его расстегивать.
   - Брось,  говори напрямую!  - просипел Михаил Максимович,
сползая с кресла. - Ты что, не доверяешь мне?!
   Кондрашев вывалил бумаги из портфеля  на  стол,  принялся
объяснять что-то,  тыча пальцем в заглавие докладной записки
проекта.
   Михаил Максимович отодвинул бумаги дрожащей рукой,  уста-
вился в глаза Кондрашеву,  ничего не понимая,  чувствуя, что
тот его допечет.
   - Тебе мало места главного специалиста? Мало? Ах ты!..
   Кондрашев отшвырнул портфель к стене.  Из него посыпалось
все,  что не было высыпано на стол. Происходящее походило на
безумный сон, бред шизофреника.
   - Это же открытие!  - орал он.  - Это же Государственная,
как минимум!  - Слюна брызгала из его рта в лицо начальнику.
- Ведь взглянуть, одним глазом, ведь можно!
   - Все понял! - так же в упор крикнул Михаил Максимович. -
Но большего,  хоть убей, не могу! Ты слышишь, что тебе гово-
рят - не мо-гу!
   Кондрашев потерял контроль над собой.  Он подхватил  уро-
ненный  рулон  и со всего маху ударил им Михаила Максимовича
по голове.
   - Не надо ни-че-го!  - проорал он и ударил еще и еще раз.
- Ничего!
   Михаил Максимович  пытался  защищать голову руками.  Но у
него не получалось,  Кондрашев бил и бил его тяжелым рулоном
свернутых таблиц и диаграмм,  сжимая конец рулона обеими ру-
ками,  как какой-нибудь средневековый пес-рыцарь сжимал свой
двуручный меч, вознося его над головою противника. Есть упо-
ение в бою и бездны мрачной на краю!
   - Ни-че-го!!
   - Плюс повышенные премии каждый квартал! - жалобно выкри-
кивал Михаил Максимович.
   - Нет!
   - Плюс по два отпуска в год!
   - Не надо!
   - Загранкомандировки устрою!
   - Не хочу!
   Удар следовал за ударом,  Кондрашев потихоньку терял силы
- размахивать двуручным мечом-рулоном было нелегко.  Но  все
накипевшее вырывалось наружу,  и остановиться он не мог, ни-
чего не видя, ничего не слыша, ничего не понимая... Напосле-
док  он  навалился  на  стол  и опрокинул его на сползшего с
кресла Михаила Максимовича.
   Тот выкрикнул из-под стола:
   - Тогда говори прямо!
   Кондрашев резко развернулся,  вышел из кабинета.  Рюмина,
Любочку,  еще кого-то из управления он  не  заметил,  быстро
прошел мимо, сбежал вниз по лестнице... Долго шел, слепо на-
тыкаясь на прохожих, ничего не соображая, продолжая трястись
- уже не от злости, а от мерзкого выматывающего бессилия. На
него указывали пальцами,  глазели вслед, настороженно обора-
чивались милиционеры и разевали рты малыши.  Но он никого не
видел.  Пропасть,  бездна, конец! Замшелый, чудовищный меха-
низм,  в котором все ни при чем, никто не виноват и никто ни
за что не отвечает, в котором страх за себя превыше всего на
свете и кумиром - слепое, безликое ничто, пожирающее сущее и
обращающее его в пустоту и безвременье, механизм уничтожения
пространства духа и мысли, бесплотный и эфемерный, недоступ-
ный отображению никакими изощренно-буйными средствами после-
дователей  ясновидящего  безумца  Сальвадора Дали,  механизм
удушающий, сокрушающий, безбрежно-безликий и бестелесно-воз-
душный, не воплощенный в материи, но существующий. О, тяжело
пожатье каменной его десницы!
   Пройдя два  квартала,  он  совершенно неожиданно для себя
заметил, что еще сжимает побелевшими руками истрепанный, ра-
зодранный рулон,  который никогда ему уже не пригодится.  Он
бросил ненужный рулон в ближайшую урну, сунул руки глубоко в
карманы и пошел дальше, постепенно умеряя шаг.




                  ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ

                          ЧУДОВИЩЕ

               Издается в авторской редакции
           Художественный редактор А. Г. Чувасов
            Технический редактор Т. С. Казовская

Сдано в набор 09.02.90. Подписано к псчсти 04.05.90. А03083.
Формат 84 "108 1/32. Бумага газетная. Гарнитура Тип "таймс".
Печать  высокая.  Усл.  печ.  л.  20,16.  Учизд.л.20,90.'Ги-
раж71 000 экз. Заказ ј314. Цена Юр.

