агиб так отчаянно, что даже.., даже смогла сбить ее с ног и позвать
стражу. Ее связали, а меня магараджа пообещал отпустить на волю.
   - И что, отпустил? - угрюмо спросил Василий. - Что же ты тогда  здесь
делаешь?
   - Он уехал, он забыл про меня! - тихо всхлипнула девушка. - Он забыл!
   - Послушай, послушай, - торопливо, не слыша себя, забормотал Василий.
- Как зовут тебя?
   - Тамилла, - робко ответила она, поднимая на него  прекрасные  глаза,
до краев полные слез, и нежности, и...
   Он отвел взгляд:
   - Послушай, Тамилла! Я помогу тебе уйти  отсюда,  а  в  Ванарессе  ты
получишь от меня деньги - сколько сможешь унести! Ты будешь  свободна  и
богата, только... только скажи мне, где мэм-сагиб Барбара? Где ее держит
магараджа?
   - Держит? - спросила она непонимающе. - Как это?
   - Ну, куда заточил, где ее темница? Покажи, куда  нужно  идти,  чтобы
найти ее?
   - Идти? - опять переспросила Тамилла. - Но ведь ты пришел оттуда.
   - Оттуда? С крепостной  стены,  что  ли?  Значит,  там,  за  какой-то
дверью.., я пробежал ее, как дурак? Скажи" где эта дверь, ну?
   - Ее нет  в  замке,  -  тихо,  словно  бы  с  трудом  размыкая  губы,
пробормотала Тамилла.
   - Как это нет? - вскипел Василий. - Ты же  сама  только  что  сказала
мне, что магараджа не взял ее с собою?!
   - Не взял, - она медленно кивнула, - не взял. Но ее нети в замке...
   - Так где же она?! -  взревел  Василий,  надвигаясь  на  Тамиллу  так
грозно, что у нее подогнулись ноги.
   Испустив вопль нерассуждающего ужаса,  девушка  метнулась  куда-то  в
глубь комнаты, в глухую  тьму,  однако  Василий  оказался  проворнее  и,
выбросив вперед руку, успел  поймать  ее  разлетевшиеся  косы.  С  силой
рванул... и чуть не упал, ощутив, что волосы остались у него в руке.
 
*** 
 
   Какое-то мгновение, остолбенев от гадливости, он разглядывал прядь  с
присохшей к ней кровавой коростой, вполне убежденный, что вырвал  ее  из
головы несчастной страдалицы, как вдруг догадка пронзила его и  толкнула
вперед.
   Она надеялась убежать, но смешно было и пытаться.
   Василий настиг ее в три прыжка, поймал за руку, заломив за спину так,
что девушка с криком упала на колени.
   Она рвалась изо всех сил, пытаясь царапаться,  шипела,  будто  кошка,
однако Василий зажал ей и  другую  руку,  а  сам  бесцеремонно  принялся
отдирать с ее головы приклеенные кровавые нашлепки.
   Где-то тихонько пела, струилась вода. Василий двинулся в ту  сторону,
волоча за собою девушку прямо по полу, не обращая ни малейшего  внимания
на ее сопротивление.
   Да, это поигрывали струйки маленького водоема в углу комнаты. Василий
подтолкнул девушку - она едва успела испустить слабый  крик  -  и  сунул
головой в воду.
   Тело ее судорожно забилось; он приподнял ее, дал со всхлипом  втянуть
в себя воздух, опять окунул, опять приподнял - и так несколько раз, пока
не счел, что с этой лгуньи довольно.
   Отшвырнул -  она  со  стенаниями  и  всхлипываниями  утиралась  своим
промокшим сари, которое все сбилось в ком. Под сари ничего не  было:  ни
юбки, ни шаровар, ни чоли. Медное  нагое  тело  Василий  снял  со  стены
факел, поднял повыше, освещая точеную и вместе  с  тем  тяжелую  фигуру:
талия чересчур  тонка,  бедра  слишком  широки,  большие  крепкие  груди
вызывающе  торчат,  а  соски  подведены  серебром,  и  серебряные  круги
опоясывают талию, нагие чресла...
