ими лейтенантами, хотя я предупредил, что, если мы  успешно  захватим
корабли, вторым командиром после меня будет Камлот.
   Наш план действий был разработан в деталях. Каждый человек точно  знал,
что от него потребуется. Одни должны были обезоружить дозорных,  другие  -
отправиться в каюты офицеров, чтобы отобрать их оружие и ключи.  Затем  мы
столкнемся с командой и предоставим тем, кто захочет присоединиться к нам,
возможность сделать это.
   Что же касается тех, кто не захочет... здесь я столкнулся  с  серьезной
проблемой. Почти  все  Солдаты  свободы  хотели  уничтожить  тех,  кто  не
присоединится к нам, и в самом деле, альтернативы вроде бы не было. Я  все
же надеялся, что смогу найти более гуманный способ, как с ними поступить.
   Среди  заключенных  был  один  человек,  который  у  всех  нас  вызывал
подозрения. У него было злое лицо, но это было не единственной и  даже  не
главной   причиной    наших    подозрений.    Он    ежедневно    устраивал
образцово-показательные выступления о продажности  и  глупости  тористских
лидеров. Его было приятно слушать, но трудно было понять,  почему  его  до
сих не упрятали в карцер, тем более, что он не  слишком  скрывался,  кладя
охулки на правительство и партию. Мы внимательно наблюдали за ним, избегая
его, когда возможно; и каждый член нашей группы был  предупрежден,  что  с
ним нужно разговаривать очень осторожно.
   Этот человек, которого звали Энус, постоянно выискивал  кого-нибудь  из
нашей группы и втягивал их в разговоры,  которые  мгновенно  переводил  на
тему торизма и своей к нему ненависти. Он непрестанно спрашивал каждого из
нас о других, всегда клевеща, что такой-то и такой-то наверняка шпион. Но,
разумеется,  мы  ожидали  чего-то  вроде   этого   и   заранее   к   этому
подготовились. Этот тип мог подозревать нас сколько  ему  угодно.  Пока  у
него не было против нас доказательств,  я  не  видел,  как  он  может  нам
повредить. Мне, воспитанному на Александре Дюма и Анне  Радклиф,  все  это
вообще казалось дурной пародией или игрой в солдатики. Каждые полчаса  мне
приходилось убеждать себя, что  дело  обстоит  немножко  серьезнее,  и  на
карту, в общем-то, поставлены моя собственная жизнь и моя свобода.
   Однажды Кирон подошел ко мне, изо всех сил скрывая волнение. Это было в
конце дня, и нам только  что  раздали  вечернюю  пищу  -  сушеную  рыбу  и
черствый хлеб темного цвета, сделанный из муки грубого помола.
   - У меня новости, Карсон, - прошептал он.
   - Давай отойдем в угол и станем  есть,  -  предложил  я,  и  мы  отошли
вместе, смеясь и обсуждая события дня обычным тоном. Когда мы  уселись  на
полу, чтобы съесть нашу скудную пищу, к нам присоединился Зог.
   - Придвинься ближе, Зог, - велел Кирон. - Я должен сказать вам кое-что,
чего не должен слышать никто, кроме Солдата свободы.
   Он сказал не "Солдат свободы", а "кунг, кунг, кунг".  Это  амторианские
буквы - первые буквы названия нашего общества. Когда я впервые услышал эту
аббревиатуру,  я  невольно  усмехнулся  некоторому  совпадению  с   хорошо
известными страницами земной истории. "Кунг-кунг-кунг"...  Честное  слово,
мне не хватало только белого балахона, чтобы сражаться  с  коммунизмом  на
Венере по всем правилам!
   - Когда я буду говорить, - предостерег нас Кирон,  -  вы  должны  часто
смеяться, как будто я рассказываю  смешную  историю,  тогда,  быть  может,
никто не заподозрит, что это не совсем так.
   - Сегодня я работал в оружейной корабля, чистил пистолеты, - начал  он.
- Солдат, который охранял меня - мой старый друг, мы с ним вместе  служили
в армии джонга. Он мне как брат. Любой из нас отдаст за другого жизнь.  Мы
вспоминали старые времена под знаменами  джонга  и  сравнивали  те  дни  с
этими, а особенно - офицеров старого режима с нынешними. Как я, как  любой
старый солдат, он ненавидит  своих  офицеров,  так  что  нам  было  о  чем
поговорить.
   Вдруг совершенно неожиданно он спросил меня: "Что это за слухи ходят  о
заговоре среди заключенных?"
