лопнул входной
дверью.
   А Николай, успокоенный и сразу обессилевший, опять лег.
   Он пил из горлышка портвейн,  курил одну  за  другой,  не
глядя,  куда падают угольки. И думал, что не все еще потеря-
но,  что нечего из мухи слона лепить - ведь не такой  же  он
алкаш, как этот прохвост Витюня!
   Он сумеет выправиться и еще заживет на зависть прочим. Да
так заживет, что ахнут! Он обретет прежнее уважение и не бу-
дет никого и ничего бояться.  Он не будет  пугаться  каждого
шороха  и вздрагивать при виде собственной тени.  Он пройдет
по улице прямо,  гордо подняв голову и не отводя от прохожих
глаз.  Все будет,  все... От этих мыслей становилось теплее,
легче.
   Убаюкивая себя,  он рисовал перспективы... И про-. должал
посасывать из горлышка. И с каждым глотком планы становились
шире и объемнее, надежды радужнее. Ему казалось даже, что он
уже начал эту новую светлую жизнь. Что он уже живет в ней. И
только совсем крохотный,  почти погасший уголечек, где-то на
окраине сознания,  жег, напоминая, что никогда он не сможет,
никакими  силами,  ни  отчаянными  понуканиями  одряхлевшей,
расслабленной воли избавиться от  Витюни,  от  этих  сулящих
хмельное липкое забытье сорока рублей,  а главное, от самого
себя.  Не сможет никогда!  Ни за что!  И только затуманенное
воображение насылало дурман,  льстило: "Все будет хорошо, ты
еще успеешь,  еще сможешь взять себя в руки!" Портвейн подк-
реплял эту веру.  А потому он прикладывался все чаще.  Пил и
мечтал.  И опять пил. И все казалось не таким уж и страшным,
преодолимым.  Он  даже простил Витюню за проданные книги.  И
окончательно уверился в том,  что завтра  тот  сдержит  свое
слово.  И снова пил,  Пил и курил долго. И под конец решил -
завтра!
   И уснул с этой мыслью.
   Снилось ему что-то легкое,  смутное, как в детстве, о ко-
тором он почти ничего и не помнил. И лишь иногда, совсем не-
часто,  это забытье сполохами разрывали навязчивые слова: "С
завтрашнего дня, с завтрашнего..."




                  ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ

                          ЧУДОВИЩЕ

               Издается в авторской редакции
           Художественный редактор А. Г. Чувасов
            Технический редактор Т. С. Казовская

Сдано в набор 09.02.90. Подписано к псчсти 04.05.90. А03083.
Формат 84 "108 1/32. Бумага газетная. Гарнитура Тип "таймс".
Печать  высокая.  Усл.  печ.  л.  20,16.  Учизд.л.20,90.'Ги-
раж71 000 экз. Заказ ј314. Цена Юр.

"Метагалактика", приложение к журналу "Приключения,  фантас-
      тика". 111123, Москва, 2-я Владимирская, а/я 40.


Отпечатано с готовых диапозитивов в Московской типографии  ј
  13 ПО "Периодика". 107005, Москва, Денисовский пер., 30




ЮРИЙ ПЕТУХОВ

                         РЕФЛЕКСОР

                          Повесть

              "Рефлексия - 1)  размышление,  самонаблюдение,
           самопознание; 2) форма теоретической деятельности
           человека,  направленная на осмысление своих собс-
           твенных действий и их законов".

