няка попасть в щель, которая тоже начиналась с левой, если  смотреть от
Гека, стороны двери.
     Но дверь распахнулась резко, сразу настежь, и Гек ударил.
     Что  привело  к  такому  результату  --  рудиментарный  детский  страх,
подталкивающий  бить  во  всю   мощь,   недооценка  собственного  роста  или
неопытность, -- но случилось как случилось, вместо  челюсти кастет раздробил
папаше переносицу, и тот  мгновенно  отдал концы. Гек убедился  в этом через
минуту после того, как перешагнул  порог, закрыл за собой дверь и  обернулся
на родителя. Крови на лице было совсем немного, но то ли смерть,  то ли годы
сделали его почти незнакомым Геку.
     Когда сомнений  не осталось, Гек  отер пальцы о штаны, взял  стул и сел
так,  чтобы видеть  отца и входную  дверь,  которую  он поленился  запирать,
наплевав  на  все  правила  осторожности и  конспирации, которым его обучали
Патрик, Суббота, Карзубый и многие, многие другие, опытные старшие товарищи.
Он сидел и вглядывался в  лицо покойника, словно пытаясь найти  там ответ на
заветный,  самый важный  для  себя  вопрос. Но покойник лежал  и  вонял, как
воняют все внезапные покойники. Да -- труп, чего  уж там!  Теперь  хоть режь
его  на  части  --  не  закричит,  не  заплачет и не попросит о  пощаде!  Не
взмолится  и  не задрожит  от ужаса  перед  неизбежным.  Не раскается  перед
собственным сыном  в  подлости своей.  Он  мертв  и  может  отныне мести  не
бояться. Очень похоже на то, что он не успел даже испугаться и понять: кто и
за  что  его почикал, в смысле  покарал... Вот  же  невезение, хоть кричи...
Сматываться пора. Гек огляделся: комод остался прежним, кровать отцовская --
тоже. А  его кровать исчезла, и стол  другой, и телевизор появился. Может, и
деньги есть, если  пошарить?  Но  лень  было  устраивать обыск;  Гека сильно
клонило в сон, видимо на нервной почве.
     Все  было чужим, ничто не задевало  теплых воспоминаний, нет, не так он
представлял  себе  встречу   с   домом.  И  не  было   никаких  определенных
представлений,  но  думалось,  что  нахлынут  звуки,  запахи,  образы  и  он
поймет... что-то такое...
     Гек  не  стал  поджигать  квартиру, как  поначалу  собирался,  не  стал
обыскивать  скудные отцовские  закрома,  а  просто  ушел,  поставив замок на
автоматическую защелку. Прикасаясь  к звонкам, дверным  ручкам  и мебели, он
прикрывал подушечки пальцев рукавом рубахи, наследить никак было нельзя!
     Он вышел  во  двор,  вдохнул  ночную прохладу  и сразу  же встряхнулся.
Зевота  прошла,  и  спать  уже  не  хотелось.  Гек,   никем  не  замеченный,
благополучно миновал  родные кварталы и пешком добрался до ближайшей станции
подземки.  Ехать  до  дому было пять остановок с одной пересадкой, а там еще
идти от силы минут пятнадцать-восемнадцать.
     В вагоне  подземки народу  было немного, в основном  парочки, пьяные  в
стельку мужики, синявки, группы поддатых парней и подростков... Транспортная
полиция  патрулями  по   двое,  это  само  собой...   Напротив  Гека  сидела
молоденькая   девушка,   Геку  ровесница,  да   такая  она  была  хрупкая  и
симпатичная, что Гек  твердо решил преодолеть  ненавистную  застенчивость  и
сделать попытку  познакомиться  с  нею.  И удача,  словно в  компенсацию  за
недавно пережитое, решила сделать  ему подарок: сумочка свалилась с колен на
пол,  а  оттуда  посыпалась  всяческая  девичья дребедень:  помада, пилочки,
платочек,  бусы,  бумажки... Гек  с энтузиазмом  кинулся подбирать-помогать,
секундой позже к нему присоединился сосед, парнишка лет  пятнадцати. Но куда
ему было до Гека, он и четверти не успел собрать, как все уже было подобрано
и вручено девчонке. Та выпрямилась, запихнула  в сумочку то, что сама успела
поднять, с благодарной улыбкой приняла его улов, улыбнулась и парнишке. Геку
мгновенно  стало горько и обидно: этому  хмырю она  была благодарна и рада в
десять раз больше,  чем ему... Ну почему такая  несправедливость? Ну, может,
он на лицо красавчик и повыше  на пару-тройку  сантиметров,  но  что с того?