   Я чуть не упал, но не подал вида, ибо есть времена,  когда  человек  не
может доверять даже собственному брату. "Что ты слышал?"- спросил я.
   "Я подслушал, как один офицер разговаривал  с  другим",  -  сказал  он.
-"Они говорили, что человек по имени Энус доложил об этом капитану, и  что
капитан велел Энусу узнать имена всех участников заговора  и  выяснить  их
планы, если он сможет."
   "И что сказал Энус?"- спросил я своего друга.
   "Он сказал, что если капитан даст ему бутыль вина, то он полагает,  что
ему удастся напоить одного из заговорщиков и вытянуть  из  него  сведения.
Капитан дал ему бутыль вина. Это было сегодня."
   Мой друг посмотрел на меня очень внимательно и  сказал:  "Кирон,  мы  с
тобой больше, чем братья. Если я могу помочь тебе, ты только скажи."
   Я знал, что это так и, видя, как мы  близки  к  разоблачению,  я  решил
довериться ему и принять его помощь. Я рассказал ему все. Надеюсь,  ты  не
сочтешь, что я действовал неверно, Карсон.
   - Никоим образом, - уверил я его. - Нам пришлось открыть наши  планы  и
другим людям, которых мы  почти  не  знаем,  и  которым  доверяем  гораздо
меньше, чем ты своему другу. Что он сказал, когда услышал твой рассказ?
   -  Он  сказал,  что  поможет  нам,  и  что,  когда  мы  восстанем,   он
присоединится к нам. Он пообещал еще, что многие другие  солдаты  поступят
так же. Но самое важное, что он сделал - он дал мне ключ от оружейной.
   - Прекрасно! - воскликнул я. - Тогда  я  не  вижу,  почему  бы  нам  не
восстать немедленно.
   - Сегодня ночью? - жадно спросил Зог.
   - Сегодня ночью! - ответил я. - Передайте Гамфору и Хонану, а  потом  -
всем остальным Солдатам свободы.
   Мы рассмеялись от всего сердца, как будто один из нас отпустил  удачную
шутку, и Кирон с Зогом покинули меня, чтобы познакомить Гамфора и Хонана с
нашим планом.
   Однако на Венере, как и на Земле, самые хорошо  задуманные  планы,  как
говорится, идут вразнос. С тех пор, как мы покинули гавань Вепайи,  каждую
ночь люк нашей скверно проветриваемой тюрьмы оставался открытым, чтобы  мы
могли хоть как-то дышать, а один из дозорных стоял на страже рядом, следя,
чтобы никто не выбрался наружу.
   Но сегодня люк был закрыт.
   - Вот что наделал Энус, - проворчал Кирон.
   - Тогда нам придется поднять восстание днем, - прошептал я, - но мы уже
не успеем предупредить всех  сейчас.  Здесь,  внизу,  так  тихо,  что  нас
наверняка услышит кто-нибудь чужой, если мы попытаемся передать весть.
   - Значит, завтра, - сказал Кирон.
   Этой ночью я долго не мог заснуть, так как был преисполнен опасений  за
всю нашу затею. Теперь было очевидно, что капитан  многое  подозревает.  И
хотя он не знает подробностей того, что мы замышляем,  ему  известно,  что
готовится какая-то заваруха, и он не станет рисковать.
   Пока я лежал без сна, пытаясь составить план на завтра, я  слышал,  как
кто-то крадется по комнате, а время от времени до меня доносился шепот.  Я
мог только строить догадки, кто это, и стараться угадать, чем он занят.  Я
вспомнил о бутылке вина, которая должна была быть у Энуса, и мне пришло  в
голову, что, может, он пытается устроить вечеринку. Но голоса были слишком
уж приглушенными, чтобы послужить поддержкой этой версии. Пьяные  люди  не
могут говорить так тихо, даже в тюрьме.
   Я услышал сдавленный крик, шум, похожий на краткую потасовку,  а  затем
комнату вновь окутала тишина.
   - Кому-то приснился плохой сон, - сказал я себе и заснул.
   Наконец, пришло утро. Люк был открыт, пропуская  немного  света,  чтобы
развеять мрак нашей тюрьмы. Моряк опустил нам  корзину  с  пищей  -  нашим
скудным завтраком. Мы, как обычно, собрались вокруг корзины,  каждый  взял
свою долю и удалился, чтобы ее съесть. Внезапно из дальнего угла  раздался
крик.
   - Посмотрите сюда! - кричал один из заключенных. - Энус убит!



