Нас подвели к открытому люку и приказали  спуститься  в  темную,  плохо
проветренную дыру, где мы обнаружили других заключенных. Одни из них  были
торанами,  отбывающими  наказание  за  нарушения  дисциплины,   другие   -
захваченными в плен вепайянами, как и  мы.  В  числе  последних  был  один
человек, который узнал Камлота и приветствовал его, когда мы  оказались  в
трюме.
   - Джодадес, Камлот! - воскликнул он (амторианское приветствие,  которое
значит "желаю удачи").
   - Ра джодадес, - ответил Камлот. - Какая злая судьба привела тебя сюда,
Хонан?
   - "Злая судьба" -  это  слишком  мягко  сказано,  -  ответил  Хонан,  -
подходящим словом будет "катастрофа". Кланган искали женщин, так же, как и
мужчин. Они увидели Дуари (произносится Ду-а-ри, звуки у, и - длинные, а -
короткий) и бросились за ней. Когда я пытался защитить  ее,  они  схватили
меня.
   - Твоя жертва была не напрасна, - сказал Камлот.  -  Даже  если  бы  ты
умер, выполняя такой долг, это было бы не напрасно.
   - И все же это было напрасно, вот в чем катастрофа!
   - Что ты хочешь этим сказать? - вопросил Камлот.
   - Я хочу сказать, что они схватили ее, - ответил Хонан удрученно.
   - Они схватили Дуари! - воскликнул Камлот в  ужасе.  -  Клянусь  жизнью
джонга, этого не может быть!
   - Хотел бы я, чтобы этого не было, - сказал Хонан.
   - Где она? На этом корабле? - потребовал ответа Камлот.
   - Нет, она на другом, большом корабле.
   Камлот казался уничтоженным. Я мог трактовать его  удрученность  только
как безнадежную  горесть  любовника,  который  безвозвратно  потерял  свою
возлюбленную. Наше знакомство  еще  не  было  ни  достаточно  близким,  ни
достаточно долгим, чтобы вызвать серьезное доверие, так что я не удивился,
что никогда не слышал  от  него  упоминания  о  девушке  по  имени  Дуари.
Естественно, в сложившихся обстоятельствах я не мог расспрашивать его.  Из
уважения к его  горю  и  молчанию  я  оставил  его  предаваться  печальным
раздумиям.
   На следующее утро, вскоре после рассвета, корабль двинулся  в  путь.  Я
хотел бы оказаться на палубе, чтобы  наблюдать  новые  захватывающие  виды
этого  незнакомого  мира.  Мое  опасное  положение  -  положение  пленника
ненавистных тористов вызывало у меня меньше сожаления, чем тот  факт,  что
я, первый землянин, плывущий по морям Венеры, обречен  сидеть  взаперти  в
тесной дыре под палубой, откуда ничего не увижу. Но, хотя я и боялся,  что
нас продержат внизу на протяжении всего плавания, мои иллюзии вскоре  были
развеяны. Вскоре после отплытия нам приказали выйти на  палубу,  чтобы  мы
скребли ее щеткой и полировали.
   Когда мы выбрались наверх, корабль как раз проходил между двумя мысами,
которые образовывали вход в гавань, в кильватере большего  судна.  Я  смог
прекрасно разглядеть землю, берег, который мы покидали и  широкий  простор
океана, простирающийся вдаль до самого горизонта.
   Мысы   были   скалистыми   выступающими   участками   суши,   покрытыми
растительностью  нежно-лиловых  оттенков.  На   них   росли   сравнительно
невысокие деревья - младшие братья тех гигантов,  которыми  был  прекрасен
остров.
   Эти последние представляли действительно внушающее благоговейный трепет
зрелище, особенно со стороны моря и для  непривычных  глаз  землянина.  Их
могучие стволы, покрытые листвой диковинного цвета, возносились  вверх  на
пять тысяч футов, где терялись из вида в облаках. Но мне не было позволено
долго глазеть на чудеса вокруг. Мне было приказано подняться наверх не для
того, чтобы удовлетворить эстетические потребности моей души.
   Камлота и меня  отправили  чистить  и  полировать  пушки.  Их  было  по
нескольку с каждого борта, одна на корме и одна на башенной палубе. Я  был
удивлен, увидев их, так как на борту не было ни следа вооружения, когда  я
попал сюда, то есть всего лишь днем раньше. Но я вскоре  нашел  объяснение
этому: пушки были смонтированы  на  движущихся  станинах,  их  можно  было
опустить ниже, и скользящий люк, расположенный вровень с палубой, закрывал
их.
