е просто как всякую  соотечественницу,  попавшую  в  беду.
Окажись она даже почтенной старушкою...
   Варя гнала от себя мысль, что почтенная старушка вряд ли бросилась бы
на  шею  своему  спасителю  с  таким  пылом.  Испытывая  к  нему   самые
возвышенные материнские чувства, старушка сия чмокнула бы молодого героя
в лоб или протянула бы ему руку  для  поцелуя..,  лишившись  возможности
ощутить некое предательское затвердение внизу его чресл...
   Впрочем, когда мужчине кидается на грудь обнаженная молодая  женщина,
редко кто окажется в силах справиться со своей плотью. Естество - оно  и
есть естество!
   Надо забыть об этом. Это случайность, ничего не значащая случайность.
Счастье, что Василий больше не сторонится ее, не держится холодно, будто
чужой.
   Словно в ответ ее мыслям, Василий улыбнулся:
   -  Ну  что,  поплывем?  Бог  даст,  обойдется!  Уж  больно   посудина
ненадежная. Хотя.., тот паттамар, на котором я путешествовал, понадежнее
был, а дело совсем плохо вышло. Ну, отдать швартовы!
   Повинуясь то ли этой русской команде,  то  ли  повелительному  взмаху
индуса,  перевозчик  столкнул  в  воду  хрупкое   плавучее   сооружение.
Пассажиры только успели ощутить себя жалкими опавшими листками во власти
бурного потока, когда лодочник и его помощник, столь же  широкоплечий  и
столь  же  скудно  одетый,  бросились  в  реку  и  поплыли,  то  и  дело
подталкивая перед собой корзину.
   Да.., это было не то путешествие, когда скучающие  пассажиры  бросают
ленивые взгляды на лениво проплывающие мимо берега!
   Возможно,  перевозчику  так  было  удобнее  управляться  с   плавучей
посудиной; возможно, все дело было в причудах  течения;  однако  чертова
коробочка непрестанно кружилась, будто юла,  и  хотя  все  помнили,  как
перевозчик хвалился, что  однажды  помогал  переправе  двенадцати  тысяч
английских пехотинцев, никому из пассажиров от этого не стало легче.  То
ли от безумного головокружения, то ли от запоздалого страха,  наконец-то
навалившегося на нее, Варенька не могла шевельнуть ни рукой,  ни  ногой,
когда суденышко пристало. Василию  пришлось  нести  ее,  и  она  уронила
голову на его плечо, чувствуя себя  бесконечно  слабой  -  и  бесконечно
счастливой.
 
*** 
 
   Она ощущала, как ритмично движутся его мускулы, слышала его дыхание и
стук его сердца. Она боялась, что ему станет тяжело и ей  придется  идти
пешком, однако он шел и шел - так легко и размеренно,  словно  его  ноша
была невесомой, и постепенно она вздохнула свободнее и принялась мечтать
о том, чтобы этот путь длился бесконечно.
   Разумеется, Варенька хотела увидеть отца! Но  если  для  этого  нужно
разжать кольцо обнимающих ее рук, она готова была  еще  и  еще  отдалять
встречу с батюшкой.., тем паче что он, разумеется,  снова  обрушится  на
своевольную дочь со всею пылкостью бушуевского нрава: пылкостью  хоть  и
безобидной, но весьма шумной. Ну разве убедишь его, что  она  и  вправду
ничего не сделала, чтобы навлечь на  себя  этот  шквал  неприятностей...
мягко говоря! - а просто была их безвольной жертвой.
   И даже если бы она, скажем, не уехала во дворец магараджи  Такура  по
приглашению княгини, то все равно оказалась бы там вместе с  отцом  -  а
значит, опять попала бы в сад, где росла голубая роза.., ну и так далее.
Что на роду написано, того не миновать, всегда верила Варенька.
   Только вот загадка: какие святые небесные  силы  могли  записать  для
нее, родившейся на берегах  Волги,  эти  необъяснимые  злоключения  близ
Ганги? Откуда северные боги - те, кто пишет наши судьбы в книге Рода,  -
ведали о том, что произойдет с нею в южных знойных краях?
   Ну а если ведали - стало быть, им известно и то, кто сковал  для  нее
эту цепь злосчастий. Так изощренно, необъяснимо сковал...
   Магараджа? Чем больше времени  проходило,  тем  меньше  оставалось  у
девушки уверенности, что нападение тхагов-душителей подстроил магараджа.
Он слишком  многим  рисковал:  все-таки  Реджинальд  -  видный  чиновник
Ост-Индской компании, а магараджа изо всех  сил  старается  поддерживать
наилучшие отношения с англичанами. Варенька терялась в догадках,  но  не
сомневалась,  что  этот  индус,  вдруг  ставший  неразлучным   спутником
Василия, знает если не все, то очень многое.
   Ведь именно он открыл Василию, что Варю следует искать  на  одной  из
Башен Молчания, и задержали их только расспросы, где именно в  тот  день
свершалось погребение женщины.
   Откуда он узнал? Кто его надоумил? Кто  осведомил  его  о  намерениях
неведомых лиходеев?.. Если только он с самого начала не находился  в  их
числе, затем переметнувшись на сторону жертв.  Этим  и  другим  подобным
вопросам надлежало остаться без ответа. Делать было  нечего  -  пришлось
принять очень простое и удобное объяснение: если  есть  в  Индии  каста,
посвятившая себя убийству, то почему не быть другой -  посвятившей  себя
спасению людей? А законы всякой касты непреложны, как законы Санитара  -
божества, олицетворяющего великую силу солнца.  И  Нараян,  по  счастью,
принадлежит к этой касте.
   Да, его звали Нараян, и это имя само по себе  настораживало  всякого,
кто хоть немного был осведомлен о божествах индусов. Нараяном они иногда
называют самого Вишну, хранителя мира. А еще это имя носит  божественный
мудрец, родившийся на свет ради блага человечества. Похоже,  их  спутник
Нараян отвечал предназначению своего тезки, потому что  действовал  ради
безусловного блага человечества в лице четверых его  представителей.  Он
уже спас неведомым образом англичанина и Бушуева, уведя  их  просто-таки
из-под носа тхагов и спрятав в храме в горах. Теперь Нараян  должен  был
помочь встретиться с ними Вареньке и Василию, однако исполнить сие  было
трудно - хотя бы потому, что девушку вовсе покинули силы.
 
