а срежь, потом
добреем...
     Управились часа за  полтора.  Гек смочил воспаленную кожу  под  краном,
голову сразу защипало в  порезанных местах. Джим тем временем  собрал клочки
волос и спустил  их  в унитаз.  Сокамерники либо  спали,  либо  благоразумно
решили не проявлять любопытства.
     Пришло  утро.  С  ним  побудка  и  завтрак. Дальнейший ход  зависел  от
везения.
     Брякнула  форточка, в ней показался глаз тягуна. Камера притихла, чтобы
не пропустить шепот надзирателя.
     -- Буква "Гж"? -- Гек с досадой подпихнул зазевавшегося Джима.
     -- Гуэрра, -- откликнулся тот вполголоса.
     -- Имя?
     -- Томас.
     -- С вещами. Приготовиться. Выходи...
     Морок ли навалился на тюремщиков,  или скандала с банком, трясущимся за
своих клиентов, они убоялись...  К  тому же пастора  явилась  вызволять  без
малого рота  визгливых  и  бесстрашных старух. Операторша,  привезенная  для
опознания,  с трудом, а  все же  признала и  служителя Господа,  и гековские
костюм с кепкой. Перед обоими извинились, вернули шнурки, ремни,  галстуки и
отпустили,  внушительно   напомнив   им   о  государственных   интересах   и
порекомендовав молчать о случившемся.
     К обеду Гек точно знал, что идиотский по своей сути побег удался на все
сто. Иначе  камеру давно  бы  уже на уши  поставили. А тихо, даже  кормят...
Поскольку  Гек  не мог  заранее всерьез  рассчитывать  на такой удивительный
исход,  ему пришлось думать, куда двигаться дальше, коли первая половина так
неожиданно, пусть и приятно, удалась.
     Он с отвращением похлебал баланду, успевшую  остыть,  пока ее развозили
по  другим  камерам,  уловил  недоуменные  поглядывания сокамерников,  но не
посчитал нужным общаться с ними и объяснять метаморфозы.
     Через час  после обеда тягловый сунул губы в форточку и вызвал на букву
Ф,  то есть Джеймса Фолка, за которого отозвался Гек. Гек  помнил, что "его"
должны везти на допрос в Генеральную прокуратуру, как особо важную птицу.
     Все вчерашние служивые уже сменились с дежурства, вероятность, что Гека
разоблачат по пути,  была минимальна. Никому и  в голову не  приходило,  что
кто-то захочет примерить на себя подрасстрельный венец или, по крайней мере,
получить статью за содействие в побеге. "Как бы их удар не хватил, когда они
меня увидят", --  Геку почти  не терпелось  посмотреть на  предстоящую немую
сцену.  Однако  здравый  смысл  возобладал, и  уже  в  "воронке" Гек  взялся
воплощать наскоро перекроенный план действий.
     Он  ехал один, если не считать  шофера в кабине и  двух охранников -- в
кабине и рядом, в кунге, но за решеткой-перегородкой. На Геке были наручники
со специальной дополнительной цепью, прикрепленной  к скобе, которая, в свою
очередь, была приварена к металлическому полу.
     Гек без особых мучений поочередно освободил руки из наручников, кратким
и энергичным массажем унял боль во  вправленных на место суставах и попросил
у распустившего слюни конвойного  купить ему пачку сигарет "без сдачи". Дело
обычное.  Конвойные очень мало  получают  за свою  службу и  не видят ничего
зазорного  в том,  чтобы слегка скрасить  сидельцу его незавидную участь. За
деньги, разумеется.
     Конвойный  отпер решетку  и  полез внутрь, чтобы достать  из указанного
верхнего  кармана  десятку. Гек держал  освобожденные  руки  между  коленей,
конвойный почему-то не ждал  подвоха и вырубился прежде, чем  увидел купюру.
Чтобы навести  тень на  плетень, Гек порвал металлическую цепь,  пусть, мол,
думают, что и как. Физической силой он был отнюдь не обделен,  но по-тупому,
"в лоб", с толстой цепью даже ему  было бы не справиться. Патрик научил его,
как  применить  правило  рычага  в  подобном  случае, когда, провернув  цепь
"улиткой",  цепляешь звеном за  звено  на излом  и резко  дергаешь.  Сила  и
сноровка  при этом требуются, безусловно, однако слоном быть не обязательно.
Такие штуки способен проделать любой  силач из  цирковых,  вызывая при  этом
неизменное восхищение публики.
     На  первом  же  перекрестке  Гек ударом  ноги  высадил  заднюю  дверцу,
выпрыгнул из машины  и  таким  образом сбежал, захватив с  собою  цепь  (для
понта).
