ачнешь гадать-судить,  глядишь, и с
животом распрощаешься. Но Никиту так запросто не уложишь, он
за себя постоять сумеет.
   Впору было хоть бросать вражью душу да,  оборотясь спиной
к нему,  скакать туда,  в общую свалку, к своим. Не догонит,
не успеет!  Мешало самолюбие,  гордыня,  которой не усмирить
проповедями ни одному священнику.  А какой был молебен перед
сечей!  Никита вспомнил, и аж мороз под кольчугой пробежал -
услада, нектар неземной. И кто не верил ни в бога ни в черта
- и те прослезились, душой воспылали на супостатов, пускай и
единокровные они братья-русичи,  а враги! Да такие, что и не
бывает хуже. Своих всегда больней бьют, пускай чужие боятся.
С чужими делить нечего,  кроме земли,  а эти против своей же
веры пошли, против владыки законного, окаянились... Нет, хо-
рошо все-таки говорил поп! Многих за живое взяло.
   Неожиданно из общей массы сражавшихся вырвались двое. Оба
всадника бились отчаянно, клинки их мечей скрещивались, отс-
какивали друг от друга,  от щитов. Никита, продолжая следить
за  "своим",  как он его уже успел окрестить,  поглядывал на
бьющихся. Ошибиться он не мог - один из них был брат, Семен.
Никита узнал его почти сразу и по коню белому,  Роське, и по
шелому с еловцем, какой только его брат старший носил.
   Первым порывом было броситься на выручку брательнику. "А,
хрен с ним,  с супротивиичком,  не поспеет! Надо Сенюху спа-
сать!"  Он  было пришпорил коня,  но опоздал - помощи уже не
требовалось. Здоровущий мужчина, может, новгородец, а может,
и псковский,  вдруг вытянулся над седлом,  побагровел вмиг и
развалился на две половины по  бокам  своей  пегой  лошадки.
Обезумевшая животина понесла вскачь остатки седока к рощице,
взлягивая задними ногами, расшвыривая поодаль ошметки вязкой
земли. Разрубленный покорно колыхался в такт ее движениям, и
трудно было различить,  где у него что - голова, руки, туло-
во...
   Семен брата не приметил.  Видать,  в пылу был.  Не стал и
добычу догонять,  вернулся в гущу. Никита знал: Семен завод-
ной,  неугомонный. Крикнуть бы! Да голос в глотке застрял. А
как бы они вдвоем ловко расправились с этим чужаком!  Никита
только зубами скрипнул.  "Ништо, и один осилю!" Биться можно
лишь тогда, когда веришь в себя. Потерял веру - голову поте-
ряешь.  А и спасешь случаем,  в другой раз откликнется  сла-
бость твоя, аукнется смертным сипом.
   А со "своим" пора было кончать. Или самому кончаться. Од-
но из двух. Другим оборотом не обернется, не жди.
   Из одного большого Всеволодова  гнезда  вылетели  Юрий  с
Константином. Завещал  Всеволод  стол  киевский  сыну  Юрию.
Константину Ростов достался в кормление.  Но  посчитал  себя
обиженным старший Всеволодович,  подстегиваемый удельным то-
ропецким князем Мстиславом Удалым. Порушил отцовское завеща-
ние.
   За Юрия вступился Ярослав и прочие младшие братья со сво-
ими  дружинами.  Присылал к нему послов не единожды Констан-
тин,  просил добром великое княжение уступить по старшинству
своему. Выпроваживал братних людей Юрий - в силу свою уверо-
вав, на бога удачи надеясь.
   Утро лишь забрезжилось молочным рассветом, а войска Конс-
тантина,  перейдя топкий,  заболоченный ручей Туген,  встали
супротив  дружин  Юрьевых.  И не долго стояли в томлении - в
самый центр рати ударили,  потеснили стоявшего там во  главе
большого полка Ярослава. Завязалась битва. Поднял меч новго-
родец на владимирца,  пскович на суздальца,  смолянин на му-
ромца...  брат на брата,  свой на своего.  И не опустить уже
было этот меч так, чтоб кровью не окропился. Поздно!
   Никита полукругом,  сжимая кольцо, подбирался к "своему".
Сулиц не осталось, вся надежда была на проворный меч и креп-
кий щит. Да на сноровку свою, годами приобретенную.
   И не остановился бы он вдруг как вкопанный,  осадив Рыже-
го,  если б не блеснуло в траве что-то. "С нами бог! - мель-
кнуло у него в голове.  - Ну,  теперь держись,  друг ты  мой
