а горячей сковородке. Бушуев от
жары так измучился, что полулежал, прикрыв глаза, и едва дышал, опасаясь
даже самых незначительных движений.  Реджинальд  сделался  малиновым  от
злости и солнца, а Василий отдал  бы  сейчас  полжизни  за  одно  только
зрелище падающего снега.  Лишь  Варя  умудрялась  оставаться  бледной  и
свежей.
   Нетрудно сохранять свежий вид в тени  зонта,  который,  как  истинные
джентльмены, уступили ей мужчины!
   Между тем погонщик покорно склонил голову и изрек, что, ежели  сагибу
угодно, он поведет слонов напролом через джунгли, однако...
   Реджинальд воздел бровь.
   - Я  так  и  знал,  что  будет  какое-то  "однако"!  -  проворчал  он
сардонически.
   На сей раз "однако" состояло в том, что именно в этих местах  водятся
коралилло - кустарные змеи,  которые  гнездятся  на  деревьях.  Кобры  и
другие пресмыкающиеся по земле породы редко нападают на человека,  разве
только если неосторожная нога или рука невзначай коснется их; вообще  же
они прячутся от людей. Но кустарные змеи - настоящие разбойницы, злобные
убийцы!
   Горе запоздавшему пешеходу или всаднику, проезжающему под деревом, на
котором засела такая змея! Едва голова  человека  поравняется  с  веткой
дерева, на котором приютилась коралилло, как, укрепясь за ветку хвостом,
змея ныряет всею длиною туловища  в  пространство  и  жалит  человека  в
лоб...
   - Коралилло - посланница смерти, исполнительница воли черной Кали,  -
простонал погонщик, воздевая руки.
   - Ну хорошо! - с обреченным видом изрек Реджинальд. - Сдаюсь! Сделать
мы ничего не можем, это я понял. И что? Может быть, нам сразу  покончить
с собой, чтобы курумба наконец-то выздоровел?!
   Как выяснилось, погонщик не требовал от сагибов столь много.  По  его
мнению, следовало всего лишь  спешиться,  раскинуть  шатер  вон  на  той
уютной опушке, поужинать щедрыми припасами - и предаться благодетельному
сну, заручившись поддержкою локапалов,  хранителей  мира:  Индры,  Агни,
Варуны и Ямы. За ночь непременно сыщется зверь или птица, которые порвут
одну из нитей, привязанных к корзине, а значит, рано поутру можно  будет
отправляться в дальнейший путь.
 
*** 
 
   Прошло немало времени, прежде чем злополучные путешественники поняли,
что спорить напрасно и лучше смириться с неизбежным.
   Василий тоскливым вздохом проводил  образы  баядерок  в  сари,  чоли,
прозрачных шароварчиках и вовсе без оных,  улетавшие  от  него,  подобно
стаям осенних журавлей, - и первым подобрался к самому лбу слона,  чтобы
могучий Айравата, которому нынче так и не удалось исполнить роль боевого
слона, мог обвить его хоботом и осторожно опустить на  землю:  лестницу,
как выяснилось, взять с собою позабыли.
 