"Метагалактика", приложение к журналу "Приключения,  фантас-
      тика". 111123, Москва, 2-я Владимирская, а/я 40.


Отпечатано с готовых диапозитивов в Московской типографии  ј
  13 ПО "Периодика". 107005, Москва, Денисовский пер., 30




ЮРИЙ ПЕТУХОВ

                        ДАВНЫМ-ДАВНО

   Совершенно исключительный исторический интерес  представ-
ляют сказки, в которых врагами русского богатыря являются не
Змеи,  а змеихи,  жены и сестры убитых Змеев,  или Баба-Яга,
ездящая верхом на коне во главе своего воинства... что неиз-
бежно наводит на мысль об амазонках, живших у Меотиды.

                             Академик Б. А. Рыбаков


                          XIX век.


   - Ну расскажи, деда-а-а. - Маленький Ивашка теребил Дани-
лу за рукав, выдергивая его из привычной старческой полудре-
мы.
   Мать с  отцом  возились во дворе со скотиною,  и потому в
полутемной избе оставались они вдвоем - старый да малый. Из-
ба  топилась  по-черному,  но  маслянистая сажа заволакивала
лишь три вышних венца сруба,  и в самой горнице было тепло и
чисто.  Ивашка слышал дедовы сказки не раз, да уж больно ве-
чера были долгими.
   - Про Ягу, деда-а, - тянул внучок, - да не спи ты!
   Данила, прогоняя остатки сна,  уселся на лавке поудобнее,
привалился спиной к печи.
   - Слухай, Ивашка, да запоминай - придет черед, и ты маль-
цам баять будешь. Хоша и больша жизня моя была, а каплей она
малой в ручейке том, что сказ сей до нас донес. Слухай. Ива-
на-то, дурака,  не по то дураком кличут,  что дурен был, сам
понимаешь,  а за то, что чином-званьем не вышел. Только кода
прозвали уж,  не переимянешь,  так-то. Вот. и пошел, значит,
Иван-дурак-то по указу царя в самое  девичье  царство,  чтоб
Красу-Моревну добыть да и царю тому в жены привесть...

                          XIV век.

   ...Это так для складу говорица-то,  что один он,  Ванька,
побрел судьбу пытать, а ты смекай, Николка, - был тот Иван в
войске  царевом,  потому  как таки дела в одиночку-то - рази
провернешь? А было то исчо до Батыя поганого задолго, глубо-
ко в веках затерялося. И прадед мой, Митроха, что бесерменс-
кий наход пережил и самого Батыя окаянного в глаза видал,  и
тот не ведал - где корешки поведанья сего.
   В лесу дремучем,  на полянище - изба,  да не проста, а на
курьих лапах стоит. Иван-то и обомлел...

                           Х век.

   ...а эта самая Яга как заверещит звериным рыком - птичьим
клекотом:  "Поворотися ко мне лицом, а к Ваньке-дурню задом"
- да в ступу свою - скок!  Эх,  внучатко милай,  тута у меня
память отшибло чтое-то. Вот дед мой, Славята, упокой господи
его душу некрещеную, хоть и язышником поганым был, а складно
молвил - ему-то сам прадедич наш Твердыня, что с Ольгом-кня-
зем Царьград примучивал,  сказывал о том. Да ить скоко годин
пронеслося...

                           V век.

   ...и почал он рубать головы-то у  ягишен,  дочек  кровных
самой Яги. Одну долой с плеч - а с половинок тела разрублен-
ного - две новы встают.  И такое их множество  великое,  что
застили-то свет весь белой... Что? Нет, Всеславушка, князюш-
ки нашего Кия о ту пору и в помине не было,  да и валы Троя-
новы, что ромеи поставили при прапрадеде моем на сторожу се-
бе,  не высилися тогда стеною каменною.  Только старый  Улеб
говаривал,  помню,  что - быль сие, не баснь попусту набаян-
ная. Ты слушай да запоминай хорошенечко - род памятью жив.

                          ... век.

