м по его
же приказу  --  "молодость,  перебесятся...". И  в  то же время  оперативные
сводки разбирает ясно и точно, тут ему голову не задуришь... И в то же время
всерьез  считает,  что  мировое сообщество  втайне  только  и  ждет, что  он
освободит исконные  Фолкленды от британского  ига...  Слякоть и  жополизы по
многим вопросам вертят им  как  хотят, а крутые мужики из серьезных ведомств
-- на  коротком поводке, никто и  рыпнуться  не смеет...  О чем  он  думает,
вообще-то  говоря?  Сие тайна  есть  за  семью  печатями...  "Во  внутренней
политике неважно, что говорю я и думают другие!" Это  его любимый афоризм, и
сегодня он в него полностью укладывается. Очень уж выросла у Адмирала  левая
нога -- как захочет, так и дрочит...  Дэнни не сладко в такой атмосфере,  ни
за  какой портфель  не  захочешь  с ним  меняться  местами... Но,  с  другой
стороны, у  него  в  семье все хорошо,  а  меня жена разлюбила...  "Денег  в
обрез"... Да  денег в казне  до фига и больше.  Разворовывают, кому не лень.
Естественно,  из  числа "неприкасаемых". Где  твой разум, дурак? Сколько раз
через унизительные нахлобучки Дэнни прорывался к твоим  свинячьим глазкам --
открывать, понимаешь ли, на благо казны и государства! Эффект с точностью до
наоборот: Дэнни --  разнос  и выговор, грызунам  -- дополнительные льготы...
Сабборг как-то жаловался на одной из совместных пьянок, что даже шантаж мало
кого  берет. Накопишь, бывало, убойных  улик, с номерами  счетов, со скрытой
съемкой,  с мечеными банкнотами --  хоть бы хны, в лицо смеются,  ибо знают,
что Адмирал не потерпит сомнений в своей кадровой проницательности... Ну это
бы, говорит,  можно  понять, но  они  будущего не боятся,  словно бы Адмирал
вечен!  Дураки  они после этого,  нет? С прилипалами предшественника  жестко
поступили,  а  для  этих  -- что,  скидку  сделают?..  Не  боятся...  Может,
действительно, стать таким однодневкой  и  жить среди цветов  и шампанского,
пока к стенке не подведут...  Страна разваливается, общество гниет, институт
семьи  --  пустой  звук.  Наркоманы  на  каждом  углу,  сифилис  в  эпидемию
превращается,  дети  с  улиц  мечтают  стать  гангстерами...  И  крикунов  с
плакатами развелось  вокруг... Пока только с экономическими  лозунгами лезут
да произвол чиновников клеймят,  но  чуть отпустишь  вожжи  -- свобод начнут
требовать. Теперь во всем мире мода на демократию, кол ей в  анус...  Знаем,
проходили  в  учебниках,  куда либералы заводят...  Не  страна -- ублюдочный
выкидыш. Одни жрут  в  четыре горла,  другие объедки на помойках собирают...
Пятьдесят  девять  с... почти  шестьдесят  тысяч умышленных убийств  в  год.
Преступность,  неграмотность,  казнокрадство...  И  вряд  ли   при  нынешнем
правительстве, при  нашем Адмирале этот  воз можно  сдвинуть. Адмирал -- вот
главный камень на дороге... Дэнни, я ведь правильно тебя понял?..

     Гек  почти  бежал  подземными переходами  к  себе  домой.  Правая  рука
нетерпеливо тискала наган: подвернись на дороге хотя бы крыса, не говоря уже
о человеке -- сходу бы высадил из любого живого существа мозги и потроха. Но
никто не попался навстречу, и ярость медленно умирала втуне... Так вот они и
Малоуна  прошляпили... Ох, если бы только можно было дать волю своему  гневу
там... среди них... Нехорошо, характер должен ровно, сильно гореть. Где же я
это слышал?..
     На сходке,  после сообщения Фанта,  Гек выкрикнул раздраженные  слова и
тотчас взял себя в руки. Может быть, только Фант и догадывался смутно,  чего
стоило Геку  наружное  спокойствие.  Да, он сам виноват,  предвкушение  воли
затуманило голову, и он, от  души погоревав, напрочь, можно сказать, забыл о
семье Малоуна,  о двух женщинах, беззащитных в этом крысином мире... Ох, как
тошно...
     Руки-ноги  автоматом  выполняли необходимые  манипуляции на  подходе  к
дому, словно и не было шести лет разлуки. Свет включить, старина-холодильник
урчит, кран надо было поплотнее завинтить... Нет, кран тут ни при чем...
     -- Хозяин! Наконец-то ты дома! Мы дома!  Все вместе! Ура! Пырь, я и ты!
Эх и спляшем!
     -- Чего разоралась, ночь на дворе.
     -- Здр-равствуй, хозяин! Ура!
     -- Слушай, Тока, давай-ка ты заткнись!
     -- Пырь. Пырь, играй! Сейчас, хозяин, сейчас!..
     Гек сидел  на  кровати и стаскивал  с себя обувь. В ответ  на последнее
предложение Вакитоки он приподнял голову, прицельно взвесил в руке ботинок и
прицельно  запустил  его  в  трещащее  без умолку существо. Кованный  сталью
ботинок звонко бухнул по металлическому  столу и напрочь  смел и Вакитоку, и
Пыря.  В ярком  свете  электрических ламп на гладкой поверхности  стола Геку
почудились мелкие красные капли...
     Гек в одних носках, нехотя, но уже обеспокоенный, выпрямился и заглянул
за столешницу. Там было пусто.
     -- Эй, типы, где вы?..
     Тишина в ответ.
     -- Пырь, Вакитока!..
     Тишина. У Гека оборвалось сердце.
     -- В  прятки, что ли, играть  со мной вздумали? А ну вылезайте,  больше
повторять не стану!
     Уголок  глаза  уловил мелкую тень  в  углу слева.  Гек  резко  повернул
голову. На облезлом посудном шкафчике красного дерева, среди резных виньеток
и шишечек, лежала испуганная Вакитока, нелепо подогнув  под живот голенастые
когтистые ноги. Пырь, скорчившись к Геку спиной,  зарылся  лицом в ее черные
перья и, похоже, мелко-мелко дрожал. Полскалы свалилось с души.
     -- А, вот вы где... Что примолкли?
     -- Хозяин...
     -- Да?
     -- Хозяин... За что ты нас?..
     -- Крику больно много. Поранились, что ли? Покажи, где?
     -- Не надо! Хозяин! Не бей! Не бей!
     -- Да не собираюсь я вас бить, посмотрю только.
     -- Хоз... --  Гек  подошел к шкафчику, и Вакитока  умолкла, еще плотнее
прижимаясь  к полке и безуспешно пытаясь  втянуть свою  уродливую голову  во
встопорщенные перья. Пырь на миг оторвался от Вакитоки, перемахнул через нее
и спрятался за ее тельцем, как за щитом.
     Гек остановился и, не зная,  что делать дальше,  вытянутым указательным
пальцем осторожно погладил Току вдоль дрожащей спины.
     -- Где болит?
     -- Хозяин, не бей!
     -- Ну вот, заладили... Не буду я вас бить.
     Вакитока осторожно приоткрыла круглый глаз.
     -- Правда?
     -- Правда.
     -- А бил... Да, бил. Меня и Пыря.
     -- Да не хотел я... Случайно получилось.
     -- Не случайно! Ты целился, да! Мы видели, с Пырем видели!
     -- Приношу свои извинения. Где болит?
     -- Пройдет. Мы сами, сами! Хозяин...
     -- Что?
     -- Не будешь бить?..
     -- Нет. Сколько можно повторять!
