с южно-русскими поселенцами, дали
корень  великоросской народности. Тогда же и появились здесь первые славянские
города - Суздаль, Ростов и Белоозеро.
    Земля  ростово-суздальская  глухой  считалась,  окраинной;  на много сотен
верст   удалена  была  она  от  беспокойных  земель  Киевских,  тревожимых  то
половцами, то бесконечными княжескими войнами. Почва суздальская не отличалась
днепровским    плодородием,    зимы   суровые,   весны   долгие,   зато   края
Ростово-Суздальские   богаты   были   дичью,  лесом.  Множество  речных  путей
способствовали  торговле,  жители  же  окраинные издревле считались лучшими на
Руси каменщиками и плотниками.
    В  XII  веке  при  Юрии Владимировиче и сыне его Андрее суздальские земли,
прежде   пустынные,   стали   заметно  оживляться  и  населяться.  Брели  туда
погорельцы,  шли  обиженные,  беглые,  правдоискатели,  стекались  ограбленные
половцами  или  оставленные без гроша "резами" иудеев-ростовщиков. Шли все те,
кто  хотел  спокойной  и  мирной жизни, вдали от половцев и постоянных распрей
собственных южных князей.
    Юрий  Долгорукий  и  дядька его Юрий Шимонович многие старания приложили к
тому,   чтобы   сделать   земли   свои  как  можно  более  населенными.  Всему
новоприбывшему люду, часто не имевшему не то что скарба, но и простого топора,
помогали  устроиться  на  новом месте и давали ему, по свидетельству летописи,
"ссуду немалую" на обжитие.
    Устраиваясь  на  новом  месте,  переселенцы вс„ же сильно тосковали по тем
краям,   откуда   были   они   родом.  Именно  потому  многие  новопостроенные
города-крепостицы   и   селения,   стали  получать  южнорусские  наименования:
Переяславль,  Звенигород,  Стародуб, Вышгород, Галич. Среди названий сел часто
можно  было  встретить  Киево,  Киевцы, реки же прозывались Лыбедью, Трубежом,
Почайною.
    В  Ростове  же  и  Суздале, наиболее крупных и населенных городах края, по
велению  Юрия  искусные  каменщики  стоили храмы, подобные Киево-Печерскому, и
даже  выдерживали  в кладке стен пропорции славного пояса Шимона-варяга - отца
мудрого  боярина  Шимоновича.  Пояс  этот,  в  который  вковано было множество
золотых  гривен,  пожертвован  был  Шимоном-варягом  на строительство храма за
чудесное спасение свое в лютой сече.
    Гудели   на   колокольнях   Ростовских   и   Суздальских  недавно  отлитые
колокола-гиганты:  "З-зздезз-ззь  будет  Русь, з-зздезз-ззь!" и разноголосицей
откликались им маленькие колокола: "Живвв-ва Русь! И всегда живв-ва пребудет!"
    Здесь,  в  бескрайней  северной  вольнице,  прошли  детство и юность князя
Андрея.  Едва  три  года  ему  минуло,  посадил  его  отец  на  коня и опытные
дружинники   стали  обучать  его  навыкам  бранным.  Как  старший  сын  Юрьев,
присутствовал  он  и  на  всех  советах,  вникая в дела заселения и устройства
глухого лесного края.
    Имея  матерью  своей  половчанку  и дедом хана половецкого Аепу Осекевича,
Андрей  рос  скуластым,  раскосоглазым.  Был  он  невысок,  но широк в кости и
отличался  от  многих  сверстников своих природной силой и умением удивительно
держаться  в  седле. Словно чувствуя половецкую его кровь, любые жеребцы, даже
самые свирепые, смирялись ему. Даже в небрежной посадке Андреевой проглядывала
необычайная цепкость, и самый бешеный галоп давался ему без усилий.
    По  землям  южным  Андрей вовсе не испытывал тоски, ибо никогда не бывал в
них  и  отроком  не  слышал о них ничего доброго. Все поселенцы, пребывавшие в
Суздаль,  описывая  жизнь  свою  на  юге,  говорили  лишь  об усобицах, сечах,
пожарах,   нарушении   князьями  крестного  целования  и  набегах  половецких,
начавшихся  вскоре  после  смерти  в  1125  году  надежи  земли  Русской, деда
Андреева, - Владимира Мономаха и не затихавших затем целые десятилетия.
    Там, на юге, бушевал пожирающий судьбы костер раздора, здесь же в Суздале,
было все тихо, дремотно; лишь изредка долетали сюда уже погасавшие искры.
    Несомненно  в  сердце  впечатлительного отрока рассказы эти оставляли след
тягостный,  не  изгладившийся  потом  во  всю  его жизнь и сказавшийся на всем
отношении Андреевом к южной Руси и "матери городов Русских" - Киеву...