   Поднес факел к ее лицу. Да, эти громадные глаза  ему  знакомы.  В  их
глубине то же самое томное, чувственное выражение неприкрытой,  животной
страсти.  Похоже,  ее  сущность  состоит  в  том,  чтобы   лгать   -   и
удовлетворять свои низменные желания. Хотя линии  ее  тела  столь  много
обещают... Похоже, в умении удовлетворять эти  самые  низменные  желания
она достигла больших высот. Да,  актерка,  дешевая  баядерка  магараджи,
которая по его воле то  изображает  избитую  рабыню,  то  некую  апсару,
ублажающую героев - живых, еще не ушедших в рай - сваргу.
   Она так смотрела.., так смотрела на  него  Приоткрылись  губы,  часто
вздымались тяжелые груди, чувственно расширились ноздри. Скажи  он  хоть
слово, подай хоть малейший знак... Но, похоже, ей и этого не было нужно.
   Чуть повернув кисть, Тамилла вдруг стиснула его пальцы так же крепко,
как он сдавливал ее руку, и, медленно закрывая глаза, начала  опускаться
на пол, запрокидываться, вздымая серебряные  соски  Плоский,  окруженный
серебряными кругами живот колыхался от взволнованного дыхания.
   Рука ее была так сильна, что Василий  невольно  опустился  рядом.  Их
колени сошлись. Их бедра сблизились.
   Она откидывалась все сильнее, увлекая его за собой.
   Рты их хрипло, сдавленно дышали, смешивая дыхание.
   Влажный  язычок  дразняще  мелькнул  меж  ее  губ,  скрылся  -  снова
высунулся, словно змеиное жало. Василий обнял ее одной рукой  за  талию,
как-то потусторонне поразившись, до чего же она тонкая и  гибкая,  какие
сильные мышцы играют под атласной кожею.
   Взоры их слились. Он скользнул губами по нежнейшей, шелковистой  щеке
к маленькому смуглому уху с капелькой жемчужины в крошечной мочке и чуть
слышно выдохнул:
   - Где моя жена?
 
*** 
 
   Миг -  и  ее  уже  не  было  в  его  руках:  она  стояла,  напряженно
выпрямившись.
   Оскалилась так, что Василий зашарил по поясу, отыскивая какое ни есть
оружие.., но это была улыбка, злобная улыбка:
   - Это уже второй раз ты отвергаешь меня! А ведь  раньше  не  был  так
жесток и льнул ко мне, как трава льнет к серпу, когда я ласкала тебя.
   - Опомнись, - холодно сказал Василий, - ты меня с кем-то путаешь.  Ты
красавица, знаешь? Я тебя раз увидел, а  запомнил,  так  что  непременно
узнал бы, если бы видел прежде. Однако это все пустые разговоры. Ты  уже
поняла, надеюсь, что меня  так  просто  с  ног  не  сбить,  не  стоит  и
пытаться. А ты.., ты рискуешь!
   Неуловимым стремительным движением он схватил ее за щиколотку, рванул
- и она рухнула плашмя, лишившись дыхания от резкого падения.
   - Ты лежи, красивая!  -  Он  сжимал  ее  поднятую  щиколотку;  ноздри
трепетали от резкого мускусного запаха ее тела.
   "Чем она мажется? - подумал раздраженно. - Надо было  ее  подольше  в
воде подержать, а то как бы не задохнуться!"
   - Лежи и рассказывай. Ты у магараджи в крепости или по найму?
   Разумеется, она ничего не поняла,  только  дико  водила  по  сторонам
глазами, еще не вполне придя в себя.
   Однако Василий наблюдал за ней очень внимательно, поэтому не  упустил
мгновения, когда огонек сознания зажегся в ее взоре, и смог  проследить,
куда она глянула - но тотчас словно бы отдернула взор.