   Стволы этих орудий были около восьми дюймов в диаметре, а канал  ствола
едва больше моего мизинца. Прицел был собран с большой изобретательностью,
но нигде в поле зрения не было ни замка, ни зарядного ящика,  если  только
ничего такого не было скрыто под  широким  обручем,  скрепляющим  казенную
часть.  Единственная  деталь,  обнаруженная  мной  и,  возможно,   имеющая
отношение к  механизму,  выступала  из  казенной  части  сзади.  Это  было
наполовину утопленное  в  кожух  колесико,  немного  напоминающее  опорный
шарикоподшипник. Но к чему он здесь, мне сообразить не удалось.
   Стволы пушек были около пятнадцати футов длиной и одинакового  диаметра
от казенной части до жерла.
   - Чем стреляют эти орудия? - спросил я Камлота, который  работал  рядом
со мной.
   - Т-лучами, - ответил он.
   - Отличаются ли они от R-лучей, которые ты описывал, когда  рассказывал
мне об оружии, используемом на Амтор?
   - R-лучи уничтожают только органику, да и то не полностью разрушают,  а
только разлагают сложные вещества, - ответил он, - а разрушающему действию
Т-лучей ничто не способно противостоять. Это  излучение  опасно  даже  для
работающих с ним, поскольку материал ствола  оружия  постепенно  поддается
его воздействию. Единственно, почему его вообще можно использовать, потому
что  его  наибольшая   сила   распределяется   вдоль   линии   наименьшего
сопротивления, которой в этом случае, естественно, является  канал  ствола
орудия. Но через некоторое время оно уничтожает само орудие.
   - Как оно стреляет? - спросил я.
   Он дотронулся до колесика на торце казенной части.
   -  Когда  поворачиваешь  это,  поднимается  шторка,  которая  позволяет
излучению элемента 93 воздействовать на заряд, состоящий из  элемента  97,
таким образом порождая смертоносные Т-лучи.
   - Почему бы нам не развернуть эту пушку, не избавиться от торанов и  не
вернуть нашу свободу?
   Он показал на маленькое отверстие неправильной формы в ободе колесика.
   - Потому что у нас нет ключа, подходящего к этому, - ответил он.
   - А у кого ключ?
   - У офицеров находятся ключи от тех орудий, которыми они  командуют,  -
ответил он. - В капитанской каюте есть ключи от всех орудий, а при себе  у
него главный ключ, который открывает любое от них. По крайней мере,  такой
была система,  принятая  в  старом  вепайянском  флоте.  Нет  сомнений,  в
нынешнем торанском флоте все так же.
   - Хорошо бы нам завладеть главным ключом, - сказал я.
   - Я тоже так думаю, - согласился он, - но это невозможно.
   - Нет ничего невозможного, - парировал я.
   Он не ответил, и я оставил этот вопрос, но, разумеется, много  над  ним
раздумывал.
   Работая, я обратил  внимание  на  легкое,  бесшумное  движение  корабля
вперед и спросил Камлота, что его движет. Его объяснения  были  долгими  и
очень насыщенными специальной терминологией. Достаточно сказать, что очень
полезный элемент 93 (вик-ро) здесь снова применяется  для  воздействия  на
субстанцию под названием лор,  которая  содержит  значительное  количество
элемента йор-сан (105). Действие  вик-ро  на  йор-сан  приводит  к  полной
аннигиляции лор, высвобождая всю его энергию.  Если  вы  учтете,  что  при
аннигиляции тонны угля высвобождается в восемнадцать миллиардов раз больше
энергии, чем при его сгорании,  вы  по  достоинству  оцените  возможности,
присущие этому чудесному  венерианскому  научному  открытию.  Горючее  для
корабля можно хранить в банке объемом в пинту.
   Я  заметил,  что  в  течение  дня  мы  двигались  курсом,  параллельным
береговой линии. И затем несколько дней я замечал то же  самое  -  мы  все
время двигались в виду земли. Это наводило на мысль, что  суши  на  Венере
может быть гораздо больше,  чем  воды.  Но  у  меня  не  было  возможности
удовлетворить свое любопытство по этому поводу и, разумеется, я не  извлек
никакой  пользы  из  карт,  которые   мне   показывал   Данус,   поскольку
амторианская концепция формы их планеты исключала существование  карт,  на
которые можно положиться.