     Визг тормозов, крики, выстрелы -- все это осталось позади. Гека окружал
мирный  осенний  Бабилон,  с  лужицами,  облаками,  солнечными  зайчиками на
пожухлой листве. Не верилось, что  по  городу началась облава,  тем не менее
так оно было  на самом  деле,  и  Гек торопился  на  Яхтенную,  с  ближайшей
"пещерой" под ней, где можно было спокойно отсидеться денек-другой.
     Однако уже к вечеру Гек в очередной раз все перерешил. Существовало два
варианта,  которые  следовало  учесть,  в зависимости  от  того,  поймают  в
ближайшее время  истинного Джима или не поймают, но тут уж -- как будет, так
и будет.
     Гек решился на очень черную шуточку -- сдаться властям и легализоваться
через  отсидку. Срок  он  поднимет  за  содействие побегу либо за  фальшивые
документы, что даст  максимум  пару лет,  а  то  и  год. Имя  и  фамилию  он
придумает,  происхождение  возьмет  магиддское,  стандартное  для  бродяг  и
непознанщиков,  пусть ищут и сверяют. Главное,  чтобы его пальчики на  самом
деле исчезли  из  картотеки, как  обещано  было еще  Дядей  Джеймсом. Это, в
общем, терпимо будет.  Да и год впустую не  пройдет -- связи нарастут, то да
се...
     Геку ни разу не приходила  в голову простая мысль о  том,  что честная,
мирная,  размеренная жизнь почему-то  никак не дается ему в руки либо теряет
свою  привлекательность при  сколько-нибудь длительном, неделю  превышающем,
пользовании.
     Весь кругозор его,  все интересы крутились  возле  потребностей и целей
животного  мира, класса хищников. Пожрать,  потрахаться,  поспать,  доказать
свое я, убежать, догнать, урвать добычу... Это хорошо было видно  со стороны
-- но не  было  никого в той  стороне, чтобы раскрыть  Геку глаза. Это  было
вполне объяснимо  для  тех, кто знал  его  прошлую  жизнь, но не было  живых
свидетелей той его жизни.  Другой человек выбрал бы  другой путь, потому что
этого человека выбрала бы другая судьба.
     Однако и  хищник предпочитает луга с  жирными стадами,  но не клетку  в
зоопарке и не охотничий капкан. Хищник будет убивать от голода и жрать в три
горла,  пока  еда имеется.  Он  будет  убивать  из  озорства,  но  не станет
добровольно  отказываться  от  воли,  добычи   и  жратвы.  Он  сожрет  своих
детенышей, но не откажется от самки, пока здоров и в силе...
     Что же Гек, в зверинце рожденный и  в зверя выращенный, что же он решил
променять скотское счастье на не менее скотский кошмар? Пусть даже временно,
как  ему кажется... Зачем?  Сакраментальный вопрос, на который нет  внятного
ответа. Или сто тысяч самых разных ответов, что, по сути, одно и то же.
     Рискну  дать  свой:  будучи зверем,  Гек  сохранил  в  себе то  великое
проклятье, которое  почуяли в нем старые Ваны и которое обозначили,  в  меру
своего разумения, горьким прозвищем Кромешник... Обреченный на мглу.
     Имя тому проклятью  -- неизбывная  жажда  познания, стремление отринуть
покой,  разорвать пределы возможного и увидеть никем  не виденное, и  понять
никем не понятое.
     Но утолить  эту  свою  жажду  в  этот  раз  он  решил  не  в  публичной
библиотеке, а в местах не столь отдаленных -- видимо, не умел иначе.
     С   утра   Гек   навестил   старичка-адвоката   Айгоду  Каца,   некогда
обслуживавшего  цвет уголовного мира. Старичок уже давно не  практиковал, но
пять тысяч принял легко  и  пообещал найти  для Гека  требуемое -- молодого,
борзого, умного и  знающего  меру адвоката.  С  перспективой  на  постоянное
обслуживание, за хорошие деньги, само собой. Необходимые установочные данные
он подготовил для  Каца заранее, на листочке, добавил кое-что устно и  после
успешного  визита  направился  в вокзальный ресторан. Повязали его  сразу же
после  обеда, когда он  выходил из зала. Полиция сработала  оперативно:  был
составлен добротный фоторобот, который раздали соответствующим работникам на
всех  "горячих"  участках.  А  вокзальный  ресторан  безусловно  к   таковым
относился. Гек подстраховался и перед вокзалом облачился в джимовский клифт,
узнаваемый за километр из-за своего "зонного" покроя. Гек боялся только, что
искать будут не его, а Джима, что сулило дополнительные хлопоты по попаданию
в тюрьму.
