нашим  союзником,  то  рано  или  поздно  джингли
покончат  с нами и доберутся и до нее. Уверен, этот довод
избавит их от колебаний.



3.

   Не скрываясь  более, они вышли на дорогу и направились
к поселку. По пути им попалось несколько местных жителей,
но  они не обратили на пришельцев внимания, что позволило
Г-Батю  высказать предположение о полностью отсутствующем
у аборигенов чувстве любопытства.
   Они почти уже дошли  до центральной площади, как вдруг
Г-Шпой,  шедший  чуть  сбоку,  вначале  приостановился, а
потом, прыгнув на капитана и штурмана, сбил их с ног.
   - Сюда! - прошипел он, затаскивая их за угол какого-то
строения.
   - В чем  дело,  пилот?  Вы  спятили? - гневно прорычал
Г-Ряо.
   - Там джингль!
   - Джингль? - ошарашенно повторил Г-Бать.
   - Он самый! Я его видел! - дрожащим голосом подтвердил
Г-Шпой.
   Капитан Г-Ряо побагровел. Мысль, что сказанное пилотом
может  оказаться правдой, ужаснула его. Ничего хуже этого
произойти попросту не могло.
   - Джингли на этой  планете!  Так далеко от центральных
созведий! Вы с ума сошли! Это невозможно.
   - Клянусь вам, капитан!  Он  движется по дороге в нашу
сторону! - голос Г-Шпоя дрожал.
   - Я должен убедиться сам... - сказал Г-Ряо.
   Штурман Г-Бать заступил капитану путь.
   - Это опасно! Он может вас заметить и тогда мы все...
   - Плевать я хотел на опасность! - грубо оттолкнув его,
Г-Ряо выглянул из-за угла.
   Первым, кого он увидел,  был большой джингль. Какое-то
мгновение  Г-Ряо   еще   сомневался,  но  когда  джингль,
остановившись,  повернулся   в   его  сторону  и  ощутимо
напрягся,  все  сомнения  у  него  рассеялись.   Да,  это
действительно  был  джингль!   Г-Ряо  почувствовал,   как
вдруг похолодела и сама собой напряглась его спина, выдав
двенадцатый,  самый  сильный  градус  ненависти  -  а  уж
она-то, его спина, никогда не ошибалась.
   Несколько  секунд  джингль  и  Г-Ряо  смотрели друг на
друга.  Затем  в  глазах  джингля  вспыхнули  узнавание и
ярость,  и он беззвучно,  без предупреждения, бросился на
капитана, горя единственным желанием - убить.
   Г-Ряо отпрянул, едва не  сшибив с ног стоявшего за ним
штурмана.
   - Стреляй! - крикнул он.
   У Г-Шпоя была мгновенная  реакция.  Как только джингль
показался  из-за  угла,  он  выстрелил.  Из  лучеметателя
вырвался  ослепительный  сполох  -  и  джингль  мгновенно
перестал    существовать.   Составлявшие   его   белковые
соединения превратились в пар.
   Держа оружие наготове,  Г-Бать  выглянул  из-за  угла.
Аборигены,  так ничего и не заметившие, равнодушно шли по
дороге. Ни один даже не повернулся в их сторону.
   - Капитан,  вдруг   это   был   только  один  джингль?
Единственный, - подал голос Г-Бать.
   Г-Ряо твердо посмотрел на штурмана.
   - Надо иметь мужество взглянуть правде в глаза, сынок.
Джингли  никогда  не  живут  поодиночке.  Где  есть  один
джингль, там есть и другие. Этот мир уже захвачен ими, а,
значит, навсегда потерян для нас.
   - Выходит, переговоры о  союзе  отменяются?  - спросил
Г-Бать.
   Г-Ряо сглотнул: на него  вдруг  разом  навалился  груз
всех прожитых лет.
   - А  как  же  иначе?  Клянусь Казаркосом, нам непросто
будет   рассказать  фигусийцам  о  том,  что  мы  видели.
Крушение надежд!  У  нас  так  расчитывали  на этот союз!
- сказал Г-Ряо.
   - Я вижу еще  одного джингля! - нервно сообщил Г-Шпой,
ведущий наблюдение за улицей.
   - Он что-то заподозрил?
   - Пока нет, но он каждую секунду может нагрянуть сюда.
Пристрелить его, пока он нас не заметил?
   Г-Ряо покачал головой.
   - Не   надо.   Мы   не   должны   ввязываться  в  бой.
Возвращаемся   на  корабль  и  улетаем   отсюда.  Г-Шпой,
прикроешь отход! - приказал он.
   Капитан Г-Ряо был прежде  всего  профессионалом и умел
держать  себя в руках, даже в самых безвыходных ситуациях
проявляя  выдержку  и  хладнокровие. Именно поэтому его и
выбрали  для  выполнения  этой миссии. Даже сейчас, когда
все  их  планы рухнули, коалиционный совет на Фигусии мог
быть в нем уверен - он не подведет. Он поступит строго по
интрукции, какой бы она не была.