    "ЗОЛОТОЙ СТОЛ"

    Пока  юный  князь  Андрей Юрьевич, безвыездно живя в Ростовско-Суздальском
крае  в  вотчине  своей,  набирался  мудрости  и  силы бранной, земля Русская,
возвеличенная при Ярославе Мудром и Владимире Мономахе величайшими их трудами,
претерпевала многие скорби и испытания, клонясь к разрушению и упадку.
    По  смерти  Мономаховой  на  золотой  стол  киевский сел сын его Мстислав,
прежде  княживший в Великом Новгороде. Когда же семь лет спустя Мстислав умер,
то на княжение сел брат его Ярополк.
    Несмотря  на  то, что оба, и Ярополк, и Мстислав, были храбры, великодушны
и,  подобно  отцу  своему,  отличались  умом  государственным,  они  не смогли
удержать  Русь  от  междоусобий,  начавшихся  вскоре у Мономаховичей, потомков
Мономаха,  с  Ольговичами  - потомками Черниговского князя Олега Святославича,
прозванного  Гориславичем  за то, что не раз водил он на Русь диких половцев и
было оттого Руси великое разорение.
    Сыновья  Олега  -  Всеволод и Игорь - были под стать отцу своему и не раз,
воюя  с  Мономаховичами, по старой памяти привлекали на свою сторону половцев.
Впрочем  те, после ряда тяжких поражений при Мономахе, уже побаивались русских
дружин  и, "не крепки быв на брань рукопашную", ограничивались обычно тем, что
осыпали  противника  издали стрелами, грабили посады и села и, отлагаясь затем
от князей, спешили уйти с добычей своей в степи.
    От  кровавой  вражды  Мономаховичей и Ольговичей, пишет летописец, "сильно
измаялась  земля  Русская".  Не раз духовенство и новгородцы пытались помирить
князей,  чтобы  не  проливали  те  более  крови  православной, однако вс„ было
напрасно.  Мир  воцарялся лишь на краткое время, вслед за чем опять вспыхивали
усобицы.

