ескими спецслужбами, под контролем последних, разумеется...
Все  бы  ничего, да на отдельных моментах Гек  враз  навострил уши. И  не то
чтобы  этот неведомый Артуа  много  знал о  жизни  этих самых  элементов, но
некоторые подробности показались  ему  смутно  знакомыми...  Да-да-да, такое
ощущение,  что о нем, о его зонной жизни кто-то напел щелкоперам. И намекнул
на  старинное  происхождение  антигосударственной  уголовщины  (читай  --  о
Ванах!..).  С той  поры Гек  поручил  Фанту делать электронные  тематические
выборки по ряду направлений, а сам, выправив  соответствующие ксивы, положил
себе  за правило  каждый  день  не  менее полутора-двух  часов  проводить  в
Публичной   президентской   библиотеке.   Он  целенаправленно  читал  только
ежедневную  прессу,   по  разделам:  официальная  хроника,   государственные
назначения, светские новости и, само собой, криминальные колонки.  Там  он и
познакомился с библиотекаршей, с Орой.
     Стройная блондинка лет тридцати, всегда серьезная  и  доброжелательная,
довольно  быстро  запомнила  его  и  по  прошествии  нескольких  недель  уже
здоровалась с ним, как со знакомым человеком, без напоминания подготавливала
привычный  набор ежедневных газет. Из его  слов она  знала, что  он  магистр
социологии и пишет монографию по заказу одной из правительственных комиссий.
     Ора, хотя и была,  что называется, книжным червем, но  в жизни повидать
успела  многое.  И  родителей  похоронила,  и  работы  лишалась, и  с  мужем
развелась. Детей у  нее не  было, от  родителей  осталась небольшая квартира
неподалеку  от  Президентского  проспекта,   нынешняя  спокойная  работа  ей
нравилась, а обходиться она привыкла немногим, так что  скромная зарплата не
очень  ее  стесняла.  Уж  кого  только  она  ни  видела  в  читальных  залах
громаднейшей  библиотеки...  Нет,  разумеется,  ни  рок-  и  теле-звезды, ни
правительственная  знать  здесь не появлялись, но разнообразие  человеческих
типов  было  безумно  велико.  И  ученые,  и  сумасшедшие,  и  студенты,   и
домохозяйки,  экономящие на подписке модных журналов... А холодными зимами и
бомжи  начинали вдруг пылать жаждой знаний и бесплатного тепла... Этот Ральф
Оуки больше походил не на социолога, а скорее  на инженера-золотодобытчика с
южных приисков, как  их  иногда  рисуют  в  телепередачах:  суровые,  крепко
сбитые, с резковатыми манерами... Был он неулыбчив, но по-своему обходителен
и вежлив и еще не стар. Однажды в воскресенье он засиделся допоздна, на этот
раз не читая газеты, а  перебирая  авторскую картотеку, и так вышло, что они
одновременно  покинули   библиотеку.  Оуки   тоже  принадлежал  к  категории
пешеходов  и по  темному времени  вызвался проводить  ее до  дому. Идти было
всего  ничего, минут  пятнадцать ее шагом, и она согласилась. А  через месяц
случай повторился, и на этот раз  -- как нельзя кстати. В двух шагах от дома
к ним прицепилась кучка хулиганов. Так вот этот Оуки разогнал их моментально
и кулаками, и пинками, а двоих очень жестоко побил, так что ей даже пришлось
унимать рассвирепевшего ученого мужа.  Он не поленился проводить ее до двери
квартиры на  третьем этаже  --  и  так  все и  случилось...  Она тогда вдруг
испугалась,  что побитые  подонки  захотят  отомстить и  подкараулят  его на
обратном  пути.  Ральф поначалу упирался из непонятной мужской  гордости, но
потом  согласился попить горячего чаю  и немного  переждать. В тот  вечер он
даже остался у  нее  на  ночь и,  конечно же, попытался к ней приставать, но
ничего не  добился -- Ора не чувствовала себя  настолько  одинокой,  чтобы в
первый же вечер уступать малознакомому человеку, пусть и спасителю.
     Но он уже намеренно подстерег ее после работы и вновь проводил. А потом
и еще раз...  Хулиганы, кстати, больше не появлялись, и  вообще  вдруг  в ее
районе стало безопаснее  на  улицах, видимо, полиция  сумела  найти  силы  и
средства, чтобы навести порядок хотя  бы в центре города... И постепенно Ора
привыкла к нему,  и он  ей  понравился, и  однажды он  у  нее  остался,  что
называется, "по полной программе"...
