тысяцкие и иные выборные мужи
от  города.  Княжеский  стол  всегда  ломился  от  яств,  а  остатки  пиршеств
отдавались  нищим  и  странникам,  всегда  толпившимся во множестве на дворе у
хлебосольного русского князя.
    После  крещения  единственной мечтой Владимира было повесить меч на стену,
чтобы не проливать больше крови на поле бранном, но вышло иначе. Насаждая веру
Христову и приращивая землю русскую, Святославич много занимался ратным делом.
Не  раз  дружина  его  удачно  ходила  на  дунайских  болгар,  оказывая помощь
греческим царям Василию и Константину.
    - Нужны  нам  люди  разумные  для  просвещения паствы и служения. Мало еще
таких людей на Руси, - нередко говорил князю епископ Михаил.
    - Знаю, что нужны. Учить будем тому отроков с малых лет, - отвечал князь.
    Триста отроков из разных семейств по повеленью князя взяты были в обучение
книжное.  Хотел  Владимир, чтобы выучившись, могли читать они книги церковные,
разуметь  грамоте и перенимать у греков служение в храмах. С великой неохотой,
с причитанием отдавали матери своих детей, не ведая зачем берут их.
    - Ворожбе  их учить будут. Вестимое ли дело, из черточек слова складывать!
Волхвы  и  те  за  такое  не  замахивались, - шептали из темных углов дремучие
повивальные бабки.
    Взят  был  в  учебу  и  мальчик  Яшка,  ставший  одним из любимых учеников
епископа Михаила.
    - Нет  иной  веры  лучшей,  чем  наша  чистая светлая православная вера, -
говорил  не раз ему Михаил. - Если тебе нужно будет даже умереть за эту веру -
с  дерзновением  иди  на смерть. Так и святые умирали за веру, а ныне живут во
Христе.
    Не  подобает  хвалить чужую веру. Кто хвалит чужую веру, тот все равно что
свою  хулит.  Если  же кто будет хвалить свою и чужую, то он двоеверец, близое
ереси.
    Берегись кривоверов и всех бесед их, ибо и наша земля наполнилась ими.
    Берегись их и всегда стой за свою веру.
    Не  братайся  с  ними,  но  бегай от них и подвизайся в своей вере добрыми
делами.
    Твори  милостыню  не  своим  только по вере, но и чужеверным. Если увидишь
нагого,  или  голодного, или в беду попавшего, будет ли то жид, или турок, или
латинянин,  ко  всякому  будь  милостив,  избавь его от беды, как можешь, и не
лишен будешь награды у Бога.
    Западали  эти  слова  в  сердце  Яшке.  Прошли  годы  и,  освоив  грамоту,
просветившись  учением  книжным,  стал  он  одним  из священников в Десятинной
церкви, что выстроена была на том месте, где убиты были варяги-христиане.
    Долгие  годы  правил Владимир землей русской, держа славный престол свой в
городе Киеве. Скончался он в селе Берестовом близ Киева. Произошло это 15 июля
1015  года.  Прознав  о  смерти  его,  великое  множество  народа  стеклось  к
Десятинной церкви Святой Богородицы, где лежало тело их князя.
    Плакали  все:  и  дружина,  и  бояре,  и простые холопы. Любовь народная к
своему князю была единодушной.
    Православная  церковь  пречислила  благочестивого  князя  Владимира к лику
святых,  дав  ему  наименование  равноапостольного,  так как подобно тому, как
апостолы несли слово Христова странам, и он крестил народ русский.
    Почти  тысяча  лет  пролетела со времени кончины святого равноапостольного
князя  Владимира,  много  утекло  воды,  много  поколения сменилось, но так же
непоколебимо стоит Русь, как и прежде стояла.
    Нет  мертвых  у  Бога.  И ныне присутствует незримо с нами князь Владимир,
оберегая  и  защищая нашу землю, страдая от всякой ее боли и радуясь всякой ее
радости.



                              Дмитрий Емец

               Через пять мгновений я уничтожу этот мир...


    Письмо в кармане прикрывает дыру в груди.
    Через  пять  мгновений  я  уничтожу  этот  мир.  А пока надо решить, что я
захвачу с собой.
    Звуки?  Пять-шесть  звуков  взять  надо, на память. Звук лопнувшей елочной
игрушки,  шуршание  кофе,  когда ссыпаешь его прямо из банки, знакомые шаги на
лестнице,  звук  закипевшего чайника. И что-нибудь из детства, скажем, веселый
бестолковый  стук  синиц,  когда  они  прыгают по кормушке и задевают крыльями
стекло.  И,  пожалуй,  напоследок мелодию музыкальной шкатулки... Даже не саму
мелодию: ее забыл, а сухое предвещающее потрескивание ключа...
