..
     Наконец начальник режима и замхоз разделили  этапников (двадцать четыре
морды -- довольно  маленький этап) по  отрядам, и унтеры повели сидельцев по
своим местам.
     Староста четвертого барака,  угрюмый толстяк  лет пятидесяти,  у  входа
принял списочек из рук унтера, попрощался небрежным поклоном и пошел в глубь
барака.
     -- Ждите здесь, -- процедил он вполоборота, перед тем как уходить.
     Новичков было трое: Гек, Сим-Сим и невзрачный мужичок, лет под тридцать
(второй срок за квартирную кражу).
     Гек через оконце проследил путь унтера до вахты и обернулся.
     Барак был  как барак, типовой,  на  двести  пятьдесят  шесть мест,  два
крыла, по сто с лишним шконок в  каждом. То крыло, в котором они  оказались,
было,  по всей видимости, "главным": староста  направил свои стопы  именно в
левый торец, где было отгорожено две или три каморки для "господ".
     Сидельцы  откровенно  рассматривали вновь прибывших,  шушукались  между
собой, но не подходили и вопросов не задавали -- ждали "начальство".
     Гек ленивым шагом выдвинулся вперед и спросил:
     -- Куда пошел этот гондон с большой повязкой на руке? В будку?
     Барак замер. Гек говорил отчетливо и громко, чтобы слышно было даже  на
крайних шконках.
     -- Да точно говорю: здесь  откуда-то псиной разит, ребята! Притерпелись
вы тут, что ли, что не чуете? Я спрашиваю -- где тут сучий кут? Там, что ли?
Уж ежели мне в этом доме жить, то псины здесь быть не должно!
     Гек  медленно  и уверенно  двинулся вдоль  шконок,  сжимая  и  разжимая
кулаки.  Занавески в углу отдернулись, и оттуда  просунулись удивленные лица
местной "знати": они еще не поняли, что им кто-то бросил вызов.
     -- Кому нравится гнулово  собачье -- в стороны  отхлыньте, кому надоело
-- присоединяйтесь, ребятки!
     На ходу выхватывая что-то железное и узкое из сапог, с боков подскочили
двое -- Сим-Сим узнал их  в лицо, Гек по описаниям. Он  вовсе не рассчитывал
на  дополнительную  поддержку  сверх  этих ребят,  но один  за другим  к ним
присоединились еще двое, с треском содравшие повязки с рукавов.
     Вшестером они шли,  остальные нейтрально смотрели. Геку сунули что-то в
руку  --  заточенный металлический  штырь, сантиметров сорок пять  в длину и
полтора сантиметра в толщину. Гек взвесил и передал его налево Сим-Симу.
     Шторы в  скуржавом углу  отлетели  в стороны,  местные  блатные  встали
полукольцом;  рыл  --  десятка  полтора,  оценил   Гек  навскидку.   Впереди
возвышался  здоровенный, пожалуй,  двухметрового  роста  детина,  метис  или
мулат,  черт  его маму знает... Ростом  он напомнил Геку  Дядю Джеймса, а  в
плечах -- еще шире будет... И моложе...
     -- Ты, что ли, здешний Главжучка будешь? Точнее -- был...
     -- Тебя уже нет, -- спокойным басом прогудел детина вместо ответа. -- А
остальным отныне будет очень легко срать. Вс... Х-акх...
     Геку удалось заставить главаря  открыть  рот и  заговорить, а значит, и
расслабиться.  Дальше  времени  терять  было  нельзя;  Гек рывком,  стараясь
сохранять вертикальное положение, придвинулся  к  нему и провел  сумасшедшей
силы  и  скорости квартетный удар:  левой в живот, коленом  в  пах,  лбом  в
падающий навстречу  нос и правой снизу в челюсть.  Затем  так же вертикально
отодвинулся на прежнее место. Весь каскад с подходом и возвращением занял не
более  секунды. Гек уже  стоял на прежнем месте,  а Жираф  (кличка  главаря)
только начинал превращаться в бесформенную  кучу на полу. Гек подождал, пока
все осознают случившееся, сплюнул на него и громко произнес:
     -- Будет жить.  У параши... -- И  внезапно  для окружающих пронзительно
крикнул: -- Крой сук, ребята!
     Помедлил пару мгновений (чтобы крик успел впитаться в умы) и ринулся на
правый фланг...
