е жалеем самых
черных красок, щедро мажем все дегтем, но... Но там, у них -
все воздушно и прекрасно, все рафинировано и очень благород-
но,  а свобода и просвещение такие,  что можно подумать и не
было ни инквизиций,  ни религиозных войн, ни страшнейших, не
ведомых России эпидемий.  Был у нас Чаадаев,  который сказал
слово о России,  - мы его любим и ценим.  Но нет и не было у
нас такого Чаадаева,  который бы сказал подобное слово  и  о
Западе,  тут идеализациям предела нет и все требования гово-
рить правду и только правду в литературе и на  экране  сразу
же забываются.
   Толпа не редела:  одни уходили,  приходили другие. Суети-
лись, искали, нервничали.
   Нервничал и Игорь - время шло впустую.
   - Я пойду, поверчусь, - сказал он, - может где-то Соловь-
ев появился.
   - Давай,  -  вяло согласился бородатый и вытащил из сумки
свои детективы.
   В толчее сразу закружилась голова,  Игорь даже потер вис-
ки,  чтобы отойти немного. Толкали, казалось, со всех сторон
одновременно. Поначалу он очень злился, реагировал на каждый
толчок случайный.  Стоило комуто слегка задеть  его  локтем,
как внутри все вскипало,  появлялось резкое желание ответить
еще более чувствительным тычком.  Но уже через пару минут он
понял,  что  это с непривычки,  что это лишь нервы!  И почти
сразу успокоился - куда деваться,  здесь все в таком положе-
нии, избранных нет.
   Сумки, саквояжи,  авоськи,  портфели,  чемоданы - и все с
книгами. Океан книг! Но лишь на сотню, а то и две попадалось
что-либо стоящее,  все остальное:  фантастика,  приключения,
детективы или же бабочки-однодневки,  скороспелые поделки об
"ужасных" приключениях всевозможных  "детей  Арбата",  якобы
замученных и затравленных режимом кровожадного деспота, сте-
нограмма помыслов и замыслов которого приводилась тут же,  в
промежутках  авантюрного  сюжета.  Но что делать - в рекламу
подобных "откровений" были вложены такие громадные  средства
прессой,  телевидением и радиовещанием,  что,  как ни крути,
она дала результаты -  расхваленное  во  всех  углах  варево
пользовалось  спросом,  его глотали наспех,  не замечая даже
вкуса.  Мода,  всесильная мода! Вчера культ "гения всех вре-
мен"! Сегодня тот же, но более изощренный культ "кровожадно-
го палача"! Со знаком минус, и все же культ!
   Игорь не  то чтобы осуждал бравших поделки,  нет.  Ему их
было жалко. Но к жалости примешивалась и горечь. Ведь можно,
скажем,  слезно пожалеть ослика в шорах,  тянущего повозку и
видящего лишь болтающуюся перед самыми  глазами  морковку  и
ничего больше.  Жалко его, конечно, жалко как-то по-есенинс-
ки:  "милый,  милый,  смешной дуралей!" Но ведь это... люди!
Они обижаются на жалость.  И не разобъяснишь ведь всем!  Ну,
ничего, разберутся со временем.  Да и, если по правде, Игорь
отлично  знал,  что  далеко не всех охватила горячка поверх-
ностных,  но остреньких разоблачений  и  жажда  всевозможных
жгучих  "секретов" из жизни правившей "элиты".  Большинство,
подавляющее большинство народа смотрело  на  жизнь  присущим
ему во все времена и при всех испытаниях трезвым взглядом.
   А корешка мельтешили...  Получалось как-то, что следом за
Игорем  почти впритык всю дорогу брел унылого вида мужчина в
сером демисезонном пальто и  черной  кроличьей  шапке,  очки
заслоняли половину его лица, другая половина была не слишком
выразительна - маленький рот,  скошенный  назад  подбородок.
