о ради
напрягаться и язык  коверкать?  Ну  а  не  поймет  слов  -  поймет  жест
презрения, которым Василий сорвал со лба  чакру,  выхватил  из-за  пояса
кинжал  -  и  отбросил  в  сторону,  как  пустые  игрушки.  Теперь   его
единственным оружием была сабля - и холодная усмешка на губах.
   Прошло мгновение.
   И вот, словно против воли,  рука  Нараяна  выронила  меч  и  медленно
поднялась к тюрбану. Размотала его... чакра зазвенела  о  мрамор.  Рядом
свалились "тигриные  когти",  палица,  оба  кинжала..,  наконец,  лук  и
колчан.
   Лицо Нараяна вдруг  сделалось  усталым,  резко  постарело.  Не  сводя
обреченных глаз с Василия,  он  отодвинул  ногой  в  сторону  весь  свой
грохочущий арсенал - и расправил плечи. Мгновенной  тоскливой  усталости
как не бывало! В руках у него была точно такая же сабля, которую  сжимал
Василий. И даже  улыбка,  искривившая  четкий  рисунок  его  губ,  была,
казалось,  отражением  улыбки  противника...  Неприкрытая   издевка   ее
подействовала на Василия подобно удару перчаткой по щеке!
   Всю ярость, всю ревность, всю боль и ненависть вложил он  в  короткий
бросок, страшный своей внезапностью и силой, - и Нараян  не  успел  даже
моргнуть, как оружие было выбито  из  его  рук,  холодное  острие  сабли
Василия прижалось к самому горлу, а ледяной голос с презрением произнес:
   - Ну, молись своим демонам!
   Он  спешил,  боясь  одного:  что   Нараян   сейчас   использует   еще
какой-нибудь  отвратительный,  богомерзкий  трюк,  -  а  потому  тем  же
взмахом, которым отшвырнул его саблю, отбросил как можно  дальше  и  все
свои сомнения. А  мысль,  которая  рвала  мозг,  и  чувства,  измучившие
сердце, так и не  облеклись  в  высокие,  жаркие,  торжественные  слова,
откуда ни возьмись, осенившие его:
 
   Мы двое - устояли бы в сраженьях.
   Вдвоем - мы победили бы все козий
   Врагов, когда б влеклись к единой цели,
   Когда б судьба иная пас свела...
 