     Решительность и натиск многое решают. Геку удалось сместить атаку своих
ребят вправо, за собой,  так что на  несколько  секунд скуржавые лишены были
возможности  реализовать  численный  перевес. Тем временем  Гек  вывернул из
пальцев  оглушенного им очередного скуржавого небольшой ломик, и  дело пошло
быстрее. Главное -- постараться обойтись  без трупов, хотя бы в первый день,
но уж как получится, не предусмотришь...
     Толпа, вначале смотревшая на схватку с наружным безучастием, затлела от
вида крови  и крушения  ненавистных идолов и вдруг вспыхнула злобой и жаждой
мести.
     -- Гаси!!!
     Если бы пришельцы дали  слабину в драке или перед нею -- не занялось бы
пламя бунта, но с десяток  скуржавых валялись уже в крови, а  двое  побежали
было по проходу вдоль двухъярусных шконок...
     Бежит -- значит бей! Бегущих сбили с ног и уже топтали простые барачные
фраты...
     -- Бей псов! -- Крик из десятков глоток перекинулся в другое крыло, где
тоже  обретались  пара  скуржавых  с  пристяжью. Сим-Сим управился  с  одним
противником и катался по полу, сцепившись с другим. Кровь заливала ему лицо,
но ничего  серьезного, как успел заметить Гек, просто  щека  рассечена...  В
свалке  мелькали и двое  "десантированных" Ушастым, тоже молодцы ребята! Гек
единственный  сохранил  ясную голову:  надо  было  заканчивать,  для большой
мокрети  время  еще не  настало.  Он схватил табуретку, хватил ею  одного из
скуржавых и запустил  прямо в окно. Брызнули и зазвенели стекла --  наружная
охрана должна были услышать, да и "привратники" обязаны сигналить...
     --  Стой! Шухер! Всем по нарам! Псы на марше! -- Гек крикнул, повторил,
толкнул одного, второго...
     Действительно, завыла сирена, залаяли собаки, послышались  крики команд
через  мегафон.  На  удивление  быстро  барак затих  и сидельцы бросились по
шконкам, на ходу срывая с себя одежду. Гек  осмотрелся. На поле  боя  лежали
скуржавые -- то ли живые, то ли уже покойники. Двое  из них были в сознании,
один полз к выходу, оставляя за собой  широкую красную полосу. Жираф как лег
в зародышевой позе после Гековых ударов, так и лежал не шевелясь, но за него
Гек  был  уверен -- жив, если  не сердечник, оклемается через  часок, но  со
сломанной челюстью  и  яйцами  всмятку...  Гек схватил  за  плечо Сим-Сима и
толчком показал ему на пол:
     -- Ложись и глаза под лоб. Очнешься, объяснишь: напали, ударили, кто --
не видел...
     Третьего, попутчика, не было видно ни в драке, ни сейчас. Нет, в  драке
он участвовал как мог,  Гек вспомнил. А сейчас  он где? Хм! Третий  оказался
ушлым мужичком, он, не дожидаясь, сам себе выделил место на шконке одного из
скуржавых и сейчас изображал спящего...
     Лягавые ворвались в барак с собаками на поводках.
     -- Всем оставаться на местах! Огонь открывается без предупреждения! Это
кто? Взять!..
     Той  ночью никому не спалось: скуржавых отволокли в  санчасть, а оттуда
на  морг-автобусе в  больницу. Сим-Сим  якобы очухался и  остался  до утра в
санчасти  --  кости все целы, видимых повреждений внутренних  органов  -- не
обнаружено... Весь барак  до  утра  сотрясал  грандиозный  шмон  с  обычными
побоями  --  искали  заточки  и свидетелей.  Дураков  не  было:  все заточки
валялись на местах  боев, а  свидетели обнаружатся  после, да не на глазах у
всех, а в  хитрой  будке, у кума... Но все равно  искали, а если со  следами
драки  --  и  метелили для профилактики... Повезло в тот  вечер всем:  Геку,
скуржавым, бараку, администрации -- ни одного трупа, а то бы...
     Но все же успел кто-то стукнуть на Гека, прояснить случившееся...
     В  наручниках,  в  ножных  кандалах,  его сбросили  сначала в  штрафной
изолятор. Потом, под утро, когда зона утихла, спустились бить...
     Гек успел ударить разок в ухо одного из надзирателей, после  этого его,
беспомощного  в  кандалах и наручниках, пинками  свалили на бетонный  пол  и
пинками же продолжили  битье. Время  от времени  кто-нибудь  из надзирателей
наклонялся, чтобы  достать его тело резиновой дубинкой.  Гек катался под  их
ударами по  полу, более или менее удачно укрывая голову  и наиболее уязвимые
участки -- живот, почки, пах...