Выбившийся шарф открывал худую,  морщинистую шею.  В руке он
держал распахнутый старомодный портфель, в котором корешками
кверху  был  выставлен Дледно-сиреневый восьмитомник Николая
Васильевича Гоголя. Мужчина жалостливым взглядом озирал тол-
пу,  временами  выговаривал  вяло:  "А кому собрание сочине-
ний?!" Но покупателей на  восьмитомник  не  находилось.  Его
толкали вовсю,  доставалось больше, чем Игорю, но, казалось,
он ничего вокруг вообще не замечал.
   Когда Игорь обернулся, заглянул в портфель, мужчина обра-
тился к нему заискивающе:
   - Берите,  молодой  человек,  глядите  - какое состояние,
идеал! Жалеть не будете!
   - Спасибо, у меня Гоголь есть, - ответил Игорь, чем очень
расстроил унылого.
   Взгляд у того стал совсем обреченный. Заметив проталкива-
ющуюся рядышком женщину интеллигентного вида с макулатурными
"Тремя  мушкетерами"  в руке,  он чуть не бросился на нее со
своим портфелем:
   - Дама,  лучшее собрание сочинений,  задаром, согласен на
одну вашу обменять,  ну-у,  не упускайте момента, решайтесь,
второго такого случая не будет,  целое собрание - на одну! -
маленький подбородок у него затрясся от напряжения.
   "Дама" заглянула в чрево портфеля, презрительно фыркнула.
   - Пфу!  Ну вы даете, уважаемый! Вы меня за кого принимае-
те?  Я школу лет тридцать как кончила,  не ученица, вышла из
того возраста,  когда Гоголя проходят!  - она была явно  ос-
корблена.  - В людях не разбираетесь,  дорогой,  надо знать,
кому что предлагать. Да еще за такую вещь, за Дюма!
   Унылый совсем завял. А Игорь спросил у "дамы":
   - Ну, а что, например, вы ищете в таком случае?
   - Да уж посерьезней что, посолиднее. Что жизненное! - от-
ветила та совсем иным тоном, даже дружелюбно.
   - Например? - не отставал Игорь.
   "Дама" заулыбалась, видимо, довольная, что на нее обраща-
ют внимание, интересуются.
   - Ну-у, например, - она даже кокетничала слегка, - Буссе-
нар, э-э, альбомы всякие люблю с иллюстрациями. Или вот, са-
мое-самое - Анн и Серж Голон, слыхали? Ну, приключения Анже-
лики,  прелесть,  вершина,  я просто без ума от нее. Вот это
талант! Запад, что ни говори, умеют!
   - Да,  вообще-то, авторы по происхождению наши, - вставил
Игорь, - русские...
   - Что вы!  - махнула на него рукой "дама". - Что вы! Наши
так не могут,  культура не та. Нет той, понимаете, тонкости,
изящества, обхождения. Не-е, у нас так не напишут, не научи-
лись еще!  Правильно сейчас говорят по телевизору, в "Огонь-
ке" пишут - у нас литература серая!  А там, ну что вы, - она
улыбнулась с нескрываемым превосходством, - там у всех обра-
зование   европейское,  любая  кухарка  нашим  писакам  фору
даст... Ах, что за прелесть! Анжелика! Само имя! А что там у
всех этих гоголей - ваньки, маньки, парашки! Тьфу!
   Игоря обожгло.  Только позавчера, перечитывая Белинского,
он вновь наткнулся на страшные, несправедливые слова. Критик
негодовал по поводу "ужасного зрелища страны", "где люди са-
ми себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Стешками,
Васьками,  Парашками". Сколько он уже встречал в прессе ста-
теек,  в которых ссылались на это высказывание, раздувая его
смысл, дескать, рабы! и обхождение у них рабское! единствен-
ная страна в мире,  где рабство и плебейство в самой крови!
так себя называть,  так себя унижать,  нигде  такого  нет!!!
Страшно читать было. Игорю становилось не по себе - до такой
степени не любить своего народа!