     В  доме Оры  довольно скоро  образовался  непривычный по своему размаху
достаток: Ральф почти  не дарил цветов, но то и дело пополнял скромные недра
квартиры  обновками: старый  телевизор безжалостно обменял на два  громадных
"панасоника", заменил холодильник,  купил  музыкальный  центр  и здоровенную
коробку с дисками на все вкусы. Только вот симфонической музыки, которую Ора
предпочитала всему остальному, там почти не оказалось. Упомянула невпопад  о
понравившейся расцветке ковра, который она видела на витрине, -- пожалуйста,
из магазина доставили  два ковра...  Не слушая никаких возражений, принялся,
вдобавок, каждую неделю оставлять по три-четыре тысячи, хотя сам бывал у нее
не чаще двух раз в  неделю --  редко-редко, когда три... Куда такие деньжищи
девать... Зато звонки, если  вдруг он не появлялся в библиотеке, обязательно
и  предельно  коротко:  "Как дела, что делаешь,  скучаешь-не-скучаешь,  куда
пойдем?.." Пить --  не  пьет,  ест все и  всегда  хвалит, но  какая  из  нее
кухарка... Вот ромштексы  делать  научилась. Ора  попробовала ходить с ним в
театры --  и  не  возражал,  но ему  явно  не  нравилось.  На художественные
выставки гораздо охотнее соглашался, но тоже -- так...  А на компьютерных --
ей скучно... Однажды -- р-раз  -- посреди зимы -- и отправил ее в  недельное
турне на  Гавайские  острова с пятизвездочными отелями и прочими прелестями,
сам же не поехал, отговорился  делами... Больше  всего ему нравилось  просто
гулять с нею по городу, особенно по садам и паркам, и по набережным, и вдоль
побережья залива...
     Кое-что  Ора  все-таки  тратила,  в  основном   на  книги  (работать  в
библиотеке -- это одно, а  так  приятно дома иметь под боком свои любимые!),
но бо2льшую часть оставленного  решила складывать  в коробку  из-под туфель,
чтобы при случае вернуть Ральфу:  мужчины ведь как дети, швыряются направо и
налево, пока везет, а потом глядишь, и самому есть нечего... Он почти ничего
о  себе   не   рассказывал,   его   работа  --   закрытая,   под   контролем
правительства... Поначалу она стеснялась вечной его угрюмости, но он никогда
на нее не раздражался, голоса  не повышал и был с ней добродушен и доверчив.
Ора  подозревала, что  Ральф --  семейный человек, с женой  и детьми, но эту
тему  никогда  они не  трогали, а может  и к лучшему: он --  с  ней,  а весь
остальной мир пусть пока постоит за порогом...
     Ах, идиллия кончилась  внезапно и по их совместной вине. Гек много чего
знал и умел, но  при  всем своем  опыте  никогда не  задумывался о проблемах
предохранения от  зачатия, женщины успешно  справлялись с этим и сами.  Но и
Ора,  привыкнув с первым  мужем, что  никогда и  ничего  в  этом  смысле  не
происходило, считала себя бесплодной,  и вот на тебе  --  залетела... Делать
нечего -- призналась Ральфу, хотя и глодали ее сомнения и страх. Он явно был
потрясен  новостью  -- Ора научилась разбираться в  его неярких эмоциях,  --
такова была  его  первая  реакция. Потом  он обрадовался,  но  буквально  на
какие-то минуты, потом задумался... Потом исчез и не показывался три  дня...
А потом...
     Геку никогда  и ни  с кем не было так  покойно и хорошо, как с Орой. Ее
странности казались  Геку  забавными, но все  равно симпатичными.  Так,  она
стеснялась  при  нем  раздеваться  и одеваться,  никогда не обсуждала с  ним
сексуальные  впечатления,  боялась  грозы, отказывалась носить  предметы  из
натурального меха  или  кожи... Еще странность: не было  ни  одного  случая,
чтобы она попросила у  него  денег или  какой-нибудь  подарок,  и всегда  до
красноты смущалась, когда  он проявлял инициативу в этом вопросе... Готовила
она  --  так себе, в постели -- как Луиза, не лучше... Но выдержать  без нее
хотя  бы  неделю-другую --  для Гека  стало совсем не просто.  В  начале  их
отношений  он  по инерции  заглядывал  к проституткам,  да  вскоре  завязал,
обрыдло.
     Новость  от Оры его  оглушила. В тот же  день он разбросал все насущные
дела  и залег  в Черном  Ходе на  трое  суток безвылазно. Альтернатива у них
простая -- рожать или делать аборт. И  тот и другой исход оказались для него
равно неприемлемыми;  как он ни бился --  все дрянь  получалась вместо идеи.
