ши!
     "Сам ты параша!" -- мысленно отвечал ему Гек.
     -- Эх ты!  Выйдешь на волю -- что, в библиотекари пойдешь? Или опять --
подай-принеси?  В общем так: когда закончится  твой  срок -- можешь  по моей
рекомендации   пристроиться   в  одну  солидную  строительную  фирму.   Если
пожелаешь,   конечно.  Там,  правда,  Макиавелли  не   понадобится,  но  вот
бухгалтерское дело  знать бы надо. --  Дон выжидательно  помолчал.  -- Или у
тебя другие планы?
     -- Спасибо, дон Паоло, конечно, я согласен, но...
     -- Но?
     --  Я все же предпочел бы вам быть полезным,  а не  только строительной
фирме, хоть четырежды солидной. С моей стороны было бы неблаг...
     -- Там  видно будет.  Поработаешь  с полгодика, покажешь себя. А  как я
выйду, мы подумаем о дальнейшем.  При  любом  раскладе мужчина должен  уметь
зарабатывать  на  хлеб,  со  мной  или без  меня.  Значит,  договорились.  И
оставь-ка в покое мертвецов, возьмись за  математику и  изучай бухгалтерский
учет.  А для развлечения читай газеты, кстати, и пользы будет больше. И меня
держи в курсе, а то у меня что-то глаза устают в последнее время...
     Теперь уже читать приходилось украдкой, чтобы дон не заметил. Но в Геке
пробудилась  неутолимая  тяга  к  учению, жажда познания порою  перевешивала
инстинкт самосохранения. Его мозг привык всасывать  чудовищные порции  самой
разношерстной информации и заселять ею девственные извилины. В три месяца он
крепко усвоил бухгалтерское дело (в теории, понятно), математику  в пределах
среднего  образования  и  кое-что  из  физики. Оказалось,  что  и газеты  --
интереснейшая штука!
     -- Дон Паоло... Дон Паоло...
     -- Ну?
     -- Тут в "Весне" о вас пишут.
     -- Что еще они там пишут? Шакалы...
     -- Якобы вы готовили государственный переворот.
     -- А ну-ка, дай сюда! -- Дон нацепил очки и захрустел газетой. -- Где?
     -- Вот здесь, под фотографией...
     Дон окончательно стряхнул дремоту, молча и внимательно прочел статью, с
презрительной  усмешкой  отбросил  газету  Геку и  откинулся в кресле, забыв
снять очки.
     -- Знаешь, Тони, журналистов я попросту презираю. И даже не за  то, что
они сродни  проституткам. Они предстают перед обывательским быдлом рисковыми
ребятами, готовыми  в  погоне  за справедливостью и  тайной  сложить головы,
бороться без страха и  упрека с темными силами, насаждающими порок и  хаос в
добропорядочном  мире. А на деле  они  -- навозные  мухи: нашел дерьмо, и за
щеку! А навалишь ему кучу побольше  и попахучее  --  и он твой.  Вот этот...
писака-щелкопер. Я мог бы  запросто заткнуть его вонючую  глотку, и никто бы
не пикнул! Разве что наши друзья не одобрили бы мою несдержанность, сочли бы
это слабостью. А  их мнение для меня дороже,  чем блеяние миллиона  баранов,
годных только на то, чтобы их стричь. Да я бы и на друзей не оглянулся, если
бы почувствовал, что тот щелкопер  хоть в  чем-то создал помехи нашему делу,
но весь фокус в  том, что в статейке, которую ты подсунул мне, -- ни мозгов,
ни истины. Налей-ка мне минеральной, что ли...
     Гек  вынул из  холодильника  мгновенно  запотевшую бутылку, поставил на
поднос высокий и узкий  бокал, наполнил его, опустошив бутылку на две трети,
и подал дону. Дон Паоло глотнул и одобрительно крякнул:
     -- Ах, хороша! Наливай себе, а  то степлится. Да возьми стакан, что  за
манеры... Ну  так вот, о чем это  я?  Заговор был...  И не один:  только мне
предлагали участвовать в трех. И вот ведь кто-то еще может принимать всерьез
опереточного злодея Боргезе и иже с ним. Даже из наших охотники нашлись, те,
что поглупее. Томмазо Бразилец, например... Но я, мой друг  из К...,  другие
серьезные  люди, мы внимательно выслушали  все предложения, причем не раз, а
выслушав  --  отказались.  Пусть  другие  клюют  на тухлого  живца. Все  эти
генералы-адмиралы, Тони, такие же бараны,  как и обывательское стадо, только
при чинах и  с портфелями.  Свой шанс мы прогадили  уже давным-давно:  после
войны реальная возможность имелась, чтобы Сицилия стала штатом, но слабоваты
оказались  мы...  Нет,  нет и  нет. Не было и не  будет  такого, Тони, чтобы
дерьмовый клерк с воспаленным самомнением и лживым  языком -- неважно каким:
английским, итальянским --  смел указывать, что и как должен делать  человек
чести! Только однажