рышкой  было
слишком мало, чтобы в него пролезла взрослая женщина. Но тогда как объяснить
ее взметнувшиеся в воздух ноги?
     Разумеется, он  видел ее лишь долю мгновения и  мог  ошибиться.  Честер
отвернулся  от  задней  двери.  Компанию  ему  составлял  только  бомж,  уже
собравшийся  заснуть. Когда Честер  поравнялся  с ним, бомж приоткрыл глаза,
заговорщицки улыбнулся, снова закрыл.
     Честер прошел в дальний конец вагона, сел. Сладко зевнул.
     Он мог дремать до  своей станции: внутренние часы всегда вовремя будили
его.
     И не видел ничего  плохого в том, что должность начальника отдела вновь
окажется вакантной: прибавка к жалованию пришлась бы очень кстати.

     Перевел с английского Виктор Вебер

     Переводчик Вебер Виктор Анатольевич
     129642, г. Москва Заповедная ул. дом 24 кв.56. Тел 473 40 91

     HARRY HARRISON
     INCIDENT IN THE IND
     1  Понятное дело, в Америки бомжей  называют иначе, но суть от этого не
меняется (прим. пер.)
     2  Метрополитен Нью=Йорка устроен  таким образом, что к одной платформе
могут подходить поезда нескольких линий.



    Гарри Гаррисон.
    Жизнь художника


     © Copyright Garry Garrison "An artist's life"
     © Copyright Перевел с английского Виктор Вебер (v_weber@go.ru)
     Date: 2 Jan 2002


     Праздник,  проведенный  за  работой.  Вот  уж  действительно  праздник,
проведенный  за  работой.  Я  остаюсь  на  Луне  год,  пишу  картины  триста
шестьдесят  пять дней -  а  вернувшись  на  Землю  первым  делом иду в музей
"Метрополитен",  чтобы  посмотреть  на  другие   картины.  Брент  улыбнулся.
Хотелось надеяться, что время будет потрачено не зря.
     Он посмотрел на длиннющую лестницу. Гранитные ступени чуть поблескивали
под ярким  августовским солнцем.  Он глубоко  вдохнул,  переложил  трость  в
правую руку. Начал подниматься, одну за другой медленно преодолевая ступени.
Казалось, они уходили в бесконечность.
     Почти  добрался   до  верха...  оставалось  преодолеть  лишь  несколько
ступеней.  Трость соскользнула  с  одной  из  них,  он  потерял  равновесие,
покатился вниз.
     Женщина, стоявшая  в тени на площадке  за лестницей,  громко закричала.
Она  наблюдала  за  ним  с того самого момента, как он вылез из такси. Брент
Далгрин,  знаменитый  художник, теперь  все знали это молодое загорелое лицо
под  шапкой  серебряно=седых волос,  выбеленных  радиацией  космоса.  Газеты
писали, что от долгого пребывания в условиях пониженной  силы  тяжести мышцы
его очень ослабли. Он с таким трудом взбирался по ступеням, а потом скатился
с них. Женщина кричала, кричала и кричала.
     Его перенесли в медпункт музея.
     - Гравитационная слабость, - сказал он сестре. - Все будет в порядке.
     К  счастью,  все  кости  остались целыми. Медсестра  лишь  нахмурилась,
прикоснувшись к его коже. Померила ему температуру, глаза у нее округлились,
она испуганно посмотрела на него.
     - Я знаю, - кивнул Брент. - Значительно выше нормальной. Волноваться не
надо, повышение температуры никак не связано с падением. Скорее, наоборот.
     - Я должна все занести в журнал, таков порядок.
     - Мне  бы этого не  хотелось.  Незачем общественности знать, что у меня
проблемы  со здоровьем. Если вас не затруднит, позвоните  доктору Грейберу в
Медикэл=Арт=Билдинг. Он вам  скажет, что  для  меня повышенная температура -
обычное   дело.  И  музею  нет  нужды   волноваться  о  том,  что  он  несет
ответственность за ухудшение моего здоровья.
     Он  легко представил себе заголовки газет.  "ЛУННЫЙ ХУДОЖНИК  УМИРАЕТ",
"ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЗА ИСКУССТВО".  Но  он не  считал себя  героем.  Он знал об
опасностях  радиационной  болезни.  В  начале четко  следовал инструкциям: в
скафандре проводил на поверхности Луны  положенное время и ни минуты больше.
До того, как у него возникла проблема.
     А  состояла она в том,  что он никак не мог ухватить атмосферу  Луны. В
одной  картине ему  это  почти  удалось,  а потом,  как отрезало.  Атмосферу
полного  безлюдья, экстремальных условий, царящих  на  равнинах, в кратерах.
Ощущение  инопланетности,  которое ускользало от него. Прежде чем он успевал
запечатлеть его в масляных красках.
     Критики называли его картины уникальными, удивительными,  говорили, что
именно  так, по их мнению,  и  выглядела  Луна.  А вот  в  этом  он  не  мог
согласиться с критиками. Безвоздушный спутник Земли был совершенно не таким.
Другим...  настолько  другим, что он так и  не смог ухватить  эту разницы. И
теперь  его ждала скорая смерть: он  потерпел неудачу,  не смог  реализовать
мечту своей жизни.
     Радиационная  лихорадка  пожирала  его  кровь  и кости.  Еще  несколько
месяцев, и она покончит с  ним. Он  боролся со  временем, спешил уложиться в
оставшиеся месяцы. Спешил и потерпел неудачу... не сложилось.
     Медсестра, хмурясь, положила трубку на рычаг.
     - Я связалась  с доктором Грейбером и он  подтвердил ваши слова, мистер
Далгрин.  Если вы так хотите, я не буду ничего записывать, - она помогла ему
встать.
     Луна стала забываться по ходу того, как перед глазами замелькали земные
полотна.  Он наслаждался произведениями искусства,  которые  создавались  на
протяжении многих веков. То была его жизнь, и он старался увидеть как  можно
больше, компенсировать свое долгое отсутствие на  Земле. Греческие мраморные
скульптуры  успокаивали,  картины  Рембрандта  вновь  пробуждали  интерес  к
творчеству. Его радовало, что после стольких  лет, отданных живописи, он мог
ходить  по  этим залам,  с нетерпением ожидая встречи  с  казалось бы  давно
знакомыми картинами. Но ему хотелось посмотреть  и на  что=нибудь новенькое.
Лифт доставил его к залам современного искусства.
     И  сразу его  душевное спокойствие  нарушила картина.  Осенний  пейзаж,
типичный пример модерн=классицизма, столь модного в последние несколько лет.
Но в картине было и что=то еще: неуловимая отстраненность.
     Его ноги начали дрожать. Он понял, что надо немного отдохнуть.
     Брент уселся на широкий диван у главной лестницы, но  мыслями никак  не
мог  оторваться  от картины. Что=то его тревожило, задевало за живое, но  он
никак не мог понять, что именно.
     Он чувствовал,  что объяснение  следует  искать  в эмоциональной сфере.
Всякий в то  или  иное время  испытывал удовольствие или заинтересованность,
глядя  на  любую  форму визуального  искусства.  Эмоциональный  отклик могли
вызвать и фотоснимок в журнале,  и рисунок,  и  даже хорошо спроектированное
здание. Брент попытался проанализировать свои ощущения, но ничего путного не
выходило. Сформулировать  он сумел лишь  одну,  не слишком внятную мысль: "В
этой картине что=то не так".
     Но внезапно  он получил ответ. Он явился к  нему мгновенно,  словно его
озарило.  Ему  вспомнились  лунные  равнины,  на  которые  не  ступала  нога
человека. Ощущение это выражалось одним словом: инопланетность.
     Это  ощущение  появлялось у него  в  вечной  безжизненности  молчаливых
лунных  просторов.  Но  как оно  могло  ассоциироваться  с  изящным  осенним
пейзажем? Каким  образом художник  сумел выразить  это необычное чувство  на
холсте?  Брент  отругал  себя, разумеется молча.  Это  не картинка  из жизни
другой  планеты.  Это "Осень в  лесу",  нарисованная  человеком,  который не
понимал,  что пишет. Человеком, который  иначе смотрел на  привычное всем  и
каждому.  Художником,  который  смотрел  на кипучую  жизнь осеннего  дня,  а
рисовал вечную смерть безжизненного спутника.
     Брент оперся на трость, учащенно забилось сердце. Он должен найти этого
художника.   Должен  поговорить  с  ним,   узнать  у  него...  выбить,  если
необходимо...  он должен  выяснить секрет этого  человека.  Мысль  о близкой
смерти тяжелым грузом  лежала на плечах.  Умереть, не зная,  как передать  в
картине это ощущение!
     Он убил себя в погоне за  ним... и  ничего не достиг.  А  на  Земле жил
человек,  обладающий  знанием,  которое  он искал.  От таких мыслей хотелось
выть.
     Не без  труда,  но он взял  себя в  руки.  Посидел, пока  не совладал с
расшалившимися нервами. Твердо сказал себе, что должен найти этого человека.
     В правом  нижнем  углу картины, в тени валуна, стояла подпись: Артур Ди
Коста. Брент никогда  не слышал о таком художнике, но в этом не  было ничего
удивительного.  Настоящие художники вымирали, как динозавры. Они трудились в
подсобках,  в  старых  гаражах, заполняя холст  за холстом ради собственного
удовольствия.  И  зачастую с их работами широкая  общественность знакомилась
уже после смерти художника.
     Опять  смерть,  сердито  подумал  Брент.  Развернулся  и  направился  к
служителю, коротавшему время около абстрактной скульптуры.
     - Конечно, мистер, - ответил ему служитель. - Вы найдете куратора в его
кабинете. Дверь вон там.
     - Благодарю, - пробормотал Брент и проследовал в направлении, указанном
мясистым пальцем. Нашел  нишу, практически скрытую роскошными  гобеленами. В
ней   обнаружил   фонтанчик  с   питьевой  водой,   приводимый  в   действие
фотоэлементом и псевдо=мраморную дверь с надписью на табличке: "Доктор Эндрю
Киннент - Куратор, коллекция современного искусства".
     Брент  открыл  дверь,  вошел  в   приемную.  Секретарь   оторвалась  от
компьютера.
     - Я - Брент Далгрин. И хотел бы переговорить с мистером Киннентом.
     - Тот самый мистер Далгрин!? Минуточку... -  зардевшись, девушка нажала
на кнопку аппарата внутренней связи.
     - Заходите, мистер Далгрин.  Мистер Киннент будет рад встрече с вами, -
но  ни очаровательная улыбка,  ни радушный  прием не произвели на  Брента ни
малейшего впечатления: думал он совсем о другом.
     После тридцати минут, отданных искусству вообще, Брент перевел разговор
на нынешнюю экспозиция, а конкретно - на одного художника.
     - Мистер Ди Коста - один из наших самых талантливых молодых художников,
-  куратор самодовольно  улыбнулся, словно он сам обучил Ди  Косту  секретам
мастерства. -  В Нью=Йорке он живет недавно, но уже успел  сделать себе имя.
Позвольте  мне  дать  вам  его  адрес.  Я  уверен,  что вы  с  удовольствием
побеседуете с ним. Общность интересов, знаете ли.
     Брент легко согласился получить те сведения, за которыми, собственно, и
пришел. Своими  истинными  мыслями он  делиться  с  Киннентом  не  стал.  Не
подкрепленные доказательствами,  они действительно могли  вызвать сомнения в
психическом здоровье человека, который  бы их высказал. Но самого Брента это
не останавливало.  Жизнь подходила к  концу, но сначала хотелось найти ответ
за самый важный для вопрос.
     Нужный ему  дом ничем не выделялся  среди доброй сотни других,  которые
выросли на модных теперь Тридцатых  улицах, заменив собой корпуса  фабрик по
пошиву верхней одежды. Брент  перешел на другую  сторону улицы,  оглядел дом
31. Отсутствие окон указывало на то, что финансовых проблем у владельца нет.
А все, что его интересовало, он мог узнать только внутри - не снаружи. Брент
вновь перешел улицу, встал на хромированный квадрат перед дверью.
     Сработавший   под  тяжестью   тела  датчик  активировал   механического
дворецкого.
     - Резиденция мистера Ди Косты. Чем я могу вам помочь?
     - Мистер Брент Далгрин желает увидеться с мистером Ди Костой.
     -  Я  очень  сожалею,  но   касательно  вас  я  не  располагаю  никакой
информацией,  сэр.  Если вас не  затруднит  оставить  сооб... - голос робота
оборвался, сменившись мужским.
     - Рад приветствовать вас, мистер Далгрин. Пожалуйста, заходите.
     Дверь  распахнулась, открыв маленькую,  отделанную деревом  прихожую. И
лишь  когда дверь закрылась, Брент понял,  что находится в кабине лифта. Она
тронулась с  места, плавно остановилась, задняя стенка скользнула в сторону,
открывая  путь  в  библиотеку=кабинет. Из=за стола  поднялся мужчина, шагнул
навстречу Бренту, протягивая руку.
     Брент  ее  пожал, не сводя  глаз  с  лица  мужчины. Ростом Ди Коста был
повыше Брента, худощавость как=то не вязалась с  плавностью движений. Рука у
него была длинная и сильная. Только тут Брент поймал себя на том, что просто
таращится на хозяина.
