пор не выступают? Чего мешкают? - задал Ярославич
вопрос, который давно его тревожил.
    - Лазутчики   слышали,  шведы  говорят:  ярл  Биргер  поджидает  отставшие
корабли.  Хочет предельно увеличить свое войско, чтобы опустошить наши земли и
идти на Новгород, - предположил Пелгусий.
    Ярославич  кивнул.  Так и есть. Биргер ждет отставших кораблей. А раз так,
то  нападать  нужно,  не  дожидаясь их подхода, пока не все вражеские войска в
сборе.
    - Пелгусий,  скажи,  можно  ли  подобраться  к свейскому лагерю, оставшись
незамеченными?
    - Можно,  княже.  Мне известны тайные тропы, ведущие к берегу. Крестоносцы
не охраняют их.
    Князь  Александр  задумался.  Внезапность  - единственный их шанс. Днем, в
открытом бою, шведы увидят, как мало русичей.
    - Будет  сложно  подойти совсем скрытно. Даже если я велю дружине обернуть
мечи и конские копыта мешковиной.
    - Не  опасайся,  княже.  Нынче  ночью  будет буря, а утром с моря наползет
густой туман. Ни зги не будет видно, - пообещал старейшина.
    - Откуда это тебе известно, Пелгусий? Небо как будто ясное.
    Вокруг глаз старейшины собрались лукавые морщинки.
    - Верь мне. Есть верные приметы, княже. Ночью быть буре.
    Убедившись,  что  Гаврила  Олексич отъехал в сторону и не слышит, Пелгусий
попросил князя Александра спешиться и отойти с ним к лесу.
    - К  чему  такая скрытность, Пелгусий? Разве не доверяешь ты дружине моей?
Верь ей как мне, - удивился Ярославич.
    Пелгусий покачал головой.
    - Верю  я  твоей дружине, княже. Коли придется, костьми она за тебя ляжет!
Но нынче имел я видение грозное и чудное. Всю ночь я прятался в чаще у берега,
издали  наблюдая  за  шведским  лагерем.  На восходе, когда солнце едва только
показалось,  я  услышал плеск весел и увидел ладью с гребцами. Посреди ладьи в
алых  одеждах  стояли  святые  мученики  Борис и Глеб, а гребцы на веслах были
окутаны  словно мглою. И услышал я, как Борис сказал: "Брат Глеб! Вели грести,
да поможем сроднику своему великому князю Александру Ярославичу!" Слыша это, я
стоял, радуясь и трепеща, покуда видение не исчезло.
    Пелгусий  замолчал.  Ярославич смущенно слушал, не до конца веря ижорскому
старейшине, хотя и знал его за человека правдивого.
    - Прошу тебя, Пелгусий, никому не говори о своем видении, - попросил он. -
Есть  такие, что усомнятся, не заснул ли ты перед рассветом и не увидел ли вс„
это во сне.


    "С БОГОМ, БРАТЬЯ!"

    Ночью  новгородские  рати  неслышно,  частью  вброд,  частью по наведенным
мостам,   перешли  Ижору  и  скрытно  приблизились  к  неприятельскому  стану.
Разведчики  донесли,  что продрогшие шведы спят в шатрах, кутаясь от утреннего
холода в плащи.
    Пелгусий  предсказал  верно.  Со  стороны Невы дул сырой ветер. Болотистые
берега  окутывал  плотный  серый  туман.  Сидя на коне едва можно было увидеть
наконечник  собственного  копья.  Но  Александр  знал, что вскоре рассветет, и
туман мало-помалу начнет рассеиваться.
    Выстроив  свое  небольшое  войско,  к которому по пути примкнули и союзные
ладожане, Александр обратился к нему:
    - Коли  разбойные  люди  ворвутся  в дом ваш и станут поругать седины отца
вашего, унижать жену, пленить детей, топтать иконы православные, станете ли вы
считать  сколько  их?  Дюжина?  Две  дюжины?  Или  броситесь на врага и будете
биться?