    * * *

    После  смерти  в  1139  году  Ярополка  Владимировича  золотой  стол занял
следующий по старшинству сын Мономаха - Вячеслав Владимирович. Однако не успел
он  утвердиться  в  Киеве,  как был взят в крепкую осаду Всеволодом Ольговичем
Черниговским.
    Подойдя к городу, Всеволод Ольгович послал сказать Вячеславу:
    "Ступай прочь из Киева по добру".
    Вячеслав,  истинный  сын  Мономаха,  хотя  имел  добрую  дружину  и многих
союзников,  не  пожелал проливать христианскую кровь ради корысти и отправил к
Всеволоду Ольговичу митрополита, велев передать ему:
    "Я,  брат,  пришел  сюда  на  место  братьев моих Мстислава и Ярополка, по
завещанию  наших  отцов;  если  же  ты, брат, захотел этого стола, оставя свою
отчину,  то, пожалуй, я буду меньше тебя, пойду в прежнюю свою волость, а Киев
тебе".
    Уступив  Киев  Всеволоду Ольговичу, Вячеслав мирно вернулся на свой стол в
Турове.
    Правление  Всеволода  Ольговича  продолжалось до 1146 года и было для Руси
довольно  удачным.  Твердой  рукой  Всеволод  Ольгович  держал  Киев, оберегая
границы  Русской  земли  от нападений извне. При этом великом князе удачно был
отражен  разбойничий  набег  шведов,  которые с шестьюдесятью судами напали на
русских купцов, шедших в Новгород.
    Тогда  же, при Всеволоде, Русь удачно воевала с финляндцами, вторгшимися в
1142  году  в  Новгородскую  область.  Всеволод  же,  вовремя приняв участие в
польских делах, сумел усилить рознь между польскими правителями, что на долгие
годы ввергло этого опаснейшего соседа Руси во внутренний хаос.
    В  1146  году  Всеволод  Ольгович возвращался из похода на Галич - русский
город, князь которого был с ним во вражде. Дорогой он сильно разболелся и, уже
предчувствуя  свою кончину, был привезен в Киев, где вскоре и предал душу свою
на Божий суд.
    Киевским  князем  после  него  стал  брат его Игорь Ольгович, однако он не
сумел  долго  усидеть  на золотом столе. Киевляне остались недовольны Игорем и
послали  в  Переяславль  к  сыну Мстиславову - Изяславу. Этот внук Мономахов -
пылкий,  щедрый  и  храбрый,  с  живым  и находчивым умом, любим был не только
киевлянами,  знавшими  его  еще  при  отце  его  Мстиславе,  но даже и черными
клобуками.  Это  союзное  Руси  племя  уважало  Изяслава  за  бранную отвагу и
способность, в отличие от многих иных князей, держать свое слово.
    В грамоте киевляне писали Изяславу:
    "Ты  наш  князь! Зовем тебя к себе! Не хотим переходить к Ольговичам точно
по наследству!"
    Изяслав  Мстиславич  с дружиной подошел к Киеву и после кровавой битвы сел
на старшем стол, сказав дружине: "Ни место идет к голове, но голова к месту".
    Разбитый  Игорь  Ольгович  бежал,  но,  сбившись  с пути, завяз в болотах.
Проведя  там  четверо  суток,  он  был  схвачен  черными клобуками, приведен к
Изяславу Мстиславичу в Киев и там заточен в темницу.
    Некоторое  время  спустя  Игорь  Ольгович стал изнывать в заточении и стал
просить у Изяслава Мстиславича позволения принять постриг.
    "Имел я это намерение и прежде, а ныне укрепился в н„м, видя, как суетно и
переменчиво вс„ в этом мире," - писал он Изяславу.
    Великодушный Изяслав отвечал ему:
    "Если  была  у  тебя  мысль  о  пострижении,  то  ты волен; а я и без того
отпускаю тебя ради твоей болезни".
    Не  изменив  своему намерению, Игорь, будучи отпущен, постригся в Киевском
Феодоровском  монастыре,  приняв  схиму.  Дни  и  ночи  проводил  он в горячих
молитвах, прося Господа простить ему былые его согрешения.
    Однако  Богу  угодно  было  послать  Игорю  кончину  мученическую.  Многие
киевляне недовольны были тем, что Изяслав Мстиславич отпустил Игоря.
    - Пойдем в Феодоровский монастырь и убьем его! Не дело оставлять Ольговича
в  живых!  Вступятся  за него братья и снова будет рознь! - стали они говорить
друг другу.
    Разгоряченная  толпа  черни  ворвалась  в церковь во время обедни, схватив
Игоря, выволокла его и растерзала. Тело его на дровнях было отвезено в Подол и
брошено  там  на  поругание. На другой день посланные от митрополита киевского
пришли, взяли князя и похоронили в Семеновском монастыре. Впоследствии же мощи
блаженного Игоря перенесены были в Черниговский собор Спаса Преображения.
    Узнав,  какой  конец  постиг  князя-инока,  Изяслав  Мстиславич  с горечью
великой сказал своей дружине:
    - Ведаю,  теперь  назовут  меня убийцей Игоря. Бог мне свидетель, что я не
принимал  в  этом ни малейшего участия ни словом, ни делом. Он рассудит нас на
том свете.

