ту вечером явился к Данилову. Дома у
Антона уже был Коля Егоров, которого оба спорщика выбрали судьей.
    До   половины  второго  ночи  все  трое  смотрели  видик,  а  потом  стали
укладываться:  Антон  -  на диване, Колька - на раскладушке, а Филька отвоевал
себе кровать.
    - Я, как самый главный спун, нуждаюсь в комфорте! - заявил он.
    - Будь  ты  трижды  спун  или  спяк,  до  понедельника тебе не проспать! -
язвительно сказал Данилов.
    - Поживем  -  увидим!  Кстати,  я  не  рассказывал  страшилку про скелет с
кладбища?
    И  Хитров начал такую длинную и кровавую страшилку, что его приятели стали
с испугом оглядывать темные углы комнаты - им вс„ казалось, что в одном из них
притаился скелет.
    "Чем  позже  мы  заснем, тем дольше проспим!" - подумал Филька и, борясь с
зевотой, ущипнул себя за руку. Когда Коля с Антоном уснули, он набрал побольше
воздуха, завыл: "Ау-ау-у-у-у!", а потом притворился, что спит.
    От  неожиданности Егоров с Даниловым подскочили, а Коля, тот даже свалился
с раскладушки.
    - Ты слышал? - спросил он Антона.
    - Слышал.
    - Что это было?
    - Не знаю! Это не Филька?
    - Причем  здесь Хитров - видишь он дрыхнет! Я вот что думаю: вдруг это тот
самый скелет с кладбища?
    Ребята на всякий случай вооружились молотком и бейсбольной битой и, сидя в
постелях,  дрожали  от страха до полшестого. Когда же они снова уснули, Филька
прокрался,  накрыл Антона подушками от дивана, а сам снова скользнул в кровать
и завыл.
    Данилов проснулся, забарахтался в подушках и запопил, разбудив Кольку.
    Егоров включил свет и освободил приятеля:
    - Чего орешь? Это же только подушки!
    - Теперь-то  я вижу. А вначале думал, меня скелет в гроб затащил! - сказал
Данилов.
    Фильке  удалось  промучить  их  до  семи  утра. Он то сдвигал Кольке ножки
раскладушки,  и она оказывалась на полу, то выл, то привязал за шпагат гантель
и  перекатывал  ее  под диваном, а испуганным ребятам казалось, что там кто-то
притаился. Наконец, часов в семь друзья вся троица окончательно пристомилась и
уснула.
    Филька  проснулся  часа в четыре дня от звука скворчащей на кухне яичницы.
Это Колька и Антон, вставшие минут двадцать назад, готовили завтрак.
    Спать  Хитрову больше не хотелось, он ужасно проголодался, но вынужден был
притворяться  и  дальше.  А  тут  еще  вернулись ребята, уселись рядом и стали
аппетитно уплетать яичницу и бутерброды с колбасой.
    - А Филька-то еще спит! - прошептал Егоров.
    - Он спит, а мы бутерброды едим! Бутербродики едим - Фильке фигушки дадим!
-  и  Антон  помахал  бутербродом перед самым хитровским носом. Всхрапнув, тот
повернулся на другой бок и задел Данилова рукой по носу.
    Тот отскочил и потрогал нос:
    - Дерется!
    - Это во сне, - объяснил Колька.
    Ребята  поставили  тарелку с оставшимися бутербродами возле себя на ковер,
включили через наушники телевизор и стали смотреть фильм.
    Филька   открыл  один  глаз,  свесил  с  кровати  руку  и  стал  осторожно
подтягивать к себе ковер вместе с тарелкой. Он схватил бутерброд и спрятал его
под  одеяло.  Увлеченные  фильмом,  приятели  ничего  не  заметили,  и  Хитров
отодвинул пустую тарелку на прежнее место.
    Через несколько минут Антон стал шарить рукой по тарелке.
    - Здесь  же  был  бутерброд!  Я  его  для  себя  оставлял!  Это ты съел? -
удивленно спросил он у Антона.
    - Нет, не я.
    - Тогда значит он!
    Данилов  взглянул на Фильку, но тот спокойно посапывал, повернувшись лицом
к стене. Антон вскочил и пытливо всмотрелся ему в лицо, но оно было спокойным,
как у спящего.
    - Да  дай  ты  человеку  поспать!  Он  бы  с  кровати  не смог дотянуться!
Наверное, ты сам умял колбасу и не заметил! - решил Коля.
    В  это время в фильме началась перестрелка, и Данилов, забыв о бутерброде,
уставился на экран.
    Филька незаметно съел бутерброд, и ему захотелось пить. Тогда он встал и с
закрытыми  глазами,  вытянув  руки  и  пошатываясь, отправился к двери. Ребята
пораженно уставились на него.
    - Ага!  Проиграл! - завопил Антон, но Хитров, не обращая на него внимания,
прошел мимо и вышел в коридор, шаря руками по стенам.
    - Чего это с ним? - спросил Данилов.
    - Наверное, он того... лунатик, - предположил Колька.
    - Какой лунатик?
    - Ну,  которые  ходят  во  сне.  Я  читал  о  таких.  Некоторые  могут, не
просыпаясь, пройти по карнизу десятиэтажного дома... - объяснил Егоров.
    - Что-то  я  не  верю,  будто  Филька лунатик. Скорее, он придуривается, -
недоверчиво сказал Антон.
    - А  ты  докажи,  что он придуривается! Будет утверждать, что в самом деле
ходит во сне, - резонно сказал Коля.
    Оба  выскочили  в коридор, чтобы посмотреть, куда пойд„т Хитров. "Лунатик"
некоторое  время  потоптался  на  месте,  тыкаясь в стены, затем отправился на
кухню, нашарил кастрюлю с компотом и стал из нее жадно пить. Поставив кастрюлю
на  место,  он  отправился в комнату и, плюхнувшись в кресло возле телевизора,
стал смотреть на экран полузакрытыми глазами.
    - Это  уже  совсем  свинство! С тебя три желания! - завопил Данилов и стал
трясти Фильку за плечи.
    Хитров открыл глаза и сделал вид, что испугался.
    - Поосторожнее  надо будить человека! Так недолго и до инфаркта довести! -
пожаловался он.
    - Ты не спал!
    - Нет, спал!
    - И смотрел телик?
    - Кто  тебе  сказал,  что  я  его  смотрел?  Я просто спал в кресле, а что
телевизор  был  включен  - это уже не моя проблема! Мало ли чего не сделаешь в
состоянии лунатизма!
    - Но   сейчас-то  ты  проснулся!  -  крикнул  Антон,  выходя  из  себя  от
безупречной логики Хитрова. - Признайся, что проснулся!
    - Да,  сейчас  я проснулся, но потому, что ты меня разбудил! - укоризненно
сказал  Филька. - Какой хороший сон прервал! Мне снилось, что я прочеканил мяч
пятьдесят раз!
    - На  самом  деле  ты  столько  не  прочеканишь!  Спорю на три желания, не
прочеканишь! - азартно воскликнул Антон.
    - Спорим! - согласился Хитров.
    Ребята  быстро  оделись, схватили мяч и помчались во двор, где, прочеканив
мяч пятьдесят семь раз, Филька доказал Антону, как опасно спорить с хитровыми.
    - А все-таки признайте, что я великий спун и спяк! - не раз говорил он.


    Рассказ девятнадцатый.
    СТРАНСТВУЮЩАЯ МУМИЯ
    В закрытый рот муха не залетит.
    Пословица


    Приближался  районный  диктант по русскому языку, настолько ответственный,
что  Максим  Александрыч всю неделю ходил зеленый. "Еще бы ему не волноваться!
Если  у  всех  будут  пары, ему влетит, что плохо нас учил", - рассуждала Рита
Самойлова.