    Дружина возмущенно загудела.
    - Не станем мы считать врагов, княже! Ударим на них хоть с дубиной, хоть с
дрекольем,  хоть  с ножом подсапожным, - крикнул новогородец Сбыслав Якунович,
своей охотой примкнувший к дружине Александра.
    - Веди  нас, Ярославич! Мертвые срама не имут. Лучше нам лечь костьми, чем
видеть позор земли нашей! - зашумели дружинники.
    - Погодите, братья! Подождем, пока рассеется туман. На рассвете сон шведов
будет  самым  крепким  и  беспечным.  Тогда  Ратша  с частью дружины зайдет со
стороны  леса,  а  Гаврила Олексич обрушится со стороны песчаного склона. В ту
пору  на лодках подойдут наши союзники ижорцы. Их поведет Пелгусий. Они станут
рубить  сходни  и  канаты,  поджигать  просмоленые  паруса и прорубать днища у
свейских кораблей.
    - А где будешь ты, Ярославич? - спросил ловчий князя Яков Полочанин.
    - Я  с  малой  дружиной  обрушусь на лагерь свеев по центру. Рассеку его и
пробьюсь  к  воде, - князь Александр привстал на стременах, пытаясь высмотреть
сквозь туман шатер ярла Биргера, о котором рассказывал ему Пелгусий.
    Если  бы  ему  довелось лично встретиться с Биргером в бою, отведал бы тот
русского копья! Навек запомнил бы, что никому не суждено безнаказанно попирать
сапогом русскую землю.
    Наконец  туман  стал  рассеиваться  и  сквозь  него проглянул красный круг
солнца. Александр перекрестился и надел шлем.
    - Да  помогут  нам  святые  мученики Борис и Глеб! С Богом, братья, сообща
ударим на ворога! - зычно крикнул он.
    Могучий голос Ярославича далеко разнесся над неспокойными водами Невы, над
спящим  шведским  лагерем.  Хлестнув  застоявшегося  жеребца,  выставив вперед
копье, князь Александр первым ворвался во вражеский стан. За ним, не отставая,
скакала его верная дружина.
    - Встанем братья за Русь! За Новгород! За матерей наших, за детей!
    Крики,   доносившиеся   со  стороны  Невы  и  пологого  песчаного  склона,
свидетельствовали  о  том, что Гаврила Олексич и ижорцы, не мешкая, вступили в
битву.
    Не  прошло  и  минуты,  а  в  шведском  лагере уже кипел ожесточенный бой.
Русские витязи бились не щадя живота своего: кололи, рубили, бросались с коней
врукопашную, сбивая с ног выскакивающих из шатров рыцарей.
    Заставив   храпящего   жеребца  прыгнуть  через  дымящийся  костер,  князь
Александр   вырвался   далеко  вперед.  Топча  конем  мечущихся  крестоносцев,
пробивался   Ярославич   к   красноверхому  шатру  Биргера.  Он  заметил,  как
выскочивший  из шатра высокий воин что-то лихорадочно кричит и отдает приказы,
показывая вынутым из ножен мечом на русскую дружину.
    Александр понял, что это сам ярл Биргер, и сердце его взыграло. Налетев на
шведа,  он  ударил  его  копьем. В последний миг ярл заметил опасность и успел
отклониться.  Копье  Ярославича лишь задело его щеку, пропахав на ней глубокую
борозду.
    Бормоча  проклятья, раненый швед упал, и сомкнувшиеся вокруг телохранители
поспешили унести его на корабль. Другие рыцари бросились на Александра, и если
бы  не  подоспевшая дружина, плохо пришлось бы витязю. Жизнью поплатился бы он
за свой порыв.
    - Держись,  Ярославич, иду к тебе! - проревел сзади знакомый бас и к шатру
с дружиной прорвался Гаврила Олексич.
