себя
подобной дереву без ветвей, топором отрубленных. Почему, о почему  рядом
с великой любовью всегда простирается черная тень  неизбежной  разлуки?!
Неужели до смерти жить Варе лишь  ожиданием  мести,  надеждой,  что  зло
возвратится к свершившему его,  как  тончайшая  пыль,  брошенная  против
ветра?
   Неужели дитя во чреве матери будет вскормлено  ненавистью  и  вспоено
неутихающей мстительностью?
   Она отвернулась от Нараяна и с тоской уставилась в стену, отягощенную
самоцветной  мозаикой.  Эти  искрящиеся  драгоценными  каменьями   покои
напоминали ей склеп, роскошную гробницу королевы.., богини! Ах да, она и
забыла! Пока не родится ее дочь, именно  она,  Варенька,  Чандра,  здесь
богиня: лишенная власти, приговоренная к смерти.., к вечным слезам. И  к
ревности, которая стала еще одной непрекращающейся пыткой.
   - Ты прав, - вызывающе сказала она, обернувшись к Нараяну, который не
сводил с нее глаз и, как всегда,  когда  Варенька  взглядывала  на  него
внезапно, не успел затаить выражения тоски и боли, вдруг поднявшихся  со
дна его темной, непостижимой души. - Ты прав, я  рада,  что  эти  злодеи
наказаны. Наверное, среди них были и женщины?
   - Конечно, у Кали много жриц-женщин, - ответил Нараян, однако это был
не тот ответ, которого ожидала Варенька, а потому она спросила напрямик:
   - Среди них была Тамилла?
   Нараян изумился - и даже не позаботился скрыть этого, хотя обычно  он
старался не допускать, чтобы его лицо искажали  такие  низменные,  такие
человеческие чувства:
   - Тамилла?! Ты знаешь о Тамилле? Откуда  же?  А,  понимаю.  Наверное,
тебе рассказывал Васишта?
   Варенька только стиснула кулаки - так, что ногти вонзились в  ладони,
от души надеясь, что за время своего заточения хоть немного научилась  у
Нараяна  сохранять  непроницаемый  вид.  Интересно  знать,  нарочно  или
бессознательно  нанес  он  ей  этот  удар?  О  чем  же  Василий  мог  ей
рассказать? О перилах балкона, с которых чуть не слетела Тамилла?.. Что,
у них в Индии мужья сообщают женам обо всех забавах, которым предаются с
любовницами? Она резко  мотнула  головой,  отгоняя  мерзкое  видение,  и
буркнула:
   - Никто мне ничего не рассказывал. Тамилла была  заточена  вместе  со
мной, нас разделяла только решетка - там, во дворце магараджи.
   Нараян даже головой покачал:
   - О Индра, дай  знак,  что  я  не  ослышался!  Тамилла  -  в  темнице
магараджи?! Быть того не может!
   - Ты хочешь сказать, что я лгу? - усмехнулась Варенька. - Значит,  не
все в мире открыто тебе, всевидящий  Нараян.  Тамилла  была  в  темнице,
закованная так, будто она отъявленный убийца, каторжанка,  будто  она  -
огромный, богатырского сложения мужчина, а не обычная, слабая женщина..,
вдобавок беременная.
   Нараян растерянно хлопнул ресницами, а потом вдруг.., рассмеялся. Бог
ты мой! Он умел смеяться, даже хохотать во весь голос, и это невероятное
явление заставило Вареньку почему-то насторожиться.
   - Вижу, ты успела с Тамиллой поговорить,  -  наконец  смог  вымолвить
Нараян. - И она нарассказала тебе каких-нибудь жалобных сказок о себе. О
жестоком магарадже, который ее избивает и  принуждает  отдаваться  своим
гостям,  да?  О  странных  обрядах  служения  Кали,  в  которых  Тамилла
участвовала против своей воли?
   О, каждое слово, которое слетало с алых уст этой зловещей  красавицы,
было ложью! Мне кажется, ей удавалось лгать  даже  магарадже.  И  только
перед трехглазым взором Баваны-Кали была она правдива, только ей служила
самозабвенно. Ведь Тамилла  была  жрицей  высшей  степени  посвящения  и
обладала многими умениями, свойственными йогам. За эти умения она дорого
заплатила своей богине! Например, она  возложилана  ее  алтарь  то,  что
составляет женскую  сущность:  дар  зачать  и  родить  ребенка.  Тамиллу
сделали бесплодной. Таковы все верховные жрицы Кали.
   Несколько мгновений Варя молча смотрела в глаза Нараяна,  потом  губы
ее дрогнули.
