Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
отовые сразиться по меньшей
мере с драконом (то есть на дракона готов был пойти Реджинальд, а
Василию сгодился бы трехголовый Змей Горыныч).
***
Зрелище, открывшееся их глазам, выбило бы меч из рук и святого
Георгия, и Добрыни Никитича, поскольку повергло бы того и другого в
несказанное изумление, Они узрели высоченного, широкоплечего человека в
широких плисовых штанах, кумачовой рубахе распояскою и в каких-то
разбитых чувяках - всклокоченного русоволосого бородача лет под
пятьдесят, настоящего Святогора-богатыря, того самого, что частенько
"плеточкой ременной поигрывал, трехвостой плетеночкой баловался".
В руках у него и впрямь было нечто среднее между пастушьим кнутом и
трехвостой "кошкою" с вплетенными на концах свинчатками, и этой-то
плетью он со всего взмаха, со всего плеча, нещадно, в поте лица своего,
сек, вернее сказать, рвал в клочки.., огромный разноцветный тюк.
В воздухе реяли золотистые и серебристые нити, обрывки ткани. Один
такой лоскуточек мягко опустился на нос Василия. Чихнув, Аверинцев
поймал нечаянный трофей и задумчиво уставился на него. Это был клочок
розового кашемира. На нем еще оставались краешек синего индигового
цветка и головка поющего соловья, отсеченная от тела метким,
безжалостным ударом. Теперь до Василия дошло, что и разноцветный снег,
щедро засыпавший каменные плиты, и иссеченный почти насмерть тюк некогда
были добрыми тысячами роскошнейших, красивейших кашмирских тканей,
которые считались в Европе модной, баснословно дорогой новинкою, так что
человек в красной рубахе, можно сказать, иссекал кнутом немалые пачечки
бумажных ассигнаций!
Однако даже самый дорогой кашемир не станет кричать нечеловеческим
голосом, хоть рви его на части, хоть жги огнем. Василий окинул взором
диспозицию и на кружевном белом балкончике обнаружил ту, чьи вопли
заставили его и Реджинальда разбойничьи нарушить границы чужого
владения.
Это была дородная дама лет пятидесяти, одетая в нечто среднее между
русским сарафаном и греческой туникой. Сей фасон еще не вышел из моды ни
в Европе, ни в России и, похоже, пришелся по вкусу и в Индии - тем паче
что дама была светло-русая, светлоглазая, по-русски немножко
курносенькая.., словом, отнюдь не смуглая дочь Индии.
Заламывая пухлые руки, так что широкие рукава легкой муслиновой
рубахи ниспадали до самых плеч, она издавала пронзительные крики при
всяком новом ударе, и новые потоки слез проливались на ее все еще
свежее, румяное, полное и добродушное лицо, а крики сменялись слабым
лепетом, в котором с трудом можно было разобрать:
- Петенька... Петенька, голубчик, помилосердствуй!
Она говорила по-русски, и Василий без труда понял, что разбойник в
красной рубахе и есть Петр Бушуев, а на балконе стоит та самая его
сестра, которая не способна справиться с буйнонравной (небось вся в
отца) и жестокосердной Варварой.
- Я полагаю, мистер Питер лишился рассудка, - негромко проговорил
Реджинальд. Голос его был совершенно спокоен, однако чуткий слух Василия
уловил отзвук нескрываемого удовольствия, которое испытывал его друг,
видя своего конкурента бездумно пускающим на ветер немалое состояние.
Василий нахмурился. Он и сам был не прочь покуролесить. Скажем, на
эту Масленую, когда вдруг ударила оттепель и горки сделались непригодны
для катания на санках, приказал в одночасье воздвигнуть во всем
Аверинцеве горы деревянные, а поскольку за скоростью постройки их не
успели как надо обстругать, велел смазывать скаты чухонским маслом, чтоб
скользило лучше.