    Все  отличники  и хорошисты волновались, опасаясь, что диктант испортит им
четвертные  отметки. Колька Егоров даже на улице не появлялся - зубрил правила
орфографии и синтаксиса.
    - Не хочу двойку схватить! - объяснял он.
    - Тебе-то чего беспокоиться? У тебя по сочинениям сроду меньше четв„рки не
было, - удивлялся Филька.
    - Ты  не  понимаешь!  В сочинении, если не знаешь, как какое слово пишется
или  где  запятую  ставить  -  эту  фразу  можно заменить. А в диктанте ошибку
ляпнуть - раз плюнуть, потому что там ничего не обойд„шь, - объяснял ему Коля.
    Петька Мокренко и другие двоечники вообще решили на урок не ходить - зачем
на  него  соваться,  когда  результат  ясен  заранее? Но просто так диктант не
пропустишь,  требуется  уважительная  причина. Петька Мокренко судорожно искал
такую  причину.  За  день  до  диктанта  он слонялся по коридору и приставал к
Хитрову:
    - Филь,  что  бы  мне придумать, чтобы прогулять? Может сказать, что дед у
меня умер?
    - Спятил? А если Максим Александрыч его у магазина встретит? Твой дед, как
выпьет, там вечно ошивается.
    - Ишь  ты,  об  этом  я  не  подумал,  - Петька вздохнул, отошел, но через
несколько минут возвратился с идеей наглотаться красной акварельной краски.
    - Наглотаюсь и совру, что горло болит!
    - Рискни! - насмешливо одобрил Филька.
    - А поверят, что я заболел?
    - Поверить-то поверят. Только есть одна заковыка...
    - Какая?
    - Умереть можно. Мало ли какие химикаты в краску суют! Наглотаешься, а там
глядишь - копыта откинул.
    Мокренко выглядел таким унылым, что Хитров его пожалел:
    - Если  хочешь,  могу  кое-что  тебе посоветовать! Есть у меня идейка, как
тебе диктант прогулять.
    - Какая?
    - Терпение,  Петро, терпение! Сходишь в аптеку и купишь штук десять бинтов
и пузырька два зеленки.
    - Зачем? - удивился тот.
    - Много  будешь знать - скоро состаришься! Когда все купишь, приходи утром
ко  мне  домой.  У  нас  диктант  на  втором уроке? А ты приходи перед первым,
часиков в восемь.
    Хоть  Мокренко  не догадывался, что задумал Хитров, но его изобретальности
доверял. В восемь утра он уже звонил в его дверь. Открыв, Филька схватил парня
на рукав, втащил к себе в комнату и спросил таинственным шепотом:
    - Принес?
    - Десять бинтов и две зеленки, - Петька выложил свои покупки на стол.
    - Отлично,  тогда  будем тебя гипсовать! - потер руки юный хирург. - Минут
через десять ты у нас станешь вылитый Хеопс.
    - Какой еще Хеопс?
    - Египетский фараон, из которого сделали мумию.
    Петька  поежился.  Филька  поставил  Мокренко посреди комнаты, и, не теряя
времени,  стал  его  бинтовать. Бинтовал он неумело, но туго и старательно. Он
забинтовал  Петьке  обе ноги вместе с ботинками, затем туловище, шею и голову,
оставив  открытым  только  правый глаз и ноздри, чтобы было чем дышать. Вскоре
Мокренко стал похож на настоящую мумию.
    Брызнув  на  бинты  несколько  капель  зеленки, Филька отошел на несколько
шагов и, как художник, стал любоваться своим творением.
    - Му  мам  момумимось? - промычал забинтованным ртом Петька, что означало:
"Ну как, получилось?"
    - По-моему,  отлично,  -  догадался Хитров. - Подойди к зеркалу и посмотри
сам!
    Мокренко попытался сделать шаг, но едва не рухнул на пол.
    - Что ты ходишь, как парализованный? - удивился Филька.