    Началась рубка.
    - Бей их, братья! Не давай пощады ворогам!
    - Бейся, Русь!
    - Топи ладьи, брат Пелгусий! Славно, славно!
    Растеряные,  сонные, застигнутые врасплох шведы не успевали надеть доспехи
и гибли сотнями.
    - Небо отвернулось от нас! Хольмград несет нам смерть! - кричали они.
    - Мой  щит,  мой  шлем,  где они? Откуда взялись русичи? Проклятье, нам не
дали даже надеть доспехи! Эти дикари не знают рыцарских правил!
    - Санта-Мария,  какие  тут  правила?  Трубач, труби отступление! Я не хочу
погибнуть здесь, на чужой земле!
    - Никто из нас не выберется отсюда живым!
    Не получая приказов от раненого и растерянного Биргера, часть крестоносцев
бросилась к своим кораблям, но сходни и канаты были подрублены. Шведы падали с
мостков  в воду и, барахтались, стараясь выбраться на берег. Трусливые матросы
поднимали  паруса, стараясь отплыть прежде, чем ижорцы, снующие на юрких своих
лодчонках, прорубят им топорами днища.
    - За Русь!
    - За  матерей,  жен наших! Коли их, ребята! - доносились отовсюду яростные
кличи.
    Жестокий  бой кипел до ночи. Немало русичей сложили в тот день свои жизни,
но потери шведов были несоизмеримо больше.
    В  азарте  боя  доблестный Гаврила Олексич прорубился к главному шведскому
кораблю  и, видя, что крестоносцы спешат убежать по сходням, сгоряча въехал на
коне на ту же доску. Когда опомнившиеся рыцари сбросили Гаврилу вместе с конем
в воду, витязь, выбравшись на берег, снова кинулся к судну и так крепко бился,
что зарубил шведского бискупа и воеводу, находившихся на борту.
    Другой  русский  витязь  -  новгородец  Сбыслав Якунович много раз с одним
топором въезжал в густые толпы неприятеля, прорубая в них широкую просеку.
    Ловчий  князя  Александра  Яков  Полочанин  один  ударил  с мечом на целый
шведский  полк  и  так  хорошо  поражал  врага, что удостоился особой похвалы.
Наградил Ярославич и сметливого новогородца Мишу, который, пробившись к берегу
и потеряв в схватке коня, пешим бросился в море и прорубил днища трем шведским
ладьям.
    Навеки  прославил  имя  свое  и  слуга князя Александра Ратмир. Доблестный
витязь  мужественно  бился в пешем строю и погиб от копейных ран, врубившись в
густую толпу шведов.
    Опомнившиеся   крестоносцы   дрались  крепко,  но  в  суматохе  боя  отрок
Александра  Савва  наехал  на  златоверхий  шатер  Биргера и догадался тяжелой
секирой подсечь удерживающий его столб.
    Шатер  рухнул.  Шведы, не видя больше шатра, служившего им знаменем, упали
духом.
    - Биргер  погиб!  Нас завели сюда на смерть! Русские уже у воды, скоро они
отрежут нас от кораблей! - послышались со всех сторон малодушные крики.
    - О, мой Бог! Откуда взялись эти дьяволы? - стонал брат Мартин и, хватаясь
за доску, пытался спастись на ладье.
    Кто-то  с  плеском бросился в воду рядом с Мартином. Посланец папы пугливо
обернулся,  ожидая  увидеть  русича  с занесенным копьем. Но нет - это был его
давний  знакомый  рыцарь Ганс, надеявшийся спастись на том же корабле. Некогда
самодовольный рыцарь растерял весь свой военный пыл и был в одной лишь рубахе,
да с наспех захваченным мечом.
    - О  дьявольский  Хольмград!  -  застонал  Мартин.  -  Ему  помогает  сама
преисподняя! Но пусть не радуются! Римский папа этого так не оставит.
