часами   листал  подшивки
бабилонских  газет,  стараясь прояснить  для себя события тех недавних  лет,
когда он скитался на чужбине.
     Все мертвы, -- если верить газетам. Не понять только -- кто кого убивал
и кто кого победил.
     Гек ежедневно  и помногу ходил по городу, изучая  настоящее и вспоминая
былое.
     "Дом" продолжал работать, Гек даже Мамочку Марго видел мельком, но рожи
там  крутились незнакомые,  много  латинов и  черномазых.  Штаб-квартира  на
Старогаванской -- закончилась, весь дом пошел на капремонт, хозяин сменился.
Гек отныне  лишен был  возможности черпать сведения из  той среды, в которой
эти  сведения  рождались, и  вынужден был промышлять догадками  и невнятными
статейками  в  бульварных газетах. Он хорошо  питался,  ежедневно  не  менее
трех-четырех  часов интенсивно  тренировался, читал  по  вечерам,  бродил по
городу -- времени на все хватало. Но где-то через месяц почувствовал он, что
жизнь стала нудной, блеклой и... тревожной.
     Да-да.  Что же теперь, коли деньги есть -- так  до старости и тлеть, по
киношкам да обжоркам? Ни черта не сделано полезного  за всю жизнь, вспомнить
не  о  чем, поговорить не с кем.  Сдохни  я  сию секунду  --  месяц никто не
хватится, пока за  квартиру платить время  не придет.  Что делать, как жить,
кто научит? Кто  учил  -- тех уж  нет, а в своей голове,  видать, нейронов и
синапсов не хватает...
     Гек почувствовал, что проголодался, и зашел в первую попавшуюся на пути
забегаловку с  чернушным названием "Трюм"  (и с дурной  репутацией), выгодно
расположенную  неподалеку   от  рынка.  Времени  уже  было  --  четырнадцать
тридцать, а он позавтракал аж в семь тридцать.
     "Трюм" открылся менее полугода назад  на месте бывшей псевдопиццерии, и
Гек, конечно, не знал,  что его настоящий владелец  --  Нестор Пинто, он  же
Нестор, некогда прозванный Гиппопо их общим покойным шефом, Дядей Джеймсом.
     Нестор еще  более возмужал,  хотя пока не начал обрастать лишним мясом,
набрал силу и влияние в окрестностях, но  до  титула Дяди ему было еще очень
далеко. Однако он был независим, молод и нахрапист и свято верил, что дальше
будет лучше. Он сидел в кабинете директора за стенкой, отделяющей кабинет от
небольшого,  пустынного  в  этот  час  полутемного  зала, и пожирал  двойной
бифштекс с  картофелем фри под кетчуп.  Ему  предстояло ехать  в полицейский
участок вызволять оттуда двоих своих орлов, набедокуривших вчера в ресторане
при казино.  Казино  -- это казино, там на твои плечи и связи никто смотреть
не будет: в лучшем случае -- пинка под жопу, а то и в полицию сдадут. Это не
шалман,  и распугивать приличных  людей никому  не позволено. Так  что, хотя
Нестор и сам держал долю в пять процентов в этом казино, никаких претензий к
охране (те еще быки!) он не имел.
     Звякнул колокольчик над  дверью, в  зал, отделанный искусственной кожей
по стенам -- все выдержано в красных тонах, кроме бежевого потолка, похожего
на  квадратное поле, засеянное то  ли мелкими  сталагмитами, то  ли акульими
зубами, -- вошел посетитель. Это  был крепкий мужик, ростом повыше среднего,
одетый,  как  всегда одеваются простолюдины, хорошо  зарабатывающие на жизнь
физическим трудом. Обращали, пожалуй, на  себя внимание только малоподвижные
черты его лица  и  не по-людски  нехорошие  глаза. Когда  темные бабки-мамки
боятся сглазу -- они именно такие имеют в виду.
     Паренек в несвежей белой рубашке с галстуком-бабочкой  принял  заказ на
ромштекс и  кока-колу, пробил чек и смылся на  кухню. Буквально через минуту
опять  раздался  звон  колокольчика,  и в кафе  почти вбежал худой низенький
парнишка-наркоман по кличке  Рюха.  Он бросил взгляд на  посетителя, взял  у
стойки стакан с напитком и пошел садиться к соседнему столику.
     -- Ой,  господин хороший, --  споткнулся он вдруг, --  это вы  бумажник
потеряли?
     Гек недоуменно хлопнул себя по карману и машинально ответил:
     -- Нет, мой при мне.
