ре, две из этих ран я считал смертельными. Но она  явно  была
не согласна со  мной,  и  все  еще  пыталась  добраться  до  меня  мощными
клешнями, которыми оканчивались ее лапы, чтобы подтащить  меня  к  ужасным
челюстям.
   Вепайянский клинок - остро отточенный,  обоюдоострый,  немного  шире  и
толще на конце, чем около рукояти. Хоть он и сбалансирован  иначе,  чем  я
привык, это оружие, разящее насмерть. Я обнаружил это при первом же  опыте
обращения с ним, ибо когда ко мне протянулась,  чтобы  схватить,  огромная
клешня, я отсек ее одним ударом. Тварь издала невыносимый  для  барабанных
перепонок вопль и из последних сил прыгнула на меня, как пауки прыгают  на
жертву. Я отступил назад и снова ударил ее мечом, а затем направил  острие
меча в эту ужасную морду. Тут тварь рухнула на  меня,  и  я  упал  под  ее
весом.
   Упал я крайне неудачно - как-то вбок - и слетел  с  ветви,  на  которой
стоял.  К  счастью,  пересекающиеся  маленькие  ветки  задержали  меня.  Я
хватался за них и замедлил падение. Приземлился я на широкой плоской ветви
десятью-пятнадцатью футами ниже. Я схватился за меч и взобрался обратно со
всей быстротой, на какую был способен, чтобы уберечь Камлота от следующего
нападения. Но он не нуждался в защите - огромный тарго, как  называют  эту
тварь, был мертв.
   Мертв был и Камлот. Я не обнаружил ни пульса,  ни  биения  сердца.  Мое
собственное сердце упало. Я потерял друга, - я, у которого их  было  здесь
так немного, -  и  я  так  здорово  потерялся,  как  только  можно  вообще
потеряться где бы то ни было. Я знал, что  не  смогу  вернуться  по  нашим
следам в вепайянский город,  хоть  от  этого  и  зависела  моя  жизнь.  Я,
конечно, мог спуститься, но находился ли я над городом, я не знал.  Скорее
всего, нет.
   Итак, вот каким был сбор тарела! Вот каким было занятие, которое, как я
боялся, утомит меня своей монотонностью!



7. У МОГИЛЫ КАМЛОТА

   Отдышавшись, я закончил работу, которую начали мы с Камлотом перед тем,
как тарго напал на нас. Если мне удастся отыскать город, я по крайней мере
принесу что-то, оправдывающее наши усилия и жертвы.
   Но  что  делать  с  Камлотом?  Мысль  оставить  тело  здесь  была   мне
невыносима. Даже за то краткое время, которое мы были знакомы с  Камлотом,
я успел полюбить его и привык считать его другом. Его семья  приняла  меня
как своего. Самое малое, что я могу сделать - это принести им его тело. Я,
конечно, понимал, что это будет совсем нелегко, но это нужно было сделать.
   К счастью, я достаточно силен, и  к  тому  же,  в  гравитационном  поле
Венеры было немного легче передвигаться, чем  на  Земле.  Это  давало  мне
некоторое преимущество - примерно двадцать фунтов из веса  мертвого  тела,
которое я должен был нести, и несколько больше из моего собственного веса,
так как я тяжелее Камлота.
   Взвалить тело Камлота себе на спину и привязать там при помощи шнура от
его копья оказалось  даже  легче,  чем  я  предполагал.  Я  предварительно
прикрепил его оружие к телу нитями тарела, которые  заполняли  мою  сумку,
ибо я не был знаком со всеми обычаями страны и не  знал  в  точности,  что
требуется от  меня  в  таком  крайнем  случае.  Я  предпочел  принять  все
возможные меры.
   Переживания последующих десяти - двенадцати часов - это кошмар, который
мне хотелось бы забыть. Контакт с обнаженным мертвым телом моего  товарища
был сам по себе достаточно печален, но чувство полной потери ориентации  и
бессмысленности в этом странном мире подавляло еще больше. Проходили часы,
в течение которых я все спускался и спускался, изредка останавливаясь  для
краткого отдыха. Казалось, мертвое тело становилось все тяжелее. При жизни
Камлот весил бы около  ста  восьмидесяти  фунтов  на  Земле  -  почти  сто
шестьдесят на Венере. Но к тому времени, как  тьма  сгустилась  в  мрачном
лесу, я мог бы поклясться, что он весил тонну.