   "Ужасное зрелище"?!  "Клички"?! А скажите-ка, в какой еще
стране Европы, мира называют того же человека по отчеству, с
уважительностью,  не известной иным странам и народам?!  Что
же это мы себя в грязь втаптываем!  Да что же они, эти псев-
доученые  делают,  как  же  можно  терять настолько совесть?
"Единственная в мире"!  Да вы бы задумались,  попытались  бы
постигнуть:  именно  единственная!  Где еще есть такой язык,
такое богатство,  обилие форм?  Ведь не только Ванька,  но и
Ванюша,  Ванечка, Ваня, Иванко и еще с десяток вариантов! Ну
у кого еще есть такое разнообразие?!  Что там -  Джон,  Джо,
Джонни - и все, и точка?! Прав был Николай Васильевич, гово-
ря,  что для знания жизни и понимания ее маловато  сведений,
почерпнутых из столичных фельетонов и популярных брошюр. За-
думались бы, что сам строй языка нашего такой, что не только
Стеша,  Стешка,  Стешенька,  но и, к примеру, книга, книжка,
книжечка, или же - стена, стенка, стеночка, сума, сумка, су-
мочка, и до бесконечности так. А какое именно обращение выб-
рать из всего этого кладезя,  человек сам знает и не к месту
ненужного не скажет.  А его в рабы, в плебеи! Как же все пе-
ревернуть можно, исказить, опошлить и испоганить! Помрачение
какое-то!  Неважно, по дурости ли, со злым умыслом или в за-
пале!  Суть-то одна,  неуважение к тому,  кто тебе не только
жизнь дал,  но поистине могучим, необычайнейшим языком наде-
лил - к своему народу! Вот и "дама" эта туда же, нахваталась
из псевдопрогрессистских статеек,  фельетончиков,  в которых
все вины валят на "бескультурный,  неподготовленный  полити-
чески и нравственно" народ наш... А тот молчит, безмолвству-
ет.  Почти как у Пушкина в "Годунове".  Но это пока, до поры
до времени. Не век ему в молчунах ходить!
   Нет, нету зла, нету нетерпимости к таким вот "дамочкам" и
сходным с нею.  Одна жалость только. Да горечь. Сколько же у
нас ловко манипулировали такими,  именно такими!  Теми,  кто
всегда на поверхности толкется,  кто видимость народа созда-
ет,  а по сути своей лишь легкая пленочка на его непомерной,
великой толще, лишь мятущаяся и нестойкая пена.
   Игорь потерял интерес к "даме",  поклоняющейся анжеликам.
Да и та,  почувствовав это, отошла со своими "Тремя мушкете-
рами",  вновь ввинтилась в толпу, раздвигая ее очень ловко и
плечами и локтями.
   - Во-о,  уплыла,  - промямлил унылый мужчина. - Много тут
таких, приоденутся, намажутся, замакияжутся под интеллектуа-
лочек,  на первый взгляд, не отличишь от настоящей умной ба-
бы.  А  рот раззявит,  так и видно сразу - анжелика из втор-
сырья, маркиза с овощной базы!
   Игорь кивнул,  спорить не стал, хотя был уверен, что сами
по себе ни вторсырье, ни овощная база не виноваты. Здесь все
глубже,   сложнее  -  низвержено,  искорежено,  изуродовано,
ошельмовано столько,  что голова не вмещает.  Тут уж, точно,
не наособицу надо, а все миром, как встарь!
   Он потихоньку продвигался в толпе, подчиняясь ее законам.
Нигде, ну нигде не было книги Соловьева, ни у кого! Да, сог-
ласен, маленький тираж, не просто найти, не всем достанется.
Но вон же сколько кругом бумаги!  Той самой, которой не хва-
тает на нужное, но хватает почему-то и на "прелестных" анже-
лик и на героев "арбатского" мирка.