     -- И мой при  мне. Значит,  этот ничейный, надо посмотреть  --  что там
такое?  --  Рюха поднял бумажник  к самому носу Гека  и развернул --  оттуда
торчала увесистая пачка сотенных купюр. -- Поделим? По-честному, пополам, а?
     Гек  с  насмешкой взглянул на  парнишку и  решил подшутить над  дешевым
фармазоном:
     -- Само собой. Давай-кось, я сосчитаю...
     Сотенных  там  было  только три  верхних  бумажки, остальные  трешки  и
пятерки.  Для весу. Скоро должен  был появиться  и "владелец"  бумажника,  а
официант все не шел -- видимо, планировал срубить халяву  после "раскрутки".
Ну и шарага...
     Гек, приняв в руки пачку, отвлек на мгновение взгляд нервничающего Рюхи
и тотчас подменил две сотенные на две пятерки, что были у него в кармане.
     --  Нет, руки-крюки у  меня  --  сам  считай.  --  Рюха послушно взялся
считать  и остолбенел: две сотни исчезли, как не было.  Сам же заряжал, глаз
не спускал, что за черт!.. -- Ну  считай, считай, неграмотный, что ли? Учти,
я смотрю, как ты считаешь!
     А в кафе уже ввалился "владелец" бумажника.
     -- Ребяты, я  давеча лопатник потерял,  не видели случаем?.. А-а-а, вот
он, родимый! А чтой-то вы в нем копаетесь, а?
     Гек повернул голову и чуть не вскрикнул -- Дуст, собственной  персоной!
После Червончика, видать, остался беспризорным, застрял на марафете и теперь
промышляет мелкими аферами, гадина! Ай да встреча!
     Дуст  действительно  выглядел  неважно:  по-прежнему  здоровенный,  как
кувалда, он обрюзг на лицо, обносился, ходил небритый и плохо причесанный.
     На шум из  зала отвлекся Нестор за стенкой.  Он  подошел к  окошку, для
зала -- зеркалу, и заглянул внутрь. Начинающаяся сцена ничем его не удивила,
он недовольно сморщился, но вмешиваться  не стал -- мир не переделаешь, да и
ехать пора. Ч-черт, не харчевня -- притон!
     Он еще раз бросил взгляд на участников и замер. Мужика он не  знал и не
видел  никогда,  но  что-то  там  было  не  так.  Рюха остолбенело  стоит  с
лопатником в руке -- ну, он  артист известный,  растерялся -- с понтом дела!
Дуст -- тот похуже изображает, но вот мужик... Он ведь ничуть не боится и не
менжуется, как у себя дома. И на дурака  не  похож...  Лягавый, может? Ну их
всех к  хренам,  пусть сами  разбираются. Нестор вышел  через черный ход, по
пути велев  директору  приглянуть  за  ситуацией и доложить потом,  если что
случится...
     Долго  ждать  доклада не  пришлось.  Не  успел  Нестор  посадить  своих
"хулиганов"  в  мотор,  чтобы  отвезти  в  контору  да  по-отечески  с  ними
"побеседовать",  как к  нему подбежал  один из прикормленных  ранее  стражей
порядка и сообщил, что Нестора обыскались в "Трюме".
     "Так и есть, -- с досадой подумал Нестор, --  на лягавого наскочили. Ну
все: эти аферисты пусть сидят, пока не  сгниют, а остальных уродов я отважу.
Шалман только  за счет "товара"  да отстежки и держится, сам --  убыточен...
ну, почти убыточен..."
     Действительность оказалась не лучше  лягавского прихвата. Дуст, судя по
последней информации, умирал в больнице с перебитым хребтом, у  Рюхи сломана
правая  рука и оторваны оба уха, у  Пенса, официанта, "молодчика-наводчика",
отобраны  наличные  деньги  и  оторван  указательный палец  правой руки  (за
наводку).  Все  столы  и  большинство  стульев  в  зале  разломаны,  бутылки
перебиты.  Витрины  тоже.  Свидетелей   не  было,  патрульных  не  вызывали.
Окружающие -- соседи, торговцы, наученные  горьким  опытом, думали,  что все
идет по  программе,  обычной  в  этом  заведении,  только чуть  более шумной
сегодня.
     Пенс, обнимая забинтованную руку, рассказал о случившемся.
     Мужик догадался о раскрутке и, видать, рассердился.
     -- Надо же... -- прокомментировал Нестор.