*** 
 
   Магараджа, впрочем, проявил  чудеса  предусмотрительности,  и  забыли
только эту несчастную лесенку.
   Среди многочисленной поклажи оказался огромный тюк с походным шатром,
так что не  прошло  и  получаса,  как  перегревшиеся  сагибы  сидели  на
темно-красных  бархатных  подушках  с  золотой  бахромой  и  кистями   и
размышляли, во сне они пребывают или это все-таки явь.
   Земля была застлана  роскошным  персидским  ковром,  со  свода  шатра
спускался кисейный полог от москитов, под  который  следовало  забраться
ночью. Потолок и стены были из какой-то шелковой  материи,  напоминающей
полосатые сиамские ткани. Семь серебряных светильников, на  семь  свечей
каждый, только и ждали того момента,  когда  их  засветят,  так  же  как
серебряная курильница на подставке  из  знаменитого  дерева  битре  была
готова источать аромат, едва к ней поднесут огонь.
   Множество серебряных и бронзовых безделушек, фигурки  богов,  зверей,
танцовщиц были расставлены там и сям в живописном беспорядке, и  Варя  с
восторгом разглядывала их.
   Пока что Варенька находилась вместе со своими спутниками,  однако  на
ночь ей предстояло удалиться в отдельный шатер. Индусы вырвали  бы  себе
волосы, если бы приличная женщина ночевала в компании мужчин, ни один из
которых не является ее мужем!
   Вроде бы не очень-то  пышные  шевелюры  украшают  головы  индусов  (в
древних священных книгах сказано, что мужчина должен иметь столько волос
на голове, сколько он может продеть сквозь  серебряное  кольцо,  которое
носит на пальце), однако все-таки жалко... Поэтому Варя  согласилась  на
ночь  удалиться,  ну  а  пока  длился  день,   она   могла   забавляться
безделушками и наблюдать, как  погонщики  пытаются  отвадить  тигров  от
места ночевки.
   Надо сказать, что индусы не пренебрегли ни одним из  своих  суеверных
средств. Они сыпали золоченым бетелем по поляне в знак, своего  уважения
к местному "радже", хором пели заклинательные молитвы - мантры, а  после
каждого куплета заставляли слонов становиться на передние колени и низко
наклонять в честь высших божеств  голову,  причем  европейцы,  глазевшие
сквозь поднятую переднюю стенку шатра, благодарили богов, что не сидят в
это время на спинах серых гигантов.
   Слуги занимались ужином, потому что Сурья с невероятной  поспешностью
завершал свой небесный маршрут.
   Василий облокотился на горку подушек, потянулся.
   "Ну, если магараджа столь предусмотрителен, мог бы  вместе  с  шатром
завернуть позавчерашнюю девчонку", - сам над собою глумясь, подумал  он,
безотчетно проводя пальцами по вызывающим  грудям  бронзовой  статуэтки,
изображающей нагую танцовщицу. Потом взялся разглядывать другую, которая
стояла в весьма неприличной позе: неестественно широко расставив ноги  и
слегка присев. Сочтя, что эта поза больше подходит для лежащей  женщины,
Василий опрокинул фигурку на спину и взялся за другую статуэтку.
   На сей раз то был мужчина: белый алебастровый  человечек  в  чалме  и
шароварах, державший в вытянутых руках длинный,  свитый  жгутом  платок.
Лицо человечка имело весьма зверское выражение, и Василий отставил  его,
взявшись не глядя за новую фигурку.
   Точнее, их было две  на  одном  постаменте.  Мужчина  душил  другого,
закрутив на его шее платок. Предсмертный ужас на крошечном  лице  жертвы
был изображен с поразительной точностью, однако Василий изумился,  когда
лицо убийцы показалось ему знакомым.  Да  это  же  тот  самый,  кто  был
изображен крутящим платок! Значит, он прикончил несчастного тем же самым
оружием.
   Василий оглянулся и заметил еще две белые фигурки,  вернее,  группки.
Он уже не  удивился,  снова  увидев  знакомую  алебастровую  физиономию.
Разбойник убивал одну жертву кинжалом, а  другой  протягивал  на  ладони
какое-то подобие колючего яблока, причем по выражению  злодейского  лица
можно было не сомневаться, что плод сей до краев напоен ядом.
   "Похоже, это какой-то  знаменитый  разбойник  индусов,  вроде  нашего
Стеньки Разина или Емельки Пугачева, вот они и живописуют  его  во  всех
подробностях", - догадался Василий и, собрав в кучку все  эти  противные
статуэтки, прикрыл  их  подушкою:  лицезреть  неприличных  красоток  или
танцующего Шиву было куда приятнее!
   Впрочем, произведения местного искусства мало занимали его спутников.
Реджинальд клевал носом, а  Бушуев  уже  похрапывал.  Варенька  дремала,
привалившись к отцовскому плечу.
   Василий вдруг оглянулся: какой-то шорох прервал" его отчаянные мысли.
Не змея ли, часом, снова?! Нет, все тихо, ничто не скользит  по  коврам.
Да и, сколько он помнил, погонщики, не в  пример  казненному  садовнику,
уложили вокруг шатра веревку, свитую из конского волоса:  через  нее  не
перелезет ни одна змея. Показалось!
   А это что белеется? Василий бесшумно вскочил, шагнул в угол. У задней
стенки шатра лежала еще одна группа  алебастровых  фигурок!  Откуда  они
взялись, ведь Василий все их только что спрятал с глаз подальше?
   Поднял новую. Убийца дружелюбно протягивал руку тому самому простаку,
которого вскоре удушит своим платком. Платок он держал за спиной,  и  во
всей его позе было что-то мерзкое, какая-то змеиная готовность к прыжку.
   "Коралилло, - вспомнил Василий. - Кустарные змеи.
   Вот так же они бросаются на беззащитных путников!"
   Внезапно прямо на его глазах край шатра приподнялся и чья-то незримая
рука впихнула туда новую белую статуэтку, причем Василию почудилось, что
омерзительный человечек, запечатленный в позе выпада, с  занесенным  над
головою платком, свитым в жгут, сам вполз в шатер,  подобно  коварнейшей
змее.
 