Этого  ладно скроенного мальчика он  сейчас разрисует как папуаса,  чтобы не
лез куда не  надо... Паренек обернулся к Геку и подмигнул ему с извиняющейся
улыбкой. И столь открытой и дружелюбной была его морда, что Гек слегка остыл
и сумел унять раздражение: ничем парень не  виноват, что девкам нравится. Он
дернул  щекой  в ответ  и  сел на  место.  А  его  удачливый  конкурент  уже
переместился  к девчонке  и вкручивал  ей  на ухо  что-то  такое... наверное
веселое, раз она с  полной готовностью слушает и прыскает в ладошку... Везет
же людям...
     Конечно же, двое парнишек  почти сразу забыли о случайном  эпизоде и ни
за что не  узнали бы друг друга через много лет, доведись им встретиться.  А
ведь  один  из них, более  успешный соперник, станет всенародным  кумиром  и
легендой,   мечтой   сотен  тысяч  женщин,  звездой   номер   один  мирового
кинематографа,  лауреатом Оскаров  и черт те  чего еще, великим и прекрасным
Чилли Чейном...
     А другой... был Гек.
     Геку  вдруг  захотелось  попить,  и не  воды,  а  чего-нибудь шипучего,
холодненького,  он завернул  в  пустынную  забегаловку  на  границе  района.
Несовершеннолетним алкоголь отпускать не  разрешалось,  но  Геку  бы налили,
вздумай  он  попросить  --  он  уже  примелькался  в  здешних краях,  и  его
принадлежность   к    бандитскому    "логову"    секрета    для    окрестных
"налогоплательщиков" не  представляла. Но Гек  спросил  бутылку кока-колы  и
ромштекс   без  гарнира.  В  сдаче  оказалось  с   полдюжины  "пятнашек"  --
пятнадцатипенсовых  монет,  видимо не  без умысла:  тут  же  у  выхода стоял
автоматический проигрыватель, который "оживал" как  раз от монеток  этого же
достоинства. Гек  усмехнулся,  закинул в щель три монеты и,  отвернув  лицо,
нажал наугад три клавиши. Он сел за  стол, обтер бумажкой вилку и нож, налил
в стакан  шипучей колы и принялся ждать  заказанный ромштекс. Первая песенка
прокатила мимо сознания  --  "вновь-любовь",  умца-умца... Но  вторая... Она
была без  слов. Гек  мало понимал в  музыке,  слово  арт-рок для  него  было
пустым,  так  же  как и  Гершвин,  и  спиричуэлс. Но  первые же  звуки  этой
инструментальной  вещицы волнами пробежали по  всему телу и  наэлектризовали
корни  волос. Он, так мало  и редко  слушавший  музыку, по странному капризу
жизни полюбил когда-то звуки флейты. И здесь была флейта с щемящей мелодией,
и  вторила  ей  другая, с  таким  же  нежным  и  мягким  ручейком  созвучий.
Вступление сменилось отрывистой,  почти  маршевой темой, по-прежнему ведомой
волшебным духовым инструментом  -- флейтой, а Гек, перестав жевать, уродливо
перекосив этим  щеку,  грезил наяву:  среди лужаек  и  раскидистых  деревьев
возвышается замок,  с подъемными мостами, с  бойницами. Синее-пресинее небо,
пушинки облаков,  рыцари на  конях, солнышко.... И вновь в финале  зазвучала
мелодия, с которой начиналась вещь, и Гек  был готов закричать  от восторга,
но молчал... Видимо, под  такую музыку  танцевали феи... (Знал  бы  он,  что
пьеса называлась в честь старинного, еще средневекового французского танца!)
Опомнился он, лишь когда завыли  пляжные мальчики из Штатов. Гек бросился  к
ящику, но было поздно:  пластинка стала в строй, а он не знал, какую клавишу
жать,  чтобы  еще раз услышать ту мелодию. Хозяин заявил,  что он  вообще не
слышал никаких  мелодий, у  него  закрытие через десять  минут, а то лягавые
докопаются  до его лицензии.  И списка пластинок у него не  оказалось, пусть
паренек завтра с утра приходит и слушает хоть целый день, не жалко...
     Гек  шел  и не мог надышаться. Далеко-далеко откатилось  убийство отца,
подколодное поведение Риты, ненавистный Червонец и потерянные деньги...  Все
это ничего  не значило в  этот миг.  Все это осталось там, внизу, на грязной
заплеванной земле... Но  разве счастье может быть таким печальным?.. Неужели
жизнь --  это только корыто, из которого жрут? Почему все так не любят слово
"почему"?  Отчего  люди -- такие... отвратительные?  Нет... Надо бы все, все
стереть  начисто, чтобы  только деревья,  птицы и облака...  И даже  меня не
надо...