10. ВОССТАНИЕ

   Действительно, Энус был убит, и по  этому  поводу  было  много  шума  и
криков - по-моему, гораздо больше  шума  и  криков,  чем  должна  была  бы
вызвать смерть обычного заключенного. В нашем трюме было  полно  солдат  и
офицеров. Энус безропотно лежал на спине, мертвый и неприглядный; рядом  с
ним стояла недопитая бутыль  вина.  Смерть  не  красила  этого  противного
парня, вот разве что на горле появились  цветные  пятна  там,  где  чьи-то
мощные пальцы сдавили его. Энус был задушен.
   Вскоре нас собрали на палубе и обыскали - очевидно, в  поисках  оружия.
Капитана  корабля  явился  самолично  провести   расследование.   Он   был
рассержен, взволнован, и, я  думаю,  слегка  напуган.  Он  допрашивал  нас
одного за  другим.  Когда  пришел  мой  черед  подвергнуться  допросу,  я,
нехороший мальчишка, не сказал ему, что слышал ночью. Я сказал, что  мирно
спал всю ночь в углу комнаты, противоположном тому, где было найдено  тело
Энуса. Я знаю, что врать нехорошо...
   - Ты был знаком с покойником? - спросил он.
   - Не больше чем с любым другим из заключенных, - ответил я.
   - Но с некоторыми из них ты даже очень хорошо знаком, - сказал он,  как
мне показалось, делая ударение на этих словах. - Ты когда-нибудь говорил с
ним?
   - Да, он несколько раз заговаривал со мной.
   - О чем? - потребовал ответа капитан.
   - В основном, он выступал с разоблачениями торизма.
   - Но он был торист! - воскликнул капитан.
   Капитан был все-таки слишком глуп для того,  чтобы  быть  капитаном.  Я
нравился себе на этом посту гораздо больше.
   Ни за что на свете не подумал бы  этого,  судя  по  его  разговорам,  -
ответил я. - За что же тогда он попал в тюремный трюм?  Впрочем,  если  он
был тористом, то, несомненно, он был  изменником.  Он  все  время  пытался
заинтересовать меня планами захватить  корабль  и,  простите,  переубивать
всех офицеров. Я думаю, что он говорил об этом и с другими.
   Я говорил достаточно громко, чтобы меня слышали все. Я хотел, чтобы мои
сообразительные Солдаты свободы получили от  меня  маленький  намек.  Если
многие из нас расскажут одно и то же,  это  может  убедить  офицеров,  что
история Энуса о  заговоре  была  плодом  его  собственного  воображения  в
попытке добиться награды от начальства - фокус, ничуть  не  противоречащий
шпионской этике.
   - Удалось ему убедить кого-нибудь из заключенных присоединиться к нему?
- спросил капитан.
   - Я думаю, нет. Все смеялись над ним.
   - Не догадываешься ли ты, кто его убил?
   - Наверное, какой-нибудь человек, еще надеющийся на прощение,  которого
возмутила измена, - нагло сказал я.
   Когда капитан допрашивал остальных, задавая им сходные вопросы,  я  был
рад услышать, что почти ко всем Солдатам свободы цеплялся вероломный Энус,
чьи предательские инсинуации они с негодованием отвергли. А  Зог  и  вовсе
сказал, что он  никогда  не  разговаривал  с  ним  -  что,  насколько  мне
известно, было чистой правдой. Правду говорить тоже иногда полезно.
   Когда капитан закончил расследование, он  был  от  истины  раза  в  три
дальше, чем когда начинал его. Я убежден, что он  отправился  на  корму  в
дурном настроении. И, пожалуй, в убеждении,  что  его  ловко  провели,  но
неизвестно кто, неизвестно как и зачем.
   Я очень волновался, когда нас обыскивали,  потому  что  боялся,  что  у
Кирона найдут ключ от оружейной. Но его не нашли. Потом Кирон сказал  мне,
что спрятал его в волосах еще ночью - из предосторожности.
   В амторианском дне 26 часов,  56  минут,  4  секунды  земного  времени.
Амторианцы делят его на двадцать равных периодов, называемых ти, которые я
для простоты буду переводить в земные часы, хотя такой период и состоит из
80,895 земных минут. На  корабле  время  возвещает  трубач,  играя  разные
музыкальные такты для каждого часа дня. Первый час примерно  соответствует
рассвету. В это время заключенных будят и кормят. Через  сорок  минут  они
начинают  работу,  которая  продолжается  до  десятого  часа,  с  коротким
перерывом на еду в середине дня. Иногда нам разрешалось закончить работу в
девятом и даже в восьмом часу, все зависило от каприза наших хозяев.
