все
это  сделаешь,  подводи ты его к тыну высокому. Как начнет твой жеребчик через
тын  перескакивать,  поезжай  на нем куда ведаешь, будет он служить тебе верой
правдою.
    Сказала  калика  Добрынюшке те слова вещие, кругом себя обернулась, клюкой
подперлась  да  три  раза  скакнула.  Первый раз скакнула да на пятьсот шагов,
второй раз - да на тысячу, а в третий скачок вовсе из глаз пропала.
    Задумался  тут  Добрыня Никитич млад, говорил он себе: "Не простая, знать,
была  та  калика!"  Отправился  он  в  раздолье чисто поле, видит, ведет мужик
жеребчика  долговязенького.  Купил Добрыня того жеребчика: что мужик запросил,
то  и  дал.  Становил он его в сруб на три месяца, кормил его пшеном урановым,
поил водицей ртутной из речки из Смородины.
    Как  минуло с той поры три месяца, стал Добрынюшка жеребчика по три ночи в
саду  вываживать  и  в трех росах его выкатывать. Подводил он жеребчика к тыну
высокому  -  каждое  бревно  в том тыну с сосну корабельную. Стал его жеребчик
через  тот тын попрыгивать да поскакивать и в ту и другую сторону. Оседлал тут
Добрынюшка  Никитич  добра-коня,  взял у матушки вдовы Омельфы Тимофеевны да у
всего люда рязанского прощеньице-благословеньице:
    - Ты прощай, моя государыня матушка! Не поминайте меня лихом и вы, мужички
трехжильные!
    Только  и видели рязанцы, как Добрыня в стремена ступил, да не видели, как
поскакал:  только  пыль  по степи заклубилась. Храбра была поездка молодецкая,
быстра  была  пробежка  лошадиная. У коня из ушей дым столбом валит, из глаз у
него искры сыплются, из ноздрей пламя мечется, грива сивая расстилается, хвост
трубой да завивается.
    Издали  всем  русским  людям видать: выехал удал витязь в раздольице чисто
поле богатырствовать...



                              Дмитрий ЕМЕЦ

                            ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ


    ДУРНЫЕ ВЕСТИ

    Нехорошо, тревожно начался год 1380.
    Еще  с  весны  невесть  откуда  налетели на Москву огромные стаи грачей да
ворон.  С резкими криками носились они над Кремлем, садились на каменные, лишь
два десятилетия назад при угрозе нападения Ольгерда-литвина обновленные стены,
облепляли  кресты  Архангельского  и  Успенского  соборов. Выли средь бела дня