     А  на  следующий  день пришлось  вместе  с Патриком  сопровождать  Дядю
Джеймса на западное  побережье, договариваться с тамошними контрабандистами.
А когда вернулись -- ящик не работал, а потом  его увезли в ремонт, а  потом
забегаловку  накрыли   (хозяин  "черный"   приисковый  шлих   толкал  зубным
техникам)...  Гек  дошел  до  того,  что  пару  раз  пытался  насвистеть  ее
окружающим,  может, знает  кто, но  слишком  много  было  дурацких острот  и
приколов в его адрес...
     Геку исполнилось  шестнадцать, пора  было  получать  паспорт, а значит,
обнаружить перед властями свое подлинное имя: Гекатор Сулла, а не Боб Миддо.
Но не хотелось брать с  собой во взрослое будущее три судимости. А вдруг еще
с отцовским убийством сопоставят, на него подумают...
     Гек поделился с  Патриком,  Патрик  доложил Дяде Джеймсу,  Дядя  Джеймс
пообещал помочь. У  него был прикормлен клерк в  центральной картотеке,  где
хранились  все  оригиналы "пальчиков" малолеток. За  небольшую взятку, всего
две  тысячи  талеров, чиновник --  плешивый сморчок  тридцати лет от роду --
попросту подменил отпечатки из списанной папки (умерший малолетка) на Гековы
пальчики. Таким образом, Боба Миддо  идентифицировать  без помощи свидетелей
стало  невозможно.  Даже  фотографию  можно  было  не  трогать,  на  ней был
изображен  десятилетний  мальчик  --  поди узнай! Где  провел  все эти  годы
Гекатор Сулла -- кому какая разница, мало ли беспризорников по стране.
     Гек  объявился в жилучастке своего района с  тем, чтобы ему подсказали,
как найти отца. Ох, как его мурыжили и гоняли по инстанциям и департаментам.
Столько справок он  не  собирал  за всю  предыдущую жизнь.  Хорошо еще,  что
нашлись свидетели -- соседка-акушерка, отец Иосиф, околоточный, -- все они с
усилием, но  признали в нем Гека...  А отца  похоронили еще два  месяца тому
назад:  ворвались  в  дом,  убили  и  ограбили.  Его  нашли,  когда  он  уже
разлагаться  начал, по  запаху. Его  могила?  Где-то  хоронили,  а может,  в
колумбарии надо искать, кто  сейчас  будет  заботиться о  простом  человеке?
Подох как собака -- и ладно, никому и дела нет. Ох, люди, люди... Принимаешь
их в этот мир -- такие маленькие, мяконькие, милые, а потом...
     Все было ништяк в итоге, хотя  из отцовского наследства Геку  досталась
одна фамилия. Квартира вернулась в муниципальное владение  и там сейчас жили
другие люди, скудный родительский скарб разворовали соседи, но  что ему было
до  наследства --  он  и  сам не  захотел бы  иметь вещи,  которых  касалась
отцовская  рука, побрезговал бы.  Зато отныне  он  получал  законную ксиву и
считался  несудимым. Выдали ему такую справку  для военкомата.  Но до службы
далеко еще, придумаем что-нибудь...
     Даже  Дядя  Джеймс  вроде  как помягчал к  нему, несудимые  проверенные
ребята были ему нужны, начал лично поручать ему серьезные задания, связанные
с обеспечением безопасности  в  грозовых  ситуациях.  Так,  например,  Гек с
оптическим "винтом" сидел  на крыше  и должен  был  по сигналу  из уоки-токи
расстрелять  всех  (чужих), кто попытается выскочить из парадной в доме, где
проходили переговоры Дуди с "центрально-приходскими". Стрелять  не пришлось,
но Геку, "за страх", было уплачено две с половиной тысячи.
     Патрик  переходил  ко все более  и  более сложным уровням обучения. Гек
учился  стрелять вслепую,  на слух, с помощью  подручных средств выводить из
организма простейшие отравы, типа мышьяка и стрихнина, делать взрывчатку "из
ничего". В  рукопашной  драке  тоже,  оказывается,  следовало маскироваться:
четкие, "красивые" движения в бою нужны только для кинофильмов, а в жизни не
надо  никого  настораживать. Иной раз и более сильный соперник  проигрывает,
если не мобилизован до конца. А когда, скажем, он видит, как ты лихо скачешь
и стойки принимаешь, то мобилизуется, само собой, и ухо навострит. Тебе  это
надо?