сердешный!  Заказывай,  пока дух в тебе есть,  панихиду.  Не
дождется тебя,  вражина,  жена твоя,  да и не жена, почитай,
вдева с этого вот мигу!" Он,  не слезая с коня, запрокинулся
набок,  левой рукой уцепившись за луку седла, правой ухватил
почернелое древко. Теперь у Никиты было копье. Он вслух, ше-
потком поблагодарил обронившего его.  "Может,  и в живых уже
нет хозяина, а все равно выручил. Вот вернуся, свечечку пос-
тавлю за упокой души безымянной!" Однако  меча  в  ножны  не
вложил, стальное лезвие покойно покачивалось на крученой ко-
же паворзня.
   Уже на  скаку  Никита решил - бить вороную.  Промахнуться
невозможно,  наверняка удар придется.  А падет  она,  добить
пешца - дело плевое.  Попробуй перемоги пеший конного,  один
на один!
   Но в  последний,  решающий миг дрогнуло сердце,  пожалело
неповинную тварь божию,  и он чуть вскинул острие копья. Щит
противника  разлетелся  вдребезги,  он сам качнулся в седле,
выбросив вверх, будто пытаясь уцепиться за небеса, левую ру-
ку,  но удержался,  только плотнее прижался,  приник к своей
вороной.
   Никита решил ковать победу,  пока горяча. Он не стал отъ-
езжать поодаль для разгона, а, круто развернувшись на месте,
вздел коня на дыбы и,  пользуясь тем, что противник не может
достать его мечом, подкинул копье, подхватил его поудобнее и
сверху обрушил всем весом кованого наконечника и своей тяже-
лой руки на шелом врага. Лязг металла был настолько осязаем,
что Рыжего передернуло,  он захрипел,  оглянулся на хозяина.
Никите было не до него,  чуть не потеряв равновесия от  вло-
женной в удар силы, он не сумел вовремя отдернуть громоздкое
древко и сжимал теперь в руках обрубок залосненной скользкой
древесины,  длиной не больше двух локтей, - "свой", несмотря
на чудовищный удар,  искореживший весь верх его шелома,  ус-
пел, изловчился - сверкнувший молнией меч отсек стальное жа-
ло.
   И все же Никита ликовал.  Он ясно видел - вражина выдыха-
ется, он потрясен, а это главное,, оставалось лишь довершить
дело.  Отбросив обломок в сторону, Никита ухватился за руко-
ять меча.
   По лбу, щекам под личиной катил пот, попадал в глаза, ме-
шал смотреть. Но времени утирать его не было, каждое мгнове-
ние могло стоить жизни.
   Сталь мечей схлестнулась в воздухе,  вплелась в общий шум
битвы.  "Свой" держался,  да еще как держался! И если Никита
часть ударов принимал на щит,  тому  приходилось  полагаться
только на узкую полоску стали в руках.
   Уловив момент, Никита резко выбросил вперед лезвие меча и
тут же,  почти неуловимо для глаза, направил его вниз, потом
на себя...
   Дрогнули полки   Юрьевы,  не  выдержали  натиска  конницы
Мстислава Удалого.  Лишь небольшими островками держались еще
лучшие воины владимирских и суздальских дружин. Но участь их
была предрешена.
   А солнце не успело вскарабкаться и на половину своей обы-
денной высеты.  Свежий ветер дул с Липицы.  И не в силах  он
был охладить пыла наступающих. Кровавая бойня шла к концу.
   Уже покинул поле князь Юрий с братией своей,  бросив  ос-
татки рати.  Уже Константин, опьяненный схваткой, торжество-
вал победу. Но не смолкал звон мечей над истоптанным, усеян-
ным изрубленными телами лугом.
   Полюшко покорно принимало в свое лоно багряную влагу, как
и  тридцать  девять лет назад,  когда на этом же самом месте
сошлись в неистовстве лютом рати Всеволода Большое Гнездо  и
Мстислава Ростовского.  Нет, не забыло оно того ливня крова-
вого - сколько лет наливались пуще прежнего на нем травы лу-
говые!
   Много было на Руси котор и распрей. Немногие из них выли-
вались  в  смертные сечи.  Много чаще другое было - сойдутся
два войска,  постоят друг против друга день,  другой, а то и
неделю,  и  -  как  камень с плеч - найдут князья-соискатели
язык общий,  договорятся,  отведут косу костлявой хищницы от
людей  своих,  не дадут детям сиротами расти,  женам вдовами
оставаться. Да, так было чаще.