здоровенные цепные псы у купцов-лабазников. Сказывали, что в Коломне оборвался
с колокольни и разбился большой колокол.
    Хоть  и языческие это приметы, да верные. "К сечи это, к крови большой", -
шептался народ.
    Князь Дмитрий Иоаннович, едва тридцать лет ему тогда минуло, чернобородый,
крепкий,  крупными  шагами  ходил  по белокаменным палатам. Невесел был князь,
пасмурно хмурил брови, да не потому, что верил в приметы.
    Что не день, привозят ему гонцы тревожные вести.
    Вчера  только  прискакал  из  Орды Петр Горский. Немолодой уже, кряжистый,
плечистый. Кафтан в пыли, трое суток в седле, двух коней загнал. Хотел князю в
ноги упасть, да не позволил ему князь. Поднял он своего верного слугу.
    - Рассказывай!
    - Дурные вести, княже. Переворот в Орде. Темник Мамай ханом себя назвал.
    - Мамай - старый враг Руси. Еще что?
    Низко повесил Петр Горский голову:
    - Узнал  я  от  верного  татарина, поднимает хан Мамай Орду. Собирается на
Русь ее вести.
    - А велика ли нынешний год Орда?
    - Велика,  княже.  Пока  к  тебе спешил, весь день, от рассвета до заката,
через  Орду  скакал.  Вся  степь табунами вытоптана, стоят всюду шатры, костры
горят. Коптят нехристи мясо конское в честную постную середу.
    Выслушал князь гонца, отпустил его:
    - Отдохни,  друг  мой  верный.  Как  отоспишься,  поскачешь гонцом к Олегу
Рязанскому. Расскажешь ему обо вс„м. Нужно всей Русью на татар подниматься.
    - Слушаю, княже!
    Поклонился Петр Горский, вышел.
    Через  день  еще  один  гонец к Дмитрию, от Глеба Брянского. Донесли князю
Глебу,  что не одни татары на Русь войной собираются. С ними половцы, черкесы,
бессермены, ясы, кавказские евреи, армяне, крымские генуэсцы.
    Слетаются,  как  стервятники, все, кто жаден до добычи, спешат примкнуть к
Орде.  Хочет  хан  Мамай  Батыево  нашествие повторить, предать русские города
разграблению,  обложить  непомерной  данью.  Не  поднимется  после этого Русь,
головешками ляжет под копыта ордынских коней.
    Ходит  князь  Дмитрий  по  палатам  белокаменным. Давно уже готовился он к
битве  со  всей  силой  татарской, накапливал силы, но вот только хватит ли их
против  всей  Орды  да еще против многих народов иноплеменных? Как бы снова не
пришлось с богатыми дарами к татарам на поклон ехать.


