-близняшками Моной и Лизой, настоящие имена  которых были не
столь звонкими  -- одну  из  них звали Анна, другую Эльза. Марго подчеркнуто
сердечно угощала  Гека конфетами  и  печеньем, как же -- протеже самого Дяди
Джеймса.
     Гек  сдержанно принимал  ее любезности, но  конфеты ел из  любопытства:
покрытые шоколадом и внутри сладкая начинка -- таких он еще не  пробовал, на
зоне  случались только  карамельные. Когда  на пороге возник  Патрик,  Марго
вздрогнула от неожиданности и перекрестилась:
     --  Явился, не запылился! У меня чуть сердце не  выскочило: как  вор  в
ночи  являешься.  Я  обязательно  установлю  колокольчик   на  входе,  чтобы
предупреждал... Здравствуй,  солнце  мое  ясное, неделю как  не виделись.  С
возвращеньицем!
     --  Замолкни.  Ты... Малек,  двигай  наверх,  поговорим. --  Патрик, не
дожидаясь ответа, пошел к лестнице. Марго закудахтала ему вслед:
     -- Да не уйдут  твои разговоры  никуда, чаю хоть  попей.  Кожа да кости
остались:  ведь  неделю,  считай, не ел  по-человечески!  -- Но слова ее без
результата  отскочили  от  Патриковых  затылка,  спины  и задницы  с ногами,
которые последними исчезли из поля зрения Мамочки.
     -- И всегда с ним так: Джеймс ему накрутит хвоста, а он потом  урчит на
всех. На  Джеймса бы  так урчал,  так нет... -- Мамочка как бы обращалась за
сочувствием  к девицам и Геку, но  опытные девочки даже вежливыми кивками не
проявили своего отношения  к происшедшему, а  Гек,  пробормотав "благодарю",
отставил на две трети полную чашку и потопал вслед за Патриком.
     Он  знал,  куда  нужно  идти:  на  третьем этаже  жили  девицы,  дюжина
красоток,  каждая   в  своей  комнатке,  а  на  втором  этаже  располагались
хозяйственные помещения, две Маргошиных комнаты, кухня и небольшой спортзал,
где его ждал Патрик.
     Спортзал оборудовал Патрик,  но свою лепту в  его обустройство  внесли,
между прочим,  Марго  и сам  Дядя  Джеймс. Марго высказала Патрику блестящую
идею  о спортзале как тематической секс-площадке для уважаемых гостей: кроме
стандартных услуг есть ведь  и  подражание древнеримским баням, почему бы не
быть и залу  с тем же уклоном? Патрик  идею не понял и не оценил, но хваткая
Мамочка не поленилась доложить все Дяде Джеймсу. Тот не только одобрил идею,
но  и  развил  ее  дальше:  можно в свободное  дневное, да  и  ночное  время
использовать зал под рабочую площадку. Ну кто подумает, что клиенты будут, к
примеру, фасовать  там  розницу или беседовать со строптивым неплательщиком?
Зал отгрохали на славу.  Сильнейшая  звукоизоляция, аварийные люки по углам,
дорогие  и  элегантные  спортивные  снаряды,  стильные  эротические   панно,
зеркальная  стена (с  обратной  стороны прозрачная, чтобы можно было  скрыто
понаблюдать),  бронированные и  обрешеченные  окна  --  все было  по высшему
классу, все пожелания учтены.
     Гек открыл одну дверь  и очутился  в тамбуре. Это было такое помещение,
полтора на  два метра, отделяющее коридор от зала.  Служило  оно  все тем же
целям звукоизоляции, поскольку двери, даже обитые  поролоном,  плохо держали
звук, а кроме того, в тамбуре находилась вертикальная лестница, сваренная из
стальных прутьев, которая вела наверх, на третий этаж и дальше, на  чердак и
крышу.
     Гек развернулся влево, открыл внутреннюю дверь и вошел в зал.
     -- Почему не постучал?
     Гек промолчал.
     -- Выйди и зайди как положено, постучамши.
     Гек  вышел  и, стараясь двигаться бесшумно, вышел из тамбура в коридор,
потом вниз по лестнице, в гостиную.
     -- Что, уже поговорили? -- Мамочка наливала очередную порцию молока под
чай  себе  и  девицам,  которых  она  отправляла  на  междусобойчик  высоким
полицейским чинам городского уровня.
     -- Ага. Я на обход --  время, -- Гек кивнул на стенные  часы и вышел на
улицу.
     Прошло минуты три, не меньше,  прежде чем раздраженный Патрик обнаружил
отсутствие Гека в тамбуре и в доме.