   Затем она уставилась на Василия: он  видел,  просто-таки  видел,  как
старается Тамилла не смотреть в ту сторону.
   Резко наклонился, вздернул ее с полу:
   - Там что? А ну иди, быстро!
   Конечно, он не отпускал ее руки: с этой девкой ухо надо было  держать
востро! - и шел в шаге от нее. Поразительной красоты тело его  нисколько
не волновало, словно было облачено в монашескую рясу. Да нет,  ряса  его
не охладила бы... А, вот в чем дело! Она пахнет, как цветы на могиле,  и
тело ее будто незримым саваном прикрыто. Нет, эта  девка  ему  даром  не
нужна, пусть ответит толком  на  все  его  вопросы,  и  он  отпустит  ее
подобру-поздорову.
   И без того мелкие  шажки  совсем  замедлились,  девушка  нерешительно
оглянулась:
   - Ты.., ты хочешь?
   - Давай показывай! - Он нетерпеливо тряхнул ее за  руку,  и  Тамилла,
покорно кивнув, потянулась за  чем-то  искристым,  лежащим  на  каменной
широкой полке.
   Мягкий опаловый блеск  -  ожерелье  из  звезд?  Из  осколков  лунного
света?
   У Василия пересохло во рту.
   Ожерелье Кангалиммы! Ожерелье, которое колдунья подарила Вареньке!  В
последний раз Василий видел его на  груди  своей  жены,  перед  тем  как
рухнуть в сладостный, смертельный, блаженный сон под деревом ашоки.
   Откуда здесь ожерелье Кангалиммы, ожерелье Вареньки?
   - Где ты его взяла? - хрипло проговорил он. - Где?..
   Тамилла протянула ему  ожерелье.  Василий  схватил  его  и  поразился
холоду и безжизненности этих камней.
   А ведь в ту ночь они,  чудилось,  были  напоены  жаром  их  сердец  и
растворялись меж их слившимися телами!
   - Где ты его взяла?
   Она неопределенно кивнула куда-то в сторону:
   - Там. Это достали из рва... Все, что осталось. Все, что осталось  от
богини!
 
3. Богиня алчет жертв 
 
   Теперь  он  отпустил  ее.  Стоял,  прижав  ко  лбу  ладонь,  странно,
потусторонне ощущая, какой  горячий  лоб  и  какая  ледяная  рука.  "Это
потому, что я держал оружие", -  объяснил  сам  себе  и  кивнул,  словно
согласился.
   - Когда? - спросил чуть слышно, и Тамилла тихо всхлипнула:
   - Утром. Но богиня бросилась в ров еще до полуночи.
   - До полуночи? Да.., ночью я шел через джунгли.
   Меня здесь не было.
   Перевел дыхание. Спросил, с изумлением слыша свой дикий, неузнаваемый
голос:
   - Почему? Почему она...
   Тамилла, сложив ладони в намаете, отрешенно смотрела на  стену,  а  в
глазах копились, копились слезы:
   - Господин мой, магараджа,  обесчестил  ее,  потом  она..,  пошла.  Я
хотела ее задержать,  правда,  клянусь  дыханием  Брамы!  Она  оказалась
сильнее...
   - Что же ты никого не звала? Почему не кричала о помощи?
   - Кричала. Воины магараджи видели, как мы боролись, господин мой тоже
видел, но не отдал приказа остановить ее. Он.., смеялся.
   - Смеялся?! - Все, что удалось  исторгнуть  из  горла,  это  короткое
рыдание. - Будь он проклят!.. Почему?
   - Он не верил, что богиня бросится в ров.  Смеялся:  мол,  все  равно
твой любовник узнает, что ты изменила ему с другим.
   - Любовник богини? - переспросил Василий, не слыша своего голоса, так
вдруг больно, сильно забилась кровь в ушах. И сквозь это биение пробился
резкий голос, исполненный страдания и злобы, изумления и ужаса...  будто
крик павлина;
   "Тебе предначертано стать любовником богини!"