   Он зашел еще на минутку в магазин,  погреться. Там толчея
не стала меньше.  Игорь постоял у батареи, давая отдых и но-
гам и глазам.
   Когда он  вышел,  у самого входа в магазин толпилась куча
молодых,  здоровенных парней.  Он видел только их спины. Что
они там затеяли?  Тоже,  небось,  греются, только по-своему,
подумалось Игорю. Нашли место! А ребята толкались, подпрыги-
вали, слышались звуки тычков, хлопков, смех. Особенно сильно
смеялся один - диким дурашливым смехом, другие громко разго-
варивали,  покрикивали с босяцким, нехитрым юморком, подбад-
ривала друг друга.  Ишь ты, разрезвились мальчики! Игорь хо-
тел обойти их стороной.  Но они вдруг сами,  как-то одновре-
менно разошлись, продолжая шутить, толкаться - какой-то миг,
и  молодых здоровяков,  по виду совсем не книжников,  уже не
было у входа.  На стадион побежали или в кино, почему-то ре-
шил Игорь.
   Проходя мимо стеклянной витрины магазина, он обратил вни-
мание  на  сидящего на корточках мужичка в шубе.  Шапка была
надвинута на самые глаза, шуба вся в снегу - трудно даже по-
нять,  какого она цвета,  размотанный шарф вот-вот свалится,
на руках то ли грязь, то ли кровь засохшая. Очень непригляд-
ный мужичок.  Игорь скривился,  и сюда пьянь проникла, места
ей мало,  нашел где усесться,  алкаш! Он прошел, стараясь не
задеть, не прислониться случаем.
   Рядом с бородатым  стоял  худощавый  парнишка  в  кожаном
пальто и такой же кепке. Черные узенькие усики у него на гу-
бе нервно подергивались. Говорил парнишка отрывисто, быстро.
Бородатый  Игоря не видел.  И он решил не встревать в разго-
вор. Мало ли, встретились приятели, чего он мешать будет. Но
слова доносились до его ушей.
   - Надоел ты мне,  понял,  - говорил бородатый с  какой-то
неприязнью,  но в то же время посмеиваясь,  - я за неделю ни
одной не отдал,  усек? Навара-то нету, пошевели мозгой, ты ж
дело знаешь, чего хочешь, когда навару нету?
   Парнишка в коже все крутил головой.  Игорю запомнился его
острый, рельефный профиль.
   - Ты,  борода,  стоишь спокойно, так и стой. Или надоело?
Гляди!  Забыл,  что не в магазине?  - говорил он,  попыхивая
несмятой беломориной.
   Едкий дымок с привкусом полыни напоминал Игорю кое о чем.
Но выводов он делать не стал, может, и ошибался. Какой дурак
будет  "шмалить  дурь" вот так,  в открытую?  Нет,  конечно,
ошибся.
   - Не забыл, - согласился бородатый, морща лицо. - С тобой
забудешь.  Как отдам чего, сразу подходи, ты ж у нас глазас-
тенький, Томаз, все-е видишь. Лады?
   - Ну ладно,  давай так.  Но смотри, вон там один сидит, у
витрины самой.  Ты сходи, проверь, знаешь, я не обману. Нав-
роде тебя был,  с гонором.  Так ребята с ним поговорили, ра-
зобрались,  что к чему.  Он теперь,  борода, стал такой пок-
ла-а-дистый. Не, ты сходи, глянь...
   Только сейчас до Игоря дошло. А ведь сразу что-то не пон-
равилось ему в тех ребятишках, толкающихся, загородивших ото
всех  спинами кого-то.  Не понравился и смех их дурацкий,  и
крики.  Так вот что,  они там,  оказывается, колошматили - в
открытую,  по-наглому!  - какого-то строптивого спекуля,  не
пожелавшего поделиться частью выручки! Вот тебе и Россия-ма-
тушка!  Ну и ну!  А он-то думал - врут, нет у нас такого. Ну
что же,  созрели оказывается,  можно и доложить  заокеанским
наставничкам,  дескать,  теперь и у нас все в порядке,  опыт
усвоен успешно,  рады стараться,  ваши  сковородия!  А  если
учесть то,  с какой готовностью и лихостью газеты тиражируют
опыт рэкетеров, надо думать, мы скоро всех обскачем! А глав-
ное,  так буднично,  так просто, даже незатейливо, надо ска-
зать.  И вроде не жалко спекулей, а все равно неприятно это,
дожили!
