л ружье и передал его девочкам.
    - Напрасный перевод патронов! - заявил Петька Мокренко.
    - Это  мы  сейчас увидим! - Аня Иванова долго прицеливалась, потом закрыла
глаза и, оглушительно взвизгнув, выстрелила.
    - Ха!  Мимо!  -  воскликнул  Антон и, наблюдая, как ружье переходит к Кате
добавил: - Уж если эта попадет, я готов дождевого червя съесть!
    Катя деловито взяла ружье и, покрутив его в руках, спросила:
    - Куда нажимать?
    - Вот сюда! - насмешливо объяснил Антон.
    Катя  нажала  на спуск. Пробитая дробью сразу во многих местах, жестянка с
грохотом слетела с дерева. Андрей Тихоныч пораженно почесал в затылке.
    - Н-да... Ну ты, Сундукова, даешь! - сказал он.
    - Я  попала!  Попала!  -  закричала Катя, а Филька Хитров взял палку и, ни
слова не говоря, стал ковыряться в земле.
    - Ты чего делаешь? - с подозрением спросил Антон.
    - Дождевого  червя  ищу!  Кто-то  из  нас,  по-моему, обещал его съесть? -
объяснил Хитров.
    К  тому  времени,  как  в лесу стемнело, на поляне уже потрескивал веселый
костер,  а в стороне, чтобы их не прожигали искры, была разложены три палатки:
одна  большая  четырехместная  для  мальчишек, двухместная - для Ани с Катей и
одноместная для Андрея Тихоныча.
    Проголодавшиеся  туристы жадно ели подгоревшую печеную картошку и пахнущий
костром суп, приготовленный девочками.
    После  ужина  все  еще  долго  не  могли  улечься  спать и, сидя у костра,
рассказывали друг другу страшные истории.
    - А  вообще-то  здесь в лесу медведи есть, не говоря уже о волках, - вдруг
серьезно сказал Андрей Тихоныч.
    - Какие медведи, живые? - ахнула Анька Иванова.
    - Не  дохлые же! - заявил Коля Егоров. - Мне отец историю рассказывал, как
на  одного из его знакомых напал медведь. А другой его знакомый, тоже охотник,
провалился зимой в медвежью берлогу.
    - И что? Медведь его задрал?
    - Не  успел. Он успел руками ухватиться и вылез, а потом, пока медведь еще
не проснулся, быстро убежал.
    - Про  этот  случай я не слышал, но что медведи иногда нападают на людей -
случается, - авторитетно подтвердил Андрей Тихоныч. Зевнув, он отвинтил крышку
плоской солдатской фляжки и сделал несколько глотков.
    - Что это у вас? - спросил любопытный Петька.
    - Это лекарство. Снотворное. Мне врач прописал, - объяснил Андрей Тихоныч,
промокая губы рукавом.
    Ребята  еще  некоторое  время поговорили о медведях и вообще о хищниках, а
потом разошлись по палаткам. Андрей Тихоныч отправился в свою палатку, залез в
мешок  и  вскоре  захрапел,  а  ребята не спали и продолжали рассказывать друг
другу  страшные истории. Филька рассказывал про гроб на колесиках, Коля Егоров
-  про  проклятые клады и про мертвецов, Петька - про кровавую руку, а Антон -
про животных-людоедов, которые месяцами могут выслеживать своих жертв.
    - Ладно! - сказал наконец Коля, зевая. - Давайте спать!
    Ребята  стали  забираться  в спальные мешки, как вдруг снаружи, со стороны
леса, до них донесся отчетливый, томящий звук.
    - Что было? - испуганно спросил Петька.
    - Не знаю! - прошептал Филька.
    Звук повторился, на этот раз ближе.
    - Может, птица? - спросил Антон.
    - Ага,  птица...  Как бы не так! Ты слышал, как ветки под лапами трещат? -
сказал Коля Егоров.
    - Тшш! Кажется все стихо! - прошептал Филька.