*** 
 
   Храм, где скрывались беглецы, был  в  нескольких  часах  пути  -  для
Нараяна и Василия, - однако для изнемогшей девушки эти  несколько  часов
грозили обернуться сутками, а то и двумя.
   Тогда решено было Василию и Вареньке где-то остановиться и подождать,
пока Нараян отправится в храм и приведет оттуда Бушуева  и  Реджинальда.
Однако никакое укрытие в мире  не  казалось  сейчас  Василию  достаточно
надежным. Он не доверял ни одному живому человеку, опасаясь встретить  в
нем  тайного  душителя  или   очередного   парса-огнепоклонника   с   их
пристрастием хоронить людей живьем. Перебрав множество  возможных  мест,
где Васишта и мэм-сагиб могли бы его ожидать, Нараян вдруг  улыбнулся  -
причем даже легкого зарева этой улыбки не отразилось в его непроницаемых
глазах! - и предложил отправиться в Мертвый город.
   Да, подумала Варенька с усмешкой, для нее, восставшей из могилы,  это
самое подходящее укрытие! Но спорить не стала - просто потому, что и  на
это у нее уже не было сил.
 
*** 
 
   Здесь, по крайней мере, некого было бояться, ибо во всем  бесконечном
пространстве,  окруженном  длинной-предлинной   городской   стеной,   не
оказалось ни одной живой души.
   Похоже, некогда это мог быть один из крупнейших городов Индии, однако
с тех пор минуло не меньше двухсот, а то и  более  лет,  и  человеческая
память не сохранила печальных подробностей о причинах, опустошивших  эти
некогда (сипящие жизнью улицы и  площади.  Достаточно  того,  что  здесь
оставались только  тени  былого..,  да  и  те  настолько  истончились  и
поблекли за давностью столетий, что никакой самый внимательный  взор  не
мог бы их разглядеть.
   Таких мест в Индии  немало.  Индусы  не  любят  мертвых  городов,  не
возвращаются туда даже за брошенными сокровищами: ведь мертвые  неохотно
расстаются со своими богатствами - так же как и живые, впрочем, А потому
Мертвый город для смелого человека, желающего  затаиться,  -  лучшее  из
всех возможных укрытий.
   Тянулись, переходя одна в  другую,  пустынные  просторные  улицы.  По
обеим сторонам  стояли  разрушенные  дворцы,  валялись  куски  мраморных
колонн. Среди  развалившихся  гранитных  стен  зияли  провалы  подземных
покоев, в прохладном полумраке  которых  некогда  проводили  жаркие  дни
прекрасные  жены  и  наложницы  забытого  магараджи.  Разбитые  ступени,
безводные водоемы, просторные дворы, мраморные мосты, рассыпавшиеся арки
величественных  портиков  -  все  это  заросло  вьющимися  растениями  и
кустами, в которых вполне могли скрываться  берлоги  зверей.  Однако  не
зверей боялись утомленные странники, а потому они продолжали  брести  по
пустынным раскаленным улицам, ища еще большего уединения и  не  в  силах
оторваться от зрелища этого величавого запустения.
   Пустые проломы окон, поросшие вековыми растениями,  чудились  глазами
великанов, которые хмуро наблюдали за пришлецами, нарушившими их  покой.
И у Вареньки стало полегче на душе, когда они ушли  из-под  взоров  этих
недремлющих очей, укрывшись в почти не поврежденном храме - только  свод
его оказался разрушен.
   - Мы будем спать под луной? - спросил Василий, и Вареньке  почудилась
тревога в его голосе.
   - Я вернусь до наступления полуночи, о господин, - ответил Нараян.  -
Мертвый город - худое место для ночевки.