   Да, сейчас было не до запоздалых признаний и бессмысленных сожалений:
счет шел на мгновения, и время Нараяна должно было истечь вместе  с  его
кровью, потому лезвие все глубже вонзалось в кожу..,  а  глаза  Нараяна,
неподвижные, расширенные, сплошь черные глаза впивались в Василия.
   "Ну вот, начинается!" -  подумал  он,  ощутив,  как  темная,  мрачная
слабость овладевает телом, и сильнее нажал саблей, понимая, что  медлить
более невозможно.
   Словно дразня его, Нараян тихо проговорил:
   - Ни на небе, ни среди океана, ни  в  горной  расселине  не  найдется
такого места, где бы живущего не победила смерть. Ты видишь, я не  боюсь
- не медли же.
   - Я убью тебя! - выдохнул Василий, черпая решимость в этих словах, но
эхом отозвался ему другой голос, исполненный отчаяния:
   - Пощади его!
   Василия только разъярила  эта  ненужная,  необъяснимая  жалость..,  а
может быть, то, что рука его замерла так послушно и охотно.
   - Пощадить? - крикнул яростно. - А меня он пощадил? А  тебя?  Как  он
тебе голову заморочил, этот предатель, что ты за негр просишь? Отойди! Я
убью его, я поклялся убить его - и сделаю это! Не помогут ни молнии ему,
ни гром, ни дождь, ни град, которые он рассыпает!
   Однако в следующее мгновение Василий принужден  был  опустить  саблю,
потому что  рядом  с  Нараяном  оказалась  вдруг  Варенька,  и  один  из
кинжалов, прежде отброшенных на пол, оказался прижат сверкающим  острием
к ее шее - чуть выше и сбоку от подбородка.  Как  раз  там,  где  играет
жизнью яремная вена, которая гонит по телу кровь, а будучи перерезанной,
мгновенно выбрасывает ее наружу.
   - Отпусти его! - сказала она тихо. -  Отпусти,  не  то  мне  придется
убить себя и...
   Она не договорила - не было нужды пояснять. Василий отшвырнул каргу и
медленно, с мрачной улыбкою покачал  головой.  Он  не  стал  и  пытаться
проверять, исполнит ли Варенька слово - или рука дрогнет.
   Исполнит. Не дрогнет. Он всегда  знал,  чувствовал,  какая  неистовая
решимость таится в ней, да и к тому же Нараян  уже  наверняка  поработал
тут своей вазитвой!
   Но что это? Почему Нараян смотрит на Вареньку с таким же изумлением?
   Почему в глазах его обреченное выражение сменяется надеждой, а  потом
робкой радостью? На что он надеется, чему радуется, проклятый фокусник?!
   Но тут же от сердца  у  Василия  отлегло:  Варя  повернула  голову  и
посмотрела на Нараяна с такой ненавистью, что глаза его  вмиг  сделались
безжизненными, а рот искривила гримаса боли, которую он не сумел скрыть.
   - Нет, - сказала она, - нет, ты ошибся! Я ненавижу тебя так  же,  как
ненавидит мой супруг. И счет мой к тебе столь же велик. Но я  не  апсара
Тилоттама, которая соблазнила  двух  братьев,  убивших  из-за  нее  друг
друга. Никто из вас не должен умереть из-за меня.
   - Никто из нас? - горько повторил Нараян. - Что, перед богом христиан
душа парии равноценна душе брамина?
   - Это кто здесь пария?! - взвился Василий,  у  которого  руки  так  и
чесались вновь вцепиться в  оружие,  однако  Варенька  мгновенно  поняла
смысл, скрытый в словах Нараяна.
   - Ты ошибся вновь, - сказала она беспощадно. - Мне не жаль тебя! И  я
не такая добрая христианка, чтобы подставить другую щеку  своему  врагу.
Но я не могу забыть... - Голос ее дрогнул, она повернулась к Василию:
   - Я не могу забыть, что мы не встретились бы, если бы не он!
   Ее глаза блестели от слез, и Василий понимал, что это слезы  любви  и
счастья. О да, много мучений и горя перенесли они, протягивая руки  друг
к другу сквозь черные бездны, то и дело  пролегавшие  меж  ними,  однако
никакой морок уже не изгладит из  памяти  чародейного  любострастия  той
первой, той лунной ночи - ночи  самозабвенной  любви,  которая  накрепко
приковала их Друг к другу. И  это  сделал  Нараян...  Да,  начало  всему
положил их лютый враг! И было еще что-то, о чем Василий хотел бы  сейчас
не думать, но не мог, а Варенька не смогла не сказать:
   - Если бы не он, мы бы не обрели новой жизни в нашей дочери! ,  -  О,
черт! - прошептал Василий, слабея перед этой правдой, и  прикрыл  глаза,
признавая свое поражение. -  Ладно,  будь  по-твоему.  Я  не  трону  его
больше, только не проси меня благодарить его. Пошли отсюда. Нас ждут.
   И хоть я ненавижу этих идолопоклонников, я не  хочу,  чтобы  их  всех
перерезали отборные отряды бхилли, которые сейчас штурмуют остров.
   - Ты называешь нас идолопоклонниками! - вне себя выкрикнул Нараян.  -
Но разве европейцы не поклоняются золоту, будто идолу, не приносят ему в
жертву целые государства, которые  они  разоряют  и  где  их  господство
держится на страхе?
   - Ей-богу, ты прав, - покладисто кивнул  Василий,  беря  Вареньку  за
руку и вместе  с  нею  незаметно  пятясь  к  двери,  завешенной  тяжелой
серебристой  пардой.  -  Но  об  этом  тебе  лучше  посудачить  с  сэром
Реджинальдом, который привел сюда всех этих неистовых бхилли. Его хлебом
не корми, только дай поболтать о прогрессе,  который  несет  Ост-Индская
компания! А я, знаешь ли, в словесных играх не силен. Мое дело  -  битва
и.., любовь!
   С этими словами он мгновенным движением перехватил на руки  Вареньку,
ринулся к выходу - и едва  успел  остановиться,  чтобы  не  врезаться  в
Нараяна, непостижимым образом оказавшегося стоящим в дверях,  преграждая
путь.
   - Ну что, голубка? - с горечью спросил  Василий,  глядя  на  жену,  в
ужасе спрятавшую лицо на его плече. -  Видишь  теперь?  Предатель  -  он
предатель и есть. Ты позволишь мне  хотя  бы  дорого  продать  ему  наши
жизни, или мы должны покорно подставить шеи его кинжалу?
   - Я не хочу вашей  смерти!  -  выкрикнул  Нараян.  -  Но  я  не  могу
отпустить богиню!
   - Богиню? - через мгновение тяжелого молчания тихо промолвил Василий.
- Говоришь, богиню?.. Эх, ты! Я всегда думал, что  ты  подобен  светлому
Арджуне, у  которого  сила  и  мужество  сочетаются  с  благородством  и
великодушием. Но ты лжив, как этот  ваш  Змей  Горыныч  -  Вритра.  Будь
правдив хотя бы сейчас, перед лицом смерти, которая мечется сейчас между
нами двумя, не в силах выбрать, которого схватить первым.  Будь  честен,
сознайся: богиню держал ты в объятиях, когда  я  ворвался  сюда?  Богиню
целовал ты, богине шептал о любви?
   Богине или женщине, которую ты хочешь, - а потому готов на все, чтобы
завладеть ею.., готов был даже предать свою древнюю веру?
   Говорят, что вихрь не может сокрушить  каменную  гору,  однако  слова
Василия оказались тем самым вихрем, который сделал это!
   Нараян покачнулся, медленно поднял руку - и закрыл лицо свое, как  бы
не в силах снести стыда.
   - За что грех величайший несу? - шепнул он чуть слышно - и  выкрикнул
в отчаянии:
   - Нет счастья мне, сыну Кали-Юги!
   В следующее мгновение он опустил руку, и Василий  с  Варенькой  вновь
увидели привычную маску непоколебимого покоя на его лице.
   - Я выведу вас отсюда, - равнодушно сказал Нараян.
   - Да мы  и  сами  путь  найдем,  только  под  ногами  не  путайся!  -
огрызнулся Василий.
   - Без меня вас убьют: дети Луны готовы лучше умереть,  только  бы  не
потерять богиню. Но вы будете свободны.  Только  пообещай  мне,  что  ты
отзовешь своих людей, что они перестанут убивать!
   Василий медлил, вприщур меряя Нараяна взглядом.
   Варенька жарко обвила руками  его  шею,  трепетно  вздохнула,  словно
готовая взмолиться.
   - А не врешь? - не сдержался, метнул  отравленную  презрением  стрелу
Василий. - Небось опять какую-нибудь гадость придумаешь.
   Ладонь Нараяна взлетела к груди, словно зажимая  кровавую  рану.  Его
даже шатнуло, но голос звучал невозмутимо:
   - Да сохранюсь от стыда!
   - Ишь ты, стыда все же убоялся! - буркнул  Василий.  -  Так  и  быть:
доберемся до лодок, и я дам знак к отступлению.
   -  Тогда  следуйте  за  мной,  -  склонил  голову  Нараян  и,   резко
повернувшись, ринулся по опустевшим залам дворца.
 