    - Да  отстань  ты  со своим папой! Своя шея дороже! Помоги забраться, куда
сам  первым  лезешь?  -  пропыхтел  пузатый  рыцарь  и, отбросив меч, неуклюже
перевалился через борт.
    Лишь  темная  ночь  спасла  уцелевших, рассеявшихся по лесу шведов. Они не
стали ждать утра и поспешили уплыть на оставшихся ладьях, нагрузив три корабля
только  телами погибших знатных рыцарей. В их числе были и шведский епископ, и
второй  после  ярла  воевода.  Биргер,  которому копье Александра выбило зубы,
стонал на нижней палубе не столько от боли, сколько от позора.
    Так бесславно закончился грозный крестовый поход.


    РУСЬ В БЕДЕ

    К  сожалению, славная победа молодого Ярославича над шведами лишь немногим
улучшила  положение  Руси,  силы  которой  были  подорваны  грозным  татарским
нашествием.  Римский  папа,  направивший  рать крестоносцев из Швеции к устьям
Невы, теперь требовал решительных действий у ливонских рыцарей.
    "Северные  русские  земли  должны  отойти в немецкое владение. Православие
должно  быть  навсегда  искоренено,  а  дикие  варвары-еретики  должны принять
католичество," - требовал папа у магистра ливонского ордена меченосцев.
    Подали голос и русские изменники во главе с племянником Мстислава Удалого.
Надеясь  получить  новгородское княжение, он стал подучивать немцев напасть на
Изборск,   а   потом   и   на   Псков.   Ему  помогал  Твердила,  новгородский
боярин-изменник. Твердила участвовал и в неудачном походе шведов, но тогда ему
чудом  удалось  уцелеть. Притворившись мертвым, хитрый боярин до ночи пролежал
среди убитых шведов, а потом прокрался на ладью ярла Биргера.
    Дерптский  епископ  Герман  с  благословения  римского  папы стал собирать
большое  ополчение,  чтобы  идти  на  Русь.  Со  всех  концов  Европы  в Дерпт
потянулись  жадные  до  наживы  искатели  приключений.  Огромная немецкая рать
обрушилась  на  Изборск  и  после  жаркой  схватки взяла его. Запылали пожары,
заскрипели виселицы, кровь залила русскую землю.
    Монах Мартин, очевидец тех событий, с торжеством доносил римскому папе:
    "Все  идет как нельзя для нас лучше. Изборск взят. Из русских никто не был
оставлен  в  покое.  Убивали  или забирали в плен всех, кто только осмеливался
защищаться.  Вопль  и стоны раздавались по всей земле. Многие русичи, страшась
гибели,  переходили  на  нашу  сторону.  Вскоре  дерзким  еретикам  ничего  не
останется, как только признать над собой власть Рима."
    Возмущенные  предательским нападением на Изборск, псковичи собрали большое
ополчение  и вышли навстречу рыцарям. Но хваленая "железная свинья", состоящая
из сотен закованных в броню рыцарей, разбила необученное псковское ополчение и
нанесла русским ратям тяжкое поражение.
    Побежденные   псковичи,  вокруг  стен  которых  сомкнулось  кольцо  осады,
вынуждены  были  заключить  унизительный  для  себя мир. Взяв с города богатый
денежный   откуп,  немцы  потребовали  в  заложники  детей  имениных  горожан,
намереваясь перевести их в католичество и воспитать в немецкой вере.
    "Зер  гутт!  Эти  дети вырастут и, воспитанные нами, станут нашей надежной
опорой.  Нет  ничего лучше, чем завоевать страну руками ее же жителей! Русские
сами  наденут  ярмо  себе  на  шею!"  -  самодовольно рассуждал магистр ордена
меченосцев.
    В  завоеванном  Пскове  был  оставлен сильный немецкий гарнизон во главе с
ненавистным Твердилой.