   - Не надо мне кино устраивать,  знаю,  что не  поленились
ребятки, и смотреть не хочу, - сказал бородатый.
   - Добро,  - парнишка с усиками поежился в своем не  слиш-
ком-то приспособленном для русских зим пальто,  сказал, - на
первый раз побеседуем,  как с тем, а еще повторится - ментам
сдам со всеми потрохами. Ты меня знаешь, я человек не сенти-
ментальный, плакать по тебе не буду.  Да сдам в ментуру так,
чтоб не на штраф и не на сутки, а чтоб сразу на срок, понял?
Ты же знаешь законы?  Надо их уважать, дорогой! И не обижай-
ся,  прошу.  Нас,  слыхал, как называют - санитары общества!
Уважают, значит!
   Он хлопнул бородатого по плечу и ушел, по смеиваясь.
   Игорь подошел молча. Посмотрел в глаза.
   - Слышал? - спросил бородатый.
   - Да уж пришлось.
   - Не  обращай  внимания,  гонору больше,  чем дела.  У-у,
дерьмо!  - Он понизил голос: - Только все, замяли, лады? Не-
чего  на  этих гадов еще время тратить,  с меня они много нe
возьмут. Я сам на нуле! - он довольно засмеялся.
   - Лады, - согласился с ним Игорь.
   Прогулка его оказалась неудачной,  как и предупреждал бо-
родатый. Они тут сами разберутся. А вот что ему делать?
   Он вернулся,  не солоно хлебавши,  кляня судьбину свою  и
все на свете.  Даже стал подумывать - не пора ли бросать по-
иску ir отправляться домой.  Больших усилий стоило удержать-
ся, не уйти.
   - А вот русский Дрюон, задарма! - вынырнула, как и прежде
неожиданно, клетчатая кепка. - Бери, не пожалеешь!
   Игорь прочитал: Балашов, "Симеон Гордый". Но почему русс-
кий Дрюон? И что это за бред вообще: русский Карузо, русский
Ньютон,  русский Одиссей?!  Он частенько  встречал  подобные
сравнительные  наименования  выдающихся  русских  людей  и в
прессе и в книгах.  И никогда не мог понять, чего добиваются
авторы? Или они думают, что тем самым прославляют соотечест-
венников? Тем, что отводят им второстепенные места, отнимают
первородность,  исконность?  Воистину, бредятина какая-то! И
он, вспомнив бородатого, неожиданно и резко бросил:
   - А ну, вали отсюда!
   Кепарь послушно отвалил,  видно,  привык к такому обраще-
нию.  А Игорь вернулся на прежнее место. И рассказал борода-
тому про "русского Дрюона".
   - Быдло, - сказал тот, - быдло оно и есть. Ты, думаешь, я
его зря гнал? Я б давил эту падаль! Ну, а объяснение имеется
- Дрюона  все  знают,  его  с помощью макулатуры в миллионах
размножили,  можно сказать,  навязали людям.  Так с  кем  же
сравнивать,  конечно,  с Дрюоном! - протянул он с иронией. -
Это как реклама. Понял?
   Игорю такая  реклама была не по нутру.  Но нельзя же всех
по себе равнять, и он кивнул.
   - Кстати,  насчет рекламы,  - оживился вдруг бородатый, -
хочешь посмеяться?  Сам над собой уже третий месяц смеюсь, -
остановиться не могу. Когда эти шакалы фуфло за конфетку вы-
дают - еще куда ни шло. Лишь бы сбыть! Но реклама, о-о, рек-
лама - двигатель торговли!  - бородатый снял на секунду шап-
ку.