    - Мы  ме  момени  момимтомал!  -  возмутился Петька, что означало: "Ты мне
колени забинтовал!"
    - Терпи! Это даже лучше, что ты хромаешь. Так выглядит натуральнее!
    Филька  подтащил одноклассаника к зеркалу и дал ему полюбоваться собой. Из
зеркала  на  Мокренко  уставился  такой  инвалид, что Петька едва не застонал,
увидев, во что превратился.
    - Впечатляет? - надувшись от гордости, спросил Филька.
    - Му мто ме мемерь мемать? - выговорил Петька.
    - Что тебе делать? А вот что! Теперь ты, как фанат русского языка, пойдешь
в  школу  и  покажешься Максиму Александрычу. "Вот, - скажешь, - пришел писать
диктант!"
    - Я  мто  м мума момел? - Мокренко вытаращил незабинтовнный глаз. Что этот
Хитров, с ума сошел? Столько выстрадать, и еще идти в школу!
    - Да не волнуйся ты! - успокоил его Хитров. - Я все продумал. В таком виде
писать диктант тебя никто не заставит, а за то, что ты тяжелобольной явился на
урок,  тебе могут поставить пят„рку! Только давай рот тебе разбинтуем, а то ты
говоришь больно невнятно.
    При  мысли  о  пятерке  Петька  взбодрился  и  попытался  раздавить своего
спасителя в объятиях, но ему помешали бинты.
    - Время поджимает! Пора в школу! - поторопил его Филька, взглянув на часы.
    Мокренко  кое-как  приковылял  к школе и после звонка вошел в класс, где в
полном молчании Максим Александрыч вскрывал конверт с диктантом.
    На  задних  партах  сидели  инспекторы  из  района  - две важные женщины с
карандашами,  а  рядом  с  ними  - взволнованный завуч Илья Захарыч, то и дело
вытиравший платком свою лысину.
    Когда  завуч  увидел  Петьку, платок в его руке замер, а женщина-инспектор
тихонько  вскрикнула,  решив,  что  сам  фараон  Хеопс  или его древний предок
Тутанхамон явился к ним с того света.
    Максим Александрыч не узнал вошедшего.
    - Это кто? - спросил он робко.
    - Это я, Мокренко! Пришел писать диктант!
    - Какой  диктант,  Петя, что ты? - всполошился завуч Илья Захарыч. - Что с
тобой случилось, дорогой?
    Мокренко, не подготовивший ответа на подобный вопрос, покосился на Фильку,
но, так как уши у него были в бинтах, не услышал, что тот шепчет.
    - Так как тебя угораздило? - сочувственно повторил завуч, и Петька, вконец
растерявшийся, сморозил первое, что пришло ему в голову:
    - На лыжах катался и упал!
    Илья  Захарыч  вытаращил  глаза. На мгновение в классе повисло молчание, а
затем   все   грохнули   от  хохота,  даже  инспекторша  ехидно  улыбнулась  в
пространство краем рта. Лысина у завуча покраснела, как помидор:
    - Вот  как,  Мокренко!  Значит, на лыжах упал! А ну снимай бинты и живо за
парту! Живо, кому говорю! Ах ты, сачок!
    Ничего  не  поделаешь.  Разоблаченному  Петьке  пришлось  снимать  бинты и
садиться за диктант.
    - И  сегодня  же  пришли ко мне своих родителей! Сегодня же! - предупредил
его завуч, и Петьке показалось, что в его гроб забили последний гвоздь.
    После уроков Филька и Мокренко сидели на заборе, и Хитров ругал его на чем
свет стоит:
    - И  угораздило же тебя про лыжи ляпнуть! Какие могут быть лыжи, когда май
на дворе! Ну скажи мне, зачем ты про лыжи сморозил?
    - Я  того...  не  сообразил.  Уж  больно  он  неожиданно вопрос задал... -
вздохнул Петька.
    Филька покосился на него и махнул рукой:
    - Эх, дураки мы, не надо было тебе рот разбинтовывать!