    Известие  об  успешном захвате Пскова и богатой добыче распространилась по
всей  Европе.  Толпы  корыстных авантюристов стали прибывать одна за другой на
усиление ливонских рыцарей.
    - Ййя-ххх!  Санта  Мария!  Ййа-хо-хо! Захватить Хольмград! Раздавить Русь!
Поставим сапог на шею схизматикам! Да будет вечно здравствовать римский папа -
наместник Бога на земле! - кричали на пирушках ливонские рыцари.
    Вскоре  в  великом  множестве  немцы вторглись в земли Великого Новгорода.
Обложив  данью вожан, они заложили крепость Копорье на берегу Финского залива,
недалеко от нынешнего Петербурга.
    Свистели  плети надсмотрщиков. Крепостные стены строили насильно согнанные
русские  крестьяне,  в  том  числе  женщины  и  дети. Руководил строительством
укреплений  немецкий  рыцарь  Ганс.  Раздобревший,  с толстой золотой цепью на
брюхе,  он  прохаживался  мимо  строившихся  крепостных  стен.  Глядя на этого
жирного уверенного немца сложно было поверить, что это он в одних подштанниках
и  рубахе  удирал  от  Ярославича, переваливаясь животом через борт уплывающей
ладьи.
    - Лучше  работай,  швайн!  Живее носи камень! - покрикивал он. - Почему не
работает эта баба? Беременна? Я вам покажу: беременна! Дать ей плетей и живо к
носилкам!  Здесь  все  должны  трудиться!  Труд есть великий вещь! Я научу вас
работать, ленивые твари!
    Укрепившись в Копорье, немецкие рыцари пошли еще дальше, нещадно притесняя
население.  Вскоре  передовые  их  отряды  появились  в  тридцати  верстах  от
Новгорода, сжигая деревни и грабя купцов.
    Князя  Александра  в  ту  пору  не  было в Великом Новгороде. Новгородская
верхушка  осталась  верна  себе.  Плетя  заговоры,  сея  крамолу, вынудила она
Ярославича  покинуть  город  вместе с дружиной. Вместе с ним уехала и жена его
Бречиславна, и мать - блаженная Феодосия.
    Пользуясь  отсутствием  отважного  князя,  немцы  подходили  все ближе. Их
вооруженные  отряды  рыскали  у  самых  новгородских  стен.  К захватам немцев
присоединились  дерзкие конные набеги отрядов литвы и чуди. У крестьян уводили
лошадей,  скот,  сжигали дома. Нечем было пахать, нечего сеять. Голод и гибель
грозили Великому Новгороду.


    ЗАСТУПИСЬ, КНЯЖЕ!

    Делать  нечего,  пришлось  новгородским  боярам  поджать  хвосты,  смирить
гордыню.  На  общем  вече  решили они обратиться к князю Александру, прося его
вернуться  и  помочь  им.  Торжественное  посольство  во  главе с новгородским
владыкою отправилось в Переяславль-Залесский. Послы нашли благоверного князя у
строящихся  монастырских стен, где молодой Ярославич собственными руками месил
глину,  помогая  каменщикам.  Не  так  давно  попечениями  своими заложил он в
Переяславле монастырь во имя святого мученика Александра Перского.
    Послы   пораженно  смотрели,  как,  не  обращая  на  них  внимания,  князь
взваливает  на  богатырские  плечи  тяжелый  валун  и несет его к монастырским
стенам.
    - Ты ли это, Александр Ярославич? Тебя ли зрим? - недоверчиво крикнул один
из нарядных посадников.
    - Меня.  Почто  пришли,  послы новгородские? Опять крамолу сеять? - строго
спросил Александр сгрудившихся новогордцев.
    Послы бухнулись на колени.
    - Заступись,  княже!  Погибаем! Рыдели немецкие у самых стен рыщут, купцов
наших грабят, - заговорили в один голос послы.
    Усмехнулся Ярославич.