                                   Энциклопедический словарь


   Сашка Кондрашов не любил своего начальника.  Больше того,
временами он его просто ненавидел. А по утрам, когда началь-
ник,  обойдя женщин отдела с дежурными комплиментами,  пожав
каждой  ручку,  добирался  до  него и по инерции с приторной
улыбочкой вытягивал:  "Вы сегодня  прекрасно  выглядите!"  -
Сашка  готов  был его убить.  И не в каком-то там переносном
смысле, нет, просто взять и задушить на глазах у всех. Через
пару  минут  схватывало сердце и кончики пальцев леденели от
страшной,  к счастью,  не осуществившейся мысли. Но это было
позже.  А  в тот миг с затаенным сладострастием он представ-
лял, как сползает на затертый линолеум рыхлое тело, как кри-
вятся синеющие губы и голова громко,  затылком, ударяется об
пол, а потом его уводят, ну и пусть... Нет, все не то! Виде-
ния  растворялись в собственном сарказме - стоило начальнику
приблизиться, сказать слово, и Сашка терял остатки сил и во-
ли,  куда там - ручка выпадала из пальцев!  Сколько раз клял
он себя за малодушие,  топтал не жалеючи...  и тут же воспа-
рял,  рисовался  в  собственном воображении отчаянным малым,
героем - все попусту.  Пытался внушить себе, что безразличен
он начальнику, что нет поводов для трепета и, тем более, для
страхов,  даже самых ничтожных,  - ведь кем он был для того,
одним из сорока четырех винтиков,  и все! Были, правда, вин-
тики,  близкие начальственному сердцу, - единицы, были почти
не  замечаемые,  не было вызывающих раздражение и неприязнь,
точнее,  не стало.  А остальные - винтики как винтики.  Да и
сам начальникмаховик не был ни грубияном,  ни зажималой, на-
чальник как начальник,  даже демократом сумел  прослыть.  Но
все  равно,  стоило  ему появиться в комнате или в коридоре,
когда Сашка курил там в компании таких же отравителей инсти-
тутской  атмосферы,  и  подгибались ноги,  надолго портилось
настроение и вообще хотелось убежать, зарыться куда-нибудь с
головой и пятками.  А чего убегать?  Было ли хоть раз,  чтоб
начальник попрекнул Сашку затяжными перекурами? Не было. Тот
и мимо-то проходил,  словно по следу шел,  в пол уставясь. А
внутри что-то срывалось,  накатывало раздражение, и разговор
уже не клеился, Сашка бросал окурок в огромную мраморную ур-
ну, которой место где-нибудь во дворце, и плелся к себе.
   Институт был,  как про него нескрываемо говорили, бабий -
процентов на семьдесят одних женщин, в основном и живших тут
же поблизости. Это тоже било в цель: все видят, попробуй за-
икнись о мужском самолюбии,  нет,  сиди себе, в тряпочку по-
малкивай!  И  работал Сашка в чисто женском секторе под кры-
лышком обаятельной заведующей неопределенных лет.  К  слову,
держала  она  себя вовсе не по-начальнически - Сашка обращал
на нее внимания не больше,  чем на остальных сотрудниц.  Ми-
лашка-завсектором распределяла работу,  будто о личном одол-
жении просила.  Но чаще задание выдавал сам Николай  Семено-
вич.  И вот тут Сашка терялся, мямлил что-то, мысленно обзы-
вая себя тупицей,  все старался подсунуть написанное или от-
печатанное,  лишь бы поменьше говорить, а значит, и путаться
поменьше.  Но путался и косноязычил так,  что дальше некуда.
То,  что само с языка слетало за порогом, в кабинете Николая
Семеновича превращалось в сбивчивые междометия или маловнят-
ные длиннющие монологи,  которые тот все одно мимо ушей про-
пускал. Сашка, сверля себя со стороны начальническим глазом,
ничего,  кроме законченного дебила,  случайно оказавшегося в
научной конторе,  не видел. А раз не видел он, так, само со-
бой, не видел и сам начальник!  Убеждаясь в этом все больше,
он сбивался окончательно... Начальник был спокоен и уверен в
себе, его можно было брать на роль сверхположительного героя
в любой фильм или роман,  хотя Сашка точно знал, что из года
в  год  он  гонит наверх липу,  а в рабочее время занимается
исключительно улаживанием личных дел.  Сам же Сашка  не  мог
соврать, не покраснев, даже по мелочи, даже для пользы дела,
а уж выглядел при  этом  злостным  рецидивистом-махинатором,
скрывающимся от правосудия.  Во всяком случае, ему так каза-
лось.
   Однако работу Сашке поручали серьезную, да и результатами