   - Почему?  Черти  шалят?  -  усмехнулся  Василий  так  беспечно,  что
Варенька почему-то подумала: наверняка он  мальчишкой,  ходил  ночью  на
кладбище, чтобы доказать свою храбрость - не  то  друзьям,  не  то  себе
самому.
   - Демоны тебе не страшны, - кивнул Нараян, словно подумал  о  том  же
самом. - Однако тотчас  после  полуночи  эти  развалины  оживут.  Из-под
каждого куста, из подвалов каждого дворца начнут  вылезать  для  ночного
разбоя гиены и тигры, не говоря о шакалах  и  диких  кошках...  Так  что
время от полуночи до  рассвета  пройдет  в  рукопашной  схватке  с  этим
зверьем, а то и с кем-то похуже. Но я вернусь раньше.
   - Однако луна взойдет еще раньше... - пробормотал Василий  так  тихо,
что Нараян его, очевидно, не расслышал.
   - Когда  трижды  прокричит  павлин,  знайте:  это  возвращаюсь  я,  -
предупредил он.
   - Зачем подавать знак? Кто сюда еще забредет,  скажи  на  милость?  -
удивился Василий, однако Нараян ничего больше не  сказал,  только  помог
собрать сухие ветки для костра, зажег его каким-то полукруглым камнем  -
с той легкостью,  которой  обладают  только  факиры,  так  что  довольно
думаешь, будто огонь вспыхнул от движений их рук, - а потом ушел, сложив
ладони в  намаете,  поклонившись  и  обведя  Вареньку  и  Василия  таким
взглядом, что девушке почудилось,  будто  Нараян  заключил  их  в  некий
магический круг.
 
*** 
 
   Но это не был круг, соединяющий людей! Вареньке почему-то показалось,
будто  Нараян  опустил  между  ними  завесу  густой  тьмы,  которую   им
непрестанно нужно преодолевать. Откуда появилось это  ощущение,  она  не
знала, однако Василий тоже что-то почувствовал.  Во  всяком  случае,  он
старался  не  глядеть  на  Вареньку,  а  потом   с   явным   облегчением
провозгласил, что Нараян, разумеется, не успеет обернуться до  полуночи,
а коли так, не миновать им ночевать в этом зверинце.  И  он  не  намерен
сидеть сложа руки, пока не укрепит оборону. Он  кое-что  видел  тут,  по
пути...
   С этими словами Василий исчез.
   Варенька села в уголке, обняв руками колени  и  незряче  уставясь  на
кожаный мешок с водою и гроздь бананов - их ужин. Она уже и не  помнила,
когда ела в последний раз. Кажется, в  шатре,  перед  нападением.  Есть,
впрочем, не хотелось. Еще по пути от Башни  Молчания  Нараян  дал  им  с
Василием какие-то зеленые листочки и велел держать их во рту всю дорогу.
Прохладный  влажный  вкус  не  только  помогал  переносить  зной,  но  и
перебивал жажду и голод. Поэтому  Варенька  даже  руку  не  протянула  к
сахарным желтым бананам, а тяжело, тоскливо вздохнула. Ее  не  оставляло
ощущение, что Василий отправился вовсе не за оружием, а просто сбежал от
нее. Да, что-то произошло;  исчезло  то  чувство  безоглядного  доверия,
единства душ и слияния сердец, которое пронзило их  на  Башне  Молчания.
Теперь  некая  тьма  разъединила  их..,  но  она  же  странным   образом
притягивала их друг к другу. Это было противоречиво, необъяснимо, однако
Варенька ощущала это всем существом своим. Она знала: костра, зажженного
Нараяном, достаточно, чтобы держать на расстоянии зверей.  Но  его  свет
слишком тускл, чтобы рассеять ночную тьму, которая растворит  собою  все
преграды, возникшие между двумя людьми.  Особенно  если  они  оба  этого
захотят. Если оба возжелают...
 