*** 
 
   Почему-то Василий думал, что "проклятый колдун"  проведет  их  сквозь
стены, как померещилось ему во дворце магараджи, однако в том, верно, не
было нужды: ни единой живой души не встретили они в Лунном дворце, ну  а
на подступах к нему, хотя там и сям бхилли  дрались  с  осажденными,  ни
один человек даже не взглянул в их сторону.
   Без малейших помех они отдалились от дворца и побежали по  тропе  меж
бамбуком, который сегодня только слабо шипел, будто  клубок  разъяренных
змей, от которых уходила добыча.
   Луна сверкала, как огромный бриллиант, напоенный светом,  но  Василий
бежал вперед, стискивая зубы и стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не
поддаться  колдовским  чарам  красоты,  от  которой  у  него   тоскливо,
прощально ныло сердце.  Наверное,  Варенька  чувствовала  то  же  самое,
потому что она как уткнулась в плечо Василия, так и не поднимала  головы
до той минуты, когда истошный крик Бушуева:
   - Свет ты мой! Жива! - не возвестил, что  они  все  же  добрались  до
берега.
   Передав Вареньку с рук на руки отцу и велев немедля садиться в лодку,
Василий обернулся.
   Нараян стоял рядом. Странно, что Бушуев не обратил на него  внимания,
не кинулся махать кулаками.
   Странно также, что бхилли, караулившие лодки, глядевшие на Василия  с
суеверным восхищением, словно он только что свалился с неба,  равнодушно
обходили взорами находившегося тут же Нараяна. Но когда, по условленному
свисту Василия, бхилли начали сбегаться со всех концов острова, едва  не
натыкаясь на Нараяна  (Реджинальд,  ломившийся  сквозь  тростник,  будто
боевой слон, вообще чуть не сбил его с ног!),  Василий  понял,  что  они
просто не видят врага.
   "Эх,  силен  йог,  твою  мать..."  -  подумал  Василий  с   невольным
восхищением, однако тотчас его озноб пробрал при мысли о том, что  может
сделать с ними  со  всеми,  оставаясь  невидимкой,  Нараян,  если  порыв
великодушия иссякнет у него так же внезапно, как возник.
   Едва ответив на рукопожатие Реджинальда (какое счастье, что  хотя  бы
этого  соперничества  можно  больше  не  опасаться,  ведь  джентльмен  и
спортсмен лучше выколет себе  глаза,  чем  заглядится  на  жену  боевого
товарища!), Василий яростно замахал, призывая как можно скорее  садиться
в лодки.
   Взгляд Нараяна не отрывался от него, и Василию чудилось, что  на  его
руки и ноги навешаны кандалы, так медленно двигался  он,  так  тяжело  и
неуклюже взбирался через борт.
   "Скорее, скорее!.." - отстукивала кровь в висках.
   Варенька пробралась к нему, мимолетно протянув Реджинальду  руку  для