   - Видал?
   Игорь кроме лысины величиной с блюдце  ничего  особенного
не разглядел, но кивнул, мол, видал.
   - Вот так,  - продолжил бородатый,  - полгода назад купил
четыре флакона "Банфи".  Слыхал? Средство для волос, импорт-
ное.  У нас в "Здоровье" писали,  в газетах проскальзывало -
могучий восстановитель!  Три раза в день ваткой в лысину - и
через полгода все в ажуре.  Так и в инструкции прописано. Ну
я и выложил двадцать шесть рублей. Там, правда, сказано: при
старческом облысении и при наследственном не действует.  Ко-
роче, тру  месяц  за месяцем:  радуюсь заранее,  думаю - все
впереди, скоро красавцем стану. Ну а как иначе - облысение у
меня не старческое, откуда в тридцать лет? И не наследствен-
ное,  я в нашем роду один такой. Втираю себе, по инструкции,
всю плешь протер,  все флаконы извел. А лысина только больше
стала, последние корешки вытравил этим уникальным средством.
Смешно?
   Игорю было совсем не смешно - у него тоже  волосы  лезли.
Правда,  до  плеши было еще далековато.  Но это расстраивало
его не на шутку.
   - Вот  и мне смешно!  А ты говоришь,  реклама.  А знаешь,
сколько нас в очереди было? За день все разобрали. По десять
флаконов хватали. Я, конечно, понимаю - прибыль нужна, но...
Вот так,  дружище, закон везде один - лишь бы продать, товар
спихнуть. А там хоть трава... хоть волосы не расти!
   Игорь был не склонен к таким мрачным выводам.
   - Да  просто на тебя не подействовало,  бывает,  - сказал
проникновенно,  стараясь не обидеть бородача. Он даже стал к
нему  испытывать какую-то неизъяснимую жалость.  Хотя жалеть
того было совсем не за что,  другие к нему чувства бы следо-
вало питать... но не получалось.
   - Э-эх,  - вздохнул бородатый,  - святая ты простота,  не
подействовало! А на кого подействовало?
   Когда вновь вынырнул из гущи коротышка в кепке, бородатый
чуть  отклонился назад и отвел ногу,  как для пинка - кепарь
тут же скрылся.
   Народу становилось больше.  И Игорь замечал новые, еще не
примелькавшиеся лица.  Он к этому времени  уже  основательно
продрог.  Взглянув на часы, решил, что если не попадется че-
рез полчаса Соловьев, то уйдет. Все, хватит!
   - Я пойду, еще погляжу, - сказал он.
   - Да стой ты,  - бородатый принялся расстегивать  заевшую
молнию,  - стой,  простота,  ничего ты там не найдешь. На-ка
вот!  - он как-то вдруг, будто фокусник из цилиндра, вытащил
из  сумки  книгу Соловьева "Сочинения" из серии "Философское
наследие". Игорь сразу же узнал ее. - Держи!
   Суетливо полез  в бумажник,  отсчитал тридцать рублей пя-
терками, сунул их бородатому и пробурчал:
   - Чего ж сразу не сказал?  В рекламе разбираешься, а свой
товар...
   - Мой товар,  он и есть - мой товар,  - бородатый не улы-
бался, - деньги спрячь, пригодятся.
   Игорь совал  тридцатник  и мотал головой - подарки ему не
нужны были. Но бородатый на деньги не смотрел.
   - Я так не возьму, - твердо заявил Игорь.
   Длинный нос сморщился,  щеки поплыли вверх.  Но улыбки не
получилось.
   - А кто сказал,  что так?  Я не филантроп,  это ты меня с
кем-то путаешь.  По номиналу,  - бородатый перевернул книгу,
показал Игорю,  - червонец,  как прописано, гони! Я ее почти
даром взя