     Однако опасения  его  на сей счет были  совершенно  напрасны, поскольку
Джима завернули в "стойло" через сутки после побега: заложила бандерша одной
из  хат,  где  решил  отлежаться  Дельфинчик.  Но  Дельфинчик не  очень-то и
расстраивался:  он  успел  связаться по  межгороду  с Картагеном, и ему  уже
готовили  "дублера"  --  того,  кто  живым  или   мертвым  возьмет  на  себя
подрасстрельный  эпизод. Таким  образом  дело  выскочит  из рук  бабилонской
прокуратуры и уйдет на доследование в Картаген. А значит, и сидеть получится
не в  Пентагонской конуре,  а в нормальных условиях.  Так что искали адресно
Гека, но не знали -- кто он такой.
     Его крепко отметелили в привокзальном полицейском  участке,  пока ждали
вызванную спецмашину. Но  Гек знал порядки и только старался,  чтобы ему  не
повредили важные  участки родного  организма --  печень, зубы, глаза, ребра.
Выждав  удобный момент,  он  грянулся  оземь  от очередного  удара, выгнулся
дугой, закатил глаза, потом обмяк и захрипел, конвульсивно содрогаясь.
     Оперативники  вовсе  не были садистами и мучителями.  Толковые  молодые
парни   нормально  делали  свое  дело,  стараясь  придерживаться  уголовного
кодекса.  Однако  они придерживались  и  неписаных традиций, передаваемых  в
розыске из  поколение в  поколение.  Сел --  сиди,  и вдругорядь  не  бегай!
Деньги, у Гека изъятые, они записали и сдали до пенса. А вот если бы при нем
случайно оказалась бы коньячина...  ну, тогда  она  непременно бы "разбилась
при задержании".
     ...Старший опер сразу же испугался --  ему основной ответ держать, если
этот припадочный галоши отбросит. Дежурный фельдшер пощупал сердце и пульс и
сокрушенно кивнул старшему -- все в натуре, не симулирует. Гек не пережимал,
довольно  быстро  очнулся  от  нашатыря, стуча зубами  о стакан напился  и в
изнеможении откинулся на лежак, куда его перенесли после начала  "припадка".
Тем временем подкатила машина. Гек самостоятельно поднялся, устало подмигнул
фельдшеру, заложил руки за спину и пошел к машине, слегка пошатываясь. Перед
посадкой на него надели наручники, чтобы было к чему крепить цепь.
     --  Уж извини,  папаша,  не знали мы, что ты такой хлипкий,  -- старший
лейтенант  Борис   Крогер  собственноручно   проверил  наручники   и   цепь,
располагаясь  в кунге рядом с Геком. -- По ориентировке-то мы  подумали, что
ты человек-гора, железо перекусываешь,  как нитку, а ты вон как -- чуть богу
душу  не  отдал... -- Потом окинул взглядом плечи  и руки Гека и добавил: --
Хотя, видать, в молодости ты был ничего, крепенький... Как же ты  все-таки с
цепи-то сорвался?
     -- Цепь? Да ты бы ее видел, ту цепь... Дохлого кота на ней таскать -- и
то не выдержит...
     -- Бывает. И мы тоже так подумали. Ну а браслетики как снял?
     -- Молча.  Мы пока  живем  в  свободной  стране  --  кругом  напильники
продают.
     -- Тоже верно. Куришь? И правильно. И я потерплю,  пока  в  машине. Ну,
пока едем, рассказывай, кто ты, что ты?
     -- Вот дела!  -- изумился Гек.  -- Что же  ты --  ловишь, а кого --  не
знаешь?
     --  Только мне и  дел  знать  о вас,  мазуриках! Вы все одинаковые, как
дубовые чурки одна  возле другой. Прихватывать таких -- как два пальца... По
стандарту действуете, по стандарту и ловитесь. Только не парь мне мозги, что
ты  Дельфинчик.  Его  поутру  повязали,  еще  раньше, чем  тебя.  Как  тебя,
запамятовал, Гуэрра?
     -- Гуэрру  освободили,  он небось  сутки как  дома, чай пьет, детей  по
головкам гладит...
     -- Стоп. Это же ты Гуэрра, и  тебя освоб... Тьфу, черт! Ты же сбежал из
кунга. Стоп, что за  бред. Ну-ка, напомни, как дело было, а то я, видать, не
выспался.
     --  А я,  думаешь,  помню? Ты  мне  лучше  сам  объясни, за что ты меня
подстерегал и избивал?