   ...А было то,  Вячко, с дедушкой моим по материной ветви.
Он один из роду нашего вернулся назад в те годы лихие.  Он и
рассказчик един был - хочешь,  верь, хочешь, нет - других не
осталося:  все полегли у Большой воды в Поле Диком, только и
к нам не пустили ворога. А стоял-то он у земель наших столь-
ко, сколько наше племя живет на свету белом и под своим име-
нем вящим себя помнит.  И сколько помнит, с ворогом тем, что
с  восхода на день обступил рубежи наши,  бьется.  Мирится и
опять бьется.  И так всегда.  И не знает никто уж - новый ли
ворог пришел на смену али старопрежний стоит...
   Ба-Баян-Га, старейшая  из  великих  воительниц,  доживала
свой век. Уже минуло девять весен, как ее не брали в набеги.
Редко кто из воительниц дотягивал до ее  лет,  обрекая  себя
тем  самым на безрадостную тусклую старость в вечно кочующем
походном становище.  С ней еще считались  ее  более  молодые
соплеменницы  и  никогда  не обходили при дележе добычи,  ее
приглашали на совет, и никто не смел прерывать ее слова, как
бы длинно оно ни было.  Но разве шло все это, вместе взятое,
хоть в какое-нибудь сравнение с бешеным вольным ветром,  бь-
ющим  в  лицо,  когда  полудикая кобылица несет тебя во весь
опор по бескрайней степи,  с отчаянным,  горячащим  кровь  и
опьяняющим  душу  азартом  всегда внезапного,  молниеносного
наскока на беспечных чужаков  и  такого  же  стремительного,
несмотря  на  полон и захваченный ясак,  отступления,  почти
бегства,  но не простого, а восхитительного и ничем не оста-
новимого бегства победителей?!  А сам миг битвы, когда меч в
сильной проворной руке подобен беспощадному жалу,  а лицо  и
полуобнаженное тело ласкают брызги вражеской крови, когда не
чувствуешь собственных ран и увечий,  потому  что  сознание,
будто сильнейшими порошками Востока,  одурманено видом чужих
смертей?!  Собственная всегда придет незаметно, в сладчайшее
мгновение  сечи,  и  унесет вырвавшийся наконец,  свободный,
только дочерям их племени ниспосланный дух в лучший изо всех
заоблачный мир... Всем ее подругам было даровано это мгнове-
ние,  всем сверстницам,  всем, кроме нее самой. И потому дух
ее,  остававшийся в немощном теле,  вынужден был терпеть все
это никчемное стадо рабов, верблюдов, негодных для битвы ко-
ней и мужчин племени,  всю эту суету, и рабынь, вскармливаю-
щих своим молоком детей ушедших воительниц, и тягучее время.
   Ба-Баян-Га возилась у походного котла,  высокого, вытяну-
того вверх,  с узким круглым дном.  Такую работу можно  было
доверить  и рабыне,  но старая воительница находила в приго-
товлении пищи особую да и, пожалуй, единственную утеху. Вре-
мя  от  времени  она подбрасывала в варево коренья и травки,
только ей известные, - они придадут, сил усталым после набе-
га соплеменницам.  Если те,  конечно, надумают вернуться се-
годня.
   Три дня назад ушли они во главе с Ай-Ги-Ща,  дочерью ста-
рейшей воительницы.  И только один ветер степной знает,  где
их можно отыскать теперь.  Он всюду летает,  и нет ему прег-
рад.  А ей,  а что ей? Ба-Баян-Га не может теперь без посто-
ронней  помощи  даже на коня взобраться - девять весен назад
чей-то меч,  в схватке и разглядеть не  успела,  прежде  чем
сознание ее затмилось,  отхватил начисто правую ногу почти у
самого колена.  Три недели - уже даже тогда старая - Ба про-
валялась в беспамятстве. Нетерпеливая дочь ее готовила триз-
ну -ведь небо требовало  души  предводительницы  племени.  И
праздник  должен  был  превзойти  все  предыдущие погребения
знатных женщин их рода. Но тризны не получилось, небо распо-
рядилось иначе и послало на помощь больной раба-лекаря.  Раб
был с берегов Дальнего Океана, оттуда, где племя великих во-
ительниц  кочевало весен двенадцать назад,  но,  не выдержав
сырости и зноя, поворотило коней на север. Раб был искусен в
своем  деле,  но  помощью его пользовались редко,  больше на
судьбу полагались да на горячую,  неукротимо-здоровую кровь.
На этот раз раб пригодился.  Он не только залечил рану, но и
научил других невольников, как сделать из тяжелого бивня тех
огромных зверей, что водились на его родине, ногу, почти что
настоящую, только без ступни. Полгода привыкала Ба-Баян-Га к