    Рассказ двадцатый.
    ДОН ЖУАН ДЕ МОКРЕНКО

    Петьке  Мокренко  ужасно  хотелось подружиться с какой-нибудь девочкой. За
юбку дернуть, руку выкрутить, сумку школьную стянуть или в учебнике что-нибудь
нарисовать  -  это  он  мог,  а вот чтобы дружить или познакомиться, тут в нем
словно что-то заклинивало и, кроме мычания, он ничего не мог из себя выдавить.
    И вот Петька решил посоветоваться с Филькой Хитровым, который был знаком с
таким количеством девочек, что у него записная книжка от их телефонов пухала.
    По дороге из школы Мокренко нагнал Фильку и пошел рядом с ним.
    - Слышь, того... как у тебя с девками получается? - спросил он.
    - Полегче на поворотах! Не с девками, а с девочками... В крайнем случае, с
девчонками! - нахмурился Филька.
    - Ну  с  девчонками...  -  согласился  Петька. - Не пойму я, как ты с ними
вообще болтаешь?
    - Со мной же ты разговариваешь? Вот и с ними так же. Что здесь сложного? -
пожал плечами Филька.
    - Может,  тебе  не  сложно,  а  мне  сложно. Научи меня, как надо с самого
начала! - потребовал Мокренко.
    Мимо  пробегал пятиклассник из их школы, и Петька, не удержавшись, дал ему
пинка.
    - В смысле знакомиться, или если уже знаком? - уточнил Филька.
    - Если  знакомишься.  Я  вчера  подошел к одной телке у клуба и говорю ей:
"Привет, блин! Я Петька! Чего-то я тебя раньше тут не видел!"
    - А она тебе? - заинтересовался Филька.
    - Она  говорит:  "И  не  увидишь  больше!"  Повернулась  и  ушла.  - уныло
признался Мокренко.
    - И правильно сделала. Как с тобой можно нормально разговаривать, когда ты
через каждые два слова, то "блин", то "черт", то "телка", а то еще чего-нибудь
похлеще?  Поставь  себя  на место девчонки. К тебе походит амбал с нечищенными
зубами, толкает тебя в плечо и говорит: "Блин, откуда ты здесь взялся? Ну что,
бычок,  хочешь  со  мной  дружить?  Давай  свой  телефон!" Захочешь ты с таким
дружить? И девчонка тоже не хочет.
    Мокренко вздохнул.
    - Я  что,  виноват,  что у меня по-другому не выходит? Давай так. Ты научи
меня каким-нибудь словам. Я их запишу и выучу.
    - Ладно,  - согласился Филька. - Только учти, что слова для каждой девочки
свои и надо действовать по ситуации.
    Хитров  уселся на забор хоккейной площадки, а Мокренко, присев на корточки
и достав тетрадь, приготовился писать.
    - Вариант  классический.  Связан с погодой. Допустим, дождь, а девочка без
зонта. Ты говоришь ей: "Ты же вымокнешь! Хочешь дойти под моим зонтом?"
    - А если у нее есть зонт, а у меня нет? - спросил Мокренко.
    - Тогда  наоборот. Ты спрашиваешь: "Ты не возражаешь, если я тоже спрячусь
под твоим зонтом?"
    Спрыгнув с забора, Филька заглянул Мокренке через плечо и засмеялся:
    - Эх ты, голова! "Зонтом" пишется через "о", а не через "зантом".
    - Неважно, я же для себя пишу! - заявил Петька. - А если вообще дождя нет?
    - Хм,   это  задача  посложнее,  -  задумался  Филька.  -  Тогда  говоришь
что-нибудь неожиданное. Допустим: "Ты знаешь, что в феврале сорок два дня?"
    - Почему сорок два? - заинтересовался Петька.
    - Вот  и  она  спросит: "Почему?" С этого и завяжется разговор! - объяснил
Хитров.
    - А я что отвечу, если она спросит "почему"?