    Со  звуками  хватит. Многое предстоит еще взять. Я ссыпаю звуки в коробку,
они раскатываются горохом, ползут по углам... Не шуршать!
    Через четыре мгновения я...
    Ощущения?  Червовый  валет  горчичника  на груди, и потом то наслаждение с
которым  трешь,  скоблишь  ногтями зудящее место. С мороза в тепло - одуряющее
счастье оттаивания. И короткий, с замиранием подвисания провал в повторный сон
-  когда зуд будильника уже мертв, убит твоей рукой, а ты понимаешь, что можно
спать дальше - выходной...
    Запахи...  запахи  я  возьму  все.  Особенно  хвои, сухой ромашки, ванили,
березового   распаренного   веника...  Запах  новых  книжных  страниц,  когда,
торопливо  распахивая  книгу,  вжимаешься  в  переплет  детским носом. И запах
маминой шубы, когда она приходила с мороза.
    Через три мгновения...
    Теперь  надо разобраться с красками. Спокойно, спокойно, без паники, время
еще  есть...  Берем  с  собой красный, синий, зеленый, черный... Только чистый
цвет...  Никакого  серого,  коричневого,  никаких  полутонов.  Разве что... на
молодых  листьях  пляшет  порой,  когда  они  только-только еще пробились... И
плывущее  пятно  мандарина...  Другие  цвета не возьму - пусть гибнут, гниют с
этим миром...
    Краски я сложу в... Нет, носки, наверное, снимут. Краски я лучше проглочу.
    Через два...
    Табурет,  мерзавец,  ты  меня  переживешь,  а  раз так, то кончай дрожать!
Сколько  не  успел  еще  взять...  Лица... голоса... хлебные корки... не корки
даже, а тонкую гарь на корках, которую снимаешь одними передними зубами...
    Но  пора...  Через  одно мгновение... Зажмуриться и шагнуть, пока не стало
страшно.
    Табурет падает... Я тоже падаю и стою рядом с ним на полу...
    Опять нитка оборвалась? Или это уже другой мир, тот, что я взял с собой?



                             Дмитрий Емец

                              Я ВСЕ ЗНАЮ!


    - Доктор, просыпайтесь!
    Зевая,  доктор  Баранников  присел  на  кушетке.  Перед  ним стоял высокий
курчавый санитар из приемного отделения.
    - Нового психа привезли! - сообщил он.
    - Ну и что? Нельзя было подождать до утра?
    - Этот  не  совсем  обычный.  Вроде какой-то ученый. Требует, чтобы к нему
пришел  главный  врач.  Я  сказал, что главного нет, и тогда он стал требовать
дежурного.
    Доктор  Баранников  подошел  к зеркалу и, внимательно глядя в него, провел
руками по лицу, разглаживая складки.
    - Очередной параноик, - сказал он. - А кто он такой?
    - Я  же  говорю,  ученый  какой-то. То ли доцент, то ли профессор. Фамилия
Коптин.  Поймали  на  телевидении,  пытался прорваться в студию прямого эфира.
Когда его задерживали, укусил милиционера и еще кого-то там, - сказал санитар.
    Большие  светящиеся  часы  приемного  отделения  показывали  без пяти три.
Доставленный  пациент,  маленький  взлохмаченный  человек  с  кровоподтеком на
правой  скуле,  сидел  на  стуле. Он был в смирительной рубашке. Стоящий рядом
молодой милиционер с интересом разглядывал ее связанные рукава.
    Увидев доктора Баранникова, пациент нетерпеливо вскочил.
    - Вы дежурный врач? Наконец-то вы пришли! Я совершенно нормален! Прикажите
санитарам развязать меня! - крикнул он.
    - У нас все нормальны. Сядьте на стул! Во всем разберемся!
    - Я  доктор  наук  Коптин!  Вы  не имеете права держать меня здесь! Я буду
жаловаться! Я совершенно здоров!
    Баранников  поморщился.  Все душевнобольные считают себя здоровыми. Именно
поэтому в психиатрических клиниках устанавливают решетки и небьющиеся стекла.
    - Мне можно идти? - спросил милиционер. - Распишитесь, пожалуйста, здесь!
    Взяв  бумагу, милиционер удалился. Человек в смирительной рубашке проводил
его взглядом.