   - Бес.., плод.., на? - слабо пролепетала она. -  Значит,  Тамилла  не
могла забеременеть?
   - О нет, - усмехнулся Нараян. - Никогда. Ни от кого. Скорее я мог  бы
представить себе беременного мужчину!
   Может быть, он ожидал, что Варя развеселится при этих словах, хотя бы
улыбнется слегка, и не мог понять, почему ее лицо вдруг сделалось  таким
испуганным.
   Она и вправду  испугалась..,  испугалась  себя.  Она  ужаснулась  той
бездне горя, в которой пребывала все это время, и почему? По собственной
глупости, необъяснимой доверчивости! Почему она  так  легко  поверила  в
признания Тамиллы? Потому что той вроде бы незачем  было  лгать,  а  эти
признания сорвались с ее губ так естественно, как  бы  между  прочим.  И
если Тамилла солгала насчет ребенка, не  означает  ли  это,  что  и  все
остальные ее откровения были такой же ложью?
   Она  молча  опустила  голову,  едва  дыша  от  безмерной   усталости,
навалившейся вдруг на нее, чувствуя испытующий взгляд  Нараяна.  Наконец
раздался его голос:
   - Тамилла тоже мертва. Англичане благородно  оставили  в  живых  всех
женщин из дома магараджи, однако кто-то узнал Тамиллу...
   - Узнал? - равнодушно проговорила Варенька.
   - Тамилла  была  смертельным  оружием  магараджи  Такура,  -  пояснил
Нараян. - Сабля Сиваджи в сравнении с ней - просто  детская  игрушка,  и
даже вагхнак - тигриный коготь уступал  ей  в  кровожадности.  Магараджа
посылал ее к своим врагам - и она уничтожала их.
   Она была невероятно  обольстительна,  не  родился  на  свет  мужчина,
которого она не смогла бы завлечь в свои любовные сети! А потом эти люди
умирали непонятной смертью. Некоторые навеки лишались мужской силы...
   Тамилла была необычайно умна и знала древнейшие тайны  самых  опасных
ядов. Что говорить о таких мелочах,  как  кинжал,  вонзенный  меж  ребер
любовника во время объятий, или священный румаль, накинутый на шею врага
в ту минуту,  когда  он  испытывает  сильнейшее  наслаждение...  Да,  на
совести Тамиллы немало страшных деяний, немало жертв принесла она  своей
повелительнице! Многие были убиты, но для Кали важна не только кровь, не
только мертвое тело. Ей нужна также душа человека - вся, без остатка,  и
Тамилла уловляла эти души в  сети  своей  всепобеждающей  чувственности.
Воистину не было на земле мужчины, который мог устоять перед  ней!  -  с
горечью воскликнул Нараян, не подозревая,  что  эти  слова  вонзились  в
сердце Вареньки подобно лезвию ножа. Вдруг он опустил голову,  помолчал,
а потом сказал негромко:
   - Нет.., такой человек был. Он отринул Тамиллу дважды  -  и  стал  ее
смертельным врагом.
   - И это, конечно, ты! - с издевкой бросила Варя.
   Нараян вскинул на нее глаза - и снова она ничего не смогла разглядеть
в их глубокой черноте.
   - Нет, - проговорил он, помолчав. - Увы... Это не я.
   В ту пору, когда я еще считал и магараджу Такура, и Тамиллу одними из
нас, детей Луны, я не раз делил с него ложе. А  тот  человек..,  он  уже
мертв, и прах его развеян по волнам священной Ганги.
   Нараян умолк.  Молчала  и  Варенька.  Сидела  тихо-тихо,  затаившись.
Смутное предчувствие нарастало в ней, и она боялась спугнуть его. Словно
где-то вдали кто-то шептал слова, которые она жаждала услышать, - и  она
ловила их всем существом, всем сердцем.
   В этот миг Нараян заговорил снова.
   - Ты.., не хочешь знать имени того человека? - хрипло, как  бы  через
силу спросил он, и Варенька резко вскинула голову.
   Вот он, ответ! Вот  она,  правда!  Казалось  бы,  что  такого  сказал
Нараян?
   Ничего. Однако вещее сердце вмиг прозрело истину, и даже явись  перед
Варенькой сейчас сам Василий, поклянись в своей нерушимой верности - это
уже ничего не добавило бы к тому ощущению  свободы  и  счастья,  которое
овладело ею всецело.
   Теперь ей казалось диким, чудовищным, как она могла поверить Тамилле.
И все же поверила. Объяснить это было можно только  некой  гипнотической
силой, исходившей от  той  страшной  женщины,  демоницы-убийцы,  и  если
вспомнить, в каком состоянии находилась тогда Варенька...