4.

   С  величайшими  предосторожностями  они  добрались  до
своего   корабля,   и,   приподняв   маскировочную  сеть,
поднялись  по  трапу  на  его  борт. Г-Шпой прыгнул в люк
последним и сразу стал готовить двигатели к запуску.
   Г-Бать  с  мукой  смотрел  в  иллюминатор  на  зеленые
вершины леса и ярко-голубое небо.
   - Что будет с этой планетой, капитан? - спросил он.
   Г-Ряо ответил не сразу.
   - Ты мог бы  не  спрашивать,  сынок.  Мы  поступим  по
инструкции "два", подпункт "а".
   Г-Бать замер.
   - Неужели  мы,  правда,  сделаем  это?  -  спросил  он
охрипшим голосом.
   - Да. Инструкция  "два"  гласит,  что  всякий  союзный
джинглям  мир должен быть уничтожен. Другого выхода у нас
попросту нет. Война не терпит сантиментов. Тебе все ясно,
Г-Бать?
   - Ясно, капитан!
   - Тогда приступаем! Г-Шпой,  взлетай  и разгоняйся для
перехода в гиперпространство!
   - Слушаюсь, капитан!
   - Г-Бать, приготовь капсулу с антиматерией и заряди ее
в пушку! Почему ты молчишь? Ты слышал приказ?
   Штурман наконец оторвал взгляд  от  зеленых  деревьев,
оставшихся снаружи.
   - Проклятые джингли... Да, капитан!
   Корабль   КХ-343   взлетел  с  чудовищным  ускорением,
прорезав атмосферу как нож масло.
   - Будь  прокляты  джингли!  -  сказал  капитан  Г-Ряо,
приводя в действие пушку.
   - Будь   прокляты! - как  эхо  откликнулись  Г-Бать  и
Г-Шпой, стараясь не смотреть в иллюминатор.
   Когда  все  было  кончено,  капитан  Г-Ряо,  стряхивая
наваждение,  провел передней конечностью по лицу - лапкой
по пушистой морде длинношерстного кота.

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.06.2002 12:50




                             Дмитрий Емец

                       ВСЕВОЛОД БОЛЬШОЕ ГНЕЗДО


    "КНЯЗЯ НАШЕГО БОГ ВЗЯЛ..."

    29  июня 1174 года, в ночь после праздника св. Петра и Павла, в своем селе
Боголюбове под Владимиром был зарублен заговорщиками великий князь суздальский
Андрей  Юрьевич  Боголюбский.  Князь  не  смог  отбиться  от  убийц, поскольку
непобедимый  меч  его,  носимый  некогда  самим  святым  Борисом,  был  унесен
изменившим ему ключником.
    Заговорщики  из  числа  его  старшей  дружины  бросили  тело  своего князя
непогребенным;  сами же вместе со слугами и городской чернью бросились грабить
имущество  Андрея  и  пить вино из медуницы. Лишь два дня спустя тело великого
князя было отпето, и с плачем понесено во Владимир.
    Владимирцы,  устрашаемые  заговорщиками, высыпали на улицы, сами не ведая,
что сотворят. Однако, увидев поднятый великокняжеский стяг, который несли пред
гробом,  и  услышав  пение  многих  священников,  они с рыданием опустились на
колени;  после  же  положили  тело Андрея во Владимирском соборе рядом с телом
любимого сына его - Глеба, скончавшегося девятью днями прежде отца своего.
    Бунт,  вскипевший  было  в городе и пригородах после известия об Андреевой
смерти,  утих  сам  собой и мятежное настроение уступило место растерянности и
скорби.
    "Андрей, Андрей! Как же случилось, что отнял тебя у нас Бог? Были мы точно
птенцы под крылом твоим, нынче же осиротели! Роптали мы, неразумные, на власть
твою, нынче же гибнем от безвластия," - восклицали владимирцы.

    * * *

    Весть  о  смерти  Андрея  Боголюбского  раскатилась  по Руси подобно удару
набатного  колокола.  Гибель  значительнейшего  и  сильнейшего  на Руси князя,
влиявшего  на  дела  киевские и новгородские, означала неминуемую перестановку
всех русских сил.
    Словно неохватный дуб, Андрей, рухнув, увлек за собой и множество соседних
деревьев.  На  юге  Руси  немедленно  началась  усобица, приведшая к тому, что
Ярослав  Изяславич  выбыл  из  Киева в свой Луцк, в Киев же вернулся сестричич
Святослав  Всеволодович,  урядившись о том с Ростиславичами и передав Чернигов
Олегу Святославичу Новгород Северскому.
    Тем   временем,   съехавшись   во  Владимире,  ростовские,  суздальские  и
переяславльские  бояре  размышляли,  кого призвать к себе на княжение. С одной
стороны,  наследники  были  очевидны:  либо младшие братья Андрея - Всеволод и
Михалко  по  лествичному  порядку  восхождения,  либо  сын  его  Юрий.  Однако
самовластные ростовцы и суздальцы желали иного.
    Вече собралось у Золотых Ворот, спорило, шумело.
    - Коли  призовем  Юрия,  станет  он  мстить  нам за смерть отца. Уж больно
нравом  крутехонек.  Никому  не  поздоровится:  ни правому, ни виноватому... С
Всеволодом и Михалкой опять не ладно выйдет: будут владеть нами во воле своей,
- рассуждала рыжая борода.
    - Так мы ж им крест целовали... - косясь на купола, пугливо вставила русая
бородка.
    Крякают владимирцы, чешут в затылках: ишь ты, а ведь и верно целовали.
    - Оно,  может, и целовали, да только когда это было - при отце Андреевом -
Юрии  Долгоруком...  -  степенно говорит черная с проседью борода. - Опять же,
как смута поднялась, сами же братьев, по Андрееву приказу, в Грецию изгнали, к
Мануилу-императору...  Помню,  сажаем их в повозки, а Всеволод - годков восемь
ему  было  -  эдак  гневно  на  меня глазенками сверкает. Чисто волчонок... Да
только дитя и есть дитя - сверкает, а сам к матери своей, гречанке, жмется...
    - Нет,  братья, как хотите, только надо нам приискать кого еще. Земля наша
обильна - к нам всякий князь пойдет, - заключает рыжая борода.
    - А  ты  молчи,  снохач!  Ишь  ты  приискать:  пригласим  Юрия!  - встряла
задиристая бородка клинышком.
    - Ты это мне: "снохач"? Ах ты, пес!.. Бейте его, братья!
    - Я те дам "бейте"! Запомнишь меня!
    Взлетел и опустился с глухим ударом посох.
    - Ратуйте, православные! Убивают! - заголосила рыжая борода.
    Вокруг дерущихся бояр, растаскивая их, засуетились слуги; а толпа уж снова
шумела:   "Михалка!  Всеволода!  Юрия!"  Во  всех  концах  площади  затевались
потасовки,  вскипали  горячие,  истинно  русские  споры.  Противники били себя
кулаками  в  грудь,  ярись,  божились,  расплевывались  - и вместо того, чтобы
распутать узел, лишь затягивали его.
    И  - как часто бывает в споре - когда все зашли в тупик, решение пришло со
стороны. Случились во Владимире рязанские бояре Дедилец и Борис, которые стали
подучивать бояр:
    "Взаправду ли выгоды своей не зрите али нечистый вам глаза пеплом засыпал?
Сами  промышляйте:  соседи  у  вас  князья  муромские  и  рязанские. Опасаться
надобно, чтоб не пришли они на вас ратью. Надобно вам отдаться кому-то из них.
Пошлите  же  к  рязанскому  князю  Глебу  и  скажите:  "Хотим  Ростиславичей -
Мстислава и Ярополка, твоих шурьев".
    Князья  Мстислав и Ярополк были детьми покойного Ростислава, старшего сына
Юрия  Долгорукого,  и приходились Андрею Боголюбскому племенниками. Задумались
суздальцы  и ростовцы, смекая, что к чему. Вновь чесали затылки, сдвигая шапки
на лоб.
    - Оно,   конечно:   Ростиславичи  -  хорошие  князья...  Не  льстивые,  не
крамольные,  с  юности  в  походах  половецких.  Да  только  уж больно молоды,
старшему едва пятнадцать минуло. Как бы оно не того...
    - Что  ж из того, что молоды? - настаивали Дедилец и Борис. - Лошадь-то на
торгу тоже, чай, не дряхлую берете. Опять же и с Глебом Рязанским породнитесь,
и молодые князья будут по вашей воле жить.
    Это-то  последнее  соображение  и  решило  дело.  Ростовские и суздальские
бояре,  не  имевшие  власти  при  решительном  Андрее  Боголюбском,  теперь  с
жадностью  ухватились  за  молодых князей, надеясь, что при них смогут творить
вс„ по своему хотению.

    * * *

    Послы  от  северной  дружины отправились сначала в Рязань к князю Глебу, а
затем  в  Чернигов  -  к  молодым Ростиславичам. Там же в Чернигове в то время
находились  и  их  дядья  -  Михалко  со  Всеволодом.  Все четверо оказались в
Чернигове   после   поражения   Андреевой  рати  под  Вышгородом  и  не  смели
возвратиться в прежние свои волости в Поросьи.
    Послы от северной дружины сказали Ростиславичам: "Ваш отец добр был, когда
жил  у нас; поезжайте к нам княжить, а других не хотим". Говоря о других, они,
разумеется, имели в виду Всеволода и Михалка.
    - Помоги  Бог  дружине,  что  не  забывает  любви  отца нашего, - отвечали
Ростиславичи. - Да только не пойдем без дядей. Либо добро, либо лихо всем нам;
пойдем все четверо: Юрьевичей двое да Ростиславичей двое.
    Такое  решение  принято было, разумеется, при участии черниговского князя,
желавшего  с  помощью  облагодетельствованных  им Юрьевичей влиять на развитие
событий в северной Руси.
    Старшинство  из  всех четырех князей отдано было Михалку - мужественному и
храброму  сыну  Юрия Долгорукого. Перед отъездом молодые князья целовали крест
из рук черниговского епископа.
    Михалко  и  его племянник Ярополк поехали вперед, Всеволод же с Мстиславом
остались  пока  в  Чернигове.  Когда  князья  приехали  в Москву, здесь их уже
дожидались ростовские бояре. Увидев, что вместе с Ярополком приехал и Михалко,
которого  они не звали, бояре рассердились и послали сказать Ярополку: "Ступай
с  нами",  а  Михалку  сказали:  "Подожди  немного на Москве". Разумеется, это
означало: "Ступай куда знаешь".
    Склонившись  на  уговоры  бояр,  Ярополк  тайком  оставил  дядю и поехал к
Переяславлю, где его ожидала вся северная дружина.
    Узнав,  что  Ростиславич  отправился  один  по  ростовской дороге, Михалко
понял,  что племянник изменил ему. Не желая ни преследовать Ярополка, ни ждать
на Москве, Михалко сказал:
    "Поеду во Владимир. Напомню владимирцам о крестоцеловании".
    И,  не  мешкая,  решительный  Михалко отправился во Владимир, стоявший без
дружины,  поскольку  вся  владимирская  дружина  отбыла  по  зову  ростовцев в
Переяславль.
    Во Владимире Михалко был приветливо встречен посадскими людьми, сказавшими
ему:
    "Не  забыли мы, кому крест целовали. Хотим тебя князем. Если сядет князь в
Ростове,  будет  нам  притеснение.  Доныне  мнят  нас  ростовцы  младшим своим
пригородом".
    "Пока  жив,  буду  при  вас,  как и брат мой Андрей", - обещал владимирцам
растроганный Михалко.


    ОСАДА ВЛАДИМИРА

    Тем  временем  в Переяславле-Залесском все северные дружины целовали крест
на верность Ярополку, после чего отправились с ним к Владимиру изгонять оттуда
Михалко.  Силы  были неравны - полки ростовские усилились полками муромскими и
рязанскими,  во  Владимире  же  никого  не  осталось,  кроме  простых  людей и
посадских.   Однако,   несмотря  на  это  владимирцы  не  выдали  Михалко,  а,
затворившись в городе, стали отбивать все приступы.
    К  такой  отважной  обороне  их  принудила  явная  вражда старого города -
Ростова,  который  не  мог  простить  своему  бывшему пригороду возвышения при
Андрее Боголюбском.
    "Пожжем  Владимир  или пошлем туда посадника: то наши холопы каменщики. Не
бывать  тому,  чтобы старый город подчинялся младшему, а младший держал у себя
княжий стол", - говорили ростовские бояре.
    Семь  недель  владимирцы  отбивались  от  осаждающих,  не  понимавших, как
простые посадские могут столь успешно стоять против дружины.
    "Ишь  ты,  крепко засели, - говорили осаждающие. - Ну да ничего - не взяли
приступом, возьмем голодом".
    В  городе, и правда, подходили к концу все запасы. Вскоре голод стал таким
непереносимым,  что владимирцы вынуждены были сказать Михалку: "Делать нечего:
мирись либо промышляй о себе".
    Михалко же отвечал: "Будь так: не погибать же вам для меня".
    Договорившись  с  Ростиславичами,  Михалко выехал из Владимира и, с плачем
провожаемый   жителями,   вернулся   в   Чернигов.   Владимирцы  же  заставили
Ростиславичей целовать крест, что они не сделают городу зла, и, открыв ворота,
впустили их.
    В  Богородичной  церкви  заключен был окончательный договор, по которому в
городе  оставался княжить младший Ростиславич - Ярополк, а в Ростове старший -
Мстислав.  Так мужество владимирцев сделало неполным торжество ростовцев: хотя
старший  стол  и  поставлен был у них, зато ненавистный им пригород, Владимир,
получил своего князя, а не посадника.