    ПРЕДАТЕЛЬСТВО ОЛЕГА РЯЗАНСКОГО

    Зрела измена и в самой земле Русской.
    Напрасно  надеялся московский князь на Олега Рязанского. Коварен был Олег,
хитер,  своя  выгода для него дороже родной земли. Собирался он извлечь пользу
от татарского нашествия.
    Поговорив  с гонцом Дмитрия, Олег долго стоял на крепостной стене, смотрел
то в сторону Москвы, то к донским степям поворачивался. Щурился нехорошо Олег,
пощипывал редкий ус, а вечером собрал верных бояр.
    - Больно  высоко  Москва нос стала задирать. Мнит она себя сердцем Руси, а
Рязань  и  в  грош  не ставит. Не станем мы князю Дмитрию пособлять. Где ему с
Мамаем  управиться?  Небось,  как ордынские кони под стенами Кремля зафыркают,
испугается Дмитрий и убежит в Новгород али на Двину.
    - И  то  правда,  княже,  -  соглашаются бояре. - Мыслимое ли дело с Ордой
совладать?  Хорошо  мы  знаем, что такое татары. И двух зим не прошло, как они
Рязань  разграбили.  Хоть  и  помогал нам тогда князь Дмитрий, да толку что-то
мало было. Теперь Мамай Москве хвост-то прижмет.
    Видя  поддержку своих бояр, Олег вступил в тайные переговоры с татарами, а
также  с  Ягайлой  Литовским. Ягайло, сын грозного Ольгерда и Ульяны Тверской,
давно   зарился  на  русские  земли,  считая  себя  их  законным  наследником.
Доворились  Олег  с Ягайло, что присоединятся они к Мамаю против князя Дмитрия
Иоанновича, а как разобьет Мамай русскую рать, так ублаготворят они падкого на
золото  хана богатыми подношениями и разделят между собой всю Северо-Восточную
Русь: одна половина отойдет к Литве, другая - к Рязани.
    Опасен  был  для Руси такой тройной союз - Мамай, Олег Рязанский и Ягайло.
Никогда  еще  не  приходилось ей сталкиваться сразу с такими могучими врагами,
тем  более, что не знал еще князь Дмитрий о тайной измене Олега и заговоре его
с Ягайло.
    Однако  напрасно  Олег Рязанский и Ягайло надеялись, что московский князь,
чуть  что,  запрется  в  Новгороде  или  убежит на Двину. Плохо знали они нрав
Дмитрия Иоанновича.
    Ни  одного  дня  не терял князь Дмитрий. Еще с весны рассылал он гонцов во
все  земли  русские.  С  великой любовью и смирением призывал он всех удельных
князей на святое дело - борьбу с татарами.
    - Полно  татарам  предавать  поруганию святыни православные, полно угонять
полоны  русские  и  обагрять  кровью  седины  старцев! Встанем все как один на
ворогов! - передавал он князьям через гонцов.
    Кроме  того,  велел  князь  Дмитрий  срочно  укреплять приграничные города
Коломну и Тулу. Если разобьет Мамай его войско, примут они тогда первый удар.
    Вскоре  объявились  в Москве странные пришлые люди. Говорят, что хазарские
купцы,  да  ничего  не покупают: ходят да выведывают, что да как. Понял князь,
что   это   подосланные  шпионы,  да  велел  пока  не  трогать  их,  а  издали
приглядывать.
    - Это  еще  не  гости. Настоящие гости скоро нагрянут, - сказал он воеводе
Димитрию Михайловичу Волынскому-Боброку.
    Прав оказался московский князь. И недели не прошло, прибыли в Москву послы
от  Мамая, чванные, важные, пузатые. На каждом по два, по три халата, чтоб все
знали:  не  простые  они  воины,  а  знать  татарская. Скачут послы по Москве,
замешкавшихся прохожих нагайками хлещут, конями топчут. Требуют послы от имени
хана  Мамая  немыслимой  дани,  какую  платила Русь при Узбеке. Если выплатить
такую дань, то и без войны настанет земле нашей великое раззорение.
    - А  не  заплатите  дани,  какую  хан  назначил,  с войском явимся. Города
русские  в  пепел  обратим,  тебя,  князь  Дмитрий, в Орде сгноим, а жену твою
красавицу Евдокию хан себе в наложницы возьмет, - угрожают послы.
    Рассердился  Дмитрий,  так стиснул рукоять меча, что даже костяшки пальцев
побелели.  Едва  не  зарубил  послов  татарских. Однако вовремя вспомнил совет
наставника своего, митрополита Алексия: "Гнев, княже, в делах плохой советчик.
Тебе перед Богом за всю Русь ответ держать". Пожалел Дмитрий, что нет больше с
ним  митрополита  Алексия. Почил митрополит два года назад. Как бы пригодились
теперь князю его мудрые советы!
    - Ступайте  и  ждите!  Скоро  я  сообщу  вам  ответ! - твердо сказал князь
татарским послам.