Пырь с Вакитокой ничем ему помочь не могли, сочувствовали только -- и на том
спасибо...
     Через  трое  суток  он заявился к Оре и с порога  ударил ее откровенным
разговором:  выложил  в открытую про  себя  (не  все,  конечно)  и про  свое
решение. Не  сразу ему удалось объяснить ей, что он из себя представляет, но
и  тогда она все же  удерживалась от  слез,  а потом уже  прорвало  в четыре
ручья, когда он объявил,  что ей делать дальше... Уж как только он на нее ни
воздействовал  -- и логикой,  и разумом -- что ей логика --  ревет взахлеб и
все тут... Гек настоял, чтобы остаться ночевать, к утру вроде бы примирились
в  постели,  а  с утра  опять слезы... Тем  не менее  через две  недели  все
закончилось  так,  как  он  для  них и  наметил:  Ора  уволилась  с  работы,
обратилась  в  соответствующие  службы,  заранее намагниченные  как надо,  и
уехала жить куда-то за границу, обязательно в один из британских доминионов,
Гек  специально не  велел ей рассказывать ему свой конкретный  выбор ("Будет
все нормально -- отыщу самостоятельно. Но это  вряд ли случится раньше,  чем
через  пять лет... А может и того  не выйдет") и пытаться  установить  с ним
какой бы то  ни было контакт. В кредитных  карточках,  зарубежных банковских
счетах на ее  имя и в анонимных австрийских авуарах он зарядил для нее около
десяти миллионов  талеров (если  пересчитать с местных  валют)  --  все, что
удалось  с  гарантией непрослеживаемо  для  любых  спецорганов  и свидетелей
собрать за эти две недели.
     Богатая, беременная  и  бесконечно  несчастная  Ора выбрала  Австралию,
Мельбурн, а Геку все почему-то казалось, что она уехала в Канаду...
     Однако  те три дня  раздумий  в Черном Ходе не обошлись без идей, и Гек
собрал на  очередной  сходняк всех своих  гангстерских Дядек и  авторитетных
сподвижников  по  Бабилону  (по  паре  человек было и из Картагена,  Иневии,
Фиб...).
     "...Это отнюдь не моя дурная прихоть, парни! Каждый из вас плотно сидит
на крючке у государства, в лице  его спецшакалов. Сегодня  тебя, Эл, и тебя,
Втор, защищает от них круговая порука, тугая мошна, верткий адвокат и родная
бл...я  Конституция.  Но тут  вам  не  гангстера с  ручными тарахтелками  из
подворотни.  Случись  что  -- а  были  такие времена еще  у современников на
памяти, -- полистают телефонную книгу, найдут и привезут десять пуль в живот
с доставкой на дом. Или вы думаете, что ваши гориллы кастетом "ПТУРС" сшибут
и  вместо  вас  под гусеницы  прыгнут?..  Дальше.  Будь  у  меня жена  и  ее
прихватили бы чужие бяки, мне было бы тяжело  сдерживать шантаж. А если бы и
детей в  придачу... и тогда бы  выдержал,  но... сильно бы  переживал, очень
сильно.  Из  вас  --  все  бы  выстояли   при  подобном  раскладе?..  Вопрос
риторический, это означает -- можете вслух не отвечать. Коли  ты  не урка --
семья  святое  дело, ну так -- позаботься о ее  сохранности.  Я  чую  разные
подлости от этих псов и их презуса, хотя и не  могу конкретно угадать -- что
и от кого.  До других идиотов нам дела  нет, пусть  живут  как знают, нам на
пользу. Сроку  даю  --  год. Прикиньте,  взвесьте, кто более-менее  дорог  и
значим -- перекрасить  и закамуфлировать. Хоть  развод  липовый,  хоть  брак
фиктивный...  Адреса сменить,  кто  сумеет,  детей  постарше -- учиться  или
работать в другие города, а лучше за бугор. Все эти свадьбы-мадьбы, юбилеи и
фоторепортажи -- унять  до  минимума, хоть ставни забивайте... Кто поленится
слушать мои советы -- пеняйте на себя. Кстати, на  людях и в городе в  таком
количестве собираемся  последний раз. Надо обсудить -- кучкуйтесь без помпы,
предельно  аккуратно. Перспективным  ребятам передайте примерно то же самое,
но уже от себя".