     Унтеры вошли в  азарт и  никак не хотели уставать: проклятый подонок до
сих  пор в сознании, ничего, взмолится  еще,  да напрасно...  Геку пару  раз
посчастливилось подставить  под  удар  сапога свои ножные кандалы --  вот  и
сейчас унтер взвыл,  кланяясь и хромая отковылял в угол, чтобы снять сапог и
как-то  унять  боль в ушибленных пальцах. Но легче не стало: трое оставшихся
получили дополнительный оперативный простор для своего "футбола" и, хрипя от
ярости, продолжали  смертным  боем лупцевать  новичка,  посмевшего  нарушить
зонный порядок...
     Унтеры  -- тоже не  железные: время от времени они устраивали  перекур,
утирали пот  с разгоряченных  загривков и щек, отдохнув -- опять принимались
за Гека. Потом их  выдернули  наверх к начальству. Целый час их не  было, за
это время Гек слегка пришел в себя, прослушал кости  и потроха  -- все вроде
цело,  хоть и  дрожит  дикой  болью, но  долго не  продержаться --  насмерть
забьют...  Унтеры вернулись отдохнувшие -- и вновь  за свое, опять вчетвером
-- подонок должен быть сломлен...
     Гек терял силы, уже  и не было так  больно, в сознании мешались  явь  и
бред,  тело  переставало   подчиняться  инстинкту  самосохранения  и  только
сотрясалось под ударами...
     Обед. Унтеры перекурили в последний раз:
     -- Отдыхай  пока, гад, паскуда,  тварь говенная! После обеда -- начнем.
Это еще только разминка была...
     После обеда  им вернуться  не  довелось -- нежданно-негаданно нагрянула
чертова санэпидкомиссия из мэрии, болталась  по территории до самых сумерек,
все  нарушения искала,  всюду побывала  -- и  на "тузике" (на помойке), и  в
сортире, и в  камерах,  и в казармах... В  штрафной изолятор их не  пустили,
само  собой, отвели  глаза  идиотам  штатским,  но и "рихтовать"  пока  было
нельзя: от  изолятора до других служб  -- рукой подать, крики услышат, пытки
им померещатся...
     Да, слышимость  была приличная. В воспитательных ли целях, а может и по
халатности, звуковая изоляция в "шизо" никуда не годилась. Кроме руководства
зоны,  все обычно могли слышать воспитательные процессы, в нем происходящие.
Вот  и на  этот  раз,  помимо  сидельцев, взбудораженных  ночными событиями,
вольняшки  и обслуживающий  зону  наличный состав знали суть происходящего в
изоляторе. Ушастый недаром старался: уже к полудню ему и его людям, ждущим в
готовности номер один, донесли и о ночной свалке, и о побоях. Двадцать тысяч
в ноздри небогатому начальнику городской санэпидслужбы -- и наспех собранная
внеплановая комиссия приступила к работе...
     Тем  временем  Ушастый взялся  за списки, Фанту  с  его ребятами  также
нашлась работа --  прослушать все  телефонные разговоры зоны с городом...  К
вечеру Ушастый уже выявил  имена и  адреса избивающих, а также и тех, кто их
менял в 21-00.
     Раздосадованные и неудовлетворенные унтеры во главе  с охромевшим Куном
Кранцем  попросили  сменщиков  ничего  не предпринимать до начала  следующей
смены,  оставить  "борзого"  им  (согласно   осеннему  сложному  скользящему
графику, они две  недели  дежурили  в режиме сутки через сутки, сменяя  друг
друга).  Те согласились  легко  (по пятьсот на рыло от людей  Ушастого). Кун
Кранц так и не добрался в тот вечер до дому, где ждала его старенькая мамаша
и жена-бензопила,  --  угодил  под  поезд.  Ему пришлось сделать  для  этого
изрядный крюк к железнодорожному  переезду, да  Ушастый по  такому случаю не
поленился,  лично подвез.  Но и Ушастый понимал, что излишества могут только
повредить, поэтому  никаких  иных  следов насилия на останках  покойного  не
обнаружили.  Еще  одному унтеру,  выбранному  наугад,  неизвестные  хулиганы
переломали  обе  руки  в собственной  парадной,  а  обоих оставшихся  другие
неустановленные  лица  просто крепко, в кровь, избили, ничего  при  этом  не
говоря и не объясняя.
     Труп Кранца обнаружили немного за полночь, отвезли  в морг, опознали...