    - Ну и что дальше? - устало спросил он.
    Не  отвечая,  Баранников  сел  за  стол  и  взглянул  на  копию  протокола
задержания,   к   которому   было  подколото  направление  на  психиатрическую
экспертизу.
    - Зачем  вам  нужно  было  в эфирную студию? Вы не отдавали себя отчета, к
чему это привед„т и где вы окажетесь? - спросил он.
    Пациент неуютно пошевелился в смирительной рубашке.
    - Я  знал,  на  какой  риск  я иду, но хотел предупредить как можно больше
людей.  Два  дня  назад я просил предоставить мне эфир, но эти олухи отказали!
Болваны, скоро они обо всем пожалеют!
    - Вы  угрожаете  кому-нибудь конкретно? - быстро спросил доктор, бросая на
пациента проницательный взгляд поверх бумаг.
    Коптин отрицательно замотал головой.
    - С чего вы это взяли? Я ученый. Я вообще не склонен к насилию.
    - А из сопроводительного протокола следует, что склонны. При задержании вы
укусили  старшего  сержанта В.Морденко за руку и нанесли оскорбление действием
ассистенту режиссера... э-э... фамилия неразборчиво.
    - Какому  еще ассистенту? А, это, наверное, тот парень, которому я оторвал
пуговицу  на  воротнике.  Вот  уж  не  знал,  что  это  считается оскорблением
действием, - удивился пациент.
    - Видите, сами сознаетесь! - веско сказал доктор.
    - Подумаешь,  оторвал  пуговицу.  Надеюсь,  для  вас  не секрет, как у нас
задерживают?  Дубинкой  по шее, пистолетом по скуле. Естественно, что меня это
возмутило, и я стал сопротивляться. Но из этого не следует, что я опасен.
    Просмотрев протокол, Баранников отложил его.
    - Вы ученый? - спросил он.
    - Доктор   биологических   наук.   Старший   научный  сотрудник  института
растениеводства имени Мичурина, - с гордостью сказал Коптин.
    - И вы работали... э-э... до последнего времени?
    Лицо  Коптина  побурело.  Доктору  был  знаком  этот  холерический  тип  -
маленькие  полнокровные  мужчины,  нервные,  быстро  выходящие  из  себя и, по
большому счету, более других склонные к психическим нарушениям.
    - Что? Вы намекаете, что меня могли вышвырнуть, потому что я чокнутый?
    - Я ни на что не намекаю. Я просто спрашиваю. Это вы делаете выводы.
    - Вы  спрашиваете?  -  вскипел ученый. - Слышали бы вы только свой тон! Вы
привыкли  иметь  дело  с  психами,  а  не с нормальными людьми! Это вам так не
пройдет! Да знаете, кто вы такой? Идиот! Хам! Болван!
    И  Коптин разразился потоком брани. Доктор терпеливо ждал, пока он спустит
пар. Наконец пациент обессиленно умолк.
    - Ладно, задавайте ваши вопросы и покончим с этим, - сказал он.
    Баранников открыл лист поступления.
    - Вы   не   пьете?   Нет?   Состоите   на   учете  в  наркологическом  или
психиатрическом   диспансерах?  Кто-нибудь  из  ваших  родных  был  склонен  к
алкоголизму? К помешательству?
    Коптин снова начал краснеть, но сдержался.
    - Нет, - сказал он.
    - Учтите,   скрывать  бесполезно,  вс„  равно  будут  сделаны  запросы,  -
предупредил доктор.
    Сидевший  напротив  мужчина  неожиданно  хмыкнул, и на его лице отразилось
нечто вроде злорадства.
    - Делайте  какие угодно запросы. Все равно вы не получите на них ответы, -
сказал он.
    - Почему? - удивился доктор.
    - Потому   что,   если   ничего   не  предпринять,  человечеству  осталось
существовать ровно неделю. А потом вс„! Занавес!
    "Если  написать  в  карте  "маниакальный  бред",  никто  не  оспорит  этот
диагноз," - деловито подумал Бараннников.
    - Не могли бы вы рассказать об всем подробнее? - попросил он.
    Больной недоверчиво усмехнулся.
    - Вы  уверены,  что  сможете правильно воспринять то, что я вам скажу? Или
вс„ это нужно лишь затем, чтобы засадить меня в психушку?
    - У  нас  нет  плана по психиатрическим больным. Если вы убедите меня, что
здоровы, я не стану вас здесь держать, - пообещал Баранников.
    Пациент испытующе взглянул на него и, видимо, решился.