вроде были довольны. Как-то раз даже премировали сверх обыч-
ного за квартал.  Сашка не входил в число лиц особо доверен-
ных и потому остро воспринял эту премию,  недели  две  ходил
виноватый, будто украл несчастный двадцатник или получил его
от Николая Семеновича в момент вспышки барственного  велико-
душия.  Торт, конечно, женщинам из сектора купил. Грустно ел
свой кусок,  поглядывал на сослуживиц, размышлял: рады сверх
меры, много ли надо человеку - кусок сладкого теста с кремом
- и вот уже глаза сияют небесным огнем, лица горж, эхе-хе...
И ощущал себя гдето над миром,  сверху, или, на худой конец,
сбоку, острым взглядом резал слои бытия.
   Полдня продремал за столом.  Немного пришел в себя,  хотя
голова оставалась прежней,  несвежей и тяжелой  -  казалось,
без  нее  было бы гораздо легче.  Потом принял привычное уже
решение - пора жизнь устраивать,  и гнездо вить  пора,  а  с
кем, неважно, лишь бы без заскоков была, таких пока хватает,
да хотя бы Светка, чем не пара, к тому же и ухаживать не на-
до,  все налажено и все встречи с цветочками позади. Да, по-
ра, а то эта затянувшаяся беспорядочность угробит его, и так
уже нервы ни к черту! На том и успокоился. Попил с женщинами
чайку.
   Женщины сочувственно кивали и улыбались деликатно. С ними
было легко - они готовы поверить во что угодно,  лишь бы со-
беседник  был  мил  и приятен.  А Сашка и был мил и приятен.
Кроме того, никогда не портил ни с кем отношений, не забывал
похвалить восторженно, если кто являлся в обновке, рассказы-
вал смешные и жуткие истории, с сотрудницами бывал красноре-
чив,  но без надобности в женские разговоры не встревал,  не
забывал интересоваться здоровьем детей и их успехами.  За то
Сашку и любили,  оберегали при случае от нападок - какой-ни-
какой, а все ж таки мужичонка в секторе, единственного и по-
баловать можно.
   После чая вышел покурить.  Толик Синьков из соседнего от-
дела  уже погасил чинарик о край дворцовой урны,  оставив на
белой в прожилках поверхности грязное пятно. Но, увидев Саш-
ку, опять полез в карман.
   - Чего там у вас? - осведомился заботливо.
   Сашка махнул рукой, прикурил, морщась то ли от едкого ды-
ма, то ли от общего неудовольствия.
   - То же, что и у вас, тоска беспросветная.
   Синьков важно, с пониманием склонил голову.
   - Не  говори!  И что обидно,  еще тридцать лет до пенсии.
Во, гляди, такими вот будем!
   По стеночке тихонько пробиралась серая личность,  одна из
тех,  что не запоминались по именам да фамилиям,  - институт
по  своему  народонаселению  еще два года назад перевалил за
тысячу, а теперь уверенно и неостановимо набирал вторую, шел
к следующему крупному рубежу.
   - Ведущий инженер,  - добавил Толик,  прерывисто выпихнув
из горла дым. - Слушай, а ты не заметил, что у нас тут всего
две категории,  два типа мужиков - или  вот  такие,  пыльным
мешком огретые, или шустряки лощеные, все крутятся без пере-
дыху.
   Сашка отвернулся  к  окну.  Внизу  "инженерно-технический
состав" отдела информации убирал территорию.  После строите-
лей,  так ничего толком и не построивших, о загрузке сотруд-
ников-подчиненных руководство могло не беспокоиться -  фронт
работ был обеспечен лет на десять вперед.
   - ...я к тому,  что мы с тобой,  пожалуй,  только и есть,
кто не вписывается в схему.
   - Впишемся со временем.
   - А может,  хрен с ним,  с институтом.  Знаешь ведь, дер-
жишься, цепляешься, а непонятно - за что?! Пропадем, что ли?
   Ага! Сашка помнил - лет пять назад, когда Синьков впервые
завел эти свои разговоры, их около дворцовой урны собиралось
не меньше десятка,  кто-то прислушивался, задумывался. Инте-
ресно,  кому Толик будет лапшу на уши вешать, когда один ос-
танется?  А ведь останется - и через сколько-то лет тихо-ти-
хо, по стеночке,  по стеночке...  А если серьезно, Сашка уже
обдумывал подобные варианты.  Все связанное с уходом грозило
страшной возней,  суетой, хлопотами, а потому и пугало боль-
ше,  чем обычные сегодняшние неприятности, вместе взятые. Но
Толику в подобном духе отвечать не годилось.
   - Да хоть сейчас, чего ждать, пока выгонят!
   Выгонять ни того, ни другого никто не собирался. Оба были
работниками повыше среднего - планов не срывали, задания вы-