*** 
 
   У нее вдруг загорелись щеки. Почему-то невмоготу  сделалось  вот  так
сидеть и ждать.
   Нервным движением схватив обломок мрамора, она вдруг бросила его куда
глаза глядят.
   Стая  зеленых  попугаев  взвилась  из  куста,  сверкая  в   последних
солнечных лучах, словно летающие изумруды. Издавая резкие  крики,  птицы
унеслись под защиту другого куста.
   Варенька поглядела им вслед - и  ей  почему-то  стало  легче.  Словно
птицы унесли с собою сеть, которой она была опутана! Повела глазами -  и
словно впервые увидела, что по каменному  полуразрушенному  своду,  пере
гоняя друг Друга,  неслись  прекрасно  изображенные  полукони-полуптицы,
крылатые обитатели небесной сферы, прекрасные апсары...
   Ниже    ракшасы-чудища    сплетались    с     полузмеями-нагами     и
зловеще-прекрасными  нагинями,  и  вселенский.  змей   Шеша   беспощадно
стискивал их своими сверкающими кольцами.
   "Они все живут здесь, как в заколдованном сне" - Подумала Варенька. -
Может быть, чего-то ждут от нас... что  мы  разбудим  их,  вернем  их  к
жизни! Но как?"
   Она поднялась и пошла вокруг широкой  площадки,  разглядывая  кружево
орнаментов, вслушиваясь в прерывистую музыку полурухнувших арок, колонн,
сводов.
   Она никак не могла понять, какому богу посвящен этот храм: здесь были
изваяния или изображения почти всех неземных  существ  индуизма,  однако
Варенька внезапно разглядела, что все  они  предавались  друг  с  другом
любви.
   Ганеша ласкал хоботом свою супругу Сиддхи, блаженно  раскинувшуюся  у
него на коленях, а она, сладострастно и  лукаво  улыбаясь,  сжимала  его
мощное копье.
   Шива  и  Шакти  обменивались  блаженством,  сидя  с   разверстыми   и
соединенными чреслами на цветке лотоса.
   Парвати сплетала с Шивой ноги. Вишну соединялся с прекрасной  Лакшми,
нежно глядел ей в глаза, словно их духовный союз доставлял  ему  большее
наслаждение, чем слияние тел. Кама уступал  своей  дерзкой  Рати.  Радха
приближалась к Кришне на последней ступени любовного исступления...
   Варенька стиснула руки. Почему она не увидела этих изображений сразу,
чуть только Нараян привел их сюда?
   Или их не было? Или  они  только  что  сошлись  из  сумеречной  мглы,
стремительно  опускающейся  на  Мертвый  город,  будто  ловчая  сеть  на
добычу?
 