     - Надеюсь, вы извините  меня за столь внезапное появление в вашем доме,
мистер  Ди Коста.  Я  увидел  вашу  картину  в "Метрополитене"  и она  очень
заинтересовала меня.
     Брент  остановился, понимая, неубедительный это предлог для появления в
доме художника. И порадовался тому, что Ди Коста взял инициативу на себя.
     - Я вас прекрасно понимаю, мистер Далгрин. Со мной такое бывало не раз,
когда я видел ваши картины и некоторых других художников,  - он улыбнулся. -
Далеко не  всех, уверяю  вас. Я  смотрел  на  эти  картины и  говорил  себе,
хотелось бы мне встретиться с человеком, который их создал. Но такие встречи
крайне редки, о чем я очень сожалею. И мне льстит, что  вы испытываете те же
чувства при взгляде на мои работы.
     Доброжелательность  Ди  Косты  сломала лед,  скоро  они  стали  лучшими
друзьями. Брент сидел  в удобном кожаном кресле, Ди Коста смешивал напитки в
баре, удачно вписанном в интерьер. Тем самым у Брента  появилась возможность
оглядеть  кабинет.  То, что он видел, ему нравилось. Пожалуй, он бы и сам не
отказался  от такого кабинета. Что  несколько удивляло,  так это вращающаяся
полка с книгами в углу.
     Брент  вдруг  понял,  что она медленно  вращалась и  когда  он вышел из
лифта.  И  еще...  ну  да,  на столе,  так  же  медленно,  вращалась тяжелая
бронзовая  пепельница. Они создавали необычный эффект, но  скорее  приятный,
чем наоборот. И гармонировали с кабинетом и личностью хозяина.
     - А вот и выпивка. Сначала тост... За долгую  жизнь  и хорошие картины,
для нас обоих.
     Брент чуть хмурился, пригубливая стакан.
     Есть такой феномен: о  тонкостях  профессии  с удовольствием  говорят и
плотники,  и  банковские служащие.  Вот  и Берт легко втянулся в дискуссию о
достоинствах ализариновых красок и влиянии искусства Византии на итальянских
художников,  скульпторов  и  архитекторов  эпохи Возрождения.  Но  при  этом
какая=то часть его сознания  скрупулезно оценивала слова Ди Косты, тщательно
наблюдала  за ним.  Но  хозяин  Брента  ни  на  йоту  не  выходил из  образа
джентльмена, не стесненного в средствах и живо интересующегося живописью.
     За  живой  беседой  уже  незаметно  пролетели  полчаса,  когда  в дверь
кабинета легонько постучали. Она открылась, в кабинет вошла красивая женщина
в элегантном наряде,  выдержанном  в  серебристо=серых  тонах, в которойм  в
полном соответствии с последней модой, преобладали греческие мотивы.
     Она остановилась у порога.
     - Я не хотела  беспокоить тебя, Артур, но... о, извини, я не знала, что
у тебя гость.
     Ди Коста подошел к ней, нежно взял под руку.
     -  Я  очень рад, что  побеспокоила, дорогая.  Позволь  представить тебе
знаменитого Брента Далгрина, - обнял женщину за талию. - Моя жена, Мария.
     Брент пожал ей руку, улыбнулся в большие карие глаза. Она чуть ответила
на рукопожатие, как и полагалось в приличном обществе. Очаровательная  жена,
комфортабельный,   уютный  дом  -  Артур  Ди  Коста  являл   собой   образец
современного джентльмена. И получалось,  что картина в музее - единственное,
в общем=то пустяковое отклонение от нормы.
     Но в то мгновение, когда он держал в руке  руку Марии, его  взгляд упал
на портрет, висевший у двери.
     И только невероятным усилием воли удержался от того, чтобы не раздавить
ее руку. Ди Коста изобразил Марию, и в ее портрете...
     Присутствовала та же тонкая трансформация,  что  и в  осеннем  пейзаже,
который захватил  его  внимание в музее.  Что=то  такое было в изгибе губ, в
глазах, которыми  она смотрела  с портрета. Брент оторвал взгляд от картины,
но уже после того, как Ди Коста заметил, куда он смотрит.
     -  Должно  быть,  это  удивительное  ощущение,   -   рассмеялся  он.  -
Одновременно видеть  перед собой  и мою  прекрасную Марию, и  ее портрет  на
стене,  -  он  прикоснулся  к  раме  и  картину  залил  мягкий  свет.  Брент
пробормотал  какую=то  похвалу,  шагнул  к  картине,  словно  надеялся,  что
уменьшение расстояния позволит найти ответы на его многочисленные вопросы.