     По  правде говоря,  Гек не  слишком  представлял себе, на кого и как он
будет   воздействовать  в   случае  непослушания,  зато   "парни"  почему-то
представляли  это очень хорошо  и ярко, никто  из них не  осмелился оспорить
вслух  его "советы". Расходились подавленные,  заранее  начиная  прикидывать
тоскливые  перспективы  грядущих  перемен. Уже  за  порогом  "Коготка"  Фант
выругался  в сердцах и внятно сказал  в пространство: "У  шефа шмель в башке
летает, а мы отдувайся..." Многие слышали его слова, но ни один не возразил.
И никто не донес, даже его старинные недоброжелатели, братишки Гнедые.
     Во  время  разъезда двое закадычных друзей сели в один  мотор. Оба были
полноправные Дядьки в своих владениях и оба, Дядя Эрни и Дядя Тор, недавно и
почти добровольно примкнули к  той гигантски разросшейся  части  преступного
мира, где слово Кромешника было законом.
     -- Пахан, между  прочим,  правильное дело  говорит и  о нас, дуроломах,
заботится.  Что,  не так,  что ли? -- Второй собеседник  завернул матюгом  и
повернул к первому жирное лицо, перекошенное злой ухмылкой:
     -- Не мне, ты лучше это  моей кобре растолкуй, если такой правильный! А
мне ничего  объяснять не  надо! Эх, жизнь, ну,  подлая штуковина... Поехали,
Арнольд, к твоим шкурам, да нажремся, а?..
     Было  мужчинам  по   сороковнику  с  хвостиком.  Первый  собеседник  --
отчаянный   бабник,  но   жил  холостяком,  второй  --  солидный   семьянин,
воспитывающий  троих детей. Одного звали Дядя Эрни, он  же Арнольд Подкидыш,
второго  Дядя  Тор,  он  же  Нестор  Гиппопо.  Это  были  заглазные  клички,
наклеенные на них с юношеских лет...

Глава 15

     И смерть не мила,
     И жизнь опостылела.
     Мрак. Боль. Вдох, выдох...

     Подбритые усики,  эспаньолка с проседью, волнистые  кудри чуть ли не до
плеч, элегантные дымчатые очки -- вылитый профессор  консерватории... Кто бы
сумел  узнать в нем скокаря Бычка или даже кадрового офицера  Службы Уильяма
Бонса?  Однако  это  был он, полковник Уильям  Бонс, подручный и  доверенный
генерала  Эли Муртеза, который сам, в свою очередь, по-прежнему был другом и
правой  рукой   самого   Дэниела  Доффера,  одного  из  влиятельнейших   лиц
государства Бабилон.
     Полковника  Бонс получил  еще прошлой  зимой, в счет  старых  заслуг  и
авансом за будущие. Для будущих заслуг Дофферу и Муртезу требовались в доску
надежные люди,  способные на многое,  а также  и на все, Бонс им подходил по
этим и иным параметрам.
     В  тот  звездный  для  природы  и  Бонса вечер Эли Муртез лично пожелал
обмыть  с  ним "большой треугольник",  и это была честь, которая очень редко
выпадала на долю рыцарей Службы. По плотоядному совету Муртеза местом  ужина
они   выбрали  дорогущий   ресторан  "У  Пьера",  где   благодаря  стараниям
шеф-повара,  специально выписанного из  Франции еще при покойном Президенте,
старались бывать почаще самые привередливые гурманы столицы. Ресторан к тому
же славился  известным  либерализмом: ни  один  знаток  не мог придраться  к
качеству ритуалов, исполняемых перед ним метрдотелем и официантами  во время
вскрытия бутылок, к примеру, или при подаче счета; но с другой стороны, если
какой-нибудь провинциальный  нувориш требовал к рыбе мускат --  ему подавали
без звука все просимое и не раздражали деликатными советами. Как ни странно,
но и  эта  особенность "Пьера" нравилась  очень многим: одним не приходилось
задумываться  о   назначении  крючочков   и   ложечек,  другие   же,  искоса
посмеиваясь, приятно самоутверждались на их фоне.
     И десерт, как и все прекрасное, подошел  к  концу. Муртез сунулся своим
огромным носом в пустую ликерную рюмочку и обиженно запыхтел сигарой.
     -- Черт бы побрал этих французов с их микроскопическими изысками! Я эту
рюмочку не менее чем наполовину вынюхал, а не выпил...
     --  Зато каков  аромат... --  философски возразил ему Бонс,  прикуривая
"гавану" прямо от свечи.