    БОЯРСКАЯ ДУМА

    На  другой  день  созвал  князь  боярскую  думу.  Собрались  бояре, пришел
митрополит  Киприан,  преемник  Алексия.  Немолод уже митрополит, да подтянут,
крепок, хоть давно серебрятся у него в бороде седые пряди.
    Испытующе  смотрит  князь  на  своих  бояр. С ним ли они, не подведут ли в
решающую минуту.
    - Как  поступим,  бояре?  Дадим ли татарам дань, как платили при Узбеке? -
спрашивает Дмитрий.
    Переглядываются  бояре.  Чуют,  что  испытывает  князь их мужество. Встает
митрополит Киприан и говорит, опираясь на посох:
    - Позволь вымолвить, княже. Если дать татарам такую дань, какую они хотят,
они  через  год  новую  потребуют,  еще  больше прежней. Оскудеет Русь. А если
вообще  не  заплатить  татарам  дани,  не  будет у нас времени подготовиться к
сражению.  Лучше  пошлем  мы им дань, но небольшую, а с данью отправим боярина
Захара Тютчева. Пускай он выведает планы Мамая.
    Прислушался   князь   Дмитрий   к   словам  митрополита  Киприана,  кивнул
одобрительно.
    - Мудрые слова говоришь. Захар Тютчев сметлив да толков. Пускай собирается
в Орду.
    Отправился боярин Захар Тютчев с ордынскими послами, повез дань.
    Въехав  в  Орду,  поразился  Тютчев  тому,  как она велика. Стояли в степи
тысячи  кибиток,  а  в  середине ставки татарской - большой шатер. Ввели послы
боярина  в  шатер,  увидел  он  на войлочных подушках хана Мамая. Охраняют его
татарские мурзы и наемники генуэские. Никому больше не доверяет Мамай. Сам хан
маленький, желтый, злые глаза в пухлых щеках прячутся.
    Большую  силу  имел  темник  Мамай  в  орде,  многих ханов пережил, немало
заговоров  сплел,  а  теперь  и  сам  ханом  сделался.  Хмуро смотрит Мамай на
русского боярина. Донесли ему уже, что невелика дань. Ослушался, значит, князь
Дмитрий его повеления.
    Рядом с Мамаем сухонький человечек вертится - хазарин итильский. Служил он
когда-то  у  князя  Дмитрия  в  посольском  приказе,  а  потом предал, к Мамаю
переметнулся,  толмачом  стал.  Цедит  что-то  Мамай  сквозь  зубы,  а  толмач
переводит:
    - Мало  мне  такой дани. Известно ли тебе, боярин русский, что с нами Олег
Рязанский  и  Ягайло?  Двинемся мы на Русь тремя ратями и накажем ее. А теперь
скачи к своему князю. Казнить я тебя и после успею, как Москву сожгу.
    Поскакал  Захар  Тютчев  к  князю  Дмитрию,  застал  его на пиру у боярина
Николая  Вельяминова  и  поведал,  что узнал он в ставке Мамая о предательстве
Олега  и Ягайло. Потемнел лицом Дмитрий Иоаннович. Ударил он кулаком по столу,
опрокинул кубок.
    - Что  за  народ  мы такой! - воскликнул Дмитрий. - Неужели не можем стать
сообща за нашу отчизну? И Олег Рязанский - русский, и в Ягайло по матери кровь
русская течет, а предатели они, губители земли нашей!
    Немедленно  позвал  князь  воеводу  Боброка  и  своего  двоюродного  брата
Владимира  Андреевича  Серпуховского  и  стал  держать с ними совет. Задумался
опытный воевода Боброк, верный помощник молодого князя. Не один шрам на теле у
старого Боброка. Не счесть походов у него за плечами. И молодость его прошла в
походных  шатрах, там же и седина настигла. Покорял Боброк непокорную Тверь, а
после,  как  заключили  с  ней  мир,  ходил  на  камских болгар, разбил их под
Казанью,  покорил двух ханов Москве и взял большую дань. Нет у Дмитрия воеводы
надежнее и мудрее Боброка. Отдал он ему в жены сестру свою Анну.
    - Нужно  нам,  княже,  ускорить  сбор ратей и выйти самим навстречу Мамаю.
Спешить  только  надо, пока Ягайло и Олег не соединились с татарами, - говорит
Боброк.
    Повернулся   князь   к  брату,  ждет,  что  тот  скажет.  Молчит  Владимир
Серпуховской,  лишь  могучие плечи под кафтаном ходят. Все знают: немногоречив
Владимир  да  храбр.  В  битве  в  самую сечу бросается, на охоте усталости не
знает, на медведя и на лося в одиночку не боится ходить.
    - Согласен  я  с Боброком. Не станем дожидаться татар, пойдем на них сами.
Так  всегда поступали наши предки, так и мы поступим. Только повели! - ответил
князь Владимир Андреевич.
    Склонил   голову   князь   Дмитрий,   долго  молился  перед  иконой  Спаса
Нерукотворного. Такой же Нерукотворный Спас - на алом великокняжеском стяге.
    - Что ж, быть по сему. Ступай, Боброк, собирай рати!