По счастью, на другую ночь ударил мороз, и только это помешало
молодому барину извести не только свои и крестьянушек запасы масла, но и
скупить его у всех соседей, а также разослать гонцов за сим скользким
продуктом в свои прочие вотчины - хоть бы и на Нижегородчину, хоть бы и
на Урал! Однако Василий, при всей разгульной безоглядности натуры, не
терпел русской ошалелой дури, которая вызывала кривенькие иноземные
ухмылки, а потому, скрежетнув зубами в ответ на высокомерный
Реджинальдов взгляд, рванулся вперед, неуловимым движением скользнул под
визжащий, раскрученный для нового замаха кнут и, счастливо избежав
удара, вцепился в высоко занесенную ручищу Бушуева.
***
Эх ты!.. Василию показалось, будто он повис на чугунной кувалде. Его
повлекло вверх, ноги оторвались от земли. "А ведь во мне больше шести
футов росту! - мелькнула возмущенная мысль. - И весу пудов пять!"
Ништо... Чудилось, при всех этих достоинствах он будет сейчас
отброшен, как жалкий котенок, однако ручища неохотно замерла в воздухе,
косматая голова медленно повернулась на саженных плечах, и в лицо
Василия с несказанным изумлением глянули яркие темно-серые глаза.
- Что за напасть? - ошеломленно пробормотал Бушуев, несколько
приспуская "кувалду", так что Василий смог наконец утвердиться на земле
обеими ногами и попытался ослабить хватку своих онемевших от усилий
удержаться пальцев.
- Сгинь, пропади, сила нечистая! - продолжал выражать свое изумление
Бушуев и вознамерился было перекреститься, однако сделать это правой
рукой с зажатым в ней кнутом и полувытянутым человеком было
затруднительно, поэтому он только возвел очи горе, как бы призывая
господа на помощь, однако краем глаза увидел стоящего невдалеке
Реджинальда - и всплеснул ручищами:
- Мать честная! Какими судьбами, сударь?!
Кнут упал; Василий отлетел шагов на пять, однако удержался на ногах
(все-таки не с коня на полном скаку падать!) и, по гусарскому обычаю,
мгновенно принял ухарски-небрежный вид.
- А это еще кто? - повел бровью Бушуев и снова поворотился к
Реджинальду с выражением радушия, такого же безоглядного, как и ярость,
душившая его минуту назад. - Добро пожаловать, сэр!
Английский его был столь буен и грозен, что не всякий слух продрался
бы сквозь нагромождение не правильно выговоренных звуков, однако
Реджинальд и бровью не повел, а только любезно поинтересовался:
- Попалась бракованная партия товара, мистер Питер?
"Мистер Питер" растерянно огляделся, и на его взопревшем лице
изобразился откровенный ужас при виде им же самим учиненного разбоя.
Отерев рукавом лоб, он какое-то мгновение стоял недвижимо, потом вдруг
передернул плечами, коротко хохотнул и как ни в чем не бывало поглядел
на ехидного англичанина:
- Да нет, не брак! Товар хороший, только.., только лишнего я взял -
боюсь, перегруз будет, как бы корабль не потонул!
Василий невольно засмеялся. Этот разбойник ему определенно нравился.
И какова же хитрая шельма!
Ловко вывернулся!
Бушуев покосился на него и тихо, но смачно выругался по-русски, не
сомневаясь, что Реджинальд привел с собою соотечественника, который ни
бельмеса не поймет. Василий, не дрогнув лицом, мгновенно перетряхнул
свой лексикон и ответил сложнейшим витиеватым многочленом с упоминанием
определенных частей человеческого тела и перечислением некоторых
действий, совершаемых обыкновенно в супружеской постели, а также нанизал
ряд неудобосказуемых эпитетов, присовокупив достопочтенную мать всех
Кузек на свете, - и снова захохотал, увидав, что круглое, даже, пожалуй,
квадратное лицо Бушуева вдруг от изумления уподобилось овалу.
- Земляк, что ли? - наконец-то выдавил хозяин, потом хлопнул Василия
по плечу:
- Чего я, дурень, спрашиваю?! Видно сокола по полету! - И захохотал в
свою очередь.
Отсмеявшись, он сгреб Васильеву руку своими лапищами, стиснул ее так,
что тот подавился вздохом, а потом, задрав голову к балкончику, на
котором олицетворением молчаливого изумления застыла женская фигура,
зычно провозгласил:
- Марея! Вели на стол накрывать! Вишь, гости у нас!