     Здесь вообще была проблема для Гека. И Патрик, и Чомбе, и Варлак не раз
отмечали его порывистость, дерганность в  движениях, а Рита часто пугалась в
постели  -- слишком резко  он двигался, "будто  ударить хочешь". Приходилось
сдерживаться, переучиваться на  более  плавные, как  у  всех, движения.  А в
рукопашных стычках маскировать себя неуклюжими, отвлекающими внимание позами
и переходами. С таким прикрытием, рассказывал Патрик, порою удается вырубить
полкабака или всю  охрану, прежде  чем у них в  головах забрезжит правильная
мысль насчет тебя...
     Однажды, дело  было на Старогаванской, в Дудином офисе, Гек поцапался с
Червончиковым клевретом. Дядя Джеймс принимал по одному своих приближенных с
отчетами. Мазила, кстати, тоже вошел  в их число,  на  диво расторопно заняв
свое место на бандитском олимпе. Его преемник, Магомет, нелепо погиб от ножа
пьяного торговца на  рынке в момент  "инспекции". Торговца  прилюдно  забили
насмерть, а Магомета  похоронили  на  мусульманском  кладбище,  в  окружении
немногочисленных   иранских   родственников.   На  место  Магомета  заступил
двадцатитрехлетний Нестор, почти  ветеран, дождавшийся наконец своего шанса.
Дядя  Джеймс  был  не в  духе: как-то так  совпали  по времени  всевозможные
неприятности -- полиция  разбомбила опиекурильню и подпольную  рулетку, мзду
требуют,  сволочи.   Только   с  "центральными"   замирились  --   сицилийцы
подколодные душат, шагу  не дают ступить. Груз последний оказался  с изъяном
-- двое клиентов уже дуба дали...
     Кроме  Дяди  Джеймса  в  кабинете  постоянно  находился только  Патрик,
которому поручено было проверить кабинет и окна напротив на предмет следящих
жучков  и микрофонов. А Гек, приехавший с  ним,  как и  все, коротал время в
"приемной".
     Червончик, всем было известно, избрал  Дудю предметом  для  подражания:
пытался  так  же  говорить, так  же одеваться и  даже походкой, несмотря  на
сравнительно небольшой для Бабилона рост (сто  семьдесят пять сантиметров от
пола),  старался походить  на  своего кумира.  Вот  и сейчас,  вдохновленный
успехом легальной  крыши для  банды, он громогласно хвастался, как пристроил
троих своих соглядатаев в охрану кооперативного  дома,  где он жил, и теперь
за чужие  деньги имеет почти круглосуточно  собственную  охрану и полицию  в
доме.  Когда  пришла  его  очередь  идти  "на  ковер",  Гек  не удержался  и
пробормотал  вполголоса,  что  самый  лучший  гондон  для  червяка  --   это
наперсток, тупой и маленький, и стоит червонец. Червонец был уже за  дверью,
но  его  подручный,  сидящий  напротив  Гека,  услышал этот  нехитрый,  всем
известный  каламбур  про  бывшего  наперсточника  Червонца и  соответственно
отреагировал:
     --  Эй ты, запердыш,  не  тебе голос подымать среди людей, не то  одним
щелчком калган снесу.  А то ишь --  королем себя почувствовал  среди профур.
Рыжий-то хоть крокодил, а ты вообще жабеныш.
     -- Что-что  ты  про  Патрика  брякнул?  --  моментально  обозначил себе
отмазку  Гек.  --  А  ну-ка, встань,  рыло!  -- И,  не дожидаясь,  пока  тот
действительно  встанет,  оперся руками  о сиденье своего стула,  приподнялся
таким образом на десяток  сантиметров и резко выбросил правую  ногу  вперед,
дополняя  скорость и силу  удара движением корпуса. Парень выглядел уж очень
крепко сбитым, и Гек, к будущему неудовольствию своего ментора, "купился" на
это  --  перестарался с ударом. Челюсть  --  это всегда челюсть, а  черепную
коробку  хоть каждый день тряси --  бронированной не  станет.  У черномазых,
говорят,  черепа и  мозги  к  ударам более стойкие, но Дуст  не негр,  сразу
вырубился, глазки закатил, только ботинки мелькнули...
     Все повскакивали  со своих мест  и сразу подняли матерный крик:  одному
спать помешали, другому читать, этот перемазался об дустовский ботинок... На
шум возник Нестор,  оглядел обстановку, исчез, а через минуту  объявился сам
Дядя Джеймс:
     --  В футбол играете? Не помешал? -- Из-за его спины выглядывали Патрик
с Червончиком, но Дядя Джеймс стоял в дверях и загораживал им проход.