     -- Хозяин, за что ты  нас? А? Ты сильный, ты ох, могучий! Ты сильнее...
Поэтому, да?
     -- Обещаю,  даю слово,  больше  вас не обижу. Сорвался, извини. --  Гек
потихонечку  продолжал  поглаживать  Пыря  и  Вакитоку. -- На  работе у меня
неприятности...
     -- Бедный ты, бедный! Тебе плохо?.. Пырь,  Пырь! Хозяин не виноват, ему
плохо!  Пырь...  Хозяин,  не  горюй.  Что  сделать,  а?  Хочешь,  развеселю,
станцую?..
     --  Это  можно.  Только  чуть  попозже,  ладно?  Сперва  чайку  попьем,
поужинаем... Есть хотите?
     Пырь и Вакитока встрепенулись, молча и все еще с робостью поглядывая на
Гека...
     --   Сейчас  организуем.   Чаек  заварим,  да  булавку  возьму,  где-то
валялась...
     -- Булавки вон  там  лежат,  ты их вон  туда положил! Вон там,  хозяин,
вон!..
     Гек накормил Пыря  с Вакитокой, попил некрепкого чаю с сахаром, вымыл и
прибрал посуду, да так и остался  сидеть у стола. Он  расстелил  перед собою
чистую  суконную  тряпицу,  вынул ершик, спицу-шомпол,  ветошь, масленку, по
краю  стола  в  ряд  выложил  все   восемь  пистолетно-револьверных  стволов
(автоматы и винтовки отложил на потом),  "типы" устроились тут же  на столе,
недалеко -- за тряпкой... И потек  обстоятельный неторопливый рассказ о том,
как  Д`Артаньян  познакомил  Мольера  с  Портосом.  Правда,  пришлось  долго
растолковывать, что  такое зеркало. Пырь с  Вакитокой, похоже, не много-то и
поняли из  его  объяснений,  но  это  ничуть не помешало  им  с  вниманием и
восторгом  слушать  продолжение восхитительной сказки.  В  отдельных  местах
ликование  выскакивало  из  границ,  и  тогда  Вакитока  принималась  бегать
взад-вперед,  то ли хохоча, то ли  каркая,  а  бессловесный  Пырь так широко
разевал  ротовую  щель,  усаженную  по  крайней мере  полусотней зубов, что,
казалось, верх головы вот-вот отвалится, как крышка старинной чернильницы...
     Спать легли далеко за полночь. Геку пришлось лечь не на правый бок, как
он привык, а на спину, чтобы Пырь и Вакитока разместились на его груди. Пырь
играл на пан-флейте, и в этот раз мелодии  падали прямо  на душу Геку, а две
последние оказались самые чудесные: одна, издавна любимая Геком, где на лугу
возле замка,  блистая  бриллиантами,  танцуют  дамы  и кавалеры,  наряженные
пейзанами; другая -- новая  и в тоже время вроде бы  где-то слышанная... Это
играет на  свирели мальчик, вокруг него сгущается  тьма и подбирается к нему
все  ближе и  ближе, но покуда он играет,  тьма не  может пробиться  в  круг
яркого теплого света, рождаемого волшебными звуками дудочки... то ли флейты,
то ли свирели... Мальчик играет... Гек спит.

     Луиза Малоун давно уже переступила грань, за которой стоит отчаяние. Ее
Джози умер, нелепо погиб. С этого все и началось. Благополучная  и, пожалуй,
счастливая жизнь развалилась вдруг, цель и смысл  существования  потерялись,
горе и  тоска черными воронами  слетелись  и свили себе  гнездо в  их уютном
домике...  Первое  время  после  трагедии Луиза  жила  как  во сне,  занятая
бесчисленными хлопотами по похоронам, наследству,  метаниями по  врачам,  но
"смертные" заботы кончились, а взамен ничего не пришло...