     -- Где Малек? -- спокойно спросил он у Марго, спустившись вниз.
     Марго тем не менее заметила, что Патрик взвинчен и зол, и вступилась за
Гека:
     --  У  него же  график:  квартал он обходит.  Придет скоро,  работа, не
прихоть ведь -- Джеймс ему враз голову свернет за лень, если что.
     -- Появится -- пусть поднимется ко мне. Немедленно.
     Гек предвидел такой оборот  и в дом не пошел. Август то и дело вдувал в
город настоящие весенние оттепели, было довольно тепло, и  Гек легко перенес
несколько часов на свежем воздухе. Но наступил вечер, пора было идти домой и
отдохнуть хотя бы часок: впереди еще была ночь дежурства, да и пожрать бы не
мешало. Гек столовался у Марго, и хотя платил за еду совсем немного, но ведь
свои платил, имеет право.
     Патрик все  еще не спускался. Гек прошмыгнул через черный ход, забрал к
себе в каморку остывшую тарелку с рисовой кашей и два бутерброда с колбасой.
Чай  готовить не стал, возле  кровати  на тумбочке  стоял графин с кипяченой
водой,  Гек запивал прямо  оттуда. Из  гостиного  зала вовсю  уже  слышалась
музыка и смех -- гости веселились.
     Дверь распахнулась. На пороге стоял Патрик.
     -- Приятного аппетита, господин  сопляк! -- Гек молча кивнул, продолжая
жевать бутерброд. Правую руку он держал на горлышке графина,  чтобы в случае
чего успеть сделать розочку.
     Патрик, конечно же, видел эти немудрящие приготовления  к защите и даже
слегка удивился норовистому характеру мальчишки.
     -- Ты почему ко мне не зашел?
     -- Я заходил.
     -- А потом почему не постучал?
     -- Я  стучать не обучен.  Да  и вообще, что ты за командир выискался на
мою шею? Кто ты такой, в натуре? Ты мне что -- деньги за работу платишь, или
так, бугор на общественных началах?
     -- Не  надо  мне  хамить,  сопляк!  Дядя Джеймс  поручил  мне  с  тобой
валандаться. Мне не хочется, но  раз  поручено --  я из тебя душу выну, если
будешь хамить и своевольничать. Ты хорошо меня понял?
     -- Я не  сопляк. Мне Дядя Джеймс ничего  такого не говорил насчет тебя.
Ду...
     -- Он мн...
     -- ... Душу вставлять и вынимать способен  только господь бог, которого
нету  нигде. Нет,  я  не  подписывался  ни на  какого  Патрика -- тебя  ведь
Патриком зовут?
     Патрик медленно зверел:  давно уже никто не осмеливался держаться с ним
столь нагло. Гаденыша необходимо как следует проучить... Но не сейчас.
     -- Хорошо. Ты ведь стремянной, где у тебя телефон?
     Гек  открыл тумбочку и вынул оттуда компактный телефон. Свободной рукой
он вытравил провод, чтобы Патрик мог звонить не нагибаясь.
     --  Джеймс?  Парнишка  упирается, говорит,  что  никто  ему обо мне  не
говорил... Что? Передаю. И это... очень уж он нахальный.
     Дядя  Джеймс  спокойно,  но резко  объявил  Геку, что  отныне  он будет
получать четыре сотни,  дежурить  раз в неделю и во всем слушаться  Патрика.
Если же ему это не нравится -- пусть берет шмотки и сию же секунду убирается
к чертовой бабушке.
     Гек  без лишних слов согласился, понимая, что в случае отказа никто его
не отпустит живым ни к чертовой бабушке, ни к какой иной. До весны следовало
потерпеть, не было другого, более приемлемого выхода.
     Дядя Джеймс  уже и не рад  был, что  прицепил  мальчишку к  Патрику, но
продолжал из  чистого  упрямства  -- чтобы  все они там чувствовали удила. У
него  и   раньше  случались   мысли  воспитать  идеального   подручного,  не
испорченного  прежней  жизнью  и   привычками,  но  поведение  подростка  он
представлял  себе как-то  иначе:  мягче,  что  ли,  уважительнее к  старшим,
восприимчивее... Может, это говорило в нем так и  не утоленное желание иметь
сына...  Короче,  Дядя Джеймс  понял уже, что  совершил  ошибку  в отношении
Малька, однако отступать не собирался.
     Патрик  не представлял  себе,  как он будет руководить  этим  Мальком в
обыденной жизни, но начать решил со спортзала.
