои позиции в конечностях.  Николай
присел на пустой дощатый ящик из-под бутылок и,  не удержав-
шись, заискивающе кивнул Борьке. Тут же ругнул себя за это.
   Остальное было делом Витюни. Он справится!
   - Молиться за тебя буду...
   - Не, сегодня никак.
   - Спасай,  Боря,  погибаем. Вон Коляня уж и стоять не мо-
жет, ты глянь только.
   - Ни-е-е.
   Слова обрывками долетали до Николая, раздражали, нагоняли
дикую злобу на Борьку.  "Ведь самому выгодно,  гаду,  - не в
ущерб себе приторговывает-то.  Не прохлаждался же он тут, не
зря стоял - поджидал ведь нас да других таких же, чтоб с ут-
ра ручонки свои шелудивые погреть.  И сколько же за день че-
рез них проходит,  с ума сойти! Сука!" Николай заводил себя,
закипал.
   - Не, не могу...
   А Витюня потел,  махал трешниками перед Борькиным  носом,
постыдно клянчил, пуская слезу. И старался не понапрасну.
   Минут через десять Борька, видимо усладив свое непомерное
честолюбие,  небрежно сунул деньги в карман халата и шмыгнул
за дверь.
   - Паскуда! - с ненавистью глянув на захлопнувшуюся дверь,
проскрипел Витюня и облегченно вздохнул,  присел рядом с Ни-
колаем.  Все его словесные запасы вылились на Борьку,  и те-
перь он молчал.
   Грузчик вышел скоро,  ждать себя не заставил. В руках его
был большой кулек. В кармане халата угадывался стакан.
   - Только,  мужики, давай подальше отсюдова, - сказал он и
пошел вперед,  в уголок двора,  к старенькой беседке, засло-
ненной  от  посторонних  взоров  густой кроной .раскидистого
клена.  Шел он, пританцовывая, подпевая неумолкающему магни-
тофону, - зарядка у студента что-то затянулась.
   В кульке оказалась четвертинка водки,  две бутылки  пива,
хлеб и тонко нарезанная колбаса, граммов на сто, не больше.
   "Уплыли наши денежки", - с тоской подумал Николай и судо-
рожно сглотнул слюну.  В животе опять заурчало. Он сплюнул и
громко выдохнул, избавляясь от тошнотворных остатков выпито-
го одеколона.
   Во двор начали выходить первые утренние мамаши со  своими
чадами  в  колясках.  Мамаши щурились на солнце,  поправляли
что-то внутри колясок и не спеша,  с горделивым видом,  нап-
равлялись к скверику, не замечая, а может, и просто не обра-
щая внимания на троих мужчин,  что-то делающих в это утро  в
беседке.
   - Мне чуток! - брезгливо поморщился Борька, однако стака-
на  не  отодвинул,  и  треть содержимого бутылки оказалась в
нем.
   Витюня угодливо осклабился,  подморгнул.  "Благодетель" с
кислой физиономией,  оттопыривая  корявый  мизинец,  выцедил
водку,  нюхнул хлеба и положил его обратно,  на мятую бумагу
бывшего кулька. Оставшиеся капли он небрежно стряхнул на пол
беседки,  поставил  стакан на скамейку и ушел,  не сказав ни
слова.
   - Ну  и  черт с ним,  - вяло проговорил Николай.  - Давай
расплескивай - у меня что-то опять мандраж пошел.
   Он не помнил, когда перешел на это язык, поначалу так ко-
робивший слух.  Не помнил. А теперь сам не замечал словечек,
вросших в него.  Так было проще - ведь не станешь же в чужом
племени изъясняться на своем языке - все равно не поймут.  А
может,  и начинал забываться уже тот, свой язык? Может быть,
но так было проще,  так его понимали и он понимал с полусло-
ва,  так  можно  было выразить целую гамму чувств и ощущений
одним коротким словом. Да и не нашлось бы уже в голове преж-
них слов.
   Для пущей убедительности он вытянул руку. Пальцы подраги-
вали. Посмурневший Витюня первым делом откупорил пиво, глот-
нул из бутылки, выругался матерно и стал аккуратно разливать
водку, показывая, что он все-таки не такой наглец, как Борь-
ка,  и обделить друга себе никогда не позволит. Это Витюнино
качество  было  хорошо  знакомо Николаю,  за него он и питал
что-то навроде  уважения  к  приятелю,  которого  уважатьто,
собственно, больше было не за что.