*** 
 
   Василий метнулся к выходу, однако вовремя  одернул  себя  и  выбрался
наружу с вполне спокойным и даже скучающим видом. Кто бы - и зачем бы  -
ни развлекался с белыми фигурками, он не  должен  заподозрить,  что  его
проделки замечены. А потому Василий какую-то минуту  поглазел  на  слуг,
собирающихся развести огонь (им помогали погонщики), обозрел  бескрайние
небеса, убедившись, что загулявшийся Сурья уже отправляется на  покой  и
через полчаса, не более того, воцарится темнота, - а потом  развинченной
походочкой  праздного  гуляки  зашел   за   шатер,   готовый   побыстрее
пресловутой коралилло наброситься на неведомого шутника.., однако никого
не обнаружил.  Только  с  огромного  баньяна  слетела  с  пронзительными
криками стая ворон.  Птицы  окружили  Василия,  прыгая  на  одной  ноге.
Чудилось  нечто  человеческое  в  хитром  наклоне  птичьей   головы,   и
совершенно дьявольское выражение светилось в маленьких лукавых глазках.
   - Кыш, а ну, кыш! - шуганул их  Василий,  будто  обнаглевших  кур,  и
вороны послушались - может быть, от изумления.
   Василий прошелся туда-сюда вдоль шатра,  бросая  грозные  взгляды  на
зеленую завесу джунглей, однако, несмотря на не утихающую даже к  вечеру
жарищу, по спине у него пробегал  холодок.  Все-таки  нигде  человек  не
чувствует так свое ничтожество,  как  перед  этой  величественной  живой
громадой! Прямые как стрелы стволы кокосовых пальм, обрамлявших  поляну,
достигали футов двухсот  вышины;  они  были  увенчаны  коронами  длинных
ветвей. "Самые высокие деревья сибирской тайги показались  бы  карликами
перед баньяном, а особенно перед кокосовой пальмой", - обиженно  подумал
Василий.., и содрогнулся, когда чья-то рука внезапно легла ему на плечо.
11. Священный румаль
 