   Но зачем лгала Тамилла?  Теперь  понятно:  чтобы  отомстить  Василию,
пусть даже мертвому. О, она это сделала прекрасно! Варенька готова  была
умереть, и если тело ее, спасенное Нараяном, осталось живо, то душа-душа
все это время оставалась мертвой. Она не в силах была вспомнить  даже  о
самых светлых  минутах  их  любви  -  эти  воспоминания  были  отравлены
ревностью. И сейчас Варенька ненавидела,  проклинала  себя  за  то,  что
ревность занавесила своим черным покрывалом от нее даже  самую  страшную
потерю - смерть Василия.
   А теперь на миг он словно бы ожил для нее, и все их  такое  короткое,
но такое буйное, такое невероятное  прошлое,  вся  их  пылкая  любовь  и
всепоглощающая страсть ожили тоже - и засверкали тысячами синих радужных
счастливых огней.
   Да, он не  мог  обмануть  ее,  предать  их  великую  любовь,  которая
зачалась в зеркальном храме, под хор поющего бамбука. Они были  обречены
этой любви - они сохранят ее в сердцах до самой  смерти,  даже  и  после
смерти. Их страсть воистину была роковой, смертельной...
   О господи.., а ведь как подумаешь, всего  этого  бесконечного  месяца
горя, и тоски, и подлых, жгучих подозрений, и  ненависти  к  себе  самой
могло бы вообще не быть. Если  бы  тогда  Варенька  успела  броситься  в
костер, они тотчас встретились бы с Василием на небесах.
   Уж там-то, наделенная  всевидящим  зрением,  которое  даруется  после
смерти, она тотчас прозрела бы всю лживость обвинений Тамиллы -  и  души
богини и ее любовника, души Вареньки и Василия уже вместе вознеслись  бы
в рай.., или опустились в ад - да не все ли равно куда, лишь бы вместе!
   Однако она осталась жива. Ее каким-то образом спас  Нараян.  Варя  не
помнила, как это произошло, не помнила их пути на остров.  Она  очнулась
уже здесь: чтобы узнать, что сон ее не был сном,  что  после  той  ночи,
которую Варя всегда считала плодом своего воображения,  они  с  Василием
слились навеки в зачатом ими ребенке, их дочери... Катюшке, богине Луны!
   И все это сделал с ними Нараян.
   Привычная ненависть вспыхнула в  ней.  Теперь  она  не  помнила,  что
Нараян минуту назад  вырвал  ее  из  бездн  мучительной,  оскорбительной
ревности. Он снова стал ей лютым врагом  -  каким  был  всегда.  Подобно
магарадже, подобно Тамилле!
   Все-таки не так  легко  избавиться  от  призраков  прошлого,  и  даже
мимолетное воспоминание об этом имени резануло ее по сердцу, так что  во
взгляде, брошенном на Нараяна, загорелась такая  лютая  злость,  что  он
даже отпрянул от неожиданности.
   - Уйди, - сказала Варенька глухо. - Уйди, мне душно, когда ты  здесь!
Ты превратил мою жизнь в горькую муку - будь же милосерд, избавь меня от
своего присутствия.
   Нараян вскочил так резко, что золоченая лампа, стоящая рядом  с  ним,
едва не рухнула. Нараян поймал ее,  поставил  на  место  и  стремительно
вышел.
   Ага, так, значит, что-то еще осталось в этом мире, способное  вывести
его из себя! Слабая улыбка скользнула по губам Вареньки. Вдобавок до нее
донесся  какой-то  далекий  шум.  Может  быть,  у  этих  лунопоклонников
что-нибудь случилось и Нараян вернется еще не скоро?
   Ей стало ощутимо легче дышать, и даже тошнотворный комок откатился от
горла.  Она  осмотрелась  уже  с  меньшей  ненавистью  к  окружающей  ее
навязчивой  мраморно-самоцветно-палисандрово-посеребренной  роскоши,   и
взгляд   ее   упал   на    темное    масляное    пятно,    изуродовавшее
серебристо-голубоватое поле ковра...
   Сердце Вареньки дрогнуло.
   Как же она не подумала об этом раньше?! Спасение-то  совсем  рядом  -
спасение, и свобода, и встреча с тем, кого она не переставала - не могла
перестать любить!
   Она уже было уверилась, что смерть глуха к стенаниям несчастных,  ибо
не меньше  двадцати  раз  призывала  ее..,  призывала  тщетно!  А  ведь,
оказывается, в ее власти в любой миг превратить эти покои в  грандиозный
костер, подобный тому, на который она так жаждала взойти!