     Старлей рассмеялся:
     --  Во-первых, я тебя  не  избивал,  ты припадочный, вот  и  ушибся.  А
во-вторых  --  вот  как дело было,  я врубился:  тебя,  как якобы налетчика,
привезли на денек  в "Пентагон".  Дельфинчик  отвалил в твоей одежде  и  под
твоим именем. А ты поехал под его именем в прокуратуру и -- настроил лыжи из
машины. Вспоминаешь?
     -- Ты, начальник, совсем меня за дурака  держишь. Если я не налетчик --
зачем мне бежать. Ведь меня и так бы отпустили?
     -- А может, ты  и есть их сообщник. Или  за тобой  грехи имеются. Сразу
видно -- ты не чужой в наших авгиевых конюшнях.
     -- Это другая тема.  Я говорю, зачем бежать -- и так бы отпустили, если
все было, как ты рассказываешь?
     -- А может быть, и не отпустили бы. Проверить -- пять минут делов. И --
ку-ку.
     -- Ты и впрямь, начальник, не выспался. Отпустили ведь. Факт.
     -- Кого отпустили?
     -- Меня.
     -- Не тебя, а Гуэрру. А ты в побеге был.
     --  Гм...  гм... --  Гек  с сочувственной  улыбкой  покрутил  головой и
вздохнул: -- Вот видишь. А только что утверждал, что не Гуэрру, а как его...
Графинчика... И отчего же я бегал?
     У Крогера руки зачесались --  врезать  припадочному казуисту в лобешник
так, чтобы пеной изошел. Нельзя, вот-вот  на место  прибудут...  Хотя,  если
вдуматься, действительно путаница... Мы их ловим, ни пожрать ни выспаться, а
они их то под залог отпускают, то в побег... Хрен с ними, мне сдал-принял --
и хорош на сегодня. Пожрать, пивка и выспаться.
     -- ...Все. Приехали. Потерпи, папаша, сейчас я тебя отстегну...
     -- Да ладно, я сам... -- Гек небрежно с виду ухватился за цепь, заранее
подготовленную,  и рванул что было силы.  Звено, взятое на излом, не подвело
-- послушно лопнуло.
     --  Ы... ы... -- Крогер, вытаращив глаза, силился связно высказать свои
соображения по данному  поводу,  но  безуспешно. Руки его  оказались быстрее
языка,  кольт был направлен  в грудь Геку, но тот сидел смирно и  ждал, пока
пригласят выйти.
     -- Сидеть! Выходи,  руки за  спину.  Руки  за  спину,  я сказал! -- Гек
покорно перекрутил  и порвал цепочку наручников,  заложил  руки  за спину  и
полез из машины. Мера ошалелости Крогера превысила предельную, и  он даже не
попенял   Геку  за  послушание  неправильному   приказу,   повлекшему  порчу
служебного  инвентаря.  Конвойные,  услышав истошные  крики, тотчас  приняли
карабины  на изготовку. Прохожие служаки  во  внутреннем дворе  остановились
посмотреть, словно самые последние штатские зеваки...
     Крогер с испугу мог бы и стрельнуть в Гека. Но его остановила неясность
со статусом задержанного. Был  бы на  его месте Дельфинчик -- без  колебания
грохнул бы: на земле только чище бы стало без одного гада.
     Ни  Варлак,  ни Суббота, ни  Патрик,  ни Дудя,  ни дон Паоло в подобных
обстоятельствах не пошли бы на  подобное глупое  бахвальство, но Геку, в его
обличье  пожившего мужика, было всего  лишь двадцать лет, и ему  порою очень
хотелось  дешевых  эффектов, привлекающих  внимание  к  его персоне.  Умом и
воспитанием он  это понимал, сдерживаясь  в большинстве случаев.  Но ретивое
иногда  брало верх -- уж так  хотелось похвастаться  удалью  и  силой... Что
сделано  -- то сделано. Умный  человек и из ошибок  умеет или  пытается,  по
крайней мере, извлечь пользу. Случай с  Геком впоследствии неведомыми путями
получил  известность  среди обитателей  "Пентагона" и стал одним  из  первых
кирпичиков,  положенных  в основу  легенд о новом сидельце. Гек вскоре понял
это и  уже осознанно постарался подрегулировать механизм возникновения таких
легенд.
     ...Теперь уже  Гека  по  полной  программе  осмотрели -- от  одежды  до
заднепроходного отверстия.  Были  найдены  и  опустошены все  тайники, кроме
одного: Дебюн в свое время  постарался на совесть и  оставил в  морщинах  за
ушными  раковинами   два   маленьких  "кармашка".  Опыт  Субботы,  нашедшего
применение своему увечью, даром не пропал.  В  кармашках уместилась вшестеро
сложенная   пятисотенная  купюра,   костяная   иголка  и   кусочек  грифеля.