    * * *

    Однако  равновесие,  установившееся  в Северной Руси, оказалось непрочным.
Объяснялось  это  несамостоятельностью  Ростиславичей,  за которых все решения
принимал  рязанский князь Глеб. Кроме того, собственные дружины Ростиславичей,
набранные в Южной Руси, вели себя на севере словно на завоеванной земле.
    "Князь  наш  Ярополк  грабит  нас  хуже жидовина. Разве по-божески это?" -
удивлялись владимирцы. Другие же отвечали:
    "Не  тех  князей  мы  взяли  себе, братья. Князья с юга все такие. Сегодня
сидит  он в Новгороде-Северском, завтра по смерти дяди будет в Чернигове, да и
там  долго  не задержится - сядет в Киеве. Сын же его будет уж в Турове сидеть
или  на  Волыни,  а,  глядишь,  и  в  Новгород Великий занесет его. Где ж им о
волостях заботиться - тут бы лишь старшинство свое в роде утвердить."
    "То князья, а что ж дружины? Рыщут по городу точно половцы: прибирают все,
что не увидят".
    "Сам смекай, паря. Дружина всюду идет за князем - куда он, туда и она. Нет
у  нее  ни  земель,  ни  домов.  Что еще дружиннику делать? Сегодня он здесь -
завтра  в  ином  граде.  Куда  ни глянь - всюду для него чужбина, вот и грабит
точно на чужбине".
    С каждым новым днем Владимир подвергался все большему разорению. Наученный
князем  Глебом, Ярополк отобрал ключи от ризницы и взял из церкви Владимирской
богородицы   все  золото  и  серебро.  Даже  главную  святыню  Владимирскую  -
чудотворную  икону, писанную по преданию евангелистом Лукой, отправил в Рязань
к князю Глебу.
    Разорение   святынь   окончательно  подорвало  во  владимирцах  доверие  к
Ярополку.  Собравшись,  горожане  стали говорить: "Точно не в своей волости он
княжит,  не  хочет  долго  сидеть  у  нас... Грабит уж не только волость, но и
церкви. Промышляйте, братья!"
    "Попросим у Ростова заступы", - предлагали одни.
    "Уж  лучше  у  Иуды  веревку  попроси. Давно ли хотели ростовцы сжечь наши
дома?" - отвечали другие.
    Наконец   владимирцы   решились   действовать   собственными   силами   и,
сговорившись  с Переяславлем - таким же молодым угнетаемым городом - послали в
Чернигов к Михалку сказать ему:
    "Ты  старший  между  братьями:  приходи к нам во Владимир; если ростовцы и
суздальцы  задумают что-нибудь на нас за тебя, то будем управляться с ними как
Бог даст и святая Богородица".
    Откликнувшись   на   зов,  Михаил  с  братом  Всеволодом  и  с  Владимиром
Святославичем,  сыном  черниговского  князя,  выступил  на  север.  Отъехав от
Чернигова  всего  одиннадцать  верст, Михалко сильно занемог и на носилках был
привезен  в  Москву,  где  к  нему  примкнул изгнанный из Новгорода сын Андрея
Боголюбского Юрий с отрядом владимирцев.

    * * *

    Сын Боголюбского Юрий Андреевич - уникальная фигура даже для средневековой
истории.  Самые  яркие  краски  слишком  тусклы для него. Этот неудачливый, но
удивительно   беспокойный   князь  в  своем  роде  наш  отечественный  "витязь
перекати-поле".  Будучи  посажен  отцом  в Новгороде, он не усидел там и после
смерти  Андрея Боголюбского с рвением, достойным своего деда Юрия Долгорукого,
вмешался  в  борьбу  за северные земли. Не преуспев в этой борьбе, он вынужден
был   бежать,  спасаясь  от  преследования  Всеволодова,  и  длительное  время
скрывался на Сев