   Василий не  промедлил  ни  минуты:  присев,  вывернулся,  метнулся  в
сторону и резко повернулся, защищаясь левым кулаком и  готовый  насмерть
бить правым.
   Память мгновенно нарисовала картину: после кораблекрушения он  бредет
по узенькой улочке прибрежной деревушки, вдруг чья-то рука  ложится  ему
на плечо.., а потом студеная вода Ганги, резкий  голос  разносчика,  шум
Беназира - и провал пустоты в памяти, который он не в  силах  заполнить,
потому что воспоминания не желают слушаться его и возвращаться.
   Нет уж! Никакой незнакомец больше не сможет напасть  на  него  сзади,
подумал Василий, но руки его сами собой опустились, потому что  человек,
стоящий перед ним, отнюдь не был незнакомым. Это был  тот  самый  индус,
который в розовом саду магараджи вернул к жизни Вареньку.
   Василий, не веря глазам, суматошно оглядел его. Те же белые шаровары,
обнаженная широкая грудь, снежно-белый тюрбан  с  павлиньим  пером.  Он,
точно! Его большие черные глаза, его твердые губы, резко загнутый нос. И
это замкнутое, отрешенное выражение, которое  не  сходит  с  лица,  хотя
голос вздрагивает от волнения:
   - Ты и твои спутники обречены  погибнуть  еще  прежде,  чем  наступит
полночь.
   Василий быстро, коротко вздохнул, но ему удалось улыбнуться:
   - Благодарю за предупреждение. Ты что, даешь нам время  приготовиться
к обороне?
   Четко вырезанные губы слегка дрогнули, глаза сузились:
   - Ты отнюдь не знаток всех сущих!
   Василий усмехнулся в ответ:
   - Разумеется, нет. Значит, ты предостерегаешь нас не от  себя?  А  от
кого?
   - От погонщиков. Все они - тхаги, служители священного румаля, верные
рабы черной Кали!
   Василий кивнул со всей возможной глубокомысленностью. Одно он понял в
этом наборе слов: Кали. Об этой богине он знал совсем чуть,  однако  все
было не в ее пользу. Призраки и демоны служат Кали. От  этакой  компании
добра ждать не стоит,  а  теперь  еще  и  тхаги  !  какие-то,  священный
румаль...
   - За что нас хотят убить?
   Безупречно изогнутые, словно луки, брови чуть приподнялись:
   - За что?.. Тхагам не важно, виновны вы или нет, чисты  перед  богами
или грешны. Для них всякий человек - жертва, угодная Кали. Каждый должен
возлечь на ее алтаре в свой час. Сегодня ночью настанет твой час -  твой
и.., твоих спутников.
   - Любопытно, какое  оружие  у  этих  тхагов?  Сомневаюсь,  что  я  не
отобьюсь от них  даже  тем  театральным  клинком,  который  подарил  мне
магараджа  Такура,  -  снисходительно  проговорил  Василий,  но  тут  же
разочарованно присвистнул:
   - Эх, дьявольщина! Он же упакован где-то в узлах!
   Незнакомец чуть нахмурился:
   - Это не имеет значения. Против священного румаля нет другого оружия.
Ты сам и.., все твои друзья в руках тхага  -  все  равно  что  связанные
ягнята под ножом мясника.
   - Ой, жуть какая! - нарочно застучал зубами Василий.  -  А  почему  я
должен тебе верить?
   - Почему? - повторил  незнакомец,  поглядев  прямо  в  его  глаза,  и
Василий вздрогнул от насмешливого, презрительного выражения, которым был
пронизан этот взгляд. - Ты спрашиваешь - почему?!
   - Ну да, конечно, ты спас  Вареньку,  я  хочу  сказать  -  мэм-сагиб,
однако все же - почему? И зачем сейчас предупреждаешь? Что тебе до нас?
   - Ты должен знать: тот, кто зло учинил однажды,  не  раз  учинит  его
снова, - быстро  проговорил  незнакомец,  нетерпеливо  озираясь.  -  Вот
ответ. Больше я ничего  не  скажу.  Ты  должен  сам  решить,  хочешь  ли
остаться в живых, однако.., твои спутники...
   Уже не в первый раз  заметил  Василий  эту  странную  дрожь,  которая
звучала  в  голосе  незнакомца,  стоило  ему  заговорить  об   остальных
путешественниках. Не составляло труда понять,  что  и  Василия,  и  всех
остальных  он  стремится  спасти  ради  кого-то  одного.  Неужели   ради
Вареньки?
   Василий почувствовал, что щеки его похолодели.
   Значит, она добилась-таки своего, бегая в этих полупрозрачных тряпках
перед мужчинами, которые принадлежат к национальности,  известной  своим
буйным темпераментом! Похоже, этот индус, красивый,  как  бог,  даже  на
самый неприязненный мужской  взгляд,  пленился  светлоокою  мэм-сагиб  и
возомнил себя ее рыцарем.
   "Ишь, раскатал губу!" - люто подумал  Василий,  однако  тут  же  тихо
выругался сквозь зубы: можно  сколько  угодно  надуваться,  можно  вовсе
лопнуть, как пузырь, однако никуда не денешься от того, что этот  рыцарь
не тискал даму своего сердца в ночном саду, а спас, да, спас ее, и не от
какого-нибудь глупого шипучего дракона, а от смертоубийственной змеи.  И
если  он  желает  спасти  красавицу  иностранку  еще  раз,   почему   не
воспользоваться случаем? Надо оказать  услугу  и  другу  Реджинальду,  и
земляку Бушуеву - тем паче что земляк все же отец Вари.
   Но нельзя так сразу показать, что готов отдать  командование  первому
встречному вольноопределяющемуся. Поэтому Василий принял самый небрежный
вид...
   Помнится, когда он  стрелялся  с  поручиком  Сташевским  и  промазал,
потому что  пистолет  был  не  пристрелян,  а  выстрел  принадлежал  его
противнику, а расстояние - тридцать шагов, ему ничего не оставалось, как
вот так же скрещивать на груди руки и задирать нос.
   Сташевский, понятно, тоже промазал  -  да  чего  от  него  ждать,  от
шляхтича-щелкопера! Но зато уже  через  месяц  Василий  числился  первым
стрелком в корпусе.
   Ничего, он еще возьмет верх и над этим красавчиком!
   Пока же пришлось небрежно проронить:
   - Я должен поговорить со своими.., спутниками.
   Он  нарочно  точно  так  же  едва  заметно  запнулся,  и  по   искре,
промелькнувшей в матово-черных глазах, мог судить, что эта тонкость была
оценена, однако голос индуса звучал почти равнодушно:
   - Ты можешь  поговорить  с  кем  угодно.  Однако,  если  вы  все-таки
решитесь остаться в  живых,  будьте  готовы,  услышав  троекратный  крик
павлина, выбраться наружу из-под задней стенки шатра. Я останусь ждать и
помогу вам скрыться. Помни: по крику павлина. И не ждите, пока  закричит
сова, вестница Кали, потому что это будет последнее, что вы  услышите  в
жизни.
 