   Витюня разлил и протянул наполненный наполовину стакан.
   "Ну, цезари,  - еще раз за вас!" - мысленно произнес тост
Николай, а вслух сказал:
   - Чтоб ему провалиться!
   Витюня одобрительно хмыкнул и недобро уставился на  груду
искореженных деревянных ящиков, догнивающих у черного входа.
   Через десять минут Николай забыл окончательно,  что утром
он  еле встал и готов был прощаться с жизнью.  Будто не было
этого. Он разрумянился, стал смотреть веселее.
   Витюня не долго предавался созерцанию природы из беседки.
Он был "мотором" в их небольшой компании.  Николаю же доста-
валась роль балласта, в лучшем случае подручного.
   - Все. Хватит. Пошли.
   Николай покорно встал,  ожидая,  куда его повлечет неуго-
монный приятель на этот раз. Витюня направился в сторону ме-
бельного  магазина.  Они там бывали часто.  Когда появлялась
необходимость быстро сшибить деньгу,  мебельный выручал. Та-
мошние рабочие-грузчики пренебрегали мелкой работенкой, ког-
да, например, нужно было перенести тумбочку, пару кресел или
стулья  на небольшое расстояние.  Они не разменивались,  как
сами говорили,  на пустяки.  Тут-то и нужно было ловить  мо-
мент. И хотя грузчики не жаловали чужаков, но когда заказ не
сулил им крупных барышей,  они закрывали глаза на всевозмож-
ных витюнь.
   Магазин был открыт.  Даже больше того - часть товара  уже
красовалась  перед  входом  -  три  дивана с красной броской
обивкой,  пара столиков, трюмо. Рядом суетливо прохаживались
хозяева,  которым  доставка  силами  магазина сулила увидать
приобретенную вещь в своей  квартире  не  ранее,  чем  через
два-три дня.
   Витюня подмигнул Николаю.
   - Вот он, народец, измученный материальным благополучием.
Стоят, родненькие, нас дожидаются.
   Но когда Николай сделал попытку выйти из-за угла,  Витюня
одернул его, приструнил:
   - Ну чего ты, как первый раз замужем. Приглядеться же на-
до. А то захапают за милую душу, оглянуться не успеешь!
   Николай находился в том блаженном расположении духа, ког-
да ему было совершенно безразлично,  что с ним будет дальше.
Но Витюню он послушался, спрятался за кирпичную стену и даже
вытащил из кармана очки,  надел их.  Окружающий мир сразу же
приобрел четкие очертания.
   - Вроде тихо, нет никого, - проговорил наконец Витюня.
   Но тут пришла очередь Николаю одернуть приятеля.  То, что
он увидел, выбило его из колеи. Но все же решил приглядеться
повнимательнее  -  вдруг  ошибся.  Он  чуть приподнял очки и
отодвинул их на сантиметр от  переносицы,  так  было  резче,
лучше видно.  Нет! Ошибки никакой не было - это она, его же-
на,  Ольга.  Что могло привести ее в этот час сюда?  Николай
точно знал,  что живет она совсем в другом районе.  За два с
половиной года разлуки он не только не встречался с  ней  ни
умышленно, ни случайно, но даже не звонил ни разу.
   Сердце защемило.  Подойти? Николаю до невозможности захо-
телось сделать это. Услышать хоть слово из ее уст. Вглядеть-
ся в лицо.  Ведь он,  несмотря ни на что,  продолжал любить,
думал  о ней.  Подойти сейчас же!  Николай уже сделал первый
шаг, но вовремя опамятовался - ничего, кроме отвращения, жа-
лости,  а может,  и презрения, он не мог вызвать своим тепе-
решним видом. Он ударил ребром ладони в стену. Лицо исказила
гримаса боли. Но боль была не физическая, не от удара о кир-
пичи.
   - Да чего ты? - Витюня был удивлен.
   - Молчи!
   Поняв, что тот не шутит,  Витюня прикусил язык и уселся у
стены на корточках,  прислонившись к ней спиной.  Он сидел и
поцокивал  языком,  будто  осуждая приятеля за раздражитель-
ность, пустую и бестолковую, на его взгляд.