   Но было  и  иначе.  Нехорошей памятью в историю войдет не
повинная ни в чем речушка Липица. На века войдет.
   ...меч сверкнул своей чистотой голубоватой, не запятнался
- столь скор удар был.  Скор да спор - левая кисть  всадника
отскочила,  будто ее и не было. Рыжему прямо в глаза ударила
струйка крови.  Он шарахнулся в сторону,  запрядал ушами, по
нервному длинному телу пробежала волна крупной дрожи. Никита
потрепал коня по загривку,  шумно выдохнул.  "Все!  Теперича
хошь  голыми руками бери,  истечет весь - сам свалится".  Он
заметил,  как побежали куда-то пешцы из рощицы, но не придал
этому значения - у каждого свое дело, своя дорожка.
   И еще он видел Семена, проскакавшего во весь опор мимо на
вздымленном,  посеревшем Роське.  Глаза у Семена были безум-
ные, шелом съехал набок, из-под него торчали выцветшей соло-
мой  длинные растрепанные волосы.  Семен прокричал что-то на
ходу,  но Никита не расслышал - не до брательника было. Надо
было кончать с противником.
   А тот,  обмотав плащом обрубок,  крутился на  напуганной,
приседающей на задних ногах кобыле.  И все на одном пятачке.
И не пытался уже ни бежать,  ни молить о  пощаде.  Тело  его
время от времени вздрагивало, голова тряслась. Но меча он не
выпускал из рук и глядел из-под козырька прямо на  Никиту  -
глаза в глаза. Даже жутко становилось...
   "Ну, сейчас ты у меня закрутишься, запляшешь!" Никита на-
чинал стервенеть.  Пролитая им кровь растравила его - чего ж
останавливаться на полпути?! И он вонзил шпоры в бока коню.
   Первые два наскока всадник сумел отразить. И хоть слабела
его рука (Никита чувствовал,  как он  теряет  силы),  "свой"
держался в седле. На третьей попытке Никита выбил меч у про-
тивника и сшиб его щитом наземь.
   И снова промелькнула мимо фигура Семена. Оглядываться Ни-
кита не стал.  Но он чувствовал, что на поле творится что-то
неладное,  что лучше, наверное, было бы скакать вслед за Се-
меном,  бросить поверженного врага,  ведь не представлял  он
для Никиты теперь никакой угрозы. Вон, лежит, и не поймешь -
то ли жив он, то ли мертв? Но нет, вроде бы пытается встать,
приподняться.
   И Никита не смог сдержать себя,  не смог остановиться. Он
соскочил с Рыжего и подбежал к лежащему. Ухвативши меч обеи-
ми руками,  он в исступлении стал наносить удар за ударом по
трепещущему,  еще живому телу. Он сразу вдруг взмок весь под
кольчугой,  устал, запарился, но накатившая ненависть душила
его.  "Получай, получай, вражина! Еще! Еще тебе! За все!" На
теле,  уже мертвом теле, не оставалось места, не изуродован-
ного жалом меча.
   В своем безумии он не заметил остановившегося подле  него
Семена.  Роська  раздувал бока,  переминался с ноги на ногу,
встяхивал головой. Но Семен сидел словно изваяние, кровь от-
лила  от  его  лица,  глаза перескакивали с брата на лежащее
искромсанное тело и обратно. Шелом он потерял, и было видно,
как  на  восковом лбу выступала крупная прозрачная испарина.
Руки, сжимавшие поводья, закостенели.
   Расправившись с  телом,  Никита рванул застежку у ворота,
обтер о плащ лежащего меч и тяжело вскарабкался на  стоящего
рядом Рыжего.  В седле он сразу как-то поник, съежился. Ска-
зывалась усталость Семена он заметил только тогда, когда тот
подъехал почти вплотную.
   Никита закинул вверх личину,  отер перчаткой пот,  широко
улыбнулся брату.
   Тот не ответил улыбкой,  лицо его казалось застывшей мас-
кой.  Приблизившись, Семен вскинул руку и наотмашь, в полную
силу,  ударил Никиту в переносицу. Никита вылетел из седла и
плашмя рухнул на землю,  совершенно не понимая, что происхо-
дит.  Когда он поднял лицо кверху,  Семена рядом не было. Но
все же,  сквозь заливавшую глаза кровь,  Никита увидел брата
саженях в десяти от себя.  Ему показалось,  что  тот  что-то
ищет среди убитых.
   В бессильной злобе Никита заскрипел зубами. И еще он уви-
дал, как издалека неспешно приближается к нему отряд всадни-