   Варя подошла к лампе и, склонившись, ощутила на  своем  лице  жадное,
раскаленное дыхание Агни. Спокойно встретила его пылающий  взор...  Если
как можно щедрее облить все здесь маслом, то костер вспыхнет мгновенно и
смерть будет быстрой. Ее душа не дрогнула при мысли  о  том,  как  пламя
обоймет тело. Она была готова бестрепетно шагнуть в погребальный  костер
Василия - готова к этому и теперь. С радостью!
   Да,  прямо  сейчас!  Когда  еще  выдастся  счастливая  минута,  чтобы
оказаться одной, без неусыпного  надзора  Нараяна  или  этих  молчаливых
жриц, которые стерегли ее днем и ночью? Сейчас их нет - наверное, что-то
и впрямь случилось на острове Луны.  Шум  доносился  все  отчетливее,  и
никто не спешит ворваться в покои Чандры, чтобы вперить в нее неусыпный"
надзирающий взор.
   Надо молиться, чтобы этот шум задержал их подольше.  Варенька  должна
успеть! Она перехитрит их всех и будет свободна - скоро, совсем скоро. И
увидит Василия вновь! И попросит у него прощения.
   Варенька засмеялась от  счастья  и,  вскочив,  ринулась  вдоль  стен,
опрокидывая один щедро заправленный благоуханным  маслом  светильник  за
другим. Уродливые жирные  потеки  расползались  по  стенам,  причудливые
пятна  испещрили  ковры.   Варенька   осторожно   побрызгала   на   свое
темно-синее, затканное серебряной нитью сари, умастила руки, ноги, лицо,
стараясь не думать о боли,  которую  испытает,  когда  жала  огня  будут
впиваться в ее тело. Наверное, она будет кричать... "Но это же  недолго,
право, недолго!" - успокоила она себя, будто ребенка, и еще раз  окинула
взглядом дело своих рук.
   Лампы, лишенные пищи, горели вполсилы, в покоях стало темнее.
   "Ничего, сейчас опять будет светло!  -  улыбнулась  Варенька.  -  Ну,
господи, прости, прими мою душу грешную!"
   Она троекратно перекрестилась и, сняв со  стены  самую  яркую  лампу,
подняла ее над головой, чтобы, размахнувшись,  швырнуть  на  ковер,  как
вдруг что-то сильно потянуло ее - и она почувствовала, что рука пуста.
   Взглянула с ужасом, недоверчиво -  лампа  исчезла,  словно  вырванная
неведомой силой.
   Как же, неведомой! Силе этой было все то же имя, отнимающее  надежду,
- Нараян.
   Лицо его было страшно, а взгляд жег Вареньку, чудилось, сильнее  того
огня, которому она намеревалась обречь свое тело.
   - Что ты задумала? - тихо, яростно спросил он.
   - Разве не видишь? Я хотела избавиться от тебя и соединиться со своим
мужем.
   - Ты хотела убить богиню! - выдохнул Нараян - и с торжеством  увидел,
как бледность покрыла лицо Чандры, а  ненависть,  исказившая  ее  черты,
сменилась ужасом.
   Только сейчас до Вареньки дошло, что, забывшись,  она  приговорила  к
страшной смерти не одну себя. Мгновенно промелькнуло чудовищное  зрелище
горящего  маленького  существа,  которое  корчится   в   объятой   огнем
материнской утробе, - и ярость, дававшая ей силы, покинула ее.
   Слабость нахлынула такая, что ноги подкосились.
   Она упала бы, когда б Нараян не подхватил ее, не прижал к себе.  Варя
уткнулась лицом в его грудь - и страшное напряжение  предсмертных  минут
вдруг  излилось  неистовым  потоком  слез.  Почти  лишившись   сознания,
задыхаясь от рыданий, она будто сквозь сон ощущала  обнимавшие  ее  руки
Нараяна, его губы, которые покрывали поцелуями ее лицо, шею, спускаясь к
груди. Варенька почувствовала, что Нараян подхватил ее на руки, шепча:
   - Никто не коснется тебя! Никому  не  отдам..,  ты  моя!  Жизнь  моя,
смерть, душа моя и...
   Безумный, бессвязный шепот летел мимо сознания Вареньки, не  задевая;
она не различала смысла слов, почти не ощущала жарких поцелуев Нараяна.
   Беспамятство завладевало ею - и вдруг.., вдруг  жизнь  обрушилась  на
нее во всем своем сверкании и  многозвучности,  воплотившись  в  голосе,
который прозвучал с внезапностью грома средь ясного неба:
   - Убери лапы от моей жены, чертов колдун!