     Сначала он разделался с Дустом, как с цыпленком табака. Выбил  ему зубы
хрустальным  салфеточным стаканом, уложил на пол, на живот, -- и каблуком по
позвоночнику...  Потом  взялся  за  Рюху,  потому что  тот  вздумал  бритвой
махаться. Он этой бритвой ему одно ухо и откромсал. А потом и второе, но уже
пальцами  оторвал. Уж  как  Рюха кричал!.. Пенс  все  это  видел, потому что
действительно надеялся,  что у мужика после раскрутки аппетит пропадет и чек
останется невостребованным.  Мужик его заметил и  спросил про свой заказ.  А
заказ-то еще не был готов.
     -- Ты, скотина,  и  не собирался  его делать? Говори как  есть,  не  то
вышибу навеки отсюда! -- опять перебил его Нестор.
     Пенс, его двоюродный племянник, пристроенный к делу по просьбе  сестры,
виновато вздохнул и продолжил рассказ.
     Мужик,  узнав, что  ромштекс  не  готов,  ударил  его  в  ухо  и  велел
поторопиться...  И  тогда...  ему  было  сказано...  что  его  ждут  большие
неприятности...
     -- Кем было сказано?
     Пенс опять горько вздохнул и потупился.
     -- Дальше...
     А дальше мужик стал крушить мебель, бар и витрины.
     -- А что он говорил при этом?
     Ничего мужик  не говорил,  улыбался только. И  деньги у Пенса отнял.  А
потом палец отломал и ушел. Но Пенс этого уже не видел -- сознания лишился.
     Да...  Дуст  переживал  не  лучшие  свои дни,  но  на  здоровье  еще не
жаловался.  И в этих  краях никто  не стремился  меряться с Нестором на  его
поле. И  деньги  тот хмырь отнял не в виде ограбления, а, похоже,  так,  для
куража... Недаром у Нестора  сердце  екнуло, надо было  вмешаться, уж  он-то
сумел бы утихомирить того гада. Наверное... Но он очень  четко запомнил  его
лицо, и если встретит, не дай бог... Морды бить -- да, если в своем праве, а
мебель крушить  за чужой счет -- не надо!  Ну  ничего, он его на всю жизнь в
памяти запечатал... Сейчас надо директору рыло начистить и выгнать взашей на
рынок, пусть  опять  за  прилавком стоит. А  то хитрый больно,  слинял, а  я
расхлебывай!
     Гек  после этого случая  с  Дустом, своим старым врагом,  почти  неделю
держал  отличное  настроение.  Он  опять   полюбил   спускаться  в  тайники,
просиживал там  сутками,  ночевал. Во втором тайнике он обнаружил толстенную
пачищу   дореформенных  денег,   годных  теперь  только  на  растопку,  кипу
самодельных карт  южных лагерных территорий, имена,  адреса,  обстоятельства
тех  официальных лиц,  кто был  на крючке у Ванов.  Цена  этим  данным  была
примерно такая же, как и дореформенным сотням и тысячам, поскольку данные не
пополнялись  с   шестидесятого  года  и  безнадежно  устарели.  А  последним
посетителем тайника No 2, точного подобия первого, был некий Бивень, который
и деньги  туда  заложил, не  ведая  о местонахождении  основной "казны"  и о
предстоящей близкой реформе.
     И  наконец, Гек  обнаружил  еще одно  своеобразное сокровище: небольшую
коллекцию  "портачных  мамок":  матерчатых  и   кожаных  основ  с  тщательно
подобранными в узор иголками.  При  известной сноровке и аккуратности стоило
только смазать иголки и  кожу, наложить "мамку" --  и татуировка готова. Гек
был счастлив,  когда нашел  "медведя  оскаленного", гордую  реликвию  Ванов,
потому что ни Варлак, ни Суббота не помнили -- есть она в том тайнике или на
руках  у  кого-то. Он  примеривался  и тренировался три  дня. А на четвертый
наложил себе мамку  на  лопатку, под левое плечо,  --  имел на  это законное
право. Получилось четко,  не хуже,  чем  у Субботы. (У  Варлака  кабан был с
двадцати  лет, так  он его и оставил,  перебивать  -- посчитал  несолидным.)
Нагноения не случилось, и болело недолго.
     А дело шло к зиме, Геку  уже  стукнуло двадцать. Полгода уже он  топтал
родную  землю, а придумать  с документами  и перспективами так  ничего  и не
сумел.
     Помог случай. Когда ищешь решение трудной, невозможно трудной проблемы,
случай  почти всегда  приходит на помощь. Но чаще всего он помогает тем, кто
не  опускает рук и неустанно  ищет, безжалостно перебирая и отбрасывая сотни
возможных  вариантов  решения  поставленной  задачи. Большим ловцом  удачных
случайностей, к примеру, был один английский физик, некий Фарадей...