Лем   Джонс,   накачанный  лошадиной  дозой   обезболивающего,  уже  спал  в
послеоперационной, с  прибинтованными  к  шинам руками... Избитые терялись в
бесплодных догадках до самого утра...
     Хозяин   зоны,   как   водится,   торчал  в  Бабилонской   командировке
(необременительные  отчеты  и  кабаки  с однокашниками),  начальник  режима,
оставшийся на хозяйстве,  хотел  было  заказать  расследование, да осекся  в
мыслях своих: ясно, в  чем  дело, куда там... Да вскроется, что он  покрывал
пытки осужденных  -- и так уже пошли невнятные звонки от депутатов, адвокаты
закрутились столичные, унтеры-идиоты с белыми от  испуга глазами: "ничего не
знаем, никого не подозреваем..." Угораздил черт  плешивого дурака не вовремя
укатить... А... может и он...  -- руки длинные у мерзавцев -- ...знал, что к
чему...  Его  подставил, чтобы  в затылок  не дышал... Что  же  делать, черт
возьми?..
     По  счастью, у начальника режима  имелась  на такие случаи всамделишная
недолеченная  язва двенадцатиперстной кишки, благодаря обострению которой он
и  взял отпуск по  болезни. Заменил его  с  умеренным  энтузиазмом начальник
хозчасти, поскольку  за  порядок вместо двух отсутствующих  начальников,  по
большому  счету, он и не отвечал полною мерой, а сделать акцент на некоторых
полезных решениях -- за  несколько  самостоятельных суток -- можно и  вполне
безопасно... Через  трое  суток, когда  вернулся Хозяин зоны, он все же  был
зван на ковер  и получил  нахлобучку с выговором за самовольную смену фирмы,
поставляющей   уголь   для   зоны,  но   выговор  для  пятидесятитрехлетнего
подполковника без  академии  -- не больше чем  пятнышко  в послужном списке,
даже  на пенсию не повлияет,  а вот угольная контора  явно не забудет  его в
своей  благодарности, уже  не  забыла  --  на  двадцать пять  тысяч,  и  еще
обещала... (Вариант с угольком придумал  Тони  Сторож, державший  постоянную
связь  с  Ушастым  и Фантом, а фирма контачила  с ним и через профсоюзы -- с
братьями Гнедыми.)
     Администрация зоны не то чтобы боялась общественной огласки и  шума как
такового,  а   скорее   не   хотела  привлекать  внимания   бездельников  из
контролирующих служб -- "в чем причина беспорядков там у вас, почему побоища
и поножовщины, где воспитательная работа и авторитет власти..." На совещании
зонного  руководства   с  помощью  нехитрых   эвфемизмов   и  патриотических
панегириков в сторону Господина Президента  было решено инцидент в четвертом
отряде не раздувать, а в Бабилон накатать очередную слезницу о недостаточных
правительственных  заказах  на  работу:  осужденным-де, мол, нечем заняться,
отсюда  возможность  беспорядков. Кум  пребывал в  молчаливой  оппозиции, но
спорить не решился --  он на этом месте недавно, и враждовать  с аборигенами
-- силенок и "компры" маловато.  Но  ничего -- в мутной воде можно еще будет
рыбку  половить, да  и  "маршалы"  в  подопечной зоне обнаглели: вместо того
чтобы верно служить --  свою политику гнут, от наркоты до самосудов... Вот и
пусть   почешутся,  а   потом  --  либо  сами  прибегут  за   помощью,  либо
поскользнутся на мокреньком и вляпаются по уши...
     У  каждой  из  сторон  было  свое  видение  ситуации,  они  действовали
соответственно или, напротив, бездействовали...
     Гек   отвалялся  в   "браслетах"  почти   до  полудня   следующего   за
"воспитанием" дня, когда его сначала расковали и сводили к адвокату  (Малоун
прислал), а потом положили в  больницу. Гек сообщил, что ни к кому претензий
не имеет, сам споткнулся  и ушибся (присутствующий при беседе кум облегченно
вздохнул), на содержание не  жалуется. Таким образом,  штрафной изолятор сам
собой  отпал  в никуда,  а Гек семь дней провел  в отдельной палате тюремной
больницы (семь  тысяч капитану, начальнику санчасти, и по пятьсот фельдшерам
--  от Ушастого) с телевизором и  посещениями  (два раза  Ушастый и один раз
Фант -- по тысяче за получасовой визит). Оклемался Гек на диво быстро, разве
что сине-зеленый  с разводами копчик долго  еще  побаливал  -- сапог тяжелый
попался...