   В этот день  во  время  дневного  перерыва  на  отдых  Солдаты  свободы
собрались вместе. Я был определенно  настроен  действовать  немедленно.  Я
пустил весть, что мы поднимем восстание во второй половине дня, в  момент,
когда трубач сыграет седьмой час. Те из нас, кто будет работать на  корме,
недалеко от оружейной, должны броситься туда  вместе  с  Кироном,  который
откроет ее, если она окажется закрыта. Остальные  должны  будут  атаковать
ближайших солдат, пользуясь как оружием всем, что попадется  под  руку,  а
если ничего не попадется - голыми руками отобрать  у  солдат  пистолеты  и
мечи. Пятеро наших должны были  объяснить  офицерам,  в  чем,  собственно,
дело. Рекомендовалось все  время  издавать  устрашающий  боевой  клич  "За
свободу!" Временно незанятые в драке получили команду  убеждать  остальных
заключенных и солдатов присоединиться к нам.
   Это был безумный замысел, на который могли решиться только  отчаявшиеся
люди во главе с авантюристом. Авантюрист - это, наверное, я.
   Седьмой час был выбран потому,  что  в  это  время  почти  все  офицеры
собирались в караульной, где их ждала легкая еда и вино. Мы  предпочли  бы
осуществить наш план ночью, но боялись, что нас теперь постоянно будут  на
ночь запирать внизу, а случай с Энусом показал, что наш заговор может быть
в любое время раскрыт, так что мы не решались ждать.
   Должен признаться,  что  по  мере  приближения  назначенного  часа  мое
волнение все возрастало. Время от  времени  я  бросал  взгляды  на  других
членов нашей небольшой группы и мне казалось, что одни  из  них  проявляют
признаки беспокойства, тогда как другие работали совершенно спокойно,  как
будто ничего необычного не должно было произойти. Среди этих последних был
Зог. Он работал неподалеку от меня.
   Он ни разу не глянул на  башенную  палубу,  откуда  трубачу  предстояло
сыграть роковую мелодию, хотя я сам с трудом удерживался от того, чтобы не
смотреть туда. Никто бы не заподозрил, что Зог собирается вот-вот  напасть
на солдата, беспечно развалившегося рядом с ним. Точно так же никому бы  и
в голову не пришло, что прошлой ночью он  уже  убил  одного  человека.  Он
мурлыкал какую-то мелодию, полируя ствол большой пушки.
   Гамфор и Кирон, к счастью, работали на корме. Я видел, что Кирон,  драя
палубу, подбирается все ближе и ближе к двери оружейной. По мере того, как
приближался урочный час, я все сильнее желал, чтобы Камлот оказался рядом.
Он мог сделать так много для успеха нашего переворота, а тем  временем  он
даже не знал, что такое восстание готовится, а  о  том,  что  оно  вот-вот
начнется, и подавно.
   Осматриваясь  вокруг,  я  встретил  взгляд  Зога.  Раб   как-то   очень
торжественно закрыл левый глаз. Наконец-то он подал знак, что он наготове.
Это было не так уж  важно,  но  вдохнуло  в  меня  новые  силы.  Почему-то
прошедшие полчаса я чувствовал себя очень одиноким.
   Время приближалось к  часу  "ноль".  Я  переместился  поближе  к  моему
охраннику, так, чтобы стоять прямо перед ним, повернувшись к нему  спиной.
Я точно знал, что буду делать, и знал, что добьюсь успеха. Человек за моей
спиной и представить  себе  не  мог,  что  через  минуту  или  даже  через
несколько секунд он будет лежать без чувств на палубе, а пленник, которого
он охраняет, будет подбирать его меч,  кинжал  и  пистолет  -  и  все  это
произойдет, когда последние ноты мелодии седьмого часа  будут  разноситься
над спокойными водами амторианского океана.
   Сейчас я стоял спиной к палубным постройкам. Я не мог  видеть  трубача,
когда он вышел из башни, чтобы дать сигнал, но еще до того, как  он  вышел
на башенную палубу, Я ЗНАЛ, что ждать осталось недолго.
   И все же когда прозвучала первая нота, я  был  захвачен  врасплох,  как
будто считал, что она никогда не прозвучит.