     Анна --  калека  навсегда, четырнадцать лет,  ноги отнялись, инвалидная
коляска, без  отца, без будущего,  без любви... Она  не  хочет жить, девочка
моя, она сходит с ума, и я вместе с ней...
     Луиза  ничего  не понимала в финансах. Она вела  все расходы-приходы по
дому, платила по счетам и нанимала  ремонтников, но  как и откуда брались  в
доме  деньги  -- не ведала.  Джози не позволял ей  задумываться  о проблемах
такого рода, щедро и не к месту одаривал ее и дочь дорогостоящими пустяками,
пылинки  с нее сдувал,  а как  жить одной, без  него, -- не  научил... Вдруг
выяснилось,  что  с  деньгами  постоянно возникают проблемы:  то  налоги  на
наследство, движимое и недвижимое, платить пора, а на счету не хватает, то в
очередной раз  предъявляют  претензии  кредиторы, предоставлявшие деньги  на
оплату  медицинского обслуживания в лучшем госпитале Сан-Мартен... Но это бы
полбеды, но вот Анна... И  сладу с ней нет,  и не утешить... И не уберечь...
Луиза  одно  время  почувствовала  себя лучше, когда  одна из  подруг  почти
насильно  притащила ее на прием к Мастеру  --  Леонардо Корраде.  Коррада --
светило  от  психологической  науки  --  имел неоднозначную  репутацию среди
коллег, ибо возглавлял учение, школу, которую сам же и создал. Но  неприятие
его  школы старыми академиями и кланами не волновало его  ничуть, ибо вокруг
него сгруппировалось немало верных последователей (единомышленников, то есть
вровень с ним ищущих истину на общем направлении, он  не  терпел) и огромное
количество  почитателей, преимущественно  женского  пола.  Да,  на  Луизу он
произвел колоссальное впечатление. Все в нем вызывало почтительную симпатию:
властное лицо, уверенные манеры, негромкий  голос, роскошная седая шевелюра,
итальянские сигары,  элегантная  (не в пример Джози) одежда...  Луиза пришла
раз,  второй, выкладывая за каждый визит изрядные суммы, и вот  уже она  его
новая  ученица... Ходили  слухи,  что  Мастер  проявляет...  снисхождение  к
отдельным представительницам прекрасного пола... Луиза  отдавала себе отчет,
что  если  это правда,  ей  не  устоять перед человеком, на которого она уже
почти готова  была  молиться... Но нет, ни словом, ни жестом он не проявил к
ней мужского интереса... Он был суров и почти беспощаден к ней и ее горю, но
и внимателен  и  терпелив. Он  открыл  глаза  Луизе на  ее  внутренний  мир,
показал,  как и  откуда  взялись ее проблемы, почти  все  порожденные ею же,
доказал, что в ее собственных силах все преодолеть. Он дал свет и надежду...
В тот  период  у  Луизы на банковских счетах было очень, очень  много денег,
если сравнить с сегодняшним днем,  она не колеблясь  делала крупные взносы в
фонд его имени,  бескорыстно, не для того чтобы выделиться перед Мастером из
круга его поклонниц... Он единственный, кто мог бы помочь Анне. Но Мастер --
не Господь  Бог (так он сам любит говорить) и  готов поддержать  только тех,
кто этого хочет.  Анна  же  невзлюбила  его  с  первого  взгляда  и  наотрез
отказалась ходить  на его сеансы, публичные и  индивидуальные...  "Ваша дочь
несчастна, негативное женское  начало захватило ее прочно, знайте об этом...
Мой прогноз: без доверия и корректирующей поддержки она захватит вас, станет
вашим  вампиром, как до этого  ее вампиром были вы..." Что же  делать,  Анна
ревнует к  нему, при этом постоянно  говорит о самоубийстве,  пришлось взять
постоянную  сиделку,  а это очень дорого...  И  как платить по счетам, когда
заложен дом и  уже проданы машины  и  драгоценности, и  доля  в  адвокатской
конторе  Малоуна...  И  Мастер уехал в  Старый  Свет  на  конгресс, а  потом
лекционный тур, семинары... Уже месяц, как нет его рядом, а впереди еще два.