     Гека  выписали  в  пятницу,  Сим-Сима  тоже,  но   на   неделю  раньше.
Шестнадцать человек  из  числа избитых скуржавых, в  зависимости от  тяжести
полученных  травм,   распиханы  были  кто   куда   --  одного,  с  переломом
позвоночника, отвезли в Картагенский госпиталь, а впоследствии сактировали с
первой  группой   инвалидности,  четверых  продержали  несколько   суток   в
межрайонной, подконтрольной скуржавым больнице (но в другом корпусе, не там,
где  лежал  Гек) и  вернули долечиваться  "домой"; восемь человек пустили  в
межрайонной  якорь на  два-три  месяца (Жираф в  том  числе).  Трое  человек
отделались ушибами, выбитыми зубами и  "легким испугом",  их выписали  через
сутки-двое. Но никто из шестнадцати  в  четвертый барак  уже  не вернулся --
путь туда был им теперь заказан.
     Ребята из команды Гека времени зря не теряли:  они продолжили, согласно
указаниям  Гека, восстановление  порядка, по минимуму прибегая к  мордобою и
угрозам. Тотчас был упразднен пятидесятипроцентный сбор с работяг, взамен же
предлагалось добровольное пожертвование в общак, но не более пяти  процентов
от притекающих  к  сидельцам  сумм.  Все нетаки, мгновенно возникшие  вокруг
новой воцарившейся кодлы, обязаны были отстегивать не менее десяти процентов
от  доходов.  Опущенные  и  "вставшие  на  путь   исправления"  в  общак  не
допускались.   Нетакам   не   разрешалось  новым   обычаем   носить  повязки
категорически, фратам-трудилам -- прямо не запрещалось, конечно... Опущенным
повязки  предписывались  в обязательном порядке.  К моменту прихода  Гека  в
отряд  во всем бараке насчитывалось  не  более двух десятков повязочников из
числа  парафинов, обитателей "курятника"  и  нескольких  фратов,  добывающих
такое близкое, пальцем тронуть, досрочное  освобождение; что им теперь косые
взгляды вчерашних кентов -- воля ждет...
     Старая пословица справедливо утверждает, что короля делает  свита. Люди
Гека во главе с Сим-Симом  рассказывали  то одну, то другую историю о Ларее,
постоянно ссылались на  него, утверждая новый порядок,  подтверждали слухи о
столичном урке и тюрьме "Пентагон"...
     Ларей  -- так  звучало должное к употреблению имя, оно же  прозвище, но
заглазная  кличка,  пока еще рыхлая  и  неустойчивая,  уже  появилась:  Чтив
Бабилонский  (читать любит  -- слухи такие  ходили).  Кое-кто уже  спрашивал
Сим-Сима  -- не Ван  ли последний пожаловал к ним на зону, однако Сим-Сим, в
душе подозревающий то же  самое, только ежился и многозначительно  молчал...
Слухи о моментальной  расправе  с надзирателями-унтерами, посмевшими поднять
руку на знаменитого урку,  со скоростью тюремной почты разбежались по зоне и
выплеснулись за ее пределы. Перед этой новостью  померкла и отступила чуть в
тень  новость  предыдущая  --  о  том,  что  в  четвертом  бараке  свершился
переворот. Однако главпахану зоны и его приближенным как  раз первая новость
представлялась  наиболее  важной и  наименее приятной, поскольку застала  их
врасплох.  Да,  внутренние  мятежи  случаются  повсюду  и  никто  от них  не
застрахован, но обычно им предшествует долгое закипание, агентурные сведения
о недовольных и их заводилах. А тут -- на днях еще Жираф и Бонус  гостили за
бутылочкой и стирами в черезследующем шестом бараке, а ныне -- Жираф чуть ли
не дискантом  петь  собрался,  а Бонус --  парализован,  на  волю готовится,
бедолага увечный...  Слухи, слухи... Ну не один же  поганый урка шестнадцать
человек  измордовал, всем  бараком  небось  метелили...  И мужик в возрасте,
хорошо  за  сорок, фраты  болтают,  кто видел его... Расспросили  этапных по
баракам -- точно, непростой мужичонка в новоселы к  ним попал, сказывают  --
ржавый, а иные болтают без  ума, что Ларей этот --  самый настоящий  Большой
Ван. Бред бредом, но -- чем черт не шутит: ведь даже лягавые вроде как хвост
приподжали. Да-а, ситуацию  следует гасить,  пока не разгорелась... А ведь и
Фикс,  и  Моторный  -- из  бывших  золотых  --  тоже  вспомнили  пред