   Я так утомился, что мне пришлось двигаться  очень  медленно,  тщательно
проверяя каждое  место,  куда  я  собирался  поставить  ногу,  прежде  чем
перенести на нее вес своего тела  и  груза.  Я  не  мог  доверять  усталым
мышцам, а неверный шаг или слабость руки  отправили  бы  меня  прямиком  в
вечность. Смерть все время была со мной рядом.
   Мне казалось, что я спустился уже на несколько тысяч  футов,  но  я  не
видел никаких признаков города. Несколько раз  я  видел,  как  поодаль  на
деревьях кто-то движется и дважды слышал ужасный вопль тарго. Если один из
этих чудовищных пауков нападет на меня... Я старался об  этом  не  думать.
Вместо этого я старался занять свои мысли  воспоминаниями  о  моих  земных
друзьях. Я мысленно рисовал картины моих детских дней в  Индии,  где  меня
учил старый Чанд Каби. Я вспоминал старину Джимми Уэлша и стайку  девушек,
которыми увлекался (некоторыми даже всерьез).
   Это напомнило мне великолепную девушку в саду джонга, и воспоминания об
остальных поблекли. Кем она была? Какие странные предписания возбраняли ей
видеться и говорить со мной? Она сказала, что ненавидит меня, но она также
слушала, как я сказал, что люблю ее. Теперь,  когда  я  обдумал  это,  мои
слова звучали довольно глупо. Как мог я любить девушку с первого  взгляда,
который на нее бросил; девушку, о которой я не знал абсолютно ничего, даже
ее возраста и имени? Нелепо,  но  так  оно  и  было.  Я  любил  безымянную
красавицу из маленького сада.
   Возможно, я чересчур углубился в эти мысли и стал неосторожен. Не знаю.
Во всяком случае, мой ум был занят именно ими, когда через некоторое время
после наступления ночи я оступился. Я лихорадочно хватался за все вокруг в
поисках поддержки, но общий вес меня и трупа победил, и я вместе со  своим
мертвым товарищем полетел вниз в темноту. Я почувствовал холодное  дыхание
смерти на своей щеке.
   Мы  не  улетели  далеко.  Внезапно  нас   остановило   что-то   мягкое,
поддавшееся  под  нашим  весом,  затем  оно  выпрямилось,  вибрируя,   как
страховочная сетка, которую используют воздушные акробаты.  В  слабом,  но
всепроникающем свете амторианской ночи я увидел то, что уже предполагал: я
упал в сеть одного из свирепых амторианских пауков!
   Я попытался подползти к краю, где можно  было  схватиться  за  ветку  и
попытаться вытащить нас из паутины, но каждое движение запутывало меня еще
сильнее. Положение было достаточно скверным, но мгновением позже оно стало
бесконечно хуже, ибо, взглянув вверх, я увидел на  дальнем  конце  паутины
огромное отвратительное тело тарго.
   Я выхватил меч и грозно висел,  как  марионетка,  в  перекрестьи  нитей
паутины, а жестокий арахноид медленно двигался ко мне. Помню, что мне было
интересно, ощущает ли запутавшаяся в паутине муха такую же  безнадежность?
Или те душевные муки, которые охватили меня, когда я понял тщетность  моих
слабых усилий избежать  этой  смертельной  ловушки  и  свирепого  монстра,
который приближается, чтобы пожрать меня. Но у меня были, по крайней мере,
некоторые преимущества, которыми не обладает ни одна муха. У меня был меч.
И мозг, хоть и скверно, а все же рассуждающий. Очевидно, я был все  же  не
столь беззащитен, как бедная муха.
   Тарго подползал все ближе. Он не издавал ни звука. Я  полагаю,  что  он
был удовлетворен тем, что я не могу бежать, и не видел резона в том, чтобы
парализовывать меня  страхом.  С  расстояния  десяти  футов  он  бросился,
двигаясь с невероятной  быстротой  на  своих  восьми  волосатых  ногах.  Я
встретил его острием меча.
   Мой удар не был искусным, а ловким он  быть  не  мог  по  ряду  внешних
причин. Только  счастливая  случайность  помогла  тому,  что  острие  меча
пронзило маленький мозг твари. Когда она  рухнула  безжизненной  рядом  со
мной, я едва поверил своим глазам. Я был спасен!
   Немедленно я стал разрезать нити тарела, которые опутывали меня.  Через
четыре-пять минут я был свободен и спустился на ветку ниже. Сердце все еще
билось учащенно, я был слаб от перенапряжения. Четверть  часа  я  отдыхал,
затем продолжил казавшийся бесконечным спуск с вершин этого ужасного леса.