     -- Не спорю. Но уж кофе я одной чашечкой не обойдусь, клянусь Вакхом! И
предупреждаю  вас,  Уилл, счет, который вы будете  оплачивать,  не станет от
этого меньше.
     -- От судьбы не уйдешь, ужин того стоил.
     --  Ну-ну,  все  не  так больно:  ровно  половину его  я вам завтра или
послезавтра верну, запущу лапу в оперативные фонды...
     --  Не смею  отказываться.  Я теперь хоть  и полковник, но  по-прежнему
остаюсь  самым   дисциплинированным   офицером   нашего   заведения.  Только
прикажите.
     --  И  прикажем, когда момент наступит. Шеф доволен вами, хотя и ругает
за  внешний  вид,  ему   все  стрижку  и  двубортные  пиджаки  подавай,  как
приснопамятному Эдгару Гуверу из Штатов. Еще ему показалось, что вы  слишком
обильно орошаете столичную прессу, в ущерб провинции.
     -- Есть грех, сам недавно понял это, и мы учтем.
     -- Как ваш старый друг и босс -- не установили еще контакта?
     -- Гм... Тут уместнее был бы термин "пахан". Нет, никак не подобраться,
нигде не  засечь. Не знал  бы его воочию -- подозревал бы, что он -- выдумка
желтых журналистов.
     Оба  рассмеялись. Муртез  обернулся  на  шум  --  в  зал  входили  двое
посетителей -- и удивленно поднял брови:
     --  Уилл,  глаза мне изменяют,  или  я все  же знаю  этих  двух  типов?
Сейчас-сейчас, даром я разве столько лет  ими занимался... Вон тот моложавый
седеющий франт носит кличку Подкидыш, а тот громадина -- Нестор Гиппопо. Оба
-- паханы в своих бандах.
     -- А вот тут более уместен термин "Дядьки"...
     --  Да что нам термин: пидор --  это пидор,  хоть геем назови его, хоть
нет...
     -- Любите Шекспира?
     -- Только как творца. Ну так я прав?..
     -- Да,  это они, хотя  к  нашему  "другу" прямого  отношения не  имеют,
насколько я понимаю современную ситуацию.
     -- Прямого?
     -- В последнее время некий Сторож из предполагаемой орбиты Кромешника и
этот Гиппопо стали тереться друг  о друга границами своих владений. Стреляют
помаленьку...
     --  И  у них, оказывается,  бывают проблемы, не связанные  со жратвой и
выпивкой... А  вид у него  цветущий,  морда  так  кирпича  и  просит... Боже
праведный, Уилл, что они такое вытворяют!..
     -- А что? -- Бонс с осторожным любопытством глянул в их сторону.
     -- Они заталкивают, если не ошибаюсь, "Курвуазье" в ведерко со льдом!
     -- Действительно... Ну так они хотят, чтобы остыл.
     -- Варвары, тараканы,  микроцефалы!  -- Французские  коллекционные вина
все же сумели слегка разгорячить обычно флегматичного Муртеза. -- Теперь  им
как  следует придется  напрячь  языковые  сосочки,  чтобы  вкусить  прелесть
букета. Хотя если на голодный желудок  и не  в  конце трапезы,  и в  дубовую
голову...
     --  Не беда, недостаток температуры они возместят количеством. О, что я
говорил!..
     Гиппопо и Подкидыш, конечно же, не  стали нюхать пробку и рассматривать
рубашку, а  запросто  налили в бокалы  граммов  по семьдесят  тягучей влаги,
чокнулись  и  залпом  опорожнили. Для аппетита. Даже  если  бы они принялись
вместо  закуски обгладывать друг друга, многоопытный официант и глазом бы не
моргнул:  такие  господа  хоть  и заталкивают салфетку за ворот,  но  платят
хорошо и не капризничают, и не рассиживаются подолгу.
     -- Скоты.  Хотел  бы я знать, что  они  так горячо  обсуждают в  данную
минуту. Хотя, вероятнее всего, баб или результаты скачек на ипподроме.
     -- Может, имело  бы  смысл организовать здесь прослушку? Тут интересный
для нас народ бывает...
     --  Нет, Уилл,  дохлый  номер:  основной владелец  "Пьера" и  начальник
президентской  канцелярии  женаты  на  родных  сестрах.  А  любая  прослушка
подобного масштаба в  нашем вонючем  крысятнике,  именуемом по недоразумению
государственной машиной, почему-то становится известной всем и вся на второй
день. Представляете,  что  может  начаться, тем более что  у  многих, высоко
сидящих и  сладко жрущих,  рыло и  без того в  пуху...  Увы. Скажите