   Нас с Камлотом  разделили.  Его  назначили  на  службу  на  корабельном
камбузе, расположенном в надстройке на корме  главной  палубы.  Я  завязал
дружбу с Хонаном, но мы редко работали вместе, а по  вечерам  обычно  были
такими усталыми, что почти не  разговаривали  перед  тем,  как  уснуть  на
жестком полу нашей тюрьмы. Все же однажды ночью я вспомнил о горе Камлота.
Эта мысль была навеяна  моими  собственными  печальными  воспоминаниями  о
безымянной девушке в саду. И я спросил Хонана, кто такая Дуари.
   - Она - надежда Вепайи, - ответил он, - а, быть может, и надежда  всего
мира.



9. СОЛДАТЫ СВОБОДЫ

   Постоянное общение приводит к некоторой camaraderie даже между врагами.
Шли дни, и ненависть  и  презрение,  которые,  казалось,  простые  солдаты
питали к нам, когда мы только появились на борту корабля, сменились  почти
дружеской фамильярностью, словно они обнаружили, что мы не такие уж плохие
ребята. Со своей стороны я  нашел  много  хороших  черт  в  этих  простых,
невежественных людях. То, что они были обмануты бесчестными лидерами, было
почти самое худшее из того, что можно о них сказать.  Большинство  из  них
было мягкими и щедрыми, но невежество  делало  их  простаками,  их  эмоции
легко возбуждались правдоподобными аргументами, которые  не  произвели  бы
впечатления на просвещенные умы.
   Естественно, я лучше познакомился со своими товарищами  по  заключению,
чем со стражей, и вскоре наши отношения приобрели  дружескую  окраску.  На
них очень сильное впечатление  произвели  мои  светлые  волосы  и  голубые
глаза, что было причиной расспросов  о  моем  происхождении.  Поскольку  я
отвечал на их вопросы правдиво, они весьма заинтересовались моей историей,
и каждый вечер после завершения дневной работы меня осаждали  с  просьбами
рассказать таинственном далеком  мире,  откуда  я  прибыл.  В  отличие  от
высокообразованных вепайян, они  верили  всему,  что  я  рассказывал  -  в
результате скоро я стал в их глазах героем. Я стал бы для них богом,  если
бы у них была любая концепция божества какого бы то ни было вида.
   В свою очередь я расспрашивал их и открыл, не без  удивления,  что  они
вовсе не  были  довольны  своей  судьбой.  Те  из  них,  кто  раньше  были
свободными людьми, давно уже пришли к выводу, что променяли эту свободу  и
свое положение наемных  работников  на  государственное  рабство,  которое
больше нельзя было скрыть под номинальным равенством.
   Среди заключенных было  трое,  у  которых  были  индивидуальные  черты,
особенно меня привлекающие. Одного звали Гамфор. Это был большой неуклюжий
детина, который в старые  дни,  при  джонгах,  был  крестьянином.  Он  был
необычно умен, и, хотя принимал участие в революции, сейчас  был  резок  в
своих разоблачениях тористов. Тем не менее, он был осторожен и шептался со
мной по секрету.
   Другим  был  Кирон,  солдат,  симпатичный  атлетического   телосложения
парень, который служил в армии джонга, но участвовал в восстании вместе  с
другими  во  время  революции.  Сейчас  он  нес  наказание  за   нарушение
субординации по отношению к офицеру, который до продвижения по службе  был
незначительным правительственным чиновником.
   Третий был рабом. Его звали Зог. То, чего ему не  хватало  в  отношении
ума, он восполнял силой и  хорошим  характером.  Он  убил  ударившего  его
офицера, и его везли обратно в Тору для суда и казни.  Зог  гордился  тем,
что он теперь свободный человек, хотя и признал,  что  энтузиазм  его  был
уменьшен фактом, что все прочие - тоже свободные люди, и  сознанием  того,
что когда он был рабом, у него было больше свободы, чем теперь у него  же,
свободного.
   - Тогда, - пояснил он, - у меня был один хозяин, а  теперь  у  меня  их
столько  же,  сколько  в  стране  правительственных  служащих,  шпионов  и
солдатов, и никто из них обо мне не заботится. А мой старый хозяин был  ко
мне добр и заботился о моем благополучии.