   Какие другие опасности ожидали меня, я не мог даже представить. Я знал,
что в этих гигантских  зарослях  есть  иные  животные.  Эти  мощные  сети,
способные выдержать быка, были сплетены не  для  людей.  Вчера  я  мельком
видел  громадных  птиц,  которые  могли  оказаться  такой  же  смертельной
угрозой, как и тарго. Но сейчас  я  боялся  не  их,  а  ночных  охотников,
которые крадутся по любому лесу во мраке и очень хотят есть.
   Я спускался все ниже и ниже, чувствуя, что каждый следующий  миг  может
стать последним в испытании  моей  выносливости.  Стычка  с  тарго  отняла
значительную часть моей силы, уже и без того истощенной переживаниями дня,
однако я не мог, не смел остановиться. Но как долго я еще смогу принуждать
себя двигаться дальше, пока не рухну, окончательно обессилев?
   Я почти достиг предела своей выносливости,  когда  мои  ноги  коснулись
прочной поверхности. Сначала я не мог поверить в это, но трижды  посмотрев
вниз и оглядевшись вокруг, я убедился,  что  на  самом  деле  добрался  до
земли.
   После месяца, проведенного на Венере, я наконец  поставил  ногу  на  ее
поверхность!
   Я не видел ничего или почти  ничего,  заслуживающего  внимания;  только
огромные стволы деревьев, куда бы я не бросил  взгляд.  Под  моими  ногами
лежал толстый ковер упавших листьев, мертвых и побелевших.
   Я разрезал веревки, которыми мертвое тело Камлота было привязано к моей
спине, и опустил несчастного моего товарища на землю. Затем  я  растянулся
рядом с ним и немедленно заснул.
   Когда я проснулся, было уже светло. Я осмотрелся, но не увидел  ничего,
кроме  покрывала  побелевших  листьев,  распростершегося  между   стволами
деревьев такого, с позволения сказать, диаметра, что я не решаюсь  назвать
размеры некоторых из них, поскольку это бросит тень неправдоподобия на всю
историю моих приключений на Венере.
   Но поистине у них должны были быть огромные основания и длинные  корни,
чтобы  поддерживать  их  невероятную  высоту,  так  как  многие   их   них
возвышались более чем на шесть тысяч футов над поверхностью  земли,  и  их
высочайшие верхушки были вечно окутаны  непреходящим  туманом  внутреннего
слоя облаков.
   Чтобы дать представление о размерах некоторых из этих лесных  монстров,
я могу сказать, что обошел вокруг ствола одного из них  и  насчитал  более
тысячи шагов. Это дает при грубом подсчете тысячу футов в  диаметре,  -  и
таких было много.  Дерево  десяти  футов  в  диаметре  казалось  тоненькой
хрупкой  веточкой:  и  это  на  той  самой  Венере,  где  не  может   быть
растительности!
   Те немногие знания физики, которыми я обладал, и  слабое  знакомство  с
биологией подсказывали, что деревья такой высоты  существовать  не  могут.
Вероятно, на Венере  действовали  особые  условия  и  неведомые  мне  силы
адаптации, которые позволяли существовать тому, что казалось невозможным.
   Я попытался вычислить эти силы в земных терминах и пришел  к  некоторым
заключениям,  которые  дают   возможные   объяснения   данного   феномена.
Вертикальное осмотическое давление прямо связано с силой тяготения,  тогда
меньшая гравитация Венеры делает возможным рост более высоких деревьев,  а
то, что их верхушки постоянно находятся в облаках, позволяет им  построить
цикл  получения  гидрокарбонатов  -  или  карбогидратов?  -  из  обильного
водяного пара, если принять, что  в  атмосфере  Венеры  имеется  требуемое
количество углекислоты для стабилизации этого фотосинтетического процесса.
   Признаюсь, однако, что в тот момент  я  не  очень  интересовался  этими
захватывающими  рассуждениями.  Мне  нужно  было  подумать  о  себе  и   о
несчастном Камлоте. Как я должен был поступить  с  телом  моего  друга?  Я
сделал все, что мог, чтобы доставить его к его семье, и потерпел  неудачу.
Теперь я сомневался, что мне когда-либо  удастся  их  отыскать.  Оставался
единственный выход: я должен похоронить его.