Наши, русские! Земляки! - И, увлекая за собою молодых людей, один из
которых и не подозревал, что только что сменил национальность и
подданство, Бушуев ввалился в широкие двери дома, даже не оглянувшись на
ворох лоскутков, устилавших двор подобно весело раскрашенным сугробам.
***
- Нет, кашемир - это, я тебе скажу, самое лучшее!
От тысячи до пятнадцати тысяч рублей идет за штуку!
Конечное дело, слоновыми костями тоже производить знатный торг
способно, однако же это не для нас, не для Расеи. У нас, благодарение
господу богу, по северным берегам моржа-зверя невиданно, а его клык
покрепче и побелее слонового будет. Овчинка выделки не стоит, ей-же-ей!
Еще был я в Беке, иначе говоря - Пегу, копал камень ягут, сиречь рубин.
Его там в земле - невиданно, однако старатели так ограничены уговором,
что ежели они найдут при копании камень, который будет больше горошины и
притом лучшей воды, то должны доставить его к начальнику города, а он
отдает в казну государственную. Меньшими же упомянутой величины ягутами
можно пользоваться и продавать их.
Условие сие столь строго, что, который его не исполнит, тот может и
жизни лишиться! Нет, это дело не для одного человека. Но ужо англичане и
ягуты приберут к рукам! Умеют они золотыми ключами отворить сердце,
золотым дождем оросить души!
Бушуев лукаво покосился на Реджинальда, тот состроил в ответ любезную
улыбку и задумчиво отправил в рот кусочек отменно приготовленной
баранины, весь желтый от масалы - терпкой приправы. Был на столе чаль,
то есть рис, и земляные яблоки - картошка, которая в России давным-давно
уже перестала быть диковинкою, а также печеный яме, который видом и
величиной походил на редьку, только был красноватого цвета, а вкус имел
сладковатый.
Василий с умилением хрустел квашеной капустою и солеными огурчиками -
огурцы были длинные, изогнутые, без пупырышек, а в остальном имели
совершенно русский, восхитительный вкус. И пироги были с капустою - как
дома! Он жевал, жевал... Бушуев ел мало, налегая больше на пальмовую
водку, и лицо его все гуще наливалось краснотой, алая рубаха липла к
телу, а сам он то и дело ворчал, что во всем этом индийском мире
существует одна жара.
Собственно, разговор велся только между Бушуевым и его русским
гостем. Что Реджинальд, что Марья Лукинична, сестра хозяина, играли в
молчанку, причем Реджинальд неприметно озирался, словно выискивал
кого-то, а хозяйка все больше заботилась о том, чтобы стол не пустовал,
да натянуто улыбалась всякий раз, как англичанин оглядывался, и в ее
глазах мелькал испуг.
Впрочем, предаваться наблюдениям у Василия особенно времени не было,
потому что хозяин всецело завладел его вниманием.
Петр Лукич доверительно сообщил, что, по короткому знакомству его с
индийскими, афганскими и персидскими знатными купцами, он узнал, что те
охотно желают завести на границах с Россией и внутри оных постоянный
торг и учредить купеческие конторы на любых условиях, какие предложит
российское правительство.
Многие из здешних приятелей Бушуева отчаянно боялись возрастающего
английского влияния, которое уже сейчас превосходило и португальское,
полузабытое, и французское, сведенное на нет лишь недавно.
- В делах слово индусы держат крепко, что моголы, что
идолопоклонники. Чужого похищать не расположены и завидовать никому не
имеют нужды, однако правитель Такура, - по-русски сообщил Бушуев, -
таково ожесточен против инглишей, что готов покровительства искать даже
и в самых дальних далях! Так что ты не думай, что они тут все инглишам
задницу готовы лизать. Ежели мы не растеряемся, много чего можно к рукам
прибрать! Одна незадача: больно далеко. Англичане - они что? Они без
чужих земель нищие, босые.
Они тут уже сколько лет кормятся. А у нас, конечно, своему добру
предела нет. Туркестан, Хива, Кавказ - это ведь какая сокровищница!
Однако же и здесь... Голконда!