    Ребята  выбрались  из  спальных  мешков  и стали напряженно вслушиваться в
тишину.  Несколько  минут  все  было как будто тихо, а потом со стороны костра
раздалось   какое-то  потрескиванье  и  такой  звук,  будто  крупное  животное
встряхнуло головой.
    - Опять!  Уже  совсем  близко  подобрался!  Надо  ему  кого-нибудь  одного
выкинуть, чтобы он всех не съел! - прошептал Петька, вцепляясь Антону в плечо.
    Коля  осторожно  отогнул  полог палатки и выглянул. Ему почудилось, что на
фоне углей костра мелькнуло что-то темное и скрылось за ближайшим кустом.
    - Ты видел? - прошептал он Фильке.
    - Видел!
    - Как ты думаешь, кто это?
    - Наверное,  медведь-людоед!  -  подрагивающим  голосом  ответил Филька. -
Кругами ходит! Ждет момента, чтобы напасть!
    - И что нам теперь делать? - спросил Антон.
    - План  простой!  Надо разбудить девочек, чтобы их не застигли врасплох! -
Коля  Егоров  быстро  по-пластунски  вылез из палатки. Филька Хитров пополз за
ним, а в палатке остались только Антон с Петькой.
    - Пошли за ними! - предложил Антон.
    - Что я больной, что ли? Я в палатке останусь! - отказался Мокренко.
    - Тогда и я останусь! - сказал Антон. Он уже жалел, что спрятал свой топор
вместе с остальными тяжелыми вещами.
    Они некоторое время просидели в палатке, стараясь держаться подальше от ее
входа,  как  вдруг  хриплое  дыхание раздалось где-то совсем близко, и одна из
стенок палатки промялась, будто бы в нее ткнулась чья-то морда.
    - А-а! Нападает! Караул! - завопили они и кинулись вон из палатки.
    Заскочив  в  соседнюю  палатку  к  девчонкам,  они налетели на остальных и
образовали на полу палатки кучу малу.
    - Оно там! Бежит за нами! Спасайтесь! - крикнул Антон, выбираясь наверх.
    Аня  оглушительно  взвизгнула.  Так  визжать  -  до  закладывания  ушей  у
окружающих - во всем классе умела только она.
    - Будем  защищаться!  Главное  не  впустить  его  внутрь!  -  Коля схватил
туристический  топорик  и  занял оборону у входа. К нему присоединились Антон,
Петька и Филька.
    - Где твой Мухтар? - спросил Филька у Ани.
    - Он спит, - уныло сказала Аня, на минуту переставая визжать.
    - Как спит?
    - А так спит. Он переел, а когда он переедает, его не добудишься.
    - Хорош защитничек! - фыркнул Петька.
    Это  была  ужасная  ночь:  темная  и безлунная. Ребята сидели, забившись в
палатку, и слушали, как вокруг ходит и дышит неведомый зверь.
    - Надо  бежать  к  Андрею Тихонычу и разбудить его! Пусть возьмет ружье! -
сказала Катя Сундукова.
    - Вот  сама и беги! Разве медведю что-то дробью сделаешь, он от нее только
еще больше рассвирепеет! - отозвался Антон.
    - Без  паники, Данилов! Никто никуда не побежит! Он не понимает, что такое
палатка! - рявкнул Филька.
    Не  выходя  наружу,  ребята  несколько  раз  принимались  громко  кричать,
стараясь  разбудить  Андрея  Тихоныча, но тот продолжал как ни в чем не бывало
храпеть, ничего не слыша из спального мешка.
    За  ночь  никто  из ребят не сомкнул глаз: все, кроме девчонок, по очереди
несли дежурство у входа, крепко сжимая туристический топорик.
    Наконец  под утро, когда небо начинало уже сереть, храп из палатки учителя
умолк  и  оттуда,  потягиваясь  со  сна, появился Андрей Тихоныч. Он подошел к
костру и поворошил ботинком затухшие угли.