    "КРЕПКАЯ СТОРОЖА"

    В  тот  же  вечер послал князь Дмитрий "крепкую сторожу" - сильный конский
разведовательный  отряд.  Вели  его  опытные  воины  Родион  Ржевский,  Андрей
Волосатый и Василий Тупик. Приказано им подойти под самую Орду и добыть языка.
    Добирается  русская  сторожа до волжских нагорных степей, крадется ночами,
чутко  вслушивается  в каждый шорох. Первым на гнедом широкогрудом коне скачет
опытный  дружинник  Родион Ржевский. Пересекает его щеку длинный шрам, след от
половецкой  стрелы.  Если  бы  чуть  правее прошла стрела - не быть бы Родиону
живым.  Приказывает Родион своей "стороже" обернуть мешковиной конские копыта,
кольца  сбруи  и  мечи  в  ножнах,  чтобы не бряцали они, не привлекали татар.
Быстро  скачет  сторожа  -  у каждого по запасному коню. Устанет один конь, на
другого пересаживаются, а первый рядом в поводу бежит - отдыхает.
    На  пятую  ночь  выезжают  русские  дружинники  на  холм  и  видят в степи
множество красных пятен. Раскинулись красные пятна по всему горизонту. Столько
их, что и не счесть.
    Остановили русские воины коней.
    - Что  это  за  огни?  Ажно  в  глазах  все  пестрит, - спрашивает молодой
дружинник Юрка.
    - Костры  татарские.  Орда.  Теперь языка брать надо, - глухо отвечает ему
Андрей Волосатый.
    Спешиваются  русские  дружинники,  привязывают  коней в кустарнике и ужами
крадутся по мокрой траве. Через некоторое время прикладывает Василий Тупик ухо
к земле, слышит конский топот и шепчет:
    - Татары! Приготовьтесь, братья! Ежели придется, костьми ляжем - живыми не
дадимся.
    Притаилась "сторожа" в овражке. Вскоре видят дружинники, едут им навстречу
четыре  татарина. Первый толстый, в богатом халате, на хорошей белой кобылице.
Не скачет кобылица, а танцует.
    - Видать, мурза ихний. Этого и берем, - шепчет Родион Ржевский.
    Смеются  татары,  переговариваются,  не чуют над собой угрозы. Да и откуда
угроза: Орда вокруг. Никого на свете нет сильнее татар.
    Дождавшись,  пока  татары  приблизятся,  Юрка  и  Андрей Волосатый пускают
стрелы.  Одновременно  с этим Василий Тупик виснет на плечах у толстого мурзы,
стискивает стальными объятиями ему шею, затыкает рот.
    Последний  татарин пытается ускакать, но метает ему Андрей Волосатый вслед
булатный нож. Падает татарин с седла.
    Торопятся  русские  дружинники  к  своим  коням,  перекидывают  связанного
татарина  через  седло и скачут в Москву, к князю Дмитрию. Вырывается толстяк,
угрозы бормочет.
    Ведут  пленника  к  Боброку.  Важного  языка  захватила русская "сторожа",
самого  мурзу  Ахметшу, тысячника татарского, пленила. Вначале толстый татарин
чванится  и угрожает, но, встретив твердый взгляд Боброка, пугается и начинает
быстро лопотать.
    Допросив мурзу, Боброк спешит к князю Дмитрию.
    - Сторожа  наша  вернулась, княже. Движется Мамай на Москву со всей Ордой.
Медленно  идет,  не  спешит. Ждут татары, пока у нас хлеба дозреют, чтобы было
чем  войска кормить. А еще говорит мурза, что ожидает Мамай подхода Ягайло, да
только тому раньше начала сентября никак не поспеть.


    ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРГИЙ

    Это  известие заставило Дмитрия Иоанновича ускорить сборы рати. Московские
гонцы  поскакали  по всем городам и землям русским - в Коломну, во Владимир, в
Юрьев,  в  Переяславль,  в  Кострому,  в  Суздаль,  в  Муром,  в  Серпухов,  в
Звенигород, в Ржев. Нахлестывали коней, везли княжьи грамоты.
    Тем временем московский князь вместе с братом своим Владимиром Андреевичем
и  боярами  отправился  помолиться Живоначальной Троице, к преподобному Сергию
Радонежскому, молитвеннику за всю Русскую землю.
    Оставил  князь  Дмитрий свою свиту на широком дворе лавры и с одним братом
Владимиром  Андреевичем  вошел  к  Сергию.  Застали князья Сергия за молитвой.
Смиренно опустились они рядом с преподобным на колени, долго молились вместе о
спасении Руси, о победе оружия русского.
    Как закончили молитву, подошли князья к Сергию за благославением.
    - Благослови, отче, на брань идти!
    Благославил  их  преподобный  Сергий. Прослезился. Ведает преподобный, что
слава ждет оружие русское, но ведает и сколько воинов православных сложат свои
головы на поле бранном.
    - Если  пустить  татар  на  Русь,  разграбят  они  храмы,  иконы поруганию
предадут,  в  алтари  коней  запустят.  Не  бывать  этому!  Не  попустит  того
Живоначальная Троица. Благославляю вас, князья, на брань!
    Пишет о том летопись:
    "И  окропи  преподобный  Сергий священною водою великого князя и рече ему:
"ждет  Мамая  конечное  погубление  и  запустение,  тебе  же от Господа Бога и
Пречистыа Богородица и святых Его помощь и милость и слава..."
    А  еще  отпустил  преподобный  Сергий  с  князем  двух  иноков-богатырей -
Александра  Пересвета, воина могучего, который был в миру брянским боярином, и
Ослябю. Обнял Сергий своих иноков и дал каждому схиму с нашитым крестом, чтобы
возлагать ее поверх шлема.

    СТЕКАЮТСЯ РАТИ

    День  и ночь стекаются к Москве рати великие. Стоит князь Дмитрий на стене
кремлевской, смотрит.
    Идут    полки    коломенские,    владимирские,   юрьевские,   костромские,
переяславские,   димитровские,   можайские,  звенигородские,  белозерские.  Из
Серпухова полки, из Мурома, из Ростова. Идет рать из Твери. Ведет ее племянник
князя Иван Холмский.
    Конные  рати,  пешие.  Едут  на  сытых  конях - гнедых, соловых, буланых -
опытные  дружинники.  Сверкает  на  их  доспехах яркое августовское солнце. На
дружинниках  -  кольчатые брони, кованные опытными кузнецами, стальные панцири
из  блях,  шлемы  с  остроконечными верхушками. Скользит по таким шлемам в бою
татарская сабля. Приторочены к седлам длинные щиты, окрашенные в красный цвет,
тугие  луки  и  колчаны  со  стрелами. Везут они острые копья, кривые булатные
сабли,  тяжелые обоюдострые мечи. Развеваются над их рядами знамена и стяги на
высоких древках.
    Много  дружинников,  да  простых  людей куда больше. Сильна Русь воинством
народным  -  ополчением.  Идут  кузнецы  могучие,  плотники,  каменщики,  идут
крестьяне  землепашные. Хорошо если один их трех доспех имеет, да и то простой
доспех,  из бляшек железных состеганный. У остальных щиты деревянные, копья да
мечи. Надеются они на свою силу, а больше на Бога уповают.
    Давно  уже  собирал  князь  Дмитрий  ополчение,  с  самой весны скакали по
городам  и  селам  глашатаи, читали княжеский указ, скликали "всяких человеков
постоять на Русь".
    Идут ратники, переговариваются.
    - Ты откуда, дядя? - спрашивает плечистый парень Митька.
    Щит  у  него  большой,  дружинный,  да у меча ножны из лыка сплетены. Сам,
видать, мастерил.
    - Из  Ряжска  я.  Кузнец,  - солидно отвечает ему бородач. - А ты откедова
будешь?
    - Из-под Можайска мы. Крестьянствуем.
    Поворачивается  Митька в другую сторону, а там дед идет седобородый. Несет
дед  лук да на поясе к