*** 
 
   Что-то загрохотало за  спиной.  Варенька  так  и  подскочила  и  даже
перекрестилась, увидав бесформенную фигуру, из которой  во  все  стороны
торчали оконечники стрел, копий  и  лезвия.  Святой  животворящий  крест
помог: железный призрак рассыпался, выпустив  на  волю  Василия.  Тюрбан
свой он где-то потерял,  светлые  волосы  были  взъерошены,  и  Варенька
торопливо перевела взгляд  на  лязгающую  гору,  сваленную  у  его  ног.
Созерцать смертоносный блеск металла было куда безопаснее, чем  смотреть
в его сверкающие глаза!
   - Это.., что? - спросила она с запинкою. - Столько сабель?!
   - Ну уж нет, сабель тут только три! - с  видом  высочайшего  мужского
превосходства объяснил Василий. -  Вот  эта,  с  бархатной  рукоятью,  -
кунда, она очень  древняя;  прямая  -  тальвар  и  кривая  -  пюлуар.  А
остальные все ножи. Видишь, кривой кукри - им просекают путь в джунглях;
кора - широкий плоский нож. Вот этот кинжал с двойным лезвием - кутар, а
моголы называют его джамдар-куттар. Нет, анкус  -  это  не  оружие,  это
стрекало для слона, я его просто так прихватил, на всякий случай. Каргас
- нож для  жертвоприношений,  видишь,  он  совсем  другой,  чем  кхадху,
которым убивают во имя Кали.
   В свете  костра  тускло  блеснул  металл.  Варенька  содрогнулась,  и
Василий, поняв свою оплошность, с деланным оживлением воскликнул:
   - А вот это - просто редкость, я даже не ожидал, что  ее  найду!  Это
ханда, меч, а при нем латунная рукавица.
   В музее Азиатского общества такой нет, клянусь! А это... нет, где  же
чакра? - Он суматошно огляделся. - Чакра... метательный круг  с  лезвием
острее бритвы, который после броска  возвращается  к  своему  хозяину..,
неужели я его где-то выронил?
   И с этими  словами  Василий  снова  шагнул  к  лестнице  -  с  явными
намерениями искать свою треклятую чакру.
   - Подожди! - в паническом ужасе,  что  он  снова  уйдет,  воскликнула
Варенька. - Ты.., ты не сказал еще про этот топор!
   - Табар, - поправил Василий. - Он называется табар.
   - Топор - табар? - Как ни были натянуты нервы Вареньки, она не смогла
не улыбнуться:
   - Топор - табар!
   Да ведь это почти одно и то же слово! Нет, все-таки не  зря  говорят,
что санскрит породил все языки мира!
   Веды - ты слышал про Веды? Веды для индуса - это все знание о мире! А
по-русски ведать - знать. Мать - мата,  матар.  На  санскрите  шивате  -
двигаться, приходить в движение. Шевелиться!
   Она схватила кожаный бурдюк:
   - Вот! Мешок, да? Мешок на санскрите - машак! Ну что? Ну как? Похоже?
А бог? У них есть слово "бхагат" - наделять, делить.  Мы  молимся;  дай,
боже! Светлый - у нас, а у них - светас: блестящий, белый. Или Яма - это
имя бога мертвых, властелина подземного царства.  Случайно  ли,  что  на
русском языке яма - это обозначение подземного провала?  Огонь  -  Агни!
Огнь! Яра - на санскрите год, у древних славян это слово означало весну,
был даже бог Ярило. А Дева?!
   Она запнулась.  По  лицу  Василия  вдруг  пробежала  судорога,  глаза
обратились к небу, с которого на него  уже  смотрели  первые  прозрачные
звезды.
   - Дева - богиня. Богиня! - шепнул он отрешенно.
   Варенька зажала рот рукой.  Сердце  резко,  болезненно  стукнуло  под
горлом.
   Что означают эти его слова, этот отрешенный  взгляд?  Разве..,  разве
может быть, чтобы он.., откуда бы он узнал?..
   Василий опустил голову, нервно зашагал по краю площадки -  туда-сюда.
Варенька завороженно смотрела, как мечется просторная, слишком для  него
широкая рубаха вокруг стройного тела. У нее вдруг в горле пересохло.
   Казалось, томительно много времени  прошло,  а  она  все  смотрела  и
смотрела на  него.  Уже  опустилась  ночь  -  тихо,  незаметно,  окутала
звездным блаженством, тайной  негой  округу.  Очертания  головы  Василия
четко, темно вырисовывались в свете звезд, и Варенька  увидела,  что  он
тоже повернулся - и глядит на нее. У нее сохли губы и сердце разрывалось
от неясного страха: а что, если он отпрянет, отвернется,  как  тогда,  в
ночном саду магараджи?  Она  хотела  что-то  сказать,  но  не  было  сил
прервать это оцепенелое молчание. И тут, словно  вражеский  лазутчик,  а
может быть, посланец светлых дружественных сил, рождающаяся луна  взошла
на небеса  и  простерла  свои  бледные  серебристые  лучи  на  развалины
Мертвого города.
   Василий шагнул вперед.., и Варенька еще успела  мимолетно  удивиться,
что разделявшее их расстояние он преодолел так быстро. Потом сообразила,
что сама тоже бросилась к нему.., и это было последней мыслью:  смятение
чувств охватило ее и подчинило себе всецело.
 
*** 
 
   Казалось, промедлить в слиянии  -  значит  для  них  умереть.  Право,
чудилось, жизнь их зависит от той быстроты, с какой они  сорвут  друг  с
друга одежду. Благо одеяния были скудны..,  и  все-таки  ни  клочка,  ни
обрывка не должно было остаться между телами. Губы впились друг в друга,
сплелись пальцы, сомкнулись колени, груди - и так они  замерли  на  миг,
переводя дыхание, как бы осознавая свершившееся.  Да..,  они  вместе.  О
боже, они вместе!
   Никто не  был  сейчас  способен  размышлять,  изумляться,  стыдиться.
Небесная стрела пронзила их разом.., и они  рух