    "НЕ ВЕЛИЧАВ БЫЛ НА РАТНЫЙ ЧИН, ЛИШЬ ОТ БОГА ИСКАЛ ПОХВАЛЫ"

    Возможно, при доблестном Мстиславе Изяславиче обескровленная Русь получила
бы  наконец  желанное  отдохновение,  не  будь у Мстислава опасных соперников,
давно  с  алчностью  взиравших на богатое киевское княжение. Соперниками этими
были  Святослав  Ольгович,  родной  брат преставившегося Всеволода Ольговича и
мученически     убиенного     Игоря    Ольговича,    и    Юрий    Владимирович
Ростово-Суздальский.
    Сидя в северной своей земле, делавшейся год от года вс„ богаче, князь Юрий
Владимирович,  отец  Андреев,  никогда  не отказывался от наследственных своих
прав  на  киевский  стол.  Оттого  и  прозвали  его  южные  князья  и их бояре
Долгоруким,  говоря:  "Долги  руки  у  Юрия!  Из  угла своего медвежьего хочет
дотянуться до золотого стола!"
    Как родной брат княживших Мстислава, Ярослава и отдавшего добровольно Киев
Вячеслава,  Юрий  считал  себя  прямым  наследником  золотого  стола, согласно
лествичному восхождению .
    Святослав  Ольгович, потесненный в своих волостях Мстиславом Изяславичем и
его  союзниками,  сговорился  с  Юрием  Долгоруким, чтобы с ним вместе идти на
Изяслава. Так в русской земле стало готовиться очередное кровавое междоусобие.

    * * *

    Встреча  двух князей - Святослава Ольговича и Юрия Долгорукого произошла в
1147  году  в  Москве,  которая была тогда даже не городом, но крупным имением
боярина   Кучки,   которого  Юрий  незадолго  перед  тем  казнил  за  какую-то
провинность.  В  память  о  боярине  Кучке,  Москву  еще долго, пока совсем не
забылось, называли Кучковым.
    Пишет Ипатьевская летопись:
    "Въ  лето 6655 [1147] иде Гюрги воевать Новгорочкой волости, и пришедъ взя
Новый  Торгъ  и  всю  взя, а ко Святославу присла Юрьи, повеле ему Смоленьскую
волость  воевати;  и  шедъ  Святославъ и взя люди Голядь, верх Поротве, и тако
ополонишася дружина Святославля. И прислав Гюрги и рече: "Приди ко мне, брате,
в  Московъ".  Святославъ  же  еха  къ  нему  съ дитятемъ своимъ Олгомъ, в мале
дружине,  пойма  съ  собою  Володимира  Святославича; Олегъ же еха напередъ къ
Гюргеви,  и  да  ему  пардусъ.  И  приеха по немъ отецъ его Святославъ, и тако
любезно целовастася, въ день пятокъ, на Похвалу святей Богородици, и тако быша
весели.  Наутрии  же  день  повеле Гюрги устроити обедъ силенъ, и створи честь
велику  имъ,  и  да  Святославу  дары  многы, с любовию, и сынови его Олгови и
Володимиру  Святославичю,  и  муже  Святославле  учреди,  и  тако отпусти и; и
обещася Гюрги сына пустити ему, якоже и створи..."
    Говоря  же  современным  языком,  было  так: Подъезжая к Москве, Святослав
выслал  впереди  себя  сына своего Олега, подарившего Юрию прирученную к охоте
хищную кошку - пандуса, или барса.
    Выехав  навстречу  Святославу,  Юрий  не  менее  щедро  одарил гостя и его
дружину, задав им после сего "обед силен", длившийся целые сутки.
    Встреча  была  бурной.  Князья обнялись и прошли в горницу, вспоминая, как
дружили они прежде, еще отроками. Вспоминали со смехом и о том, какая брала их
оторопь,  когда  в  1107  году  отцы  их - Владимир Мономах и Олег Святославич
Черниговский  везли их в степи приднепровские женить на полочанках, чтобы теми
браками союз заключить с половцами.
    Много  уж  с  той  поры воды утекло, да только до сих пор кровь половецкая
видна во всех их детях и внуках.
    После  пира,  собравшись  со  старшими  дружинами,  князья  договорились о
совместном   выступлении   против   великого   князя  Изяслава  Мстиславича  и
Давидовичей.