ков, человек в семь-восемь. "Чужие! - промелькнуло в голове.
- Эти поспеют!"
   Двадцать тысяч осталось лежать на поле.  Для тех  времен,
когда все население бескрайней, крупнейшей из всех европейс-
ких стран Руси еле дотягивало до восьми миллионов,  это было
совсем не мало.
   Неполных два часа битвы - и двадцать тысяч трупов!
   Братья-князья договорятся  друг  с  другом.  Юрий уступит
старшему,  Константину, отцовский великокняжеский престол, а
сам уйдет в Ростов. Чтоб просидеть там не так уж и долго, до
смерти брата.  А потом он снова займет первое место в  земле
Русской. Не внакладе останутся и бояре, и воеводы, и дружина
ближняя - каждому воздается по  заслугам  его  и  по  умению
приглянуться господину своему. Никто обделен не будет.
   И только те двадцать тысяч людей останутся навечно в  сы-
рой земле подле Липицы-речки. Навсегда. А через семь лет бу-
дет Калка,  а еще через тринадцать - горящие Рязань,  Влади-
мир, Суздаль, Москва, а там и Киев, Чернигов...
   Семен поспел раньше тех.  Он спешился за десять шагов  до
все еще стоящего в растерянности Никиты. В руках у него было
что-то большое, тяжелое.
   Приглядевшись, Никита понял, что это старый, ладно срабо-
танный,  дальнего боя самострел.  Одного он не мог понять  -
зачем сейчас самострел Семену? И почему он с коня сошел? Го-
лова кружилась,  мысли расползались.  Оставалась лишь  одна,
та,  что жить ему больше, наверное, не придется. Такое пред-
чувствие не могло быть обманным.
   Семен подошел, коротко бросил: "Иди за мной!" Не оборачи-
ваясь,  пошел к убитому. Никита следом. Надо было бежать, но
он не мог - что-то внутри порвалось,  будто натянутая тетива
лопнула.  А Семен стал на колени,  сбросил с лежащего шелом,
осторожно потянул на себя кольчужную завесь с лица.  Поднял-
ся.
   Никита остолбенел, схватился за голову. Потом упал на ко-
лени.  Перед ним лежал, пускай весь израненный, изменившийся
почти до неузнаваемости, но все же он, именно он! Его отец.
   Сквозь весь ужас дошедшего до него проступала разгадка  -
так  вот почему всадник не стремился вступить с ним в откры-
тый бой,  оттягивал время, уводил от общей сутолоки сечи. Он
узнал его, Никиту! Но почему, почему он тогда молчал?! Мысли
наскакивали одна на другую путались, но Никита судорожно ис-
кал ответа,  будто надеясь тем самым повернуть время вспять,
изменить все...  Он забыл о своей временной глухоте, да и не
в ней,  видно, надо было искать причину, забыл об ослеплении
злобой. Так ведь бой! Как же иначе?! Так-то оно так, но лег-
че от этого не становилось. Никита тихохонько завыл.
   Сколько же прошло - шесть?  Нет,  семь лет с тех пор, как
они все вместе сидели в доме отчем за общей братиной.  И вот
она, новая встреча! Новый хмельной пир!
   Кровь бросилась  к  вискам,  застучала в них,  затуманила
глаза багровым маревом. Никита упал лицом в траву. Но проле-
жал так недолго.  Голос брата вырвал его из беспамятства. Он
приподнялся на коленях, развернулся всем телом к брату, под-
нял голову.
   В свой последний миг земной жизни  он  видел  одно  -  не
приближавшихся,  бывших почти рядом Константиновых дружинни-
ков с оголенными мечами и не тяжелое ложе медленно поднимаю-
щегося,  нацеленного каленой толстой стрелой в его грудь са-
мострела,  нет, он видел только глаза брата - ледяные, мерт-
вые.  В них не было ни злобы,  ни безумия,  ни злорадства. В
них не было ничего,  кроме холода и пустоты.  Никита не  мог
оторваться  от  этих глаз.  И уже на краю смерти он постиг -
они и не видят его, они сами по себе, как и все остальное на
этом жестоком и не таком уж и белом свете.
   А Семен, почувствовав каким-то нечеловечьим чутьем вырос-
шего  за спиной всадника и его руку с мечом,  занесенную над
головой,  не оборачиваясь,  вздернул самострел чуть выше, на
уровень лица того,  кто еще недавно был его братом,  и нажал
пальцем на спусковой крюк.