   - Что это значит? - пробормотал  он,  притягивая  к  себе  Тамиллу  и
пытаясь заглянуть во влажную глубину ее  черных  очей.  -  Что  все  это
значит?!
   - Ты сам должен  знать.  -  Она  опустила  ресницы.  -  Ты,  конечно,
вспомнил ее.., поэтому тебя и влекло к ней.
   - Ошибаешься! - Он опустил руку. - Я забыл, я  забыл  все.  И  только
теперь кое-что оживает в моей памяти, но я по-прежнему не  понимаю,  что
все это означает.
   - Богиня... - Тамилла повела рукою вокруг лба, совершая охранительный
знак. - Это богиня тхагери, черная Кали, которой поклоняется магараджа.
   Так... Василий был  прав,  что  заподозрил  владыку  Такура!  Поздно,
однако же, его озарило, безнадежно поздно!
   - Раз в год Кали нужен праздник очищения  от  крови,  пролитой  в  ее
честь. Тогда тхаги похищают красавицу со светлыми  глазами  и  волосами,
украшают белыми цветами - знаком чистоты и смерти - и соединяют с Шивой,
который должен явиться в образе светлоглазого и светлолицего мужчины.
   - Почему? Почему так важно именно это:  светлые  волосы  и  глаза?  -
перебил Василий.
   - Я не знаю, - попятилась Тамилла. - Это древний обряд.  Может  быть,
он принадлежит тем, кто пришел в эти земли с севера..,  о,  я  не  знаю,
клянусь!
   - Ты участвовала в этих обрядах?
   Она взглянула, как испуганное дитя:
   - Да. Я думала, ты меня узнаешь.
   Он смотрел на  эти  чеканные  черты  и  вспоминал...  нет,  ему  лишь
казалось, будто он вспоминает их. Но тело дрожью  полузабытого  волнения
вдруг отозвалось на память о дерзких,  распутных  пальцах,  приласкавших
его в водоеме, о жадном рте, который был в то  же  время  ее  приманчиво
разверстыми недрами...
   Он провел  рукой  вокруг  лица,  словно  отряхивал  паутину,  которая
обвилась вокруг него в тот день, когда чья-то рука легла ему на плечо  в
рыбацкой деревушке да так и реяла  вокруг  по  сей  день  -  неотвязная,
необъяснимая.
   - Диковинно, - пробормотал он. - Значит, магараджа поклоняется Кали -
и он же погубил ту, которая была ее земным олицетворением. Как это может
быть?
   -  Только  одну  ночь  она  была  богиней,  -  пояснила  Тамилла.   -
Совокупление с Шивой свершилось, Кали очищена от  крови  и  алчет  новых
жертв. И первой жертвой должна была сделаться та, которая посмела надеть
на себя личину богини.
   - Посмела?! - Василий  попытался  рассмеяться,  но  услышал  какое-то
хриплое карканье - и оставил эти бесплодные попытки. - А что, ее  кто-то
спросил? Может быть, ты хочешь сказать, будто моя  жена  знала  заранее,
какую роль ей предстоит сыграть?
   - Нет, о нет! - Она быстро положила ладонь на его  плечо.  -  Нет,  о
нет! Клянусь, твоя богиня - просто невинная  жертва.  Ты  верно  угадал:
магараджа очень боялся, что вы увидите друг друга - и вспомните ту ночь.
Он велел отправить тебя в Ванарессу - о, не иначе  демоны  помутили  его
разум! - В голосе вдруг зазвенела ярость. - Но оказалось, что ты входишь
в дом к его другу-инглишу! Ну да, за тобой  следили,  конечно,  следили.
Магараджа понял, что ты можешь оказаться в его дворце вместе с инглишем,
- и встревожился. Можно было убить  тебя,  но  обряд  не  велит  убивать
любовника богини раньше, чем ее. Магараджа решил сделать все,  чтобы  ты
не смотрел на богиню глазами любви.  Ему  показалось,  что  ты,  подобно
инглишам, ненавидишь тех, кто истязает рабов.