поцелуя, прижалась - Василию стало легче дышать. Что бы ни было  дальше,
они вместе, вдвоем.., нет, втроем! А тот, кто остался на  берегу,  -  он
все потерял. Нечего бояться Нараяна - он достоин только жалости.
   А впрочем, может быть, все потерянное для Нараяна - ничто...
   Лодки стремительно отходили от  берега.  Свистела  вода,  разрезаемая
острыми носами. Бамбук бесшумно гнулся под  ветром,  серебрились  пышные
кудрявые вершины. Луна взошла в зенит,  и  Василий  увидел,  что  Нараян
вдруг вскинул руку.
   Словно повинуясь этому движению, внезапный порыв ветра взвихрил воду,
покрыл ее серебристой рябью.
   Дрожь  пробежала  по  стройным  телам  бамбуков,  а  вслед   за   тем
невообразимая мелодия исторглась из сердца острова.
   Десятки тысяч разнообразнейших голосов то перебивали друг  друга,  то
сливались в дивную мелодию, возносящуюся к  Луне.  Чудилось,  так  могут
петь одни лишь небесные певцы, сыновья богов.., но не было радости в  их
песнопениях - лишь глубокая тоска прощания.
   Нараян сложил руки на груди, и мелодия стала утихать.., а может быть,
расстояние между лодками и  островом,  которое  увеличивалось  с  каждым
мгновением, глушило ее.
   Меркло серебряное сияние, и вдруг Василий с изумлением  заметил,  что
весь  лунный  свет  как  бы  стекся  с  небес,  собираясь  в  один   луч
пронзительной силы, который освещал теперь только Нараяна, оставляя весь
остров в кромешной тьме.
   Этот свет был так  ярок,  что  фигура  Нараяна  чудилась  отлитой  из
раскаленного серебра. Только мрачным синим блеском мерцало перо павлина:
будто недреманное око.., почему-то Василию  показалось,  что  этот  взор
теперь будет преследовать его  вечно,  как  голос  павлина,  который  не
утихая звучал в его голове: голос, исполненный изумления и ужаса.
   - Прощай, - послышался тихий шепот, - прощай...
   С изумлением Василий понял, что это шепчут его губы.
   Голова кружилась. Он схватил руку  Вареньки,  сжал  ее,  стиснул;  их
пальцы сплелись.
   Она плакала, что-то беззвучно шепча, быстро, сердито смахивая  слезы,
застилавшие глаза и  мешавшие  смотреть,  как  медленно  тают  очертания
фигуры Нараяна, сливаясь с лунным лучом.., и через какое-то мгновение он
освещал только прибрежный песок и окаменело устремленный ввысь тростник.
   А потом луна над островом погасла, и лишь звезды светили на  небесах,
рассеивая вокруг свое бледное сияние, в котором весь мир казался зыбким,
призрачным, невероятным... Весь  мир,  кроме  крепко  сплетенных  рук  и
сердец, исполненных любви.
 