 
*** 
 
   Теперь Варя ощущала руки Нараяна как тугие змеиные  кольца,  обвившие
ее тело. Она забилась, закричала, разрывая эти давящие путы,  охваченная
смертельным страхом, что голос, ударивший ее в самое сердце, - лишь сон,
который прервется, непременно прервется, если она не успеет вырваться.
   Нараян не отпускал ее, однако гром преобразился в  ураган,  в  смерч,
который вырвал ее из этих  омерзительных  объятий  и..,  и,  о  господи,
другие руки сомкнулись вокруг ее тела  желанными  оковами,  другие  губы
прижались к ее губам, другой голос успел выдохнуть:
   - Моя любовь!.. - прежде чем прерваться в поцелуе.
   Чудилось, минула вечность, прежде чем они оторвались друг от друга  и
слились взорами так же, как только что сливались устами.
   Не находя слов. Варя изумленно оглядывала Васи лия: чакра на тюрбане,
тончайшая кольчуга, облегающая могучий  стан,  будто  перчатка,  светлая
щетина на осунувшихся щеках, шалая улыбка твердых губ, влажные, хмельные
от счастья глаза.
   Он  был  похож  на  сказочного  богатыря,  сотканного  из  пряжи   ее
горячечных неутоленных сновидений, и, вновь поддавшись  ужасу,  что  это
лишь призрак, Варенька  принялась  трогать,  хватать  его  за  плечи,  с
восторгом ощущая жар живой кожи под металлическим кольчужным холодком. И
тогда, словно желая развеять всякие сомнения, Василий с неистовой  силой
стиснул ее в объятиях, впился в  губы  с  алчностью  искателя  сокровищ,
дорвавшегося до вожделенного клада, и в то мгновение, когда  его  жаркий
язык  прорвался  меж  ее  дрожащих  губ,   Варенька   ощутила   сладкую,
восхитительную боль  в  межножье,  к  которому  прижималась,  в  которое
рвалась истомившаяся, набухшая желанием мужская плоть.
   - Люблю тебя! - шептали они, задыхаясь, перемежая слова с  поцелуями,
и руки их сталкивались,  мешали  друг  другу,  путаясь  в  этом  сонмище
зловредных помех, этих ненужных одеяний, которые  надо  было  сорвать  с
себя как можно скорее, чтобы дать утоление телу и сердцу, чтобы изведать
счастье, которого они так долго, так мучительно долго были лишены, чтобы
не умереть от страсти...
   - Защищайся - или погибнешь!
   Голос, исполненный ненависти, пронзил  их  обоих,  подобно  волшебной
стреле, которая мгновенно превратила Василия из обезумевшего любовника в
того, кем он явился сюда: воина-мстителя.
   Отбросив Вареньку под прикрытие своей широкой спины, он  подхватил  с
ковра упавшую каргу и обернулся к Нараяну - чтобы растерянно прошептать:
   - Чтоб я пропал!..
   Нараян,   который   только   что   был   облачен   в   свои   обычные
серебристо-белые рубаху и шаровары, в белом пагри с неизменным павлиньим
пером, предстал перед ним совершенно преображенным.
   Круглый маленький щит висел за его левым  плечом,  рядом  с  железным
луком и колчаном.  Чакра  козырьком  нависла  над  лбом,  придавая  лицу
сосредоточенно-хищное выражение, которое  казалось  странно  чуждым  его
обычному спокойному,  задумчивому  виду.  Стан  был  обтянут  кольчужной
броней, руки и ноги закрыты перчатками  и  наколенниками  из  буйволовой
кожи, окаймленной серебряными пластинами. В руках посверкивали секира  и
меч, бывший самое малое на вершок длиннее, чем сабля Василия;  на  локте
висела палица, и два кинжала были крест-накрест заткнуты за пояс,  рядом
с устрашающим пятипалым вагхнаком и саблей. Всего этого  было,  конечно,
больше чем нужно для двух рук воина, однако можно было  не  сомневаться,
что у Нараяна все пойдет в ход - и если понадобится, то одновременно!
   Нараян медленно сунул левую руку в перчатку вагхнака, и  когти  жутко
лязгнули о кольчугу - словно голодный тигр клацнул зубами,  предчувствуя
добычу.
   - Ну, ты  лихо  снарядился!  -  протянул  Василий  с  преувеличенным,
издевательским восхищением, - Небось возомнил себя  Индрой-громовержцем,
не меньше? Ему до тебя далеко, ей-богу! У Индры была только палица, а  у
тебя вон какой арсенал - глаза разбегаются!
   Он не затруднял себя подбором слов - говорил по-русски. Уж если  этот
долбаный раджа-йог само собой понимает все незнакомые наречия, чег