Он значительно покрутил головой. Тут Реджинальд пробудился от своей
задумчивости и не без подозрительности попросил осведомить его, о чем
шла речь.
- Да вот, учу молодого человека уму-разуму, - не сморгнув, отоврался
Бушуев, - говорю, дерево битре, тик по-вашему, очень уж богатую
древесину имеет!
С прожилками, а глянец на нее легко наводится. Изумишься, когда
увидишь стол из битре или, скажем, шкаф.
Никакому древоточцу этой древесины не взять, никакому червяку. Вот бы
в Россию этого битре навезти, я смекаю!
- Хорошее дело, - пряча улыбку, согласился Василий. - Однако же в
дереве я мало что смыслю. Вот оружие - это да! Фугетта, карга...
- А где же мисс Барбара? Неужто мы будем лишены удовольствия видеться
с нею нынче? - внезапно перебил его Реджинальд, и Василий наконец понял,
кого так нетерпеливо высматривал его приятель. Сам он начисто позабыл и
о дочери бушуевской, и о ее свирепых пристрастиях, а потому
почувствовал, как благостное - ну будто дома! - настроение его при
упоминании этого имени развеялось словно дым, оставив по себе лишь
горький привкус. Какое уж там удовольствие!
Похоже, впрочем, было, что не одного его огорчил неожиданный вопрос
Реджинальда. Миловидное лицо Марьи Лукиничны пошло пятнами, она даже
ладонь прижала к губам, как бы призывая к молчанию, однако было уже
поздно.
Физиономия Бушуева приняла до того ошарашенный вид, словно его из-за
угла стукнули по голове чем-то весьма и весьма увесистым - может быть,
сделанным из этого самого дерева битре, И Василий внезапно понял, что
застолье и общение с земляком настолько разнежили купца, что он ощутил
себя внезапно низвергнутым с небес на землю. Странно, что такое действие
произвело упоминание о единственной и любимой дочери, однако если то,
что нынче узнали о ней Реджинальд и Василий, правда, то неудивительно,
что у отца при одном имени ее глаза на лоб лезут!
И это еще очень скромно было сказано...
- Где Варька? - хрипло повторил Бушуев, приподнимаясь из-за стола и
вперяя в сестру такой испепеляющий взор, что несчастная женщина
затряслась как в лихорадке. - Где, любопытствуете, эта вертихвостка? Вы
вон ее спросите, потатчицу! Избаловала девку вконец, начисто она от рук
отбилась! Да ее мать-покойница, ангел, небось в гробу переворачивается,
глядючи на сию анчутку! Сладу с ней никакого нет! Вот увидишь ты у меня:
как воротится - запорю, запорю, и весь сказ!
А до дому доберемся - в монастырь отдам! Под клобук упрячу,
своевольницу! - И рука Бушуева при этом сделала такой размашистый жест,
словно сжимала плеть, а перед нею была простерта такая-сякая дочь
Варька... или, на худой конец, тюк с кашемиром.
Так вот за что досталось кашемиру, осенило вдруг Василия! Очевидно,
Петр Лукич был таково расстроен каким-то проступком дочери (может быть,
истязанием безвинной рабыни), что, за отсутствием Варвары, выместил
злобу на том, что под руку попалось.
Хотя обличительные речения свои Бушуев вновь выпалил по-русски,
Реджинальд проявил чудеса догадливости и встал рядом со стулом плачущей
Марьи Лукиничны с таким видом, что и слепому сделалось бы ясно: даму он
не намерен никому давать в обиду - как и подобает истинному джентльмену.
Возможно, именно каменно, вызывающе выпяченная челюсть сэра Реджинальда
и отрезвила Бушуева, потому что он с видимым усилием овладел собою и
сообщил, что его дочь вот уже который день гостит в доме магараджи
Такура по приглашению его супруги - магарани, которая обучает Варьку
индусским обычаям и верованиям, коими та чрезвычайно увлечена. А сам
Петр Лукич выезжает в Такур завтра же, чтобы присутствовать на
праздновании в честь рождения у магараджи долгожданного внука.