своей новой ноге.  Ходить-то стала, припадая, терпя боль, но
привыкнуть так и не сумела. Уж лучше б ей тогда голову снес-
ли!
   Ай-Ги-Ша умело водила племя. И мать, глядя на нее, тайком
радовалась - такая не ведает жалости к врагам, славная заме-
на.  Вот только стянутые тугой повязкой, а если распустить -
разлетающиеся  до  крупа коня смоляные волосы Ай уже тронула
седина,  но Ба-Баян-Га знала, что ее дочери предстоит долгая
еще  жизнь.  Жизнь настоящая,  не у котла и арбы,  а там - в
степи.
   У самой  старейшей  воительницы и волос-то почти не оста-
лось - из-под повязки выбивались в разные стороны грязно-се-
дые,  поблекшие клочья,  спутанные, никогда в жизни не знав-
шие,  ласки водяных струй.  Были, были и у нее косы не хуже,
чем у Ай,  а может,  и лучше!  Но где то время? Были и глаза
чернее ночи и жарче огня.  А теперь один мутно выглядывал на
мир,  а второй заплыл под багровым, со лба на щеку, рубцом -
памяткой уже здешних мест. Нос набряк и вытянулся к острому,
поросшему за последние годы редкой, но колючей седой щетиной
подбородку...  Ба-Баян-Га давно не смотрела на себя в  начи-
щенный рабынями медный таз. Она и без того знала о себе все,
и, главное, то, что годы красоты не приносят.
   В ее  распоряжении были богатейшие ткани всех стран и на-
родов,  драгоценнейшие шелка и узорчатые парчи, золотые поб-
рякушки и каменья,  которых хватило бы на то,  чтоб украсить
не только всех воительниц,  но даже и их рабынь и кобылиц. У
нее было все, чего она так страстно желала в свои юные годы.
И ничего этого ей уже не было нужно.  Ба-Баян-Га была в том,
уже полуистлевшем, превратившемся в лохмотья платье, в кото-
ром ее вынесли с поля боя.  Даже пятна крови,  почерневшие и
заскорузлые,  были  те же.  Худое тело ее перетягивал боевой
кожаный пояс,  на котором рядышком покоились ножи  и  связки
зубов-талисманов, вырванных изо ртов покоренных вождей чужих
племен. Да на шее висела тяжелая железная цепь. Та цепь, ко-
торой был прикован к арбе раб, подаривший ей жизнь. Она сама
сняла цепь с него и отпустила.  Не из жалости, нет. Отпусти-
ла,  чтобы  никого  больше из племени не постигла ее участь.
Ведь она была так близко к небесным вольным  лугам,  где  ее
ждали ушедшие туда раньше,  ждали затем,  чтобы вместе и уже
вечно нестись по лугам этим,  преследуя обреченных врагов  и
радуясь новой, неземной жизни.
   Она снова подошла к котлу,  помешала в нем длинным костя-
ным,  с бронзовым наконечником жезлом.  Потом тяжело опусти-
лась на землю, выбросив вперед негнущуюся желтую ногу. Прик-
рыла  глаз.  Из становища доносились рев верблюдов,  женские
голоса,  плач детей...  Как ей все это надоело! И кто сможет
узнать об этом?  Ведь ни соплеменницам своим,  ни дочери, ни
внучкам она никогда не скажет ни слова. Да и не поймут ее. К
чему слова!
   Воительницы вернулись в этот день.  Как она и предполага-
ла.  Значит,  не зря готовила для них кушанья. Благодарности
не ждала - оценят ли они,  возбужденные и радостно-злые, как
и всегда после похода? Нет, и не заметят. И не надо.
   Ба-Баян-Га увидала пыль над степью первой.  Она не  вышла
навстречу.  Так и осталась у костра, со своим жезлом в руке.
Щуря глаз,  вглядывалась - большой ли полон,  много ль скота
пригнали, добычи привезли? Но ни того, ни другого, ни треть-
его не было.  А привезли, скорее даже принесли, соплеменницы
из набега совсем другое,  то, чего старая Ба никак не ожида-
ла.
   Четверо из них, а впереди две ее внучки, дочери Ай-Ги-Ши,
ведя коней круп к крупу,  держали между ними что-то на куске
белого,  залитого кровью полотна.  Когда они спешились и по-
дошли ближе, Ба-Баян-Га увидела, что они несли. Она не стала
ни  рыдать,  ни голосить,  из ее единственного глаза даже не
выкатилось слезинки.  Те,  кто видел старейшую со стороны, и
не подумали бы,  что она не такая, как прежде. И только сама
Ба чувствовала,  как сжало тисками ее сердце и помутилось  в
голове.  Она усилием воли оставалась на ногах, но лицо ее не
размякло - наоборот, черты заострились, приобрели хищное вы-
ражение. Выказывание своих чувств не поощрялось в племени.
   На полотне,  расстеленном прямо на траве,  лежала ее  Ай.