    - Хорошо,  я  расскажу!  Считаю своим долгом рассказать. Но если вы мне не
поверите,  то пеняйте на себя. Мне не страшно очутиться в психушке, потому что
скоро не будет ни психушек, ни городов, ни людей - вообще ничего.
    - И   что   же   ждет   нашу  Землю?  Вторжение  инопланетян?  -  иронично
поинтересовался Баранников.
    - Вторжение  инопланетян?  Нет,  не думаю. Во всяком случае не в ближайшее
время.  Наш  враг  куда  ближе.  Говоря другими словами, он всегда был рядом с
нами.  Я  знаю,  что  нашу  планету  захватят,  и произойдет это через неделю.
Возможно,  днем  позже  или днем раньше, хотя я не думаю, что они изменят свои
планы.
    - И кто же нас захватит? Американцы?
    - Нет,  американцы  пострадают  вместе с нами, - покачал головой Коптин и,
понизив голос, прошептал: - Нас захватят овощи и фрукты!
    От неожиданности Баранников подался вперед, а потом расхохотался.
    - Вы серьезно? Фрукты и овощи? А почему не насекомые?
    Пациент  посмотрел  на  него  почти  с ненавистью, и доктор сразу перестал
улыбаться.
    - Простите, я не хотел, - извинился он.
    - Ничего. Вы не первый. Они тоже смеялись.
    - Кто они?
    - В  министерстве обороны, в ФСБ, в министерстве по чрезвычайным ситуациям
и  других  подобных  ведомствах. Болваны! Посмеялись, даже не выслушали меня и
выставили за дверь. Никто даже не посмотрел мои выкладки.
    Баранников поднял на него глаза.
    - Вот как? У вас есть и выкладки?
    - Целая  тетрадь. У меня ее забрали в милиции. Умоляю, позвоните им, пусть
мне ее вернут. Она в единственном экземпляре.
    - Сейчас  там  все  спят.  Я  позвоню  утром,  - пообещал доктор. - А пока
давайте так, без выкладок.
    Коптин исподлобья взглянул на него.
    - Я  надеюсь,  вы  поймете.  Это  не бред сумасшедшего, это факты. Я очень
надеюсь, что вы поверите.
    Поняв,  что  рассказ  будет  долгим,  Баранников жестом отослал скучающего
санитара. Пациент же, прежде чем начать говорить, оглядел приемный покой.
    - Что у вас в холодильнике? - подозрительно спросил он.
    - Лекарства. Ампулы, - не удивляясь, ответил доктор.
    - И вс„? - с особой настойчивостью спросил Коптин.
    - Не знаю. Наверное, вс„.
    - А фруктов или овощей в нем нет?
    - Может быть, и есть. Родные иногда приносят для передачи.
    Глаза пациента зажглись особым огнем.
    - Откройте холодильник! - потребовал он, вскакивая.
    Поняв,  что спорить бесполезно, Баранников подошел к холодильнику и открыл
его. Коптин придирчиво оглядел все полки.
    - Здесь  яблоки и бананы. Бананы можете оставить. Они туповаты и ничего не
поймут,  а  яблоки  разрежьте  и раздавите все семена! Ну же! Или сделайте это
сами или развяжите мне руки.
    Немного  помешкав,  доктор  по  очереди  разрезал  яблоки  и,  вычистив из
середины  все  семена, раздавил их на своем столе. Пациент пристально наблюдал
за ним.
    - Очень хорошо! - сказал он. - Вы очень решительно это сделали, теперь они
не  подслушают. Семена у них - это органы чувств, без них они ничего не слышат
и  не  осязают...  Вы  никогда  не задумывались о том, что строение фруктового
плода  и  овощного  клубня  напоминает  человеческий мозг? Посмотрите на то же
яблоко,  и  вы  обнаружите  два  полушария,  ту  же  сердцевину и тот же столб
центральной  нервной  системы.  Я долго изучал это сходство и пришел к выводу,
что  все дело тут в изначальной генетической программе клетки. Если углубиться
в  начало  истории,  то  станет  ясно,  что фрукты и овощи - наши эволюционные
братья,  которые  ненавидят  нас так же сильно, как Каин ненавидел Авеля. И их
ненависть  можно понять, так как, используя плоды и клубни в пищу, мы пожираем
мыслящие клеточные существа, почти не уступающие нам!
    - Прямо-таки почти не уступающие! - не выдержав, перебил доктор.
    - Уверяю  вас, что так оно и есть! Возможно, в чем-то они даже превосходят
нас,  особенно  если  взять  в  расчет, что жизнь их намного более скоротечна.