     Все тотчас  же умолкли и  расступились: на полу валялся  бесчувственный
Дуст, рядом  с ним останки хлипкого  канцелярского  стула. Гек  затесался во
второй ряд в слепой надежде, что про него забудут.
     --  Кто? -- коротко  вопросил  Дядя  Джеймс. Вместо ответа толпа  вновь
раздвинулась, и Гек  оказался  исторгнут  из  общей,  ни в чем не  виноватой
массы.
     --  Опять ты, Малек? Что  на  этот  раз  --  проиграл или  выиграл? Что
стесняешься, рассказывай: проигрыш отдавал али выигрыш получал?
     -- А что он первый оскорбляет? Я имел с него получить -- и получил. Все
по понятиям.
     --  Во-первых,  эти  свои урочьи понятия можешь надолго  сунуть  себе в
жопу, там  им будет  теплее.  Во-вторых...  -- Дядя  Джеймс  замолчал,  явно
утратив внезапно  нить рассуждений: в кабинете  непрерывно  звонил  телефон,
явно  междугородный, а то и международный. Но он взял себя в руки, обернулся
и жестом разрешил Нестору подойти к телефону.
     -- Во-вторых... -- Тут поверженный Дуст впервые шевельнулся, застонал и
громко  пукнул. Присутствующие тотчас  же заржали, не  все,  но многие. -- А
во-вторых -- здесь не  сортир и не  бордель, мать вашу, ублюдки!  Я вас всех
сейчас на протезы разберу, уроды, уроды безмозглые! Уроды!
     Дядя  Джеймс  взъярился внезапно, ринулся вперед и наугад стал гвоздить
своими  кулачищами  кому  и куда придется. Ребята,  знавшие  его вспыльчивый
нрав, стадом ломанулись в дверной проход, моментально создав пробку.
     Гека  бы и не задело,  если бы в сутолоке  его не пихнули  в спину и не
выбросили бы прямо на пудовый Дудин кулак. А может, и намеренно подтолкнули,
как здесь разберешь? Удар пришелся  в лоб, и Гек полетел назад, ломая спиной
поваленные стулья.  Сознания он не потерял, но мышцы внезапно утратили силу,
словно стали ватными, перед глазами все плыло, звук накатывал волнами, мысли
двигались   лениво-лениво.   И   равнодушно.   Однако   сознание   понемногу
прояснилось,  и  Гек  со второй попытки, но на  ноги  встал. Дядя Джеймс уже
ушагал к телефону, разговаривать с Боливией.
     Комната постепенно  наполнилась людьми,  начал подавать признаки  жизни
Дуст.  Червончик  лично принес ему  стакан с  водой  и теперь  выспрашивал у
очевидцев обстоятельства дела, бросая на Гека обещающие взгляды.
     "Ничего, смотри, смотри,  паскуда. Я тебя первый приберу, уж не забуду,
не бойся, -- думал Гек, словно бы и не замечая его угрожающей физиономии. --
И до Дуди, дай срок, тоже дотянусь. Ой, тошнит чего-то..."
     -- Лоб-то у тебя не иначе как  из слоновой кости.  Слышишь, крестничек?
--  Этими веселыми словами Дядя Джеймс встретил Гека,  когда наконец до него
дошла  очередь и  Нестор открыл  перед  ним  дверь, ведущую  в кабинет  Дяди
Джеймса.
     Дверь была покрыта некогда белой эмалью и противно скрипела при  каждом
ее открытии и закрытии, но, как видно, это  вполне  устраивало Дядю Джеймса,
поскольку он не разрешал ни красить ее, ни смазывать петли. По-видимому, это
был осознанный выбор либо просто причуда, поскольку на другие цели, столь же
второстепенные,  казалось  бы,  денег  не   жалелось.  Так,  не  считаясь  с
затратами,  Дядя Джеймс приказал установить в специально выгороженном в углу
кабинета чуланчике второй туалет, и сантехники двое  суток тянули, сваривали
и  прятали  в стены  фановые трубы,  да еще  после  них  пришлось заказывать
косметический ремонт. Тут бы и покрасить заодно дверь,  да потолки побелить,
да паркет перестелить -- нет, не велел трогать...
     Итак,  дверь  завизжала,  и  Гек  оказался  перед  ухмыляющимся  Дудей.
Разговор  с  Боливией  вернул  ему  хорошее  настроение,   как  и  психующий
раскаленный Червончик, повторно принятый перед Геком.
     -- ...Я  даже  руку отшиб,  а ему хоть бы хны! Молодец,  Патрик, хорошо
учишь...
     Патрик уже закончи