   - Ты хочешь быть совершенно свободным? - спросил я его,  потому  что  у
меня в голове начинал потихоньку созревать план.
   К моему удивлению он сказал:
   - Нет. Я бы лучше был рабом.
   - Но ты хотел бы сам выбирать себе хозяина, ведь правда? - настаивал я.
   - Разумеется, - ответил он. - Если бы только я  нашел  такого,  который
был бы добр ко мне и защищал меня от тористов.
   - А если бы ты мог сейчас бежать от них, ты бы сделал это?
   - Конечно. Но что ты имеешь в виду? Я не могу бежать от них.
   - Без посторонней помощи нет, - согласился я, - но если другие  к  тебе
присоединятся, ты попытаешься?
   - Почему нет? Они везут меня обратно в Тору, чтобы  убить.  Я  не  могу
попасть в худшее положение, что бы я ни делал. Но почему  ты  задаешь  все
эти вопросы?
   - Если мы соберем достаточно людей, которые  к  нам  присоединятся,  не
останется причин, по которым нам трудно было бы освободиться, -  сказал  я
ему. - Когда ты будешь  свободен,  ты  сможешь  оставаться  свободным  или
выбрать хозяина по своему усмотрению.
   Я внимательно наблюдал за его реакцией.
   - Ты хочешь сделать еще одну революцию? - спросил он.  -  Она  потерпит
поражение. Другие уже пробовали, но всегда терпели поражение.
   - Не революцию, - успокоил я его, - а только мятеж, чтобы освободиться.
   - Но как мы можем это сделать?
   - Небольшому количеству людей нетрудно будет захватить этот корабль,  -
предположил я. - Дисциплина здесь плохая; ночная стража малочисленна;  они
так уверены в себе, что мы их можем захватить совершенно врасплох.
   Глаза Зога загорелись.
   - Если мы преуспеем, многие из команды  перейдут  на  нашу  сторону,  -
сказал он.  -  почти  все  они  несчастливы;  почти  все  ненавидят  своих
офицеров. Думаю, что заключенные присоединятся к нам все до одного, но  ты
должен  быть  осторожен  из-за  шпионов,  они  везде.  Это  самая  большая
опасность, с которой тебе придется столкнуться. Вне всякого  сомнения,  по
крайней мере один шпион есть среди нас, заключенных.
   - Что ты скажешь про Гамфора? - спросил я. - Он в порядке?
   - Ты можешь положиться на Гамфора, - заверил меня  Зог.  -  Он  говорит
немного, но в его глазах я читаю ненависть к тористам.
   - А Кирон?
   - Это именно тот человек, который тебе нужен! - воскликнул  Зог.  -  Он
презирает власть, и ему наплевать, кто об этом знает -  вот  почему  он  в
тюрьме. Это не первое его преступление, и ходят слухи, что он будет казнен
за измену.
   - Но я думал,  что  он  только  препирался  с  офицером  и  отказывался
подчиниться ему, - сказал я.
   - Это и есть государственная измена, в случае, если хотят избавиться от
человека, - пояснил Зог. - Ты можешь положиться на Кирона. Хочешь, чтобы я
с ним поговорил обо всем этом?
   - Нет, - сказал я, - Я сам поговорю с ним и  с  Гамфором.  Если  что-то
пойдет не так, прежде чем мы будем готовы к удару, если шпион пронюхает  о
нашем заговоре, ты не будешь втянут.
   - Мне-то все равно! - воскликнул он. - Они могут  убить  меня  лишь  за
одну провинность, и мне все равно, за какую именно меня убьют.
   - И все-таки я сам поговорю с ними. Если они присоединятся к нам, тогда
вместе решим, как подступиться к остальным.
   Во время разговора Зог и я работали, драя щетками палубу, и возможность
поговорить с  Гамфором  и  Кироном  предоставилась  не  раньше  ночи.  Оба
отнеслись к плану с энтузиазмом, но ни один не счел,  что  у  этого  плана
большие шансы на успех. Однако каждый из них заверил меня в поддержке.  Мы
нашли Зога и вчетвером полночи обсуждали детали. Мы отодвинулись в дальний
угол помещения, служившего нам тюрьмой, и говорили шепотом, приблизив друг
к другу головы.