    Филька,  дежуривший  у входа в палатку, замахал руками и зашипел, стараясь
незаметно привлечь внимание учителя, но Андрей Тихоныч лишь удивленно взглянул
на него.
    - Не ходите туда! Там медведь! Осторожно! - закричал во весь голос Филька,
услышав, что сопение с другой стороны палатки усиливается.
    - Медведь? - удивился учитель. - Где?
    - Да там, сзади палатки! Не ходите туда! Нет! - закричал Филька.
    Но  было  уже поздно. Андрей Тихоныч обошел палатку, уставился на что-то и
вдруг расхохотался.
    Набравшись  смелости, Филька и Коля выглянули из-за его спины и тоже стали
хохотать.  Пощипывая  траву,  позади  палатки  стояла  большая  черная  коза с
болтавшимся  у  нее  на шее обрывком веревки. Коза подняла голову и издала тот
самый звук, который так пугал ребят ночью.
    - Вот мы олухи! Откуда она здесь взялась? - спросила Катя.
    - Не  знаю,  потерялась  наверное!  Надо  ее поймать и отвести хозяевам! -
сказал  Коля  и  погнался  за  козой.  Рядом  с  ним,  норовя огреть ее гибкой
хворостиной, мчался Петька.
    - Я тебе отомщу! Покажу, как нас ночью пугать! - вопил он.
    Внезапно  деревья  стали  редеть,  и  ребята  выскочили  к шоссе, с другой
стороны   которого  начиналась  деревня.  Пораженные,  мальчишки  замерли  как
вкопанные,  а  коза,  с  сумасшедшим  блеяньем  перескочив  на другую сторону,
затерялась где-то в деревенских огородах.
    - Ну  и  ну!  Выходит,  мы сделали крюк и вышли к шоссе! - удивился Андрей
Тихоныч, когда ребята рассказали ему о том, что видели.
    Вот  так  и  завершился  первый  поход. Кстати, вещи Антона Данилова так и
остались  в  лесу.  Сколько  он  потом не искал, ему так и не удалось найти ту
высокую сосну, под которой были зарыты его сокровища.
    - Вот  так и возникают легенды о кладах! - сказал Филька Хитров. - Ничего,
не  унывай, Данилов! Ты не нашел, значит археологи найдут лет так через десять
тысяч!


    Рассказ двадцать восьмой.
    ЖИЛ-БЫЛ ОНЕГИН

    Филька  Хитров  читал  очень  редко  -  у  него попросту не хватало на это
времени.  Ну  как  тут  будешь  читать, когда по телевизору идет боевик, или в
компьютерной  игре  ты  всякий раз застреваешь на третьем уровне, или приятель
зов„т на улицу обливаться из брызгалок?
    Как-то  раз  Максим  Максимыч  задал  выучить наизусть отрывок из "Евгения
Онегина",  тот  самый,  где  поэт  рассуждает  о  чьем-то  хворающем дядюшке с
правилами.  Понадеявшись  на  русский  авось,  Филька  ничего  не выучил, а на
следующий  день,  по-орлиному  обозрев  с  высоты  своего  роста класс, Максим
Максимыч вызвал его к доске.
    "Ну  вот,  вляпался!" - уныло подумал Филька, но к доске вс„ же вышел и не
менее громко, чем только что учитель, объявил:
    - Александр  Сергеевич  Пушкин  родился  в  1799  году  и  вскоре  написал
замечательный шедевр русской словесности - "Евгения Онегина".
    - Ты не в цирке! Читай отрывок! - потребовал Максим Максимыч.
    - В сущности, что такое отрывок? - продолжал рассуждать Филька. - Разве он
может выразить всю прелесть шедевра русской словесности?
    Максим  Максимыч  полюбовался  своими  начищенными  до  блеска  ботинками,
подождал, пока смех в классе утихнет, и сказал:
    - Хитров,  если  ты  думаешь, что ты тут самый умный, то ошибаешься. Самый
умный здесь я. Ну признайся, ведь ты книги даже в руках не держал?