    - А мне что за дело до ваших купцов? Купцы ваши сами грабители. Цены дерут
тройные. Многие ростовщики и то совестливее.
    Вперед  выступил  новогордский  владыка  епископ Спиридон. Князь подошел к
нему под благословение.
    - Не  оставь  нас,  княже!  Гибнем без заступления твоего. Сам ведаешь, не
только  купцов  грабят  ливонские  рыдели. Не щадят они ни жен наших, ни малых
детушек.  Выжигают  деревни,  угоняют  пленных,  поругают церкви православные,
гибель  несут  земле  русской.  До того дошли, что детей забрали у псковичан и
учат  их  в  вере  латинской. Хуже татар они для земли нашей, - голос епископа
Спиридона дал трещину.
    Насупился князь Александр. Суровым стало лицо его.
    - Укорил  ты  меня,  владыко!  Не  время сейчас старое помнить. Не отдам я
Новгород  на поругание. Нынче же, не мешкая, соберу дружину и прибуду к Святой
Софии.

    * * *

    Несколько   дней   спустя  малая  дружина  Александра  вошла  в  Новгород,
встреченная повсеместным народным ликованием.
    Бабы  плакали, бежали за всадниками, держась за стремена, даже мужики и те
украдкой вытирали слезу.
    - Заступник прибыл! Услышала Богородица наши молитвы!
    Мальчишки свистели, забираясь на ворота и крепостные стены.
    - Тишка,  глянь, какой конь у молодого Ярославича! А копье! На такое копье
трех рыделей насадишь!
    - Брешешь,  что  трех! И больше насадишь! Вот вырасту, сам попрошусь в его
дружину!
    Город  преобразился.  Со  всех  концов  новгородских земель к Святой Софии
стали  стекаться  союзные  рати.  Прибыли  ладожане,  корелы,  ижорцы.  Весело
становились они под знамена невского героя, доверяя ему свои жизни.
    - Братья,  встанем  сообща за нашу землю! Кто с мечом к нам придет, тот от
меча и смерть приимет, - обращался к вновь прибывшим князь.
    Из  Святой  Софии  доносился  низкий  басистый гул: духовенство молилось о
победе русского оружия.


    ВСТАНЕМ ЖЕ НА ВРАГА!

    Солнечным   ветренным   утром   выходили   полки  из  Новгорода.  Ратники,
оглядываясь,  крестились  на Святую Софию. Князь Александр на гнедом коне ехал
под  стягом  рядом  с Гаврилой Олексичем. Провожавшие новгородцы, завидев его,
снимали шапки, низко кланялись.
    - Верят  они тебе, княже! Все войско верит тебе как один! - сказал Гаврила
Олексич.  -  Не  боишься  ли, что разобьют нас ливонцы? Велики рати у рыделей,
куда больше наших.
    Ярославич остановил коня, серьезно посмотрел на Гаврилу.
    - Не  в  силе  Бог,  а в правде. Не тот побеждает, у кого войска больше, а
тот, в чем войске больше отваги.
    - И у нас ее больше, княже?
    - Дивлюсь я тебе, Гаврила. Не ты ли в одиночку вскакал по доске на корабль
свейский,  поразив  бискупа  и  воеводу? Сам подумай. За что стоят ливонцы? За
корысть, за наживу. А мы стоим за землю родную. Как же им нас одолеть?
    Гаврила Олексич склонил голову, признавая правоту молодого князя.
    Александр  Ярославич как в воду глядел. Вскоре русские рати взяли Копорье,
пленив  многих  немцев.  Рыцарю  Гансу  вновь  пришлось  бежать в страхе перед
русским  пленом.  Запыленный,  трусливо  оглядывающийся  в  ожидании расправы,
доскакал он до укрепленного Пскова, мешком свалившись с седла.
    - О, Майн Готт! Майн Готт! Откройте! - стонал он, бараб