   Поэтому он велел мне.., ну, ты знаешь.
   - Знаю, да,  знаю!  И  эта  клевета,  будто  она  требовала  убийства
садовника! Но почему.., нет, я не понимаю!
   Он схватился за голову. Мысли сплелись в какой-то огненный клубок, из
которого  каждое  мгновение  выскальзывал  обрывок   раскаленной   нити,
впивался в мозг, причинял острую боль. Кровь билась в висках,  застилала
глаза.
   - Подожди, я хочу понять! Почему все происходило  так..,  так  долго,
так нелепо? Почему магараджа не прикончил Вареньку сразу, как только был
исполнен обряд?!
   Тамилла поглядела на него с суеверным ужасом:
   - Как же ты не  понимаешь?  Человек  не  может  убить  богиню  своими
руками!
   - Ну разумеется! А дохлая кобра в  кустах  отравленных  роз?  Это  не
убийство?
   Тамилла резко выдохнула, потом заговорила так же испуганно:
   - Человек может помогать богине умереть. Яд, цветок  -  это  невинно,
вполне невинно.
   - О да! - сказал Василий. - О да! Вполне!
   - Невинно в  глазах  всевидящих  богов.  Знаешь,  как  говорят?  Кто,
усевшись вдвоем, советуется - обо всем знает Варуна, ибо он  третий  при
двоих и второй при мыслях одинокого. Поэтому, как ни хотелось  магарадже
прикончить богиню вместе со всеми вами с помощью своих тхагов-душителей,
он был принужден заточить ее в Башню Молчания. Там  она  умерла  бы  или
убила бы себя сама. Как.., как прошлой полночью.
   - Как прошлой полночью... - бессмысленно повторил Василий. -  Значит,
это самоубийство было угодно Кали?
   - Да, да! - с жаром согласилась Тамилла. - Богиня будет довольна, что
ее земное воплощение сольется с нею.
   - А Нараян? - тихо спросил Василий.
   Глаза Тамиллы сделались огромными.
   - Нараян? Я не знаю...
   - Если ты скажешь, что не знаешь Нараяна, я не поверю!  -  Василий  с
новым раздражением стиснул ее кисть, мимолетно  удивившись  тому,  какая
сильная, упругая у нее рука. - Ты была там, в водоеме.., на острове!
   Ион едва не ударил тебя за то, что я тогда.., ты помнишь?
   Она медленно опустила ресницы:
   - Помню ли я? О.., это мое несчастье! Мне  жаль  Нараяна!  Он  жертва
своего сердца, потому что он так же полюбил богиню, как я...
   И вдруг обвилась всем телом вокруг Василия, припала жадным ртом к его
губам, а руки продолжили то, что она успешно завершила в темном водоеме,
но чего не удалось ей сделать  в  одном  из  покоев  этого  дворца.  Ну,
волшебный, многообещающий третий раз...
   Она вела ладонями по его телу, и  Василию  казалось,  что  перед  ним
великолепная арфистка, которая прекрасно знает, как заставить все струны
мужского существа запеть любовную страстную песнь. Арфистка, да...
   Он был в одном салоне в Париже, они были там вместе с Реджинальдом, и
дама в сиреневом туалете, с высоко подобранными белыми волосами,  играла
в честь победителей дивные мелодии. Однако у Василия весь день чудовищно
болела голова после ночи с Эжени.., вдобавок там присутствовала не  одна
Эжени, а еще две какие-то красотулечки - или три?.. Словом, было  не  до
музыкальных пассажей, он  только  с  преувеличенным  дурацким  вниманием
следил за длинными мелькающими пальчиками, которые перебирали струны так
проворно, как пряха -  прядет,  кружевница  -  плетет,  сборщица  чая  -
скручивает листочки, а человек, ненароком севший в муравейник, обирает с
себя жалящих воинственных насекомых.  И  вот  перебор  пальцев  сделался
таким стремительным, что за ним просто  невозможно  было  уследить..,  у
Василия кругом пошла голова,  а  к  горлу  подкатил  комок,  и  какое-то
мгновение он холодел от ужаса, что  его  сейчас  вывернет  на  бесценный
обюсонский ковер, словно беременную институтку...