Уверен,  проживи  яблоко  или груша не три-четыре месяца - а десять-пятнадцать
лет, оно превзошло бы любого земного гения!
    Доктор  взялся  было за ручку, чтобы что-то записать в карту, но ничего не
записал, а лишь стал машинально чертить что-то на полях.
    - Должен   признать,   что   выдвинутая  вами  гипотеза  весьма  необычна.
Признаться,  мне  чего  только не приходилось слышать, но нелепое утверждение,
что растения могут мыслить...
    - Не  растения  вообще,  а  именно  овощи  и фрукты! - поправил пациент. -
Лиственные  неплодовые  деревья,  водоросли,  трава не в счет. Они не наделены
личностью, а их семена не излучают микроволн.
    - И  что  же  это  за  микроволны?  -  с  легкой  улыбкой  поинтересовался
Баранников.
    - Переменные  тепловые  и  инфракрасные  волны  слабой интенсивности. С их
помощью плоды общаются между собой и плетут свои заговоры, свои мерзкие козни!
Они служат им речью так же, как нам колебания воздуха.
    Коптин  замолчал  и сглотнул слюну. Доктор вежливо смотрел на него, ожидая
продолжения.
    - Вы,  наверное,  хотите  узнать,  как я до всего этого дош„л? - продолжал
сумасшедший.  -  Дойти  было  несложно. Эти инфракрасные волны отмечали многие
ученые, но они считали их излучением, которое исходит от всякого материального
тела.  Ну там, процессы клеточного метаболизма, расщепление, отражение света и
все  такое  прочее.  Я  первым  предположил,  что эти волны на самом деле речь
растений и расшифровал их.
    - Довольно смело. И как же вам пришло в голову такое предположение?
    - Случайно. Я поставил опыт сразу на нескольких яблоках, помещенных в один
лабораторный  сосуд.  Меня  удивило  то,  что  яблоки  излучали  микроволны по
очереди,  то есть как будто переговаривались между собой. В то время, как одно
яблоко  излучало,  остальные держали инфрапаузу. Согласитесь, это само по себе
невероятно.  Я человек занудный и упорный, и не признаю неразрешенных загадок.
Я  стал  изучать  эту  проблему  вполную,  ставил  опыт за опытом и вскоре мне
удалось  вычленить  определенные  комбинации  частот...  Я стал копать дальше,
загрузил  частоты  в  компьютер,  сделал  несколько  смелых  допущений и через
полгода...  я  знаю, в это трудно поверить... я уже понимал речь яблок. Дальше
больше:  оказалось,  что  разумны  не  только  яблоки,  но и почти все фрукты:
бананы,  груши,  сливы, инжир, персики. Их языки отличаются, но не так сильно,
как  у людей. Зная один язык, можно очень быстро освоить другие. После фруктов
я  взялся  за  овощи и тоже обнаружил, что они разумны, хотя находятся на куда
более низкой стадии эволюции...
    В  дверь  заглянул  курчавый  санитар,  но Баранников досадливо махнул ему
рукой, и голова санитара исчезла. Коптин вопросительно оглянулся и прервался.
    - А? Что? - рассеянно спросил он.
    - Не  обращайте внимания. Вы сравнивали овощи и фрукты и рассказывали, что
освоили их язык... - терпеливо напомнил доктор.
    - Да,  так  вс„  и  было. Я накупил фруктов, овощей, наростил у компьютера
оперативную  память,  засел  у  себя в лаборатории - по счастью, меня никто не
тревожил, и несколько месяцев подряд вслушивался в их речь.
    - Вы с кем-нибудь делились результатами своих исследований? С коллегами, с
друзьями?
    Коптин понурился.
    - Первое  время  показывал, но потом бросил. Бесполезно. Я же говорил, что
расшифровывая импульсы, я сделал несколько смелых допущений - почти прозрений,
которые никак не подтверждаются научно: ни логикой, ни формулами. А то, что не
подтверждено формулами, для науки лишь гипотеза.
    - А записи ваших перехватов не производили на них впечатления?
    Коптин скривился.
    - Увы!  В  перехваченных мною разговорах не было ничего примечательного. В
основном это были дрязги, мелочные сплетни или пустая болтовня про то, кто как
следит  за  кожурой, какой пестик связался с какой тычинкой, кого съели и кого
проточил  червяк.  Впрочем,  я  понимал,  что  делая случайные забросы, трудно
набрести  на что-то интересное: ведь и люди далеко не всегда гово