полняли,  как говорится, на должном уровне, а иногда и выше.
И  Сашка  и  Толик прекрасно понимали - будь хоть сокращение
очередное, их не тронут, и потому на "выгон" надежд не пита-
ли.
   - Везде одно и то же, - успокаивающе сказал Толик. На том
и замолчали, временно закрыв бесконечную тему. Только Сашка,
снова выглянув в окно, сказал скорее себе самому:
   - Где-то чего-то дует,  что-то меняется,  а у нас тишь да
гладь, несокрушимая контора. - Он опять глядел на мир сбоку,
усталым понимающим взглядом.
   Мимо, распутывая невидимую нить на  паркете,  проскользил
Николай Семенович.  Головы,  само собой,  не повернул. Сашка
помрачнел. Стоять у урны и далее становилось неловко.
   - Минут через сорок выходи, - бросил в спину Толик.
   В комнате женщины брали на абордаж стол начальницы.  Саш-
киного прихода не заметили. Он заглянул через головы. Журнал
был порядком затрепан,  видно,  прошел через кучу рук. Сашка
нахмурил лоб:  "Интересно, засечь бы время, когда он по вто-
рому кругу обернется через весь институт к нам?"
   Сашка уселся за стол, вытащил листок бумаги, принялся ри-
совать чертиков. Те выходили не смешными, а совсем наоборот,
угрюмыми и уродливыми.  "Надо что-то делать, - подумал он, -
может,  к невропатологу? Нет, не годится, узнают - от вопро-
сов не избавишься,  а главное,  от сочувственных взглядов за
спиной. Нет, надо самому". Он вспомнил, что где-то, у Толика
или у Светки, видел тощенькую книжицу с приказующим названи-
ем "Учитесь властвовать собой".  Хорошо бы!  Но Сашка  знал,
что эта книжка и ее советы - для тех, кто и так умеет власт-
вовать собой,  а у него ничего не получится,  самое большее,
на два-три денька впряжет себя, но дольше не выдюжит.
   - Ну,  вижу - работа на износ!  - в комнату заглянул  на-
чальник.
   Женщины порхнули от стола - абордаж был отложен до лучших
времен. Журнала и след простыл.
   - Да вот, ставлю задачи... - заулыбалась завсектором.
   Николай Семенович  одобрительно  склонил голову,  немного
постоял,  подошел к Сашке.  Тот уже листал какую-то инструк-
цию, а про себя гнал начальство из комнаты куда подальше. Но
Николай Семенович не спешил подчиниться мысленному  приказу.
Лишь убедившись,  что аудитория,  по-видимому,  созрела,  он
кашлянул пару раз, набрал в грудь побольше воздуха:
   - Ну все, нас, кажется, обошли...
   - Ура, - прошептала из-за своего стола завсектором.
   - ...да,  штаты отстояли, я же неоднократно констатировал
- только дифференциальный подход во главу угла, вот так!
   Сашка новость принял равнодушно.  Да и какая это для него
новость,  даже если бы и сократили кого-то - не беда.  Любое
сокращение выливалось в перепихивание сокращенного из отдела
в отдел и,  как правило,  возвращение восвояси. Но и это для
многих было жизнью - кипели страсти,  все бурлило,  институт
оживал.
   Палец Николая  Семеновича  завис в полуметре от Сашкиного
носа:
   - Кстати, сколько у тебя сейчас?
   Будто не знает!  Сашка ничего,  кроме пальца с  блестящим
холеным ноготком,  не видел.  Вот дернуть бы сейчас за него!
Или нет, лучше линейкой наотмашь, мол, по какому праву в ме-
ня пальцем тычешь?!  Он опустил глаза,  голос задрожал,  как
обычно:
   - Сто шестьдесят.
   Николай Семенович сделал удивленное лицо. Настолько удив-
ленное, что можно было подумать, он ожидал услышать; триста,
четыреста, но уж никак не названную сумму.
   - М-да-а,  ничего, к новому году сынтегрируем что-нибудь,
- начал он несколько неуверенно, а закончил на мажоре: - Бу-
магу я подал, а там - как решат, - он мотнул головой в неоп-
ределенном направлении.
   Сашке бы радоваться, благодарить. А он сидел как оплеван-
ный, даже над стулом не приподнялся, слова к языку прилипли.
Только  кивнул.  И почувствовал,  что кожу у висков начинает
жечь.  Ну почему он вечно должен быть кому-то благодарен, ну
за какие такие грехи?!
   - От радости в зобу дыханье сперло?  -  Начальник,  кроме
всего прочего, был шутником и постоянно подчеркивал свой де-
мократизм,  не деликатничал - мол, все мы, ребята, из одного
котелка кашу хлебаем. Кому-то нравилось.
   - Спасибо,  - выдавил Сашка, жалея, что под рукой нет ни-
чего  тяжелого.  А если б и было?  Нет,  обмяк и растекся по