    - Я  не  держал  в  руках  книги? Да я книг тысячу в руках держал, если не
больше! - возмутился Филька.
    Максим  Максимыч  искоса  взглянул  на  свое  отражение  в оконном стекле,
выпрямил спину и спросил:
    - Так ты будешь читать отрывок или разглагольствовать?
    - Я буду читать, но не сразу, - пообещал Филька. - Вначале мне хотелось бы
изложить  свой  взгляд  на  литературу вообще. В прошлом веке почему так много
читали?  Потому  что  не было ни телевизора, не видака, не компьютеров. Тут уж
волей-неволей   зачитаешь,  делать-то  больше  нечего.  И  вообще  не  могу  я
наслаждаться  классикой  из-под  палки,  когда  меня  заставляют. Вот вырасту,
тогда, может быть, наслажусь.
    Рассуждая,  Филька  зорко наблюдал на Максим Максимычем. Заметив, что рука
учителя  потянулась  к лежащей на журнале ручке, Хитров быстро выпалил первое,
что пришло ему в голову:
    - Подождите,  Максим  Максимыч!  Я  не сказал самого главного! Я потому не
читаю сейчас отрывок, что учу "Евгения Онегина" целиком!
    Карающая ручка замерла в трех миллиметрах от журнала.
    - Ты  не  мог  бы  повторить,  что ты только что сказал, - попросил Максим
Максимыч. - У меня, кажется, заложило сразу оба уха.
    - Я  учу  "Евгения  Онегина"  целиком.  По  методу...  э-э...  ускоренного
запоминания, - повторил Филька.
    - Да? И когда же ты нам его прочтешь?
    - Через неделю!
    Максим Максимыч недоверчиво хмыкнул:
    - Хорошо, Хитров, я подожду неделю. Но если к тому времени ты не вызубришь
нам  "Онегина"  от  точки  до  точки, я поставлю тебе столько двоек, сколько в
"Онегине" глав. А их там десять.
    Когда урок закончился, к Фильке подбежал его приятель Коля Егоров:
    - Ну  и  влип  же ты, гусь лапчатый! Кто тебя за язык дергал врать, что ты
учишь "Онегина"?
    - Как-то  само  вырвалось.  У  меня всегда так: вначале скажу, а потом уже
думаю, - признался Филька.
    - Как ты думаешь выкручиваться? Взаправду будешь "Онегина" учить?
    - Не знаю, - протянул Филька. - А сколько в нем страниц?
    - Кажется, страниц двести.
    - Это по тридцать страниц в день? Мне столько не запомнить.
    - А если притвориться больным?
    - Не-а, не пойдет. Максимыч не поверит. И потом получится, что я вроде как
струсил. Надо что-нибудь другое придумать.
    И, озабоченно размышляя, Филька вышел из класса. Он думал, думал, думал, и
чувствовал, что голова у него раздувается точно воздушный шар.
    Через три дня вечером он позвонил Коле и спросил:
    - У тебя есть магнитофон?
    - Есть. А у тебя нет, что ли? - удивился Коля.
    - И  у  меня  есть, но мой без микрофона. А мне нужен такой, который голос
пишет. Я хочу "Онегина" на кассеты начитать.
    - А,  понял...  -  засмеялся  Коля.  - Ты хочешь вставить кассеты в плеер,
засунуть наушник в ухо и на уроке вроде как сам себе подсказывать.
    - Ничего  ты  не  понял,  - снисходительно заявил Филька. - Я тоже об этом
думал, но этот фокус не сработает. Наушник Максимыч заметит, он же с проводом.
Лучше  я  засуну  себе  под свитер магнитофон на батарейках и незаметно включу
его. Я все просчитал. Если правильно встать, то со своего стола Максимыч будет
видеть только одно мое ухо и часть щеки.
    - А губы?