     Гек   зашел  в   банк,  чтобы  сдать   десятитысячную  предъявительскую
облигацию, и угодил  в вооруженное ограбление. Двое в чулочных масках решили
отобрать  у кассира деньги, но тот успел нажать  на кнопку. Прибыла полиция,
началась  катавасия со  стрельбой, преступников повязали, а заодно и  Гека и
еще  одного  господина,  поскольку  они были единственными  мужчинами  среди
посетителей. Операционистки  и  кассир  попытались  было  выгородить  их, но
сержант мгновенно погасил галдеж  криком "молчать!", пообещал разобраться, а
этих  двоих отправил  в отделение. Но на  территории отделения располагалась
обувная фабрика, где  в  тот день выдавали зарплату,  так  что околоток  был
переполнен мелкими "посетителями", пьяными в грязь. Эти двое были трезвыми и
могли помешать  спокойно досматривать  карманы  привычных  клиентов. Недолго
думая   дежурный  по  отделению  направил  их  прямо  в  "Пентагон",   якобы
неправильно приняв их за налетчиков.
     Геку  не  доводилось  еще  бывать  здесь, в легендарной тюрьме, и он  с
любопытством  изучал  окружающее.  Его  развеселили почему-то  металлические
подступенки на тюремных лестницах, выполненные в форме пентаграмм, как и оба
основных  здания. Ну прямо  монограммы  на  белье,  метки  владельца.  Всего
крупных построек было три: две "звезды" и "больничка". В одной "звезде" была
тысяча   камер  и  в  другой  тысяча.   В  одной  сидели  подследственные  и
"переследственные", в другой разматывали срок полноправные сидельцы.
     Камеры строились в основном как одиночные и малопоместные, но это  было
давно. Администрация умело размещала в каждой "звезде" по пяти и более тысяч
человек, по  тысяче  на  луч. Гека  и мужика  (протестантского пастора,  как
выяснилось позднее)  развели,  естественно, по разным камерам, и Гек вошел в
свою.
     В камере, маленькой и узкой,  стояли  три  двухъярусные  кровати. Одна,
посередине, была  занята, две  наполовину свободны.  Ту, что у входа,  самую
близкую  к параше, занимал молодой  косоглазый субъект  с узкой продавленной
грудью  (по  пьяни  убил пьяную  же мамашу). Среднюю, занятую, населяли двое
молодых   парней  (поножовщина  и  хулиганка),  а  на  последней,   у  окна,
расположился  не  старый еще  мужик,  не близко  под сорок,  с татуированной
грудью (залетный скокарь  из Картагена, отягощенный розыском  за  убийство и
побег  и прихваченный прямо на флэту). Все  были белые. Тот, который лежал у
окна, бросил взгляд на Гека  и  тотчас подозвал его, указав место на верхней
шконке. Гек без  лишних  разговоров принял приглашение, и уже через четверть
часа они  мирно беседовали  на  разные интересные темы.  Гек держался ровно,
ничем  себя  не  выдавая,  в  смысле  "образованности",   его   "дело"  было
пустяковое, и  непонятен был пока интерес  к нему этого  урки, вероятно,  из
ржавых или под них канающего. Гек упростился  по  максимуму,  чтобы снять  с
Джима,  так  тот  себя  назвал,  осторожность  и  опаску.  И  тот потихоньку
раскрылся. Но не сразу. После ужина Джим  хитро  улыбнулся  и достал  колоду
карт. Однако ни с  кем,  кроме Гека, играть не пожелал. Играли в "блэк-джек"
по  пенсу,  без  права  поднятия  ставок.  Игра  шла в  основном  честно, но
поскольку  Гек  решил играть  плохо, то Джим  время от времени передергивал,
чтобы  улучшить Гекову карту и выровнять счет. А тем временем он  беззаботно
болтал о том о сем, перемежая  рассказы вопросами. Поначалу Гек заподозрил в
нем дежурную "крякву", какие бывают порою  в следственных камерах,  но потом
его   озарило:   Джим   примеривал  на  себя   биографию  новичка,  особенно
воодушевившись,  когда   узнал  о  недоразумении  с   "кассой".  Теперь  все
становилось ясным.  Джим должен его или обыграть  и  заиграть, или запугать,
или уговорить подо что угодно и попытаться смыться, представившись им, Томом
Гуэррой (Гек  носил такой  паспорт, способный выдержать самую  поверхностную
проверку).  Джим,  словно  подтверждая это,  время  от  времени  косился  на
цивильный костюм Гека. Вдохновение подсказало Геку дальнейшее.
     Сокамерники давно уже спали, когда Джим  предложил  поднять  ставки (за
три часа выигрыш Гека составил два пенса). Гек согласился...