   Март - май 1998 г.
   Нижний Новгород




   Елена АРСЕНЬЕВА
   ВОЗЛЮБЛЕННАЯ КАЗАНОВЫ



Анонс

   Пытаясь  спастись  от  загадочного  проклятия,  преследующего  князей
Измайловых, и от своей роковой любви, Елизавета оказывается в Италии,  в
свите  весьма  странной  и   загадочной   дамы.   После   многочисленных
приключений, в которые то и дело попадает пылкая и  страстная  Елизавета
(в их числе бурная встреча с  самим  Казановой!),  она  узнает,  что  ее
таинственная подруга - законная наследница  российского  престола,  дочь
императрицы  Елизаветы  Петровны.  Увы,  судьба  немилостива  к   бедной
царевне...
   Но после ее смерти самозванкою является в Россию отважная до  безумия
Елизавета.
   Обман  раскрыт.  Заточение  в  Петропавловской  крепости,   а   потом
принудительный брак с самодуром,  графом  Строиловым,  -  еще  не  самое
суровое для нее наказание...
   Ранее роман "Возлюбленная Казановы" выходил под  названием  "Опальная
графиня"

   Ю.М.
   Только тебе. Всегда тебе.

Часть I
АВГУСТА-ЕЛИЗАВЕТА

Глава 1

Русская княгиня

   В Риме, почти на берегу Тибра, неподалеку от  величественного  собора
Сант-Джованни и маленькой,  изящной  церкви  Сант-Элиджио-дельи-Орефичи,
построенной по планам Рафаэля, некогда проходила улица,  называемая  Виа
Джульетта, - тихая, вовсе безлюдная в полдень, почти непроезжая, так что
трава прорастала меж камней ее  мостовой.  В  1760  году  там,  как  раз
напротив роскошного палаццо Сакето, стояла небольшая  двухэтажная  вилла
Роза, выстроенная в античном стиле и, как подобает  по  названию,  почти
полностью скрытая со стороны улицы зарослями вьющихся  роз.  Эта  чудная
белая  вилла  пустовала  уже  изрядное   время,   к   вящему   огорчению
немногочисленных обитателей Виа Джульетта, на глазах у  которых  ветшало
нежилое строение, зато к радости целой стаи летучих мышей,  уже  свивших
свои гнезда в сем заброшенном человеческом гнезде.
   Но в июне с ворот виллы Роза  наконец-то  исчезла  табличка  о  сдаче
внаем. Впрочем,  новые  владельцы  пока  не  появились,  и  личности  их
оставались никому не ведомы.  Только  синьору  Джакопо  Дито,  помощнику
управляющего в  палаццо  Сакето,  именно  в  июне  довелось  повстречать
высокого господина в длинном темном плаще, плотно  запахнутом,  несмотря
на жару. Сей незнакомец поздним вечером  выходил  из  боковой  калиточки
виллы Роза. Причем из-за шляпы, низко надвинутой на глаза,  нельзя  было
различить его лица. Однако стремительностью движений, повадкою своею  он
чем-то напоминал орла.
   - Ничуть не удивлюсь, если окажется, что  его  фамилия  Аквила  , - сказал Джакопо Дито своей жене.
   Синьора Агата полагала, что за всяким домыслом непременно  скрывается
нечистый, а потому сделала за спиной рожки против сглаза.
   Вид у этого "синьора Аквилы" был столь таинственный, что Джакопо даже
допускал, что пред ним какой-нибудь  мятежный  корсиканец,  сыскавший  в
Риме укрытие от генуэзской полиции либо от своих же соотечественников ,  скорых  на  расправу.  Однако   загадочный
незнакомец более не появлялся, и  ничто  не  указывало,  что  именно  он
является нанимателем виллы.
   И вот в один из октябрьских дней по Виа Джульетта  вдруг  загрохотали
колеса нескольких телег, остановившихся.., около забытой виллы!  Возчики
начали вносить в дом укутанные в рогожу вещи.  Там,  где  уголок  рогожи
нечаянно отставал или был оторван,  можно  было  увидеть  темное  резное
дерево мебели, явно очень дорогой, или краешек мраморной статуи, даже на
неискушенный взгляд представлявшей большую ценность.
   Следом за возчиками явились пятеро  поденщиц  и  до  позднего  вечера
натирали мебель виллы, отмывали мраморные полы и окна, обметали паутину.
Конечно,  ниже  достоинства  синьора  Джакопо   было   бы   явиться   их
расспрашивать, но Агата, бывшая много моложе и проще своего мужа, пришла
под окна виллы  и  заговорила  с  девушками  под  предлогом,  что  хочет
пригласить их убрать в палаццо  Сакето.  Девушки  охотно  согласились  и
рассказали, что для работы на вилле Роза их подрядил очень  суровый,  но
очень  щедрый  господин,  велевший  называть  себя  синьором   Фальконе.
Несомненно, это был тот, кого Джакопо именовал "Аквила", так что  он  не
особенно и ошибся .
   Специально нанятый садовник подстриг лужайку возле  лестницы,  но  не
прикоснулся к зарослям  у  ограды,  что  вызвало  смутные  подозрения  у
синьора Джакопо, который глаз не сводил с происходившего  по  соседству.
Нестриженая   садовая   изгородь   усугубляла   таинственность   синьора
Фальконе...
   Через два дня спешное обустройство виллы закончилось. И вот однажды в
сумерках, когда стаи летучих мышей кружились  над  крышей  белой  виллы,
словно  не  могли  решить,  воротиться  им  в  привычное  обиталище  или
остеречься происшедших там перемен, тишину Виа Джульетта вновь  нарушили
цокот копыт и стук колес.
   Небольшая наемная карета остановилась у виллы Роза.
   Синьор Джакопо, - по чисто