Лежала уже мраморно-белая,  со сведенными судорогой губами и
торчащим из-под ключицы обломком широкого обоюдоострого лез-
вия. Расспросы были ни к чему.
   - Вот он, - сказала Баян-Ша, дочь убитой и внучка старей-
шей,  указывая  пальцем  назад.  Из-за ее спины вытолкнули и
бросили на колени пленника. - Остальных мы решили не брать.
   Ба-Баян-Га молча кивнула и отвернулась.
   - Стой,  - резко сказала внучка,  - теперь  моя  очередь,
старейшая! Скажи им свое слово!
   - Совет решит,  - жестко ответила старая Ба,  -  готовьте
тризну, все должно быть по обычаю!
   Она поглядела на пленника - он был  среднего  роста,  это
было видно, несмотря на то что голова его сейчас доходила ей
лишь до пояса,  светлокудрый,  с волосами до плеч, стянутыми
кожаным ремешком на лбу.  Чистые серые глаза смотрели не ми-
гая. На шее, обмотанной арканом, висела рукоять меча с обло-
манным лезвием. "Гляди, гляди, - подумала старая Ба, - это и
хорошо,  что ты ничего не понимаешь, а то корчился бы сейчас
в ногах,  извиваясь от ужаса,  - завтра этим обломком, часть
которого осталась в груди моей дочери,  тебя раскромсают  во
время  тризны на части!  А твоя голова с запавшими глазами и
такими светлыми,  шелковистыми кудрями станет отличным укра-
шением становища,  торчать  ей на колу посреди уже ссохшихся
голов и изъеденных вороньем черепов".  Но она ничего не ска-
зала. Лишь показала глазами, чтобы пленного бросили у ее ар-
бы.
   - Ба! - снова воскликнула за ее спиной Ша.
   - Уходи, - тихо ответила та.
   И услышала, как заскрежетали в злобе и нетерпении зубы ее
внучки. Ничего - закона она не нарушит, не посмеет!
   Убитую унесли  -  к  утру  надо было подготовить тело для
погребения.  А заодно и тех рабынь,  что были ей  близки,  и
скот, и принадлежащую ей часть сокровищ. Никто не стонал, не
убивался - все знали, что это лишь переход в лучший мир, что
это  праздник для самой Ай,  для всего рода.  Многие из вои-
тельниц, даже самые молодые, завидовали сейчас своей старшей
сестре.  Они  называли друг друга сестрами,  ведь в роду все
были связаны кровными узами, от самой знатной и удачливой до
самой простой из воительниц. И различие между ними было сов-
сем невелико.
   Иан открыл глаза.  И долго не мог понять, где он находит-
ся.  После резкого тычка в затылок он  потерял  сознание.  И
вспоминал случившееся с трудом.  Голова отказывалась сообра-
жать да и вообще воспринимать окружающее. Стянутые за спиной
сыромятным ремнем руки ныли. Все тело горело, каждый кусочек
кожи отдавался болью. Но это было терпимо. Самое худшее впе-
реди. Ведь он в плену, у них...
   Он, насколько сумел,  приподнял голову, огляделся. Побли-
зости никого не было.  Никого, кроме страшной, высохшей пат-
латой старухи. Она что-то толкла и мешала в высокой, поблес-
кивающей  бронзовыми  боками ступе,  стоящей в полупогасшем,
пышущем углями костре.  В руке у старухи была длинная клюка,
которой она ворочала свое варево. До Иана донесся тошнотвор-
ный запах.  Клубы дыма смешивались с паром, застилали стару-
ху,  искажали ее фигуру так, что казалось, будто она парит в
воздухе со своей ступой.
   Он попытался встать, но из этой попытки ничего не вышло -
ноги были тоже опутаны. На шум старуха обернулась. Она уста-
вилась единственным,  налитым кровью глазом на Иана.  Ноздри
на выжженном солнцем лице раздулись.  Старуха криво усмехну-
лась,  ощерила большие, крепкие, пожелтевшие от старости зу-
бы. Но ничего не сказала. Иан услышал, как на груди ее звяк-
нула тяжелая цепь. И он все вспомнил.
   Они должны были встретиться в двух переходах  от  Роси  с
вождем Склавином.  Иан был сотником. Склавина никогда не ви-
дел. Но он знал, что тот должен был привести к речушке, гра-
ничащей  со степью,  свой род,  точнее мужчин рода - полторы
тысячи воинов. Тогда бы в их войске было уже не менее двух с
половиной тысяч мечей.  А этого вполне хватило бы, чтоб пос-
читаться со степняками. Венд, их вождь, ждал Склавина восемь
дней. Ждали вместе с ним и все остальные. Не отдыхать пришли
- огородились тыном на поляне,  неглубокие рвы выкопали, ус-
тановили сторожу. Но Склавина все не было.
   Венд тр