     Уже  на следующий  день  он  велел  Гекатору  сесть в уголке на  маты и
посмотреть, как тренируется  очередная группа Джеймсовых битюгов. Как тренер
Патрик предпочел бы, чтобы  у большинства его учеников было поменьше мяса на
боках. Он-то знал -- в большую и  неповоротливую цель попасть гораздо легче,
а болевые центры  у всех одинаковы.  Но он-то  был  профессионал,  а простые
люди, объекты делового насилия, уважают и боятся увесистых и рослых.
     В зале остро пахло по2том  и еще чем-то, имеющим специфически  паховый,
генитальный  "аромат".  Из-за  этого,  кстати,  пришлось  дооборудовать  зал
мощнейшей системой вентиляции -- нормальные гости предпочитали иные  запахи,
а извращенцев здесь не обслуживали.  Гек с любопытством  следил за процессом
тренировки, отмечая  неуклюжесть  в движениях у большинства парней. Время от
времени Патрик проводил мини-спарринги,  наглядно показывая,  как бить и как
защищаться от  ударов. В  процессе таких  спаррингов Гек  начинал  болеть за
соперников  этого  рыжего,  отчаянно надеясь, что кто-нибудь из  этих громил
намылит  тому  холку. Тщетно:  Патрик,  отнюдь не  самый рослый и бугаистый,
действовал столь резко  и мощно, что его спарринг-партнеры  только морщились
от боли, охали и тяжело пыхтели в бессильной злобе.
     Со  следующего  дня  Патрик  принялся  за  Гека.  Тренировки  он  решил
проводить  индивидуально,  когда  в  зале  никого нет.  И  Гека  это  вполне
устраивало: со времен  зоны он возненавидел, когда на небольшом пространстве
скучивается  много  народу. И своя отдельная комнатка  так  пришлась ему  по
сердцу, что бо2льшую часть своего свободного времени он проводил в ней.
     Патрик  начал с общефизической подготовки, стал гонять Гека  по залу на
корточках,  на  четвереньках,  велел  ему  приседать и  отжиматься,  вертеть
туда-сюда  шеей, подпрыгивать  -- и все это в  темпе.  Через неделю Геку  до
смерти  надоело  быть  болванчиком  на  ниточке,  и  он отказался  выполнять
очередное распоряжение Патрика.
     -- Я тебе не гимнаст и не Петрушка, понял? Взялся учить карате, так учи
карате!
     -- Это не карате. В  тебе  маловато терпения и многовато дури. Тебе еще
рано разучивать приемы.
     -- А когда будет не рано?
     --  Когда  будет  в самый  раз,  тогда  и  скажу.  А  ну-ка --  отжался
десяточку!
     -- Сам отжимайся, а я не буду... Ну почему я должен вдруг отжиматься?
     -- Потому что я так сказал.
     -- Вот-вот!  "Я так сказал!" А если ты мне скажешь под поезд броситься?
То я так и побежал, да?
     Патрик побледнел:
     -- Хорошо. Уговорил.  Надевай перчатки, намудник и шлем.  Три раунда по
две минуты.
     Сам Патрик надел только перчатки, выбрав самые мягкие для себя.
     Начался  бой.  Правил,  регулирующих  схватку,  был  самый  минимум  --
стараться не калечить и не убивать. Гек решил во что бы то ни стало  сделать
Патрику отметочку побольнее, он  резво бросился в  атаку и почти достал  его
нос кулаком, как вдруг оказался на полу, крепко приложившись затылком.
     -- Вставай, чего разлегся, еще полторы минуты до тайм-аута.
     Гек  умел  драться свирепо  и расчетливо, огромный опыт в этой  области
научил  его  сохранять  хладнокровие  и  присутствие  духа.  Он  поднялся  и
осторожно  стал  двигаться в сторону  Патрика,  прикрывая  голову  и  корпус
руками.   Патрик   как-то   нелепо   и   неуклюже   сделал  замах,  и   Гек,
воспользовавшись моментом, прыгнул, чтобы вмазать ему ногой в живот.
     На этот раз он приложился лбом: Патрик успел  схватить его  за лодыжку,
повернул  ее  и дал  пинка,  одновременно  дернув лодыжку вверх. Второй  раз
вставать  было тяжелее. Гек  все  же  встал,  стараясь не кряхтеть, и принял
прежнюю боевую стойку.
     -- Хватит с тебя? Может, уголок пойдешь делать?
     Гек отрицательно помотал головой:
     -- Два раунда еще впереди, поехали! -- Он начал было движение, но вдруг
остановился  и  опустил  руки.  Патрик  невольно  последовал его  взгляду  и
обернулся к двери.  Гек стремительно прыгнул,  сомкнув  руки в  перчатках  в
единый блок, и с разворота саданул Патрика в челюсть.