Металлические   предметы   помещать   туда   Гек   не    рискнул,   опасаясь
металлоискателя.  Можно было  бы поставить  для  таких случаев металлические
коронки на дальние зубы, но Гек додумался до этого задним числом.
     Шмональщики знали  толк  и в татуировках. Когда унтера все осмотрели, а
Гек наприседался и назалуплялся, к нему приступил  мужичок  лет  тридцати  в
белом  халате  поверх  цивильного  костюма.  Он восхищенно  поцокал  языком,
осматривая медведя и звезды:
     --  Любопытно,  весьма  любопытно,   я  бы  сказал.  На  снимках  видел
неоднократно нечто подобное, но  вживую -- не доводилось до нынешнего дня. А
можно я пошлепаю вам по груди?
     -- Жену свою шлепай, если  не пидор! А если пидор -- шлепай  мужа, а не
меня.
     Мужик сделал вид, что не расслышал, и  вдруг ладонью резко хлопнул Гека
между звездами.  В следующий же момент он уже корчился  на полу, придерживая
руками сильно  ушибленные яйца.  Впрочем,  Гек  был  достаточно  осторожен в
ударе.  Двое  дюжих  унтеров  кинулись  заламывать  ему   руки,  но  Гек  не
сопротивлялся, только  старался,  чтобы  связки  не  повредились  от  резких
рывков.
     -- Чудак человек, ведь ясно же сказал -- нельзя.
     Гек  глядел в  каменный пол  и  держал спокойную интонацию, стараясь не
шипеть и не кривиться от резкой боли в локтях и плечах.
     -- Отпустите его, хватит фиксировать. Хватит! -- повторил мужик, кряхтя
поднимаясь с пола. --  Мы еще сочтемся обидами.  Не  будешь буянить?  Или на
тебя спецсорочку натянуть?
     -- Да  я и не буянил. Ты  не приставай,  как  баба себя  не  веди --  и
нормально поговорим тогда.
     --  Да  уж я  сам решу, как мы будем говорить, если будем.  Вы  уж  мне
разрешите, надеюсь, обойтись в этом деле без ваших советов. Господин?..
     -- Стивен Ларей.
     -- Он  же Томас Гуэрра,  он  же  неудавшийся Дельфинчик, он же...  Сами
продолжите ряд, или нам в картотеке посмотреть?
     -- Какой еще ряд? Извините, доктор, что-то я вас не пойму.
     -- Белый халат на мне  доктора из меня не делает, как и придурь с вашей
стороны   не   делает  из  вас  честного  человека.  Представлюсь:   старший
следователь  по особо важным делам республиканской  прокуратуры майор Фихтер
Томас. Давайте экономить свое и наше время.  Таких наколочек,  татуировок, я
имею в  виду, случайным  людям  не  делают.  Аббревиатурка на вашей груди  в
лучшем случае расшифровывается как сомнение в успехе миссии государственного
обвинителя. Что  нехорошо, конечно,  однако же  по-человечески понятно. А  в
худшем случае... о-о-о...
     -- Это не ко мне вопрос. Мне за бутылку конины какой-то хлыщ сделал эти
звезды  --  красивые  уж  очень,  всю  жизнь о  них мечтал. А  ни  про какие
"бритуры" знать ничего не знаю.
     -- Ясненько. И медведя оскаленного он же колол, тот хлыщ?
     -- Он, кто ж  еще?  Но не помню, как дело было, пьяный был. А разве это
медведь? Я думал, что этот... ну... певец... Пресли, да!
     -- И тюльпанчик -- хлыщ?..
     -- Нет. Это я  в детстве, по глупости. Все мальчишки во дворе делали, и
я с ними заодно.
     -- И  где этот  двор  сейчас? Мальчишки небось выросли уже. Подтвердить
ваши слова могут?
     -- А как же, если найти да спросить. А двор под лавой остался,  на веки
веков, вместе с домом. Из Магиддо я родом. Теперь бомж и сирота.
     -- Ах, да. Ну конечно, как я мог забыть. Вы... вот что: отдохните пока,
посидите денек, а мы пока поможем вашей памяти нашими  средствами. С вас уже
сняли пальчики?
     -- Пальчики?  А, да! Что-то такое делали -- все руки в краске извозили,
как преступнику  какому!  Вы бы  хоть  объяснили мне, в чем меня обвиняют да
подозревают?
     --  Всенепременно, в  свое время. У нас в запасе для этого целых д