*** 
 
   Василий вернулся в шатер  с  видом  праздного  гуляки,  радуясь,  что
погонщики не попались ему на глаза.
   Вошел - и наткнулся на встревоженные глаза Вари.
   При  виде  его  они  вспыхнули  такой  радостью,   так   взволнованно
повлажнели, что Василий почувствовал себя совершенно обезоруженным и  на
ее прямой вопрос:
   - Что-то случилось? - ответил так же прямо:
   - Да.
   Ни о чем больше не спрашивая. Варя растолкала  отца.  Реджинальд  сам
проснулся, разбуженный поднявшейся суетой. И только когда эти двое  были
готовы слушать, она обернулась  к  Василию,  кивком  дав  понять,  чтобы
рассказывал.
   Он даже головой качнул: вот это девка! Лихая девка!
   Девяносто девять женщин из ста прежде всего вытрясли бы из него  все,
что он узнал, потом принялись бы охать,  восклицать,  плакать,  и,  пока
Василий, Бушуев и Реджинальд смогли бы  утереть  эти  слезы  и  обсудить
создавшееся положение, пожалуй, прокричала бы целая стая сов, а потом  и
сама Кали, одетая в шкуры пантеры, в ожерелье из пятидесяти  черепов,  с
четырьмя руками, в одной из которой кхадху - нож для жертвоприношений, в
другой чаша из черепа, в  третьей  отрубленная  человеческая  голова,  в
четвертой змея, знак неумолимой смерти, - сама черная Кали  вошла  бы  в
шатер, и кровь многочисленных жертв капала бы с ее языка! А Варенька  не
тратит времени зря, понимает, что обстановка боевая.
   Василий по ее примеру тоже не стал ходить вокруг да  около,  а  прямо
спросил;
   - Кто-нибудь из вас слыхал о тхагах?
   Бушуев пожал плечами, покачал головой. Реджинальд нахмурился, как  бы
пытаясь вспомнить:
   - Да, я, помнится, что-то слышал... Если не  ошибаюсь,  эта  каста  в
штыки встречает все прогрессивные нововведения Ост-Индской  компании,  и
среди этих людей у нас пока нет своих сторонников.
   Кто про что, а курица про просо, с тоской подумал Василий. Правильнее
будет сказать, что тхаги встречают "все прогрессивные нововведения" не в
штыки, а в румали - если бы еще знать, что это такое.
   - Зато в рядах тхагов  множество  сторонников  Кали,  и  несть  числа
жертвам, которые они принесли на ее мраморный алтарь! - зябко вздрогнув,
промолвила Варя. - Лесные  разбойники  -  просто  невинные  младенцы  по
сравнению с ними, ведь тхагери - обычай убийства - единственная  мораль,
которую они исповедуют.
   Это не каста - это религиозная секта. Тхагами могут стать  разбойники
и убийцы всех наций, даже говорят, будто среди них  бывали  португальцы,
французы и...
   -  Лягушатники?  Ничуть  не  удивляюсь!  -  фыркнул  Реджинальд  -  и
подавился, когда Варя продолжила:
   -  ..и  англичане.   Это   были   чиновники   Ост-Индской   компании,
подкупленные тхагами. Ведь те охотятся за купцами  и  путешественниками,
отнимают у них все деньги, все товары, все имущество, часть  жертвуют  в
святилище Кали, а часть делят между собой.  Но  вовсе  не  жажда  наживы
ведет их к новым убийствам. Они считают  себя  обязанными  убивать  ради
усмирения гнева Баваны-Кали, богини зла и смерти. Тхаги  убивают  ударом
кинжала в голову или бросают свои жертвы, одурманенные хуккой с "колючим
яблоком", ядовитейшим растением, в наскоро вырытые ямы или  колодцы.  Но
больше всего тхагов-душителей, и их излюбленное,  непобедимое  оружие  -
священный платок.
   - Так вот что такое румаль! - догадался Василий, отбрасывая  подушки,
которыми прикрыл белые фигурки, показавшиеся ему такими  омерзительными.
Теперь-то он знал, что это была? попытка предупредить об опасности.
   - О боже! - Вареньку тоже передернуло от отвращения. - Да, я слышала,
что тхаги любят запечатлевать свои деяния. Откуда это здесь?
   - Какая гадость, прости господи! - сказал Бушуев, беря  алебастрового
душителя з