Как их прожить? И работы не найти, и денег не найти... И Анна... У Джози был
старый знакомый, Ларей... Крупный заказчик и клиент, и довольно сомнительная
личность с наводящими жуть глазами. Чуть ли не бандит с большой дороги... Но
Джози никогда не  говорил про него  дурно  и  пару раз обмолвился, что Ларей
выручал  его  в трудную  минуту... Но если  во всем мире  не к  кому  больше
обратиться  за поддержкой,  Господь не осудит,  если  она обратится  к этому
Ларею.  Может  быть,  он  посоветует  с работой  или  согласится  ссудить ее
деньгами, ведь не для себя она просит... Но и Ларея нигде невозможно  найти,
правильно  говорят: не бывает друзей в трудную минуту. Может, ей утопиться к
чертовой матери и больше не думать ни о чем и ни о... И этого нельзя!..
     Так сидела у себя на кухне и унимала тоску горчайшим кофе Луиза Малоун,
когда  без предварительного  звонка, наудачу (Фант, естественно,  знал,  что
Луиза  дома) к ним приехал знакомый ее мужа, Джеффри... Джеффри... а фамилию
никак  не  вспомнить. Луиза помнила  его  совсем  другим.  Где его оранжевые
панковские сосульки на голове, где кожанки и невыносимые гоп-джинсы... На ее
глазах, постепенно, от года  к году  он менялся,  причем в  лучшую  сторону.
Сегодня  он  одет  в дорогую двубортную  пару,  шелковый галстук --  в  тон,
новенький БМВ у ворот, пострижен и выбрит  -- не узнать  человека. Букеты --
розы кремовые, розы розовые -- какая роскошь!
     Его  прислал Ларей, ведь Джеффри  у Ларея  работает. Ларей  узнал,  что
Луиза хочет с ним встретиться, и  готов принять ее в любой момент по данному
адресу... Лучше всего  -- завтра, с трех  до четырех пополудни.  Он приносит
извинения за  задержку, поскольку находился  далеко за  пределами  Бабилона.
Луиза смутно догадывалась, в каких пределах задержался  Ларей, но  решимость
ее не уменьшилась ни на йоту: он хотя бы принять ее готов, не то что коллеги
и однокашники Малоуна, которые вместе с комьями земли  сбросили  и  память о
нем...
     Луиза  рада была  хоть какому-нибудь  общению,  она усадила Джеффри  на
табурет, заварила еще кофе, пока он доходил -- расставила по вазам букеты...
Джози сам  был  равнодушен к  цветам,  но для  нее  и Анны -- каждую  неделю
охапками носил.  Ах,  Джози... Не обращайте внимания, Джеффри, женские слезы
-- вода... И  Джеффри их не забыл, он ведь звонил  им несколько раз, оставил
телефон, иначе как бы она искала того же Ларея...