    * * *

    И  вновь  полилась  кровь  на  Русской земле. Не ограничиваясь лишь своими
дружинами, князья охотно прибегали к иноземной помощи.
    Изяслав   Мстиславич  приглашал  венгров  и  поляков,  Юрий  же  с  Олегом
Черниговским  водили  на  него  половцев,  с  которыми в родстве были по женам
своим.
    Наконец,  порядком истощив свои волости, взяв множество пленных, имущества
разного,  скота  и  конских  табунов - причем добыча по большей части пошла на
оплату  наемников,  противники сошлись в решающем бою у Переяславля. Случилось
это 23 августа 1149 года.
    В кровавой сече, длившейся до заката, Изяслав Мстиславич потерпел страшное
поражение.   Переяславцы   изменили   ему,   киевляне  же  и  черные  клобуки,
договорившиеся уже с Юрием, дрались неохотно.
    Вскоре  Изяслав Мстиславич "сам-третий", то есть всего с двумя бывшими при
нем людьми, бежал в Киев, а оттуда, видя, что киевляне не могут дать ему новой
дружины, во Владимир-Волынский.
    Тем  временем  Юрий  Долгорукий  вош„л  в  Киев и сел в нем. "Мать городов
русских" приняла его настороженно, однако не враждебно.
    Разумеется,   прибыв  во  Владимир-Волынский,  князь  Изяслав  не  оставил
намерения  вернуть  себе Киев. Ища себе новых союзников, он послал к полякам и
венграм,  прося  у  них  помощи  против  Юрия и Святослава Ольговича. Поляки и
венгры,  давние  враги  земли  нашей,  сразу  откликнулись  на его зов, и лишь
решительность  Юрия,  направившего  к  границам польским и венгерским союзника
своего  Владимирка  Галицкого,  помешали  им  вторгнуться  в  Русскую  землю и
заставили искать примирения.
    Юрий  же  Долгорукий,  желая окончательно наказать Изяслава, пошел на него
войной.