    - Ты  ответишь:  "Потому  что  в  марте  тридцать  восемь!" или что-нибудь
другое,  тоже  неожиданное.  И,  главное,  не  забывай быть доброжелательным и
постарайся девочку заинтересовать или развеселить.
    Мокренко,  от  усердия  приоткрыв  рот,  записывал, не обращая внимания на
грамматику и знаки препинания.
    - А какие еще способы есть, если без погоды? - жадно спросил он.
    - Разные,  -  сказал  Филька.  - Допустим, музыкальный. Спрашиваешь: "Тебе
какая  музыка  нравится?"  или литературный: "Ты какую книжку сейчас читаешь?"
Есть еще киношный: "Ты смотрела "Семнадцать мгновений весны"? А какой фильм ты
любишь?"  или  компьютерный:  "Ты на компьютере умеешь работать? Хочешь я тебя
научу?"  или  спортивный:  "Ты  любишь на велосипеде кататься?", или школьный:
"Как  ты  думаешь,  что  у  меня  будет  по русскому в четверти, если у меня в
журнале   пятнадцать  троек,  четыре  двойки,  тринадцать  четверок  и  четыре
пятерки?"
    Филька  так  увлекся,  придумывая  новые  способы знакомства и разговора с
загадочным  противоположным  полом,  что забывал проверять, успевает ли Петька
записывать.  Он  вспомнил  о  Мокренко  только  тогда,  когда услышал, как тот
бормочет под нос, водя ручкой по бумаге: "Ти-бе ка-ка-я му-зы-ка нра-ви-ца?"
    - Тьфу  ты! Вот ты где застрял! - огорчился Хитров. - Ладно, надоело мне с
тобой  возиться!  Учи  пока  то,  что уже записал, а с завтрашнего дня начинай
тренироваться.
    - Как тренироваться? - испугался Мокренко.
    - А  так!  Ты подойдешь после школы к какой-нибудь девочке и попытаешься с
ней познакомится. Идет?
    Мокренко  побурел от напряжения, набычился и кивнул. Целый вечер он зубрил
и  повторял  фразы:  "Тебе какая музыка нравится?" и "Ты знаешь, что в феврале
сорок два дня?" Ночью Петька ворочался во сне. Ему снились хохочущие девчонки,
показывающие  на  него пальцами. Девчонки разрастались, сливались в общий шар,
из  которого  проглядывало  недовольное  лицо  классной руководительницы Марии
Владиславовны.
    Утром  Мокренко  встал, впервые в жизни позавтракал без аппетита и, как на
заклание, потащился в школу.
    - Выучил? - спросил его Филька.
    - Угу! - безрадостно кивнул Петька.
    - К тренировке готов?
    Мокренко сглотнул слюну и снова кивнул.
    - Отлично,  -  хлопнул его по плечу Хитров. - Сразу после занятий пойдем и
покажешь класс!
    Едва закончились уроки, Филька схватил вяло упирающегося Петьку за рукав и
потащил  его  на улицу. Они отошли от школы на пару кварталов и остановились в
тени большого клена.
    - Вон  девчонка идет! Начинай! - Филька кивнул на проходившую мимо девочку
лет тринадцати.
    - Не-а, я не готов. И эта мне не нравится! - заартачился Петька.
    - А, по-моему, симпатичная! - пожал плечами Филька.
    За  следующие  полчаса  мимо них прошло около двадцати девчонок, и ни одна
Мокренке не понравилась.
    - По-моему,  ты  просто  трусишь!  - заявил наконец Хитров, когда мимо них
прошествовала  настоящая  красавица,  а Петька вместо того, чтобы знакомиться,
постарался отодвинуться за куст.
    - Нет, не трушу!
    - Вот  и  хорошо. Тогда будешь знакомиться с первой, которая пройдет! Если
нет,  тогда я ухожу! У меня нет времени здесь с тобой торчать! - твердо сказал
Филька.
    Минут через пять из-за угла дома показалась тоненьк