   Приняв решение, я стал разгребать листья, чтобы добраться до  грунта  и
вырыть могилу. Мне пришлось убрать слой листьев и перегноя толщиной  около
фута; под ним была мягкая, жирная почва, которую я легко разрыхлял острием
меча и выбирал руками. Мне  понадобилось  немного  времени,  чтобы  вырыть
пристойную могилу: она была шести футов длиной, два  фута  шириной  и  три
фута в глубину. Я набрал недавно упавших листьев и выстлал ими дно могилы,
потом набрал еще, чтобы укрыть ими Камлота, когда  я  опущу  его  в  место
последнего упокоения.
   Работая, я пытался вспомнить заупокойную службу. Я хотел, чтобы  Камлот
был похоронен по всем правилам и настолько достойно, насколько это в  моих
силах. Я думал:  интересно,  что  подумает  Бог  на  сей  счет,  но  я  не
сомневался, что он примет эту первую  амторианскую  душу,  отправленную  в
небытие согласно христианскому обряду,  и  встретит  ее  с  распростертыми
объятиями.
   Наклонившись и обхватив тело, чтобы опустить в могилу, я  с  изумлением
обнаружил, что оно теплое. Это придавало  делу  совершенно  новый  оборот.
Человек, мертвый уже восемнадцать часов,  должен  быть  холодным.  Неужели
Камлот жив? Я прижал ухо к его груди и  расслышал  слабое  биение  сердца.
Никогда до сих пор мне не доводилось испытать такое облегчение и  радость.
Я чувствовал себя, как заново рожденный к новой молодости, новым надеждам,
новым стремлениям. До сих пор я не отдавал себе  отчета  в  глубине  моего
одиночества.
   Но на кой черт тогда я копал могилу?
   И кстати, почему Камлот не умер? И как мне следовало возвращать  его  к
жизни? Я решил, что сначала следует понять первое, и лишь затем браться за
второе. Я вновь осмотрел его  тело.  На  груди  пониже  ключицы  были  две
глубокие раны. Они почти не кровоточили и были обесцвечены, с  зеленоватым
оттенком, что я заметил только сейчас. Быть может, это не  имело  значения
само по себе, но подсказало мне объяснение состоянию Камлота.  Зеленоватый
оттенок навел меня на мысль о яде, и тотчас  я  вспомнил,  что  существует
много  разных  пауков,  парализующих  жертвы  впрыскиванием  яда,  который
поддерживает их в  полуживом  состоянии,  пока  паук  не  пожелает  жертву
сожрать. Тарго парализовал Камлота!
   Первой моей мыслью было стимулировать кровообращение  и  дыхание,  и  с
этой  целью  я  массировал  его  тело  и  применял  меры  первой   помощи,
предназначенные для спасения захлебнувшихся. Не знаю, что из этого помогло
(наверное, все понемногу), но, как бы то ни было, после длительных  усилий
я был вознагражден свидетельствами возвращающейся жизни. Камлот  вздохнул,
его веки затрепетали. Еще несколько минут спустя (на протяжении которых  я
почти исчерпал свои силы) он открыл глаза и посмотрел на меня.
   Сначала его взгляд ничего не выражал и я подумал,  что,  возможно,  его
мозг  пострадал  от  яда.  Затем  в  его  глазах  появилось   озадаченное,
вопросительное  выражение  и,  наконец,  узнавание.   Я   был   свидетелем
воскресения.
   - Что случилось? - прошептал он. И тут же. - А, я помню. Тарго  схватил
меня.
   Я помог ему сесть. Он осмотрелся.
   - Где мы? - спросил он.
   - На поверхности земли, - ответил я, - но где именно на поверхности,  я
не знаю.
   - Ты спас меня от тарго, - сказал он. - Ты  убил  его?  Ну  разумеется,
иначе ты бы не смог отобрать меня у него. Расскажи мне.
   Я кратко рассказал ему обо всем.
   - Я  пытался  отнести  тебя  обратно  в  город,  но  заблудился.  Я  не
представляю, где он находится.
   - Что это? - спросил он, указывая на яму.
   - Твоя могила, - ответил я. - Я думал, что ты мертв.
   - И ты нес мертвое тело полдня и полночи. Но почему?
   - Я знаком не со всеми обычаями твоего народа, - ответил я, -  но  твоя
семья была добра ко мне. Самое меньшее, что я мог сделать -  это  принести
обратно твое тело. Кроме того, я  не  мог  бросить  друга  на  растерзание
зверям и птицам.