     Резким получился удар, хлестким, но маловата масса была у Гека: Патрика
отбросило силой удара влево,  он даже согнул ноги в  коленях, словно пытаясь
сесть,  а  все же устоял. Его  шатнуло, Гек почувствовал,  что  самое  время
добавить, дернулся наперерез и... вырубился от точного удара в подбородок.
     Через пару минут он открыл глаза  и увидел потолок, потом покосился  --
рядом возвышался Патрик:
     -- Ну,  сволота хитрожопая, поднимайся! Врешь, я тебе пока ничего нигде
не повредил, но у нас для этого третий раунд есть. Подъем!
     Гек стал подниматься,  но потерял равновесие  и  шлепнулся на  задницу.
Потом встал и, шатаясь, поднял было руки, опустил и снова поднял. Как слепой
двинулся  он  в ту  сторону, где его ждал Патрик. Тот,  даже не перемещаясь,
пренебрежительно пихнул Гека ногой, и он опять повалился.
     -- Вставай-вставай, это только цветочки...
     Но Гек  уже был как сомнамбула: он свез  с головы шлем, икнул и упал на
колени  в  приступе  сухой  рвоты,  когда  есть  все  муки позывов,  но  нет
облегчения от извержения рвотных масс.
     -- Так ты что, сопляк, скис уже? Ай-яй-яй-яй-яй! Ладно, отдохни... пять
минут, да. Потом начнем по-настоящему.
     Гек со стоном перевернулся на спину, сунул руки под мышки, освободил их
от перчаток, встал все-таки на ноги и покачиваясь побрел к двери.
     -- Ты  куда, разве я тебя  отпускал? -- с притворным удивлением спросил
его Патрик.
     Гек,   не  оборачиваясь,   потряс  головой  и  вышел  из   зала.  Дверь
захлопнулась  вслед  за  ним, и  почти  сразу оттуда послышался  негромкий и
мягкий удар -- тело шлепнулось на пол.
     Патрик помедлил пару секунд и, вздохнув, пошел за ним...
     Говорят  "звезды посыпались из глаз", когда удар в голову очень сильный
и очень болезненный. Такого Патрик не испытывал давно, очень давно: от удара
двумя ногами в лоб он вылетел обратно в зал, упал навзничь и зарычал от боли
и унижения.  Этот артист провел, да еще  дважды, его, Патрика, как сопливого
пацана!
     ...Гек, изобразив  отключку,  тихонько  поднялся на метр  по  тамбурной
лестнице, уцепился  руками  за перекладину и стал ждать. А Патрик, великий и
непобедимый  Патрик,  вдруг проявил не  свойственную  ему самонадеянность  и
поплатился за это.
     ...Гек успел посопротивляться не долее секунды, прежде чем окончательно
и без  дураков потерять сознание: Патрик,  почти выйдя из  берегов, яростным
ударом  в  живот  сломал  ему  ребро, и  вторым,  в  голову,  обеспечил Геку
тяжелейшее  сотрясение   мозга.   С   полчаса   прошло,  прежде  чем  Патрик
обеспокоился, осмотрел неподвижного  Гека и  отнес его в  комнату  к Мамочке
Марго, откуда та и позвонила в службу скорой  помощи. Гек был не  ахти какая
важная птица,  платить за него  никто  не хотел, пока  Дядя Джеймс не примет
решения,  а  потому   его  отвезли  в  четвертую  городскую   лечебницу  для
малоимущих,  где  он  и  провалялся  в  беспамятстве  четверо  суток, да  на
излечении почти месяц. В те дни Дядя Джеймс как  раз затеял первую небольшую
войну с  сицило-американцами  за  право  проведения  подпольных  лотерей  на
предпортовых улицах. Изобретение принадлежало  макаронникам,  но Дядя Джеймс
справедливо посчитал, что это его территории, а значит, и право на игру тоже
его.  И  он  и Патрик  были  заняты  по уши,  так что Гека никто ни  разу не
вспомнил и не навестил за весь месяц.
     А в Бабилон-город тем временем вошла весна.

Глава 14

     Сердце ждет чуда...
     А ночь и звезды в небе
     Так обыденны.
     -- ...Мазила пусть займется  лотереей, в  контакте с Германом, а возить
меня будет  Черепок. -- Совещание подходило к концу, и Дядя  Джеймс  отдавал
последние распоряжения.
     Боцман виновато откашлялся:
     -- Черепок не умеет мотор водить.
     --  То есть  как это  не умеет? Научить! Погоди, да чего  там уметь  --
прав, что ли, нету у него?