     Ди   Косте,  похоже,  льстил   интерес   знаменитого  художника  к  его
творчеству.   Они   обсудили   многие   проблемы,  с  которыми  сталкивается
портретист, удачные или неудачные их решения. Смутившуюся, чуть покрасневшую
Марию  попросили  встать  рядом  с  портретом.  Она  сделала  вид,  что  эта
дискуссия, птичья грамота для непосвященных, нисколько ее не раздражает.
     - Эта синяя тень на шее помогает формировать...
     - Эффект золотых волос, падающих на скулу, достигается...
     По их просьбе она то  поворачивала, то наклоняла голову, не  участвуя в
разговоре.
     А маленькая часть сознания Брента продолжала наблюдать и анализировать.
Как  Ди  Коста создавал свои  картины становилось  более=менее  ясно,  а вот
почему - оставалось загадкой. В лице, в фигуре инопланетность,  чужеродность
отсутствовала  напрочь,  скорее  получалось,  что  она  смотрела  на  что=то
абсолютно ей неведомое.
     Брент почувствовал, как  в  висках  начинает пульсировать боль.  Но,  к
счастью раздалась  мелодичная трель телефонного звонка,  отвлекшая Брента от
поиска  ответов на  мучавшие  его вопросы.  Ди  Коста  извинился  и прошел в
соседнюю комнату, оставив Брента наедине с Марией. Не успели они усесться  в
удобные  кресла,   как   вновь  появился   Ди  Коста.   По  выражению   лица
чувствовалось, что он получил какое=то неприятное известие.
     -  Прошу меня  извинить,  но мой  адвокат  просит немедленно  приехать.
Какой=то  важный вопрос,  касающийся моей собственности. Мне  так не хочется
уезжать.  Мы  обязательно  должны  продолжить нам  разговор. Пожалуйста,  не
торопитесь уходить, мистер Далгрин. Мой дом в полном вашем распоряжении.
     После  ухода Ди Косты Брент и Мария поболтали на самые разные темы, уже
никак не связанные с  живописью. Не  мог  же Брент сразу спросить у женщины,
которую  видел  первый раз в жизни: "Мадам, ваш  муж рисует чудовищ? Или, вы
сами ведьма? В этом секрет?"
     Быстрый взгляд на наручные часы убедил  его,  что пора уходить:  негоже
злоупотреблять гостеприимством хозяев.
     Прикуривая,  Брент как  бы  случайно  посмотрел  на  часы,  стоявшие на
каминной доске.
     - Как, уже половина четвертого? Прошу меня извинить, но мне пора идти.
     Мария встала, улыбнулась.
     - Вы для нас - самый желанный гость, - рассмеялась. - Я знаю, что тут я
могу говорить не только за себя, но  и  за Артура. Мы очень надеемся увидеть
вас вновь.
     - Постараюсь оправдать ваши надежды, - улыбнулся в ответ Брент.
     Прощание  прервала  открывшаяся дверь лифта и громкие  вопли маленького
человеческого существа. Девочка бросилась  к Марии, а когда та  взяла ее  на
руки,  зарыдала еще громче, уткнувшись ей  в  плечо.  Пластмассовая  кукла с
раздавленной головой свидетельствовала о том, что  для рыданий,  сотрясавших
не только золотистые кудряшки, но и все тельце, есть веский повод.
     Брент  молча  стоял, пока  рыдания  не утихли.  Мария  улыбнулась  ему,
уговаривая   девочку  поздороваться   с  гостем.  Наконец,  раскрасневшееся,
заплаканное личико повернулось к нему.
     - Дотти, познакомься, пожалуйста, с мистером Далгрином...
     - Добрый  день,  мистер Далгрин...  но, мамик,  он наступил на куклу, а
потом рассмеялся, когда она сломалась...
     От этих слов слезы брызнули вновь.
     -  Успокойся, Дотти. Ты  же не хочешь,  чтобы твой отец  увидел  тебя в
таком состоянии, - сказал Брент.
     Эти вроде бы совершенно безобидные  слова произвели неожиданный эффект.
Не на девочку - на мать: Мария заметно побледнела.
     -  Артур -  не отец  Дотти, мистер Далгрин. Видите  ли, это  мой второй
брак. Он... Я хочу сказать, у нас  не может быть детей, - чувствовалось, что
слова эти даются ей нелегко.
     Брент чуть смутился... и о