     Фант чувствовал себя неуютно:  вдова, видать, плачет каждый  день, и не
по  разу,  в доме  запустение,  а может, и  нужда.  Шеф правильно нам пистон
вставил -- забыли напрочь. А если с ним что-либо подобное случится -- каково
представить? Деньги в момент переведутся, поскольку складывать  в кубышку не
приучены;  Джини с карапузами  сидит,  не  работает  и  на  бирже  труда  не
числится.  Все  на  нем, а  ему страховка не положена. И  если  он  внезапно
отбросит кони, а банда  его забудет --  как будет жить семья? Гляди и помни,
как  говорится... До сих пор,  худо-бедно, без помощи  вдо2вы и  их семьи не
оставались, но ничто не вечно в подлунном мире, ни  банда, ни общак.  Хорошо
бы свалить в  нормальную фирму,  в какую-нибудь  айбиэмовскую лабораторию  с
большим бюджетом и возможностями, где-нибудь в  Штатах...  И жизнь  бы тогда
совсем  другими  красками заиграла...  Да  как  уйдешь? Достанут. И вдобавок
хорошо рассуждать о мирной и скромной жизни, пока в карманах свободные бабки
шелестят, а ведь там таковых не  будет, по  крайней мере сначала... С другой
стороны  -- дети  подрастут, а  ну  узнают,  кем  их  папа работает?.. Джини
кое-что  просекает, видимо, но деликатно молчит...  Все честные люди воруют,
все  взятки  берут и фуфло двигают,  но  их  социальная  репутация  защищена
социальными же устоями, плюс самооправдание, а тут -- как ни  крути, как  ни
входи в свое положение -- все равно  гангстер, подручный Кромешника, руки  в
крови, душа в Аду  и так далее...  Надо бы денег прикопить на черный день...
Как, интересно, сам Ларей будущее видит? И свое,  и наше?.. Не шеф, а черный
ящик -- ни зги не разобрать, о чем он там  думает да чего хочет. Вот чертова
жизнь... Ехать пора.
     Луиза, ваш кофе великолепен, а вы прекрасны. Итак, до завтра, я за вами
заеду.

Глава 13

     Есть постоянство
     И в людях, и в природе,
     И в переменах.
     -- ...Ваша щепетильность, Луиза, мне понятна и симпатична, но я в шесть
секунд  намерен  преодолеть  ее  с  помощью  логики  и разума. Вы  позволите
попытаться?..
     Сама  не  зная зачем, Луиза два часа до встречи провела перед зеркалом,
задействовав весь свой арсенал косметики и гардероба. Может быть потому, что
давно  не появлялась в обществе, и  потому, что не хотела выглядеть дурно на
встрече,  которую сама же  и испрашивала.  Стройная,  подтянутая, с  высокой
грудью и  длинными  ногами,  она была  очень  красива в свои тридцать четыре
года.  Черные  волосы  в  каре  не  знали  заколок, краски  и  седины,  чуть
тонированные очки зрения не корректировали, поскольку функция их была скорее
архитектурной,  дополняющей  выбранный  для  имиджа  ансамбль. Луиза  любила
носить туфли на высоких каблуках, хотя  и становилась при этом выше мужа, но
тот  никогда  не  возражал... Туфли... На пальцах никаких  колец,  на  левом
запястье  тяжелый серебряный браслет, на  правом часики-картье. Простенькая,
но  очень дорогая жемчужного цвета блузка, черная,  натурального  шелка юбка
много  ниже  колен,  темные  чулки  (а может,  и  колготки,  так не  видно),
тончайший макияж,  легчайший парфюм -- Луиза была элегантна  и хороша.  Фант
только   каркнул,  сраженный   наповал,  да   так  и  забыл  выдать  заранее
приготовленный комплимент. Он то и дело поглядывал в зеркальце заднего вида,
прикидывая для  себя,  что  и как он  может рассказать  дома, в порядке, так
сказать,  обмена  опытом...  Даже  Луиза  перед  выходом,  в  последний  раз
разворачиваясь перед трюмо, объективно поняла, что -- да, получилось удачно.
Даже  Гек,  привыкавший  и  отвыкавший  совсем  от  других  канонов  женской
"прелести", увидел разницу в  классе.  Впрочем, у проституток по определению
иные стандарты поведения и внешности...
     Луиза  сидела  в  глубоком  кресле  возле  журнального  столика.  Ларей
негромко  объяснял  что-то  двум  незнакомым  мужчинам.  Он,  предварительно
попросив  у  нее   пару  минут  подождать,  сидел  во  главе  стола,  обещая
присоединиться  к ней,  ни  на что уже  больше  не отвлекаясь. Видимо,  этот
кабинет  -- его рабочее  место,