    * * *

    Именно тогда, в 1149 году, в походе против Изяслава II Мстиславича, Андрей
Боголюбский  впервые  вошел  в  большую  русскую историю, проявив удивительную
доблесть.  До  этой  поры  Андрей  безвыездно  находился в далекой суздальской
стороне,  не  принимая участия в междоусобиях князей и даже никогда не выезжая
на юг.
    Храбрость  Андрея проявилась, когда с отцовскими отрядами он приближался к
Луцку,  в  котором  затворился  брат  Изяславов,  Владимир.  Внезапно  союзные
половцы,   сопровождавшие  князя,  отхлынули  назад.  Из  городских  же  ворот
показался сильный отряд пехоты и стал перестреливаться с дружиной.
    Никто  из  Юрьевичей не ожидал, что Андрей захочет ударить по этой пехоте,
так  как  и  стяг  его не был поднят и отряды не подтянуты к городу. Однако, с
восхищением  говорит летописец, "не величав был Андрей на ратный чин, искал он
похвалы от одного Бога".
    Внезапно  хлестнув коня, Андрей прежде всех въехал в неприятельское войско
и  вступил  в  жаркую  схватку. Конь его прорвался слишком далеко во вражеские
ряды,  и  дружина,  устремившаяся  за князем, не могла пробиться к нему. Копье
Андрея,  ударив  в  чей-то  щит,  сломалось  у  древка. Неприятельские ратники
окружили  его  со  всех сторон. Лошадь князя ранена была двумя копьями, третье
копье попало в седло.
    С  городских  стен  на  витязя, как дождь, сыпались камни. Уже один немец,
пишет   летописец,   хотел  проткнуть  Андрея  рогатиной,  когда  конь  князя,
рванувшись, вынес его из сечи к своим.
    Отец,  дядя  и  братья  обрадовались,  увидев его живым, а бояре отцовские
осыпали  его  похвалами,  потому что он дрался храбрее всех в том бою. Раненый
конь  Андреев,  спасший  ему  жизнь  ценой  своей,  пал  в тот же час. Андрей,
заплакав, велел погрести его над рекой Стрыем.
    В  другой  раз безудержная отвага Андреева проявилась в битве у реки Руты,
когда  Изяслав Мстиславич, в очередной раз собрав рати, нанес Юрию Долгорукому
тяжкое  поражение.  Лишь только дружины стали сходиться для битвы, как Андрей,
выставив  копье,  поехал  впер„д  и  прежде  всех  столкнулся  с  неприятелем,
пробившись  в  самую  его  гущу.  Когда  замешавшаяся  и  в  этот  раз дружина
прорубилась к своему князю, копье его уже было изломано, щит сорван, шлем спал
с головы, а конь, раненный в ноздри, от боли метался, не слушаясь поводьев.
    Так,    в    беспрестанных    бранях,    закалялся    характер    будущего
ростово-суздальского князя.
    Историк  Татищев  так описывает характер Андрея: "Мужественен был в брани,
любитель  правды,  храбрости  его ради все князья его боялись и почитали, хотя
часто  и  с  женами  и  дружиной  веселился, но жены и вино им не обладали. Он
всегда  к  расправе  и распорядку был готов, для того мало спал, но много книг
читал,  и  в советах и в расправе земской с вельможи упражнялся, и детей своих
прилежно  тому  учил,  сказуя  им,  что  честь  и польза состоит в правосудии,
расправе и храбрости".

    "ЧТО ЭТО? КАК БУДТО КТО МЕНЯ УДАРИЛ ПО ПЛЕЧУ!"

    Война  с Изяславом Мстиславичем закончилась для Юрия Долгорукого неудачно.
Юрий  с  сыновьями  отступил в Ростово-Суздальские земли, не оставив, впрочем,
надежды занять в будущем Киевский стол.
    Один  же  из  союзников  Юрьевых  - Владимирко Галицкий, "многолаголивый и
лукавый",  как  отзывается  о  нем  летопись,  был  сурово  наказан  небом  за
совершенное им клятвопреступление.
    Случилось  это  так.  Будучи  разбит  Изяславом и венграми в решающем бою,
хитрый  Владимирко  прикинулся  изнывающим от ран и стал просить у венгерского
короля Гейзы мира, одновременно подкупая его бояр.
    "Немощен  я ныне и изнемогаю. Дай мне мира и не воюй меня!" - обращался он
к  Гейзе,  думая  после,  как  венгр  уйдет,  накопить  сил  и  расквитаться с
Изяславом.
    Гейза,  которого  со  своей  стороны  уговаривали подкупленные Владимирком
бояре, послал сказать Владимирку:
    "Будь  по воле твоей. Дам тебе мир. Только поклянись, что вернешь Изяславу
все захваченные города и всегда будешь с ним в союзе в счастии и несчастии".
    Отправляя  послов  своих с этими требованиями к Владимирку, король передал