   А Николай следил за каждым движением Ольги. Он и радовал-
ся,  замечая,  что она совсем не постарела,  даже, напротив,
изменилась  в лучшую сторону,  стала женственнее,  стройнее,
вновь обрела свою,  знакомую со студенческой скамьи живость,
и злился одновременно,  чувствуя,  что пропасть, разделяющая
их, становится все глубже, все шире. Он различал даже ее го-
лубые,  сияющие глаза, когда она поворачивала лицо в их сто-
рону.  Ольга его не видела.  И Николая вдруг ожгла мысль - а
узнала бы,  если даже и подошла совсем близко,  вплотную?  А
вдруг нет? Вдруг скользнула бы равнодушным взглядом и отвер-
нулась,  приняв за одну из тех теней, что маячат в подворот-
нях и боятся дневного света? Могло быть и так.
   Он уже  совсем успокоился,  и все чувства,  овладевшие им
поначалу, перелились в одно - в режущую, томительную печаль,
когда произошло то, что его окончательно добило. Из магазина
вышел лысоватый мужик в синей футболке с надписью "Адидас" и
джинсах,  под  мышкой  он держал две чешские книжные полки в
пенопластовой упаковке и с яркой зеленой наклейкой.  Николай
сперва не придал значения этому покупателю. Но когда тот по-
дошел к Ольге, поставил полки на асфальт, придерживая их те-
лом,  и  взял  его жену,  его Ольгу за локоть,  а та в ответ
чмокнула незнакомца в щеку,  Николай не выдержал.  Он отвер-
нулся, зашел за угол. И опустился рядом с Витюней.
   - Да чего ты в самом деле?  - Витюню не на шутку встрево-
жило поведение приятеля.
   - Жена... - выдохнул Николай, ничего не поясняя.
   - А-а-а-а, - многозначительно, с уважением протянул Витю-
ня, - тогда другое дело.
   Он не смог сдержать любопытства, выглянул за угол.
   - Это беленькая-то? С фрайером этим? С полками?
   Николай кивнул. Причем кивнул он один раз, но голова сама
по себе склонилась второй,  третий, задрожала будто лист ло-
пуха под порывами ветра. И он не сразу смог унять дрожь.
   - Ушли. Полки купили и ушли. А ты чего переживаешь, расс-
тались, и бог с ней!
   Николай промолчал.  Он смотрел вдаль и ничего там не  ви-
дел.
   - Знаешь, Коляня, как говорят англичане, - снова подсел к
нему Витюня, - если леди выходит из дилижанса, дилижанс едет
быстрее. Хе-хе!
   И сам же засмеялся первым.
   Один из грузчиков,  вышедший покурить и случайно  подслу-
шавший разговор,  придвинулся ближе, долго смотрел на Витюню
и вдруг,  поперхнувшись дымом, залился высоким пронзительным
смехом.
   - Ну, пошли, что ли?
   Николай не прореагировал, казалось, что он заснул.
   - Да не бабься ты!  Пошли, пока работенку не увели из-под
носа, - настаивал Витюня.
   - Не пойду! - ответил Николай.
   Он встал и направился во двор,  к беседке.  Витюня вприп-
рыжку следовал за ним, жужжал на ухо:
   - С тобой не разбогатеешь.  Пить-то хочешь! А вкалывать -
тебя нету,  книжки продавать - нельзя!  Я что тебе, в няньки
нанялся?
   Николай резко повернулся к нему:
   - А ты вспомни - сколько моего добра пропили, а? Ты тогда
по-другому что-то пел. А сейчас, как у меня пустые стены ос-
тались, так в няньки, говоришь?
   Витюня стушевался.  Он знал,  что когда  Николаю  попадет
шлея под хвост,  с ним лучше не связываться. Они молча вошли
в беседку, сели.
   До открытия  магазина  оставалось чуть больше трех часов.
Надо было что-то предпринимать. Предпринимать сейчас, пока в
жилах после выпитого играет кровь. Позже будет тяжелее, при-
дет надоевшее бессильное уныние,  тоска, которую недаром на-
зывают  зеленой.  И  оба  прекрасно это понимали.  Но каждый
по-своему: Витюня горел от нетерпения, ерзал на лавочке, че-
сался,  пыхтел; Николай, напротив, оттягивал всяческую суету
на потом  -  хотелось  продлить  блаженное  ничегонеделание,
сладкую пустоту. Он сидел, прижмурив глаза, радуясь утренне-
му ласковому солнышку,  переваривая свои ощущения. Долго ему
пребывать в таком состоянии не пришлось.
   - Лафа!  - радостно всхлипнул Витюня и вскочил с лавки. -
Вот это, корешок, то, что нужно!
   Николай разлепил веки.  Долг