   Однако мое напряжение было чисто психическим, оно никак  не  отразилась
на физических реакциях,  которые  требовались  прямо  сейчас.  Как  только
первая нота  достигла  моего  слуха,  я  очень  перенервничал,  почти  что
испугался; как боевой автомат, развернулся на пятках и врезал правой рукой
по подбородку моего ничего не подозревавшего стража. Это был один  из  тех
ударов, которые называют сокрушительными. Стражник свалился на месте. Пока
я  наклонился,  чтобы  забрать  оружие,  вся  палуба  превратилась  в   ад
кромешный. Раздавались крики, стоны, проклятия, а громче  всего  -  боевой
клич Солдатов свободы. Мой отряд ударил, и ударил всерьез.
   Сейчас я впервые услышал жуткое шипящее стаккато амторианского  оружия.
Вы слышали, как работает старая, плохая рентгеновская установка? Звук  был
очень похож, но громче и  более  зловещий.  Я  выхватил  меч  из  ножен  и
пистолет из кобуры моего упавшего стража, не задерживаясь, чтобы  снять  с
него пояс. И вот передо мной открылась сцена, которой я так долго ждал.  Я
увидел, как могучий Зог вырвал оружие из рук солдата, а затем  поднял  его
тело над головой и вышвырнул за борт. Как видно, у Зога не нашлось времени
и сил обращать его в нашу веру.
   У дверей оружейной кипела  битва.  Наши  старались  прорваться  внутрь,
солдаты стреляли в них. Я бросился туда. Мне навстречу выскочил солдат,  и
я услышал шипение смертоносных лучей, которые, должно быть, прошли  совсем
рядом со мной. Он, должно быть, тоже  очень  волновался,  или  просто  был
плохим стрелком, но он промахнулся. С десяти футов промахнулся. Я направил
на него только что отобранный пистолет и нажал на спуск.  Солдат  упал  на
палубу с дырой в груди, а я устремился вперед.
   Сражение у дверей оружейной велось мечами, кинжалами и кулаками, потому
что противники успели так перемешаться, что никто не  мог  воспользоваться
пистолетом, рискуя попасть в своего. Я прыгнул  в  эту  суматоху.  Заткнув
пистолет  за  набедренную  повязку,  я  обрушился  с  мечом  на  огромного
звероподобного солдата, который уже чуть было не заколол Хонана.  Затем  я
схватил другого противника за волосы  и  оттащил  его  от  двери,  крикнув
Хонану, чтобы он прикончил его. У меня  не  было  времени,  чтобы  сначала
вонзить в него клинок, а затем еще и  вытащить  его.  Я  хотел  как  можно
скорее оказаться в оружейной рядом с Кироном и помочь ему.
   Все время  я  слышал,  как  мои  люди  выкрикивают  "За  свободу!"  или
предлагают  солдатам  присоединиться  к  нам.  Насколько  я  мог   судить,
заключенные уже так и сделали. Теперь путь мне преграждал еще один солдат.
Он стоял ко мне спиной, и я уже  собрался  схватить  его  и  отшвырнуть  к
Хонану и другим, которые бились рядом, когда он вонзил свой кинжал в спину
стоящего перед ним солдата и крикнул: "За свободу!"  Так  что  по  крайней
мере одного перебежчика я увидел. В тот момент я этого  еще  не  знал,  но
перебежчиков было уже много.
   Когда я, наконец, попал в  оружейную,  то  увидел,  что  Кирон  раздает
оружие с такой скоростью, с какой  это  способен  делать  только  автомат,
пекущий пончики. Многие из восставших лезли  через  окна,  чтобы  получить
оружие, и каждому из них Кирон передавал по нескольку мечей и  пистолетов,
чтобы те раздали их другим на палубе.
   Убедившись, что здесь все в поряджке, я собрал несколько человек, и  мы
стали подниматься по трапам на верхние палубы, с которых офицеры  стреляли
в кучу - по восставшим, и одновременно по собственным солдатам. Именно это
глупое занятие и привлекло многих солдат  на  нашу  сторону.  Чуть  ли  не
первым, кого я увидел, поднявшись на вторую палубу, был  Камлот.  В  одной
руке у него был меч, в другой - пистолет, из которого он стрелял по группе
офицеров, которые пытались добраться до основной палубы, чтобы принять там
командование над солдатами, сохранившими видимость лояльности.
   Можете быть уверены, что я был счастлив снова увидеть  друга.  Когда  я
подскочил к нему и открыл  огонь  по  офицерам,  он  одарил  меня  краткой
улыбкой в знак узнавания.
   Трое из  пяти