                  ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ПЕТУХОВ

                          ЧУДОВИЩЕ

               Издается в авторской редакции
           Художественный редактор А. Г. Чувасов
            Технический редактор Т. С. Казовская

Сдано в набор 09.02.90. Подписано к псчсти 04.05.90. А03083.
Формат 84 "108 1/32. Бумага газетная. Гарнитура Тип "таймс".
Печать  высокая.  Усл.  печ.  л.  20,16.  Учизд.л.20,90.'Ги-
раж71 000 экз. Заказ ј314. Цена Юр.

"Метагалактика", приложение к журналу "Приключения,  фантас-
      тика". 111123, Москва, 2-я Владимирская, а/я 40.


Отпечатано с готовых диапозитивов в Московской типографии  ј
  13 ПО "Периодика". 107005, Москва, Денисовский пер., 30

--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.07.2002 16:51




ЮРИЙ ПЕТУХОВ

                   СОН, ИЛИ КАЖДОМУ СВОЕ

                 Ибо никто не может положить другого основа-
              ния, кроме положенного...

                                                   Павел.
                             "Первое послание к коринфянам"


   Он просыпался несколько раз за ночь.  А может быть,  и ни
разу,  может быть, это был один сплошной, прерываемый кошма-
рами сон, бесконечный, как сама вселенная, свернутый в чудо-
вищную спираль,  витки которой перемешались,  нагромоздились
один на другой - и породили такую путаницу,  что не простому
смертному было в ней разобраться.
   Он уже успел позабыть, где заснул. В первый раз он пробу-
дился у себя, в своей собственной постели, от тягучего, лип-
кого  сновидения,  в котором ему отводилась роль безропотной
жертвы, приносимой невесть кому, невесть за что... Пробужде-
ние  сбросило тяжесть с груди,  будто с самого дна океана он
вынырнул на поверхность,  глотнул воздуха.  Но когда обрывки
страхов  почти  затерялись  где-то в закоулках сознания и он
хотел встать,  чтобы напиться воды, боковая стена дома вдруг
обрушилась беззвучно,  рассыпаясь каменьями, и в комнату по-
лезли рожи, хари, дикие уродцы, - нацеливаясь на него, угро-
жающе  выставив  вперед  корявые лапы.  Еле успел сигануть в
распахнутое окно, в ночь, слыша за собой топот, повизгивание
нетерпеливое,  хрюканье,  стоны...  Почти  сразу  же  пришла
мысль, что это никакое не пробуждение, лишь продолжение кош-
мара,  но  раздумывать и рассуждать не было времени,  за ним
гнались.
   ...После этого он просыпался еще, еще и еще - и все время
в разных местах.  И всегда казалось, что вот оно, настоящее,
что  наконец-то  круг разомкнулся и ему удалось выбраться из
этого лютого хаоса.  Не тут-то было! Все начиналось сначала,
и каждый раз по-новому.  Погони и преследования перемежались
чем-то и вовсе несусветным, не имеющим к нему никакого отно-
шения,  но,  тем не менее, происходящим именно с ним. Воспа-
ленный мозг не давал ответов на вопросы,  да и не брался  за
решение непосильных для него задач.  Его хватало лишь на то,
чтобы кое-как разобраться в сменившейся  обстановке,  осмыс-
лить ее хотя бы поверху, связать с предыдущим. Но нет, руши-
лись все связи, и выхода не было.
   Он успел, наверное, побывать во всех уголках земли и все-
го остального мира,  во всех временах.  В череду  отрывочных
мигов укладывались целые жизни,  и сама ночь была уже не от-
резком земного времени,  в котором его половина планеты была
погружена во тьму,  нет, она стала неизмеримо большим, и по-
тому как это была поистине несоизмеримость,  она стала самой
Бесконечностью.  И  была  эта Бесконечность помножена на его
страдания, на его боль и его бессилие.
   И вот  на каком-то сумасшедшем витке спирали мука пресек-
лась, его выбросило за пределы страшного несуществующего ми-
ра.  На этот раз,  он верил,  чуял,  знал,  - по-настоящему.
Пришло пробуждение,  разорвалось кольцо ужаса и сумятицы. Но
облегчения он не почувствовал.
   Было мерзко и пакостно спросонья.  Широченная ветвь,  под
которой он пристроился засыпая,  уплыла кудато в сторону,  и
солнце,  обезумевшее от ненависти ко всему живому, лупило со
всей  силы  прямо в глаза,  мелкой теркой скребло кожу лица,
рук.
   - У-у-угхр-ы-ы, - прохрипел он в бессилии запекшимся, пе-
ресохшим ртом,  перевалился несколько раз через бок, не гля-
д