    - Чего  губы?  Губы  ему со своего места не видно. Но на всякий случай, я,
конечно,  буду ими шевелить. Если как следует все устроить, Максимыч ничего не
заметит, а наши не выдадут.
    Филька  взял  у  Коли магнитофон, и в оставшиеся дни начитал на него всего
"Онегина". У него ушло на это четыре девяностоминутные кассеты.
    - Слушай, как ты будешь кассеты менять и на другую сторону переворачивать?
- спросил его Коля.
    - Я  все  просчитал.  Урок длится сорок пять минут, и одна сторона кассеты
тоже сорок пять минут. Должно хватить, - сказал Филька.
    - А зачем ты тогда всего "Онегина" начитывал?
    - На всякий случай. Мало ли какая ситуация сложится, - ответил Хитров.
    Ровно  через  неделю  Максим  Максимыч вошел в класс и, весело взглянув на
Фильку, сказал:
    - Вот уж не думал, Хитров, что ты явишься. Даже гелевую ручку купил, чтобы
тебе двоек покрасивее наставить. Ну чего, выучил "Онегина"?
    - А то как же! Выучил! - сказал Филька.
    - Ну  читай!  -  учитель  недоверчиво  поднял брови и уселся за свой стол,
перелистывая журнал.
    Филька вышел к доске, откашлялся и громко объявил:
    - "Евгений  Онегин".  Роман  в  стихах.  Глава  первая.  Эпиграф:  И  жить
торопится  и  чувствовать  спешит.  Князь  Вяземский.  Мой  дядя самых честных
правил...
    Тут  Хитров  еще  раз  кашлянул  и  нажал  кнопку  включения  магнитофона,
спрятанного у него под свитером.
    - Когда не в шутку занемог,
    Он уважать себя заставил
    И лучше выдумать не мог...
    - заработал магнитофон.
    Филька жестикулировал, шевелил губами, поэтично отбрасывал со лба волосы и
изо  всех  сил старался, чтобы учитель не заметил выпячивающегося магнитофона.
Вначале  Максим  Максимыч  смотрел на него недоверчиво и с удивлением, а потом
подпер  руками  голову  и  стал  слушать.  Не перебивая, он слушал весь урок и
только два или три раза отвлекся, чтобы поправить галстук и посмотреть на свое
отражение  в  стекле.  "Поверил!  Сработало!"  -  торжествовал  Филька,  вовсю
подмигивая ребятам в классе.
    Когда до конца урока осталось всего минута, Максим Максимыч прервал его.
    - Ладно, Хитров, хватит! Вижу, что знаешь. Иди сюда с дневником!
    Филька показал Кольке язык и нажал на кнопку выключения. Нарочно сутулясь,
чтобы  магнитофон  не  выпирал,  он  подошел  к  учительскому столу и протянул
дневник.  Сделав вид, что тянется за дневником, Максим Максимыч внезапно сунул
руку Хитрову за ворот и вытащил магнитофон:
    - Что,  Хитров,  думал  провести  меня  своим чревовещанием? Я почти сразу
сообразил, что тут что-то нечисто... Давай дневник! - и Максим Максимыч взялся
за гелевую ручку.
    Получив   обратно   свой   дневник,   Филька   поплелся   на  место.  Даже
задребезжавший  в  эту  секунду  звонок  уже не мог его спасти. Уже за партой,
пряча учебники в сумку, Филька решился заглянуть в дневник, ожидая увидеть там
несколько двоек. Внезапно он оцепенел, словно приговоренный к смерти, которому
прочитали помилование. В дневнике стояла четверка!
    - Ну  что,  Хитров,  говорил  я тебе, что самый умный из нас я! Это тебе в
награду,  что прочитал всего "Евгения Онегина"! - крикнул ему Максим Максимыч.
-  Но  особенно  не радуйся! Скоро мы будем проходить "Войну и мир", и ты тоже
будешь учить ее наизусть.


    Рассказ двадцать девятый.