     Когда ставки  поднялись до сотни талеров,  а  проигрыш разгорячившегося
Гека до  тысячи, Джим  окончательно обнаглел в  тасовке колоды,  и без  того
меченой. Вдруг он выкатил глаза из орбит и захрипел: Гек левой рукой схватил
его за горло и уверенно сжал с нужной силой.
     -- Ты, порчак, ты какие стиры катаешь? Битые. Это неправильно. И почему
у  тебя  два  туза  по низу ходят  второй раз за одну талию?  Бубны  в тыкву
ударили, что метелки  мечешь перед незнакомыми людьми?  -- Гек правой  рукой
разжал Джиму  ладонь  со злополучными тузами. --  Знаешь ли, что положено за
такое? Что таких -- к крысам приравнивают, знаешь?
     -- Ты что, офонарел? -- прохрипел испуганно Джим. -- Я же просто шутил,
в виде фокусов...
     -- Не  толки парашу. Перед игрой этой, фратецкой кстати, договаривались
-- честно играть, то есть без исполнений. Было?
     -- Да  кто ты,  свой, что ли? Или куму служишь? -- вместо ответа хрипел
ему Джим.
     -- Следи  за  базаром,  я  тебе  не фратец-лопушатец... Горло  отпускаю
сейчас, но только пикни громко -- удавлю. Понял, я спрашиваю?
     -- Понял...
     -- Рассказывай...
     Гек  угадал: Джим (ржавый,  кличка Дельфинчик) хотел сделать  отчаянную
попытку -- отвалить из "Пентагона".
     "Терять нечего -- или вышак отмерят, или заставят в "парочке" сидеть. А
там,  сам  знаешь,  с нашими разговор короткий,  -- как псины беспредельного
толка действуют".
     Про  себя Гек  сказал  лишь, что  в непознанке, надеется уйти. Заварили
чаек.  Гек  попил  из вежливости.  Потом приказал  Джиму  раздеваться  и сам
принялся  стаскивать  с  себя  пиджак  и  брюки.  Гек  захватил  неоспоримое
лидерство, и Джим  подчинился, только спросил причину. Гек объяснил ему, что
поддержит его попытку и что в таком виде Джиму даже дергаться не стоит, надо
меняться.  Сняв  рубашку, Гек  обернулся на внезапно окаменевшего Джима: тот
смотрел, разинув рот, на медведя и звезды.
     -- Что вылупился, Джим, не видел никогда, что ли?
     -- Видел. Очень давно... И звезды с... секретом, точно? От Субботы?
     -- Точно. Видел  и  забудь. А то я тебя и  в Антарктиде среди пингвинов
найду.
     --  Ой,  слушай, только  не  бери  на голос. Мне ведь в моем  положении
некого бояться. Своего я и  так не сдам. А что-то я тебя не знаю  вовсе и не
слыхал... Кто и где тебя подтверждал?.. Если не секрет?
     -- Не придуривайся... секрет... Меня не подтверждали, меня --  нарекли.
В  Сюзеренском централе. Тот же Суббота, а  с ним и Варлак. Тот самый. Понял
ли разницу? -- Джим замер на несколько секунд, булькнул горлом, но ничего не
сказал, лишь усиленно затряс головой, все еще не усвоив до конца невероятную
новость. -- Вот и хорошо. Теперь спать. И да поможет нам фарт!.. И помни: до
поры -- молчи. Пока ты один знаешь. Когда надо будет -- сам объявлюсь.
     Гек, не вдаваясь во временны2е подробности, рассказал немного о Варлаке
и  Субботе,  по  просьбе  Джима  показал  ему  бесцветную татуировку,  резко
растерев для  этого грудь. Урка  Джим Дельфинчик таращился во  все  глаза, с
почтением и завистливо цыкал...
     Не говоря больше ни слова, они поменялись и одеждой, и местами. Гек лег
внизу, приняв это как должное. Помолчали. Джиму не спалось, а Гека вскорости
разморило. Уже  путались  причудливыми  сочетаниями мысли  в  голове,  мышцы
распускались для ленивого отдыха... Стоп!
     -- Джим! Спишь?
     -- Нет, чего тебе?
     -- Ботва. Стричь надо. Мойка есть?
     -- А точно, я и не подумал. Есть, но маленький обломок.
     -- Ладно, у меня есть. (Гек  после вановской  "академии" всегда носил с
собой лезвие  безопасной бритвы,  листок бумаги, моточек  ниток  без  шпули,
иголку  и  тому подобную дребедень, включая карандашный  грифель,  компактно
упакованные и заначенные в подходящие элементы одежды.) Сначал