   Он резко кашлянул и  перехватил  запястья  Тамиллы  уже  около  своих
бедер.
   - Постой, - проговорил, чуть задыхаясь. - Я больше не могу.., не могу
терпеть. До смерти боюсь щекотки.
 
*** 
 
   Одним бессмертным богам  известно,  как  ему  удалось  облечь  сугубо
русскую грубость в щелкающий, шелестящий,  попискивающий,  будто  птичьи
голоса, язык этой страны, этой лживой женщины.
   Она оторопела на миг  -  только  на  миг,  но  тотчас  очнулась  -  и
рванулась было во тьму, которая ее породила  на  горе  и  муки  Василия,
однако даже это сильное, гибкое тело не  могло  противостоять  стальному
аркану, которым ее захлестнула рука взбешенного мужчины.
   - Не дергайся, змеища! - прошипел он. - Что, наступил тебе на  хвост?
Ничего, послушай-ка! Думаешь, я по верил тому, что ты здесь  наплела?  А
знаешь, почему не верю? Потому что я жив! Я жив! Это значит, что и  жена
моя жива, потому что, умри она еще до  полуночи,  и  я  не  встретил  бы
рассвета. У нас с ней одно сердце, кровь одна - жизнь одна. - Он  хрипло
расхохотался. - Ни минуты  не  верил  тебе,  ни  единой  минуточки.  Мне
хочется опять окунуть тебя в воду да еще хорошенько поскрести скребком -
глядишь, и эту мерзкую личину отмою,  а  там  еще  какую-нибудь  пакость
обнаружу. Не ту ли тварь, которая завела Вареньку на Башню Молчания? Ты,
я погляжу, здесь и швец, и жнец, и в дуду игрец? На все руки от скуки?
   Он уже не затруднял себя переводом,  чудилось,  забыв  все  слова  на
хинди: ничего, поймет!
   Впрочем, и Тамилла не сомневалась, что  он  поймет  ее,  когда  вдруг
закинула голову - и нечеловеческий рев, словно бы  исторгнутый  сонмищем
демонов, вырвался из ее груди:
   - Майн бхука хо! Я голодна!
   И трижды прокричала сова.
 
*** 
 
   Василий невольно разжал  пальцы,  но  тут  же  мгновенное  оцепенение
прошло, и он понесся следом за  убегающей  Тамиллой.  Она  неслась  так,
словно решила разбиться вдребезги о каменную стену,  и  на  миг  Василию
почудилось, будто она сквозь эту стену проскочила-таки, однако там  была
всего лишь тяжелая занавесь, которая разомкнулась, пропустив Тамиллу,  и
вновь сомкнулась за ее спиной.
   Ему хватило времени сунуть левую руку в латунную  рукавицу  ханды,  а
правую оперить железной когтистой перчаткою, и он думал,  что  готов  ко
всему,  когда  прорывался  через   черные,   тяжелые,   душные   складки
занавеси... однако от того, что открылось перед ним, у  Василия  на  миг
перехватило дыхание.
   Он стоял на вершине каменной, почти  отвесной  лестницы  с  высокими,
грубо высеченными ступенями.
   И почти вровень  с  ним,  на  мощном  постаменте,  находилась  статуя
женщины, восседавшей на разъяренном льве.
   Она была огромна, не меньше пяти аршин в высоту - от пола до потолка,
которого почти касался макушкой Василий, и первое, что бросилось  ему  в
глаза, это пятьдесят черепов ожерелья на ее шее - настоящих человеческих
черепов: желтых от времени и белых, принадлежавших недавно  умерщвленным
людям. Уже одной этой приметы