стулу - хоть плачь, хоть смейся, прямо гипноз какой-то. Ведь
не подхалим,  не карьерист, чего дрожать! Да и не дрожат те,
уж кто-кто,  а они себя чувствуют уверенно.  И нужна ему эта
прибавка, ну повысят, а потом не денешься никуда, на крючке,
знай себе вечное спасибо в сердце носи,  а лучше  на  языке.
Сашка вскипал. Но кипенье это не придавало сил, а, напротив,
лишало их, мутило ум. - Николай Семеныч, а остальным?
   Глупее вопроса он задать не мог.  Почувствовал,  как нап-
ряглись,  одеревенели спины у сидящих впереди женщин. Но Ни-
колая Семеновича не собьешь.
   - Каждому по заслугам, как и было сказано - дифференциро-
ванно,  никого не обойдем! - заявил он во всеуслышанье и по-
шел к двери.
   Провожал начальника   восторженно-приглушенный   гул.  Но
только дверь захлопнулась, оживление стихло и тишина, непри-
вычная, тяжелая, повисла в комнате.
   - Как там решат... - вяло проговорила завсектором, вздох-
нула, добавила: - А я за тебя все равно рада.
   И Сашке стало совсем плохо.  Он почувствовал себя полней-
шим ничтожеством, втянул голову в плечи.
   - Да чего раньше времени говорить? - Старался, чтоб слова
звучали беззаботно. Но сам уловил фальшь.
   Женщины вернулись к столу с журналом.
   "Рада она!  Теперь будут языки чесать, тема подходящая, -
мрачно давил себя мыслями Сашка,  - втихаря изведут". Он ра-
зорвал в клочья бумажку с чертиками. Швырнул комок в корзину
под столом,  задел ее рукой - и  прессованная  пластмассовая
пустышка перевернулась,  вывалила из себя содержимое, накоп-
ленное за неделю.  "Вот зараза!" - разозлился на нее  Сашка.
Стал собирать мусор,  перепачкал руки, раскраснелся. На него
не смотрели - и то хорошо. Пошел в туалет, отмываться."
   За дверью  с  сигаретой  в  зубах стоял Толик.  "Этот уже
здесь,  бездельник,  - подумал Сашка о приятеле,  - за  день
пачки три, небось, высаживает!"
   Толик заулыбался, повел рукой:
   - Погляди-ка...
   Сашка уставился на стенку - проплешина в  кафеле  разрос-
лась:  с  утра не хватало четырех плиток кофейного цвета,  а
сейчас и не сосчитать сразу,  не меньше десятка.  Навряд  ли
плитки выпали сами.
   - Да не туда, вот же. - Палец Синькова целился в сушилку.
-  Ну дают!  - Голос подрагивал от смеси восторга и возмуще-
ния. - Мастера!
   - Кто?  - не понял Сашка, глядя на сушилку пустыми глаза-
ми.
   - Опять зеркальце сперли.  И ручку вон от двери,  видишь,
отвинтили!
   - Да черт с ними, не сторожей же ставить. - Сашка начинал
успокаиваться. Пока мыл руки, долго и тщательно, как хирург.
Толика не слушал, бичевал себя: ведь неплохо же к нему отно-
сятся,  все,  без исключения, так нет, мерещится что-то, сам
же  и выискивает не поймешь чего - ну что начальник,  ну что
он ему плохого сделал?! Сашка отчаянно ругал себя. Потом об-
рушился на Толика. - А может, ты и отвернул? - спросил ехид-
но. - А чтоб выкрутиться, на других валишь?
   Глаза у приятеля застыли.
   - В другом месте я б тебе...
   - Место в самый раз, подходящее, - усмехнулся Сашка и сам
сообразил,  что сморозил очередную глупость.  - Да ладно,  я
пошутил.
   Толик был отходчивый,  простил.  Но они сразу же и разош-
лись.
   В комнате ничего не изменилось - журнал  был  толстенный,
до конца рабочего дня.  Оставшиеся полтора часа Сашка проси-
дел в одиноком молчании.  Корил себя, сладострастно подерги-
вал  за  болезненные жилки и упивался самоуничижением.  Лишь
под конец работы юродствовать надоело. Но тут в дверь просу-
нулась голова:
   - Все на профсоюзное собрание! - и скрылась.
   Этого еще  не  хватало!  Сашка собрал "дипломат",  встал.
Улизнуть не было никакой возможности.  Женщины из сектора не
расстраивались - не все ли равно, где досматривать журнал.
   Собрание было отдельским,  привычным.  Николай  Семенович
мастерски усыплял публику.
   - Товарищи, за истекший период времени текущего квартала,
- с чувством говорил он,  - массив проделанной работы перек-
рыл все номинальные показатели типовых характеристик  научно
обоснованного  планового  графика  исследовательских  тем  и
опытно-конструкторских разработок,  нацеленных на достижение
коренного перелома,  резкого повышения и качественного скач-
ка... Так в чем же, товарищи, алгоритм успеха?
   С