   - Я этого не забуду, - тихо сказал Камлот. Он попытался встать, но  мне
пришлось поддержать его. - Скоро со мной будет все в порядке, -  обнадежил
он меня, - мне  нужно  только  немного  поразмяться.  Действие  яда  тарго
проходит примерно через двадцать четыре часа, даже если ничего не  делать.
То, что ты делал, помогло  ему  пройти  быстрее,  а  несколько  упражнений
развеют его влияние окончательно.
   Он смотрел по сторонам, словно  пытаясь  сориентироваться,  и  тут  его
взгляд упал на оружие, которое я  собирался  похоронить  вместе  с  ним  и
которое лежало рядом с могилой.
   - Ты даже это принес! - воскликнул он. - Ты джонг среди друзей!
   Опоясавшись мечом, он взял копье, и мы пошли по лесу,  отыскивая  знак,
который укажет нам, что мы находимся в месте ниже города. Камлот объяснил,
что деревья,  расположенные  на  основных  тропах,  ведущих  к  месту  под
городом, помечены секретным, не вызывающим подозрений образом, равно как и
определенные ветки, ведущие вверх - непосредственно к городу на деревьях.
   - Мы очень редко спускаемся на поверхность Амтор, - сказал он. - Иногда
торговые отряды спускаются и отправляются на берег встретить  корабли  тех
немногих народов, с которыми мы поддерживаем  тайную  торговлю.  Проклятие
торизма распространилось широко, и из тех народов, что нам известны,  лишь
немногие не подверглись его жестокой и эгоистичной тирании. Еще  время  от
времени мы спускаемся поохотиться на басто ради его шкуры и мяса.
   - Кто такой басто? - поинтересовался я.
   - Это большое  всеядное  животное  с  мощными  челюстями,  вооруженными
вдобавок к остальным зубам, еще четырьмя огромными клыками.  На  голове  у
него два тяжелых рога. Его высота до плеча - в рост высокого мужчины.  Мне
случалось убивать басто весом тридцать шесть сотен тоб.
   Тоб - это амторианская единица веса, равная  трети  английского  фунта;
любой вес измеряется в тобах или их  десятичных  производных,  так  как  в
системах мер и весов амторианцы используют только десятичную систему.  Это
кажется  мне  куда  более  практичным,  нежели  земная  коллекция  гранов,
граммов, унций, фунтов, тонн  и  других  обозначений,  распространенных  в
использовании среди различных наций нашей планеты.
   По описанию Камлота я представил себе басто  как  громадного  борова  с
рогами (или же буйвола с челюстями и  зубами  хищника),  и  рассудил,  что
двенадцать сотен фунтов веса делают его наводящей ужас бестией. Я спросил,
с каким оружием они охотятся на это животное.
   - Одни предпочитают стрелы, другие копья, - ответило Камлот. - И всегда
не мешает, чтобы неподалеку было  дерево  с  низко  растущими  ветками,  -
добавил он, усмехаясь.
   - Они воинственны? - спросил я.
   - Очень. Когда на  сцене  появляется  басто,  человек  столь  же  часто
становится преследуемым, как и преследователем. Но сейчас мы  с  тобой  не
охотимся на басто. Больше всего я сейчас  хотел  бы  найти  знак,  который
указал бы мне, где мы находимся.
   Мы двигались  по  лесу,  разыскивая  скрытые  дорожные  знаки  вепайян,
которые Камлот описал мне,  равно  как  и  места,  в  которых  они  обычно
расположены. Знак представляет  собой  длинный  острый  гвоздь  с  плоской
шляпкой, на которой выбит рельефный номер. Эти гвозди забиваются в деревья
на одинаковой высоте от грунта. Их трудно найти, но  так  и  нужно,  чтобы
враги вепайян не нашли и не убрали их, или же не  использовали  в  поисках
городов вепайян.
   Никому, кроме  самих  вепайян,  эти  знаки  ничего  бы  не  сказали,  а
посвященному каждый гвоздь рассказывает целую историю. Вкратце он сообщает
ему, где именно тот находится на  острове,  являющемся  владениями  джонга
Минтепа. Каждый гвоздь установлен специальной топографической  партией,  и
его точное местоположение обозначено на карте острова вместе с номером  на
шляпке гвоздя. Прежде чем  вепайянину  разрешают  спускаться  на  землю  в
одиночку, он должен запомнить расположение каждого гвоздя-знака на Вепайе.
Камлот знал их все. Он сказал, что если мы найдем хотя бы один гвоздь,