   Следующие несколько дней  мы  провели,  набирая  добровольцев  -  очень
щекотливое занятие, так как все в один голос  утверждали,  что  среди  нас
заведомо есть шпион. Каждого нового  человека  нужно  было  прозондировать
окольными хитрыми способами, и было  решено,  что  этой  работой  займутся
Гамфор  и  Кирон.  Я  был   исключен   из   вербовочной   коллегии   ввиду
недостаточности моего  знания  надежд,  амбиций  и  обид  этих  людей,  их
психологии. Зог исключался, потому что работа требовала  гораздо  большего
ума, чем тот, которым он располагал.
   Гамфор предупредил Кирона, чтобы тот не разглашал наш  план  ни  одному
заключенному, который чересчур открыто признавался  в  своей  ненависти  к
тористам.
   - Это старый трюк, которым пользуются шпионы, чтобы убаюкать подозрения
тех,  кого  они  подозревают  в  изменнических  мыслях,  и  соблазнить  их
признаться  своем  отступничестве.  Выбирай  тех  людей,  о  которых  тебе
доподлинно известно, что они недовольны, все время молчаливы и  подавлены,
- посоветовал он.
   Я немного беспокоился, сможем ли мы управлять кораблем,  если  добьемся
успеха и захватим его. Я обсудил этот вопрос с Гамфором и Кироном. То, что
я узнал от них, если и не давало существенного успокоения, то, по  крайней
мере, проливало некоторый свет на мучавшие меня вопросы.
   Амториане уже изобрели компас, подобный нашему. Кирон сказал,  что  это
устройство всегда указывает на центр Амтор - то есть, на центр  мифической
круглой области, называемой Страбол, или Жаркая Страна.  Для  амторианских
мореплавателей не существовало ни солнца, ни луны, ни звезд, так  что  они
ориентировались исключительно по расчетам.  Но  они  изобрели  инструменты
небывалой точности, способные  определить  сушу  на  больших  расстояниях,
точно вычислить это расстояние и направление  к  ней.  Другие  инструменты
служили для определения скорости, пройденного пути  и  дрейфа.  Был  также
измеритель глубины, посредством  коего  они  могли  записывать  результаты
зондирования дна в  радиусе  мили  от  корабля.  Все  их  инструменты  для
измерения расстояний используют для достижения своих целей радиоактивность
различных элементов.
   Однако из-за их совершенно неверных  карт  ценность  этих  инструментов
сильно  снижается,  потому  что,  вне  зависимости  от  того,  какой  курс
прокладывают капитаны и штурманы  (если  он  только  не  лежит  строго  на
север), корабли, движущиеся по прямой, всегда отклоняются к антарктическим
областям. Амторианские моряки могут знать, что впереди лежит  суша,  и  на
каком расстоянии она находится, но никогда не могут  быть  уверены,  какой
именно это берег - разве только если путешествие было  коротким  и  хорошо
знакомым. По этой причине они курсируют в пределах видимости суши  всегда,
когда это возможно.
   В результате путешествия, которые могли бы быть  короткими,  становятся
гораздо длиннее. Другим результатом является то, что  размах  амторианских
морских исследований сильно ограничен. Я думаю,  даже  в  южной  умеренной
зоне существуют огромные области, которые не были открыты  ни  вепайянами,
ни тористами. А о существовании северного полушария они и не  подозревают.
На картах, которые мне  показывал  Данус,  значительные  области  не  были
помечены ничем, кроме единственного слова "джорам" - океан.
   И все же, несмотря ни на что (а  может  быть,  и  благодаря  этому),  я
верил, что  мы  справимся  с  управлением  кораблем  ничуть  не  хуже  его
теперешних офицеров. Кирон был со мной согласен.
   - По крайней мере, мы примерно знаем направление, где находится Тора, -
заметил  он.  -  Все  что  нам  остается  сделать,  это  плыть  в   другом
направлении.
   По мере того, как наши планы созревали,  мы  все  больше  убеждались  в
осуществимости предприятия. К нам присоединилось уже двадцать заключенных,
пятеро из них - вепайяне. Эту небольшую группу мы  организовали  в  тайное
общество с ежедневно менявшимися паролями, знаками и рукопожатием, которое
было последним напоминанием о братстве в моем колледже  в  дни  учебы.  Мы
также приняли название группы. Мы назвали себя Солдатами  свободы.  Я  был
избран вукором, или капитаном. Гамфор,  Кирон,  Зог  и  Хонан  были  моими
старш