     --  Не  умеет  -- и  все,  потому что  осел. Научим и  права купим,  но
завтра-то он за баранку не сядет, верно?
     -- Пожалуй.  И все  равно  Мазиле свой  уголок для работы  выделяем.  А
возить меня будет... будет меня возить...
     -- Кубика возьми, -- вмешался в разговор Червончик, -- он классно тачку
водит.
     -- Мотором управлять  -- это  еще  не  все, голова хоть небольшая  -- а
нужна! Есть у него голова, а в ней мозги?
     -- С мозгами слабовато, это верно.
     --  Ну  так и заткнись. Лезет тут не вовремя с советами своими. Когда я
попрошу у тебя совета, тогда и раскрывай хайло. Понял?
     -- Понял, понял. Что ты сразу заводишься-то? Я же как лучше хотел.
     -- Магомет меня будет возить. Фред, есть у  него права? -- обратился он
к Боцману.
     -- Полно. Даже настоящие имеются. И вод....
     -- Ну и ладушки, на том и порешили. Совещание окончено. Всех благодарю,
но никого не задерживаю, друзья мои.
     "Друзья" в момент собрались и вымелись из кабинета.  Патрик остался, но
Дядя   Джеймс  воспринял  это  как  должное,   он   любил,  когда  позволяли
обстоятельства, иметь его под рукой.
     -- А что твой Малек?
     -- В больнице, я думаю, где еще.
     -- В больнице? --  удивился  Дядя Джеймс,  знавший эту  историю не хуже
Патрика. -- А с каким диагнозом, и давно ли?
     Патрик терпеливо напомнил ему обстоятельства дела.
     -- Так он в больнице, или ты думаешь, что он в больнице?
     -- Его,  считай, в  одних трусах и футболке в больницу отвезли, а Марго
пообещала к выписке привезти его вещи. Куда он без них уйдет?
     -- Да, вредным оказался парнишка. Ну что, отпустим его с миром или как,
а, Патрик?
     -- Ты в смысле, что может рассказать чего  не надо? Дак он  и не  знает
толком ничего.
     -- Не уверен. Навести его. Да,  навести, переговори, то да се, успокой.
Я узнавал: выписка через три дня. Уберешь его через пару дней -- и  поглубже
в залив, вместе с вещами. Был и убежал. Куда -- кто его знает. Понял?
     Патрик поежился:
     -- Может, не я его... Он ребенок все-таки... Стыдновато как-то...
     --  А кто  -- Марго? Лишний звон  ни  к чему. Какие  мы чувствительные!
Ребенок!  Все.   Скажи,  чтобы  запрягали,  на  рынок  прокатимся,  а  потом
пообедаем, -- сегодня мамаша нас кормит, настряпала -- пальчики оближешь.
     Уже  довольно  ощутимо припекало солнце,  превращая  вчерашний  снег  в
грязную,  темную  коросту  вдоль  тротуаров,  из  которой  то  там,  то  сям
высовывалось собачье дерьмо. Патрик рассчитался с таксистом и вышел  у самой
больницы.  Просторная  кожаная  куртка  была по-весеннему  распахнута, ствол
пришлось передвинуть за спину, головного убора он не носил даже зимой, если,
конечно, по  работе  не  требовалось, одна  рука  была свободной,  на всякий
непредвиденный случай, в  другой был  сверток.  Безымянная пичуга на  черном
тополе верещала  так звонко и  так весело, что Патрик  даже  улыбнулся ей  и
попытался  подсвистнуть,  но та  лишь  презрительно  глянула  на него  диким
круглым глазом, перепрыгнула на соседнее дерево и продолжила свои рулады.
     В палате, темной, вонючей и  переполненной,  Гека не оказалось. Пожилая
добродушная нянечка, неизвестным чудом сохранившая человеческий облик в этом
сортире, охотно объяснила Патрику, что искать  его нужно  на территории, где
он  пропадает все дни. Она даже показала  -- куда, и  Патрик  отправился  на
поиски.
     Территория представляла  собою здоровенный кусок  земли,  оборудованной
под парк, и принадлежала городу. Без приличного финансирования и  хозяйского
догляда парк превратился в  нечто среднее между свалкой  мусора и  кладбищем
старых сгнивших деревьев. По форме он был почти правильным прямоугольником с
пропорциями государственного  Бабилонского флага  -- 3:2. Доступ к восточной
(узкой)  стороне  ограды преграждался бессмертной лужей  с болотно-помоечным
запахом, которая, в зависимости от погоды, могла стать меньше или больше, но
не  пересыхала  никогда.  Однако  непосредственно  перед  оградой оставалась
возвышенная сухая полоса парка, неровной шири