    ПОДВИГ ВО ИМЯ ЛЮБВИ

    В  своей  жизни  Филька  Хитров  попадал  в  такое  неимоверное количество
дурацких  историй, что, чтобы сосчитать их, не хватило бы пальцев не только на
его руках и ногах, но и на руках и ногах всего 7 "А".
    И  вот  одна  из  них,  произошедшая  тогда,  когда Аня Иванова еще только
перевелась  в  их  класс из другой школы, и Филька еще не был с ней знаком. Их
знакомство  произошло  тоже  в  Филькином духе и началось с того, что он в нее
немедленно  и  бесповоротно  влюбился.  Это  была  то,  что называют любовью с
первого взгляда.
    Филька  вбежал в класс с высоко поднятой над головой шваброй: он гнался за
Антоном  Даниловым, швырнувшим в него мокрой тряпкой. Он почти догнал его, как
вдруг  увидел  Аню  и  замер  словно статуя, открыв рот так широко, что в него
вполне мог положить голову укротитель тигров.
    Разумеется,  от  Ани  не  укрылось,  какое  впечатление  она  произвела на
Хитрова.  Она  прошествовала  мимо  него  и,  метнув на Фильку короткий взгляд
из-под  длинных  ресниц,  вышла  в  коридор, а Хитров остался в классе. Антон,
подкравшись,  снова  хотел  бросить  в него мокрую тряпку, но, увидев филькино
лицо, озабоченно спросил:
    - Ты что об дверь стукнулся?
    - Почему ты так решил? - удивился Филька.
    - Ты на физиономию свою посмотри! - посоветовал Антон и отправился искать,
в кого бы ещ„ кинуть тряпку. Он тоже видел Аню, но его толстую кожу неспособны
были пробить никакие стрелы Амура.
    Придя  в  себя,  Филька  Хитров  стал  осаждать  сердце  Ани.  Вначале  он
забрасывал  ее  записками,  на  которые она не отвечала, а потом пообещал, что
будет давать ей списывать на контрольных.
    - Только вначале я сам спишу у Кольки Егорова, - сказал он.
    - Да уж спасибо! Своим умом обойдусь! - фыркнула Аня.
    Какие  способы  Филька  только  не  перепробовал, чтобы понравиться Ане. И
коронные  шуточки свои откалывал, и цветы дарил, и кассеты одалживал, и гулять
приглашал,  и  стихотворения Пушкина переписывал, выдавая их за свои, - но вс„
равно  Аня  оставалась  к  нему  совершенно  равнодушной.  Как  и  раньше, она
проходила  мимо, даже не глядя в его сторону, и только гордым движением головы
отбрасывала назад длинные волосы.
    Так  продолжалось,  наверное,  с  месяц.  От  несчастной любви Филька даже
мороженое  перестал  есть  и  похудел  на  полкилограмма  (впрочем,  что более
вероятно, он случайно взвесился натощак).
    И  тогда  Филька  решил  посоветоваться  со  своим  мудрым дедушкой, тоже,
кстати,  Филиппом  Хитровым, в честь которого он и был назван. Он отправился к
дедушке  в  гараж,  где старый Хитров, пыхтя, переворачивал ломом двигатель от
"Москвича".
    - Дедушка, ты когда-нибудь влюблялся? - спросил Хитров-младший.
    - Угу! - ответил Хитров-старший.
    - А посоветоваться с тобой можно?
    Старший Хитров уселся на капот машины, вытирая руки промасленной тряпкой.
    - Ну, советуйся! - разрешил он.
    - Понимаешь,  мне  нравится  одна  девчонка.  Ее  зовут Аня. Я все способы
перепробовал, но ничего не помогает. Вот я и хотел спросить...
    - Аня,  говоришь?  Это  не  ты  исписал краской бетонный забор за домом? -
вдруг перебил его дед.
    - Там  много чего написано. А я писал только то, что про Аню и про любовь,
- опасливо уточнил Филька.
    - А остал