Причина была вполне приличная, что и говорить, однако от Бушуева не
укрылся мгновенный недоумевающий взгляд, которым обменялись его гости.
А ведь было чему удивляться! У обоих промелькнуло воспоминание о
свежих кровоподтеках на лице рабыни, встреченной у ворот. Ежели Бушуев
уверяет, что Варвара уже другую неделю в гостях, кто же так жестоко
избил бедняжку? Сам хозяин? Его сестра? Но такого даже самое изощренное
воображение не в силах было представить! И к тому же рабыня явственно
сказала, что мучила ее молодая мэм-сагиб... Похоже, Петр Лукич
просто-напросто врет, прикрывая дочь. Ну что ж, это его отеческое право,
и не дело гостей за что-то упрекать хозяина. В чужой монастырь со своим
уставом, как известно, не лезут, подумали оба приятеля, а для того,
чтобы сгладить наступившую неловкость, Реджинальд поспешил сообщить, что
тоже приглашен в Такур и берет с собою Василия. Однако вот какая
незадача приключилась с его приятелем...
Последовало повествование о кораблекрушении, опасностях, странствии
по побережью (о провале в памяти Реджинальд не счел нужным упомянуть),
потере всех денег и имущества. Василий назвал имена общих знакомых в
Москве и своего поручителя в Калькутте, после чего Бушуев упер руки в
боки и грозно заявил, что плевать ему на всякие поручительства, и, явись
к нему Василий просто так, голый и босый, но скажи: я, мол, русский, -
Бушуев немедля открыл бы ему свой кошелек, потому что он не из тех, кто
способен оставить соотечественника в беде. В подтверждение сих слов
Аверинцеву был тотчас же заявлен неограниченный кредит, и щедрость
Бушуева простерлась до того, что он даже позволил приятелям взять в его
кладовых подарки для магараджи Такура. Час спустя отменные дары были
выбраны. Ими явились китайские фарфоровые чернильницы, японские чашечки
для водки, лаковые дощечки с перламутровой инкрустацией, несколько
хоросанских клинков отменного, по словам Василия, булата, четыреста штук
сукна багряного цвета и пятьдесят желтого, затем сотня штук сукна алого
цвета высшего достоинства, пять настенных часов, двенадцать зеркал,
немецкой работы глобус, тщательнейшим образом разрисованный, и всякие
подобные вещи, призванные взволновать весь двор магараджи и его самого:
эти ев ропейские игрушки благодаря новизне приобретали странную,
фантастическую цену в глазах людей, которые горстями гребли серебро,
золото и алмазы!
Уже глубоким вечером молодые люди покинули гостеприимный дом русского
купца, заручившись его обещанием завтра же прислать все нужные товары.
Прощались ненадолго: через день им предстояло встретиться у магараджи
Такура.
- Где мы будем иметь удовольствие увидеть очаровательную мисс
Барбару, - не преминул добавить помешанный на учтивости сэр Реджинальд.
При этом Марья Лукинична с трудом удержала руку, взлетевшую для
крестного знамения, ее брат едва приостановил свои кустистые брови, так
и норовившие Грозно сдвинуться у переносицы, словно бровищи
Перуна-громовержца, сулившие смертным громы и молнии, ну а Василий...
Василий с кислой улыбкой подумал, что, попадись эта неведомая зловещая
мисс Барбара нынче своему батюшке под горячую руку, вид у нее, пожалуй,
сделался бы еще более плачевным, чем у той измученной, забитой беглянки!
Отчего-то мысль сия доставила ему удовольствие и на некоторое время даже
почти заглушила неизъяснимый суеверный страх перед наступающей ночью. Да
и то сказать, луна неудержимо шла на убыль.
***
- ..Я все сделала, как было приказано, о мой господин.
- Не сомневаюсь, Тамилла. Тебе я доверяю всецело.
Однако скажи: англичанин и его друг были очень поражены?
- Клянусь, что краски исчезли с их лиц, уподобив щеки белому полотну.
- Ты уверена, что этот русский тоже ужаснулся?
- В его глазах пылала самая горячая жалость. Он был недалек от того,
чтобы заключить меня в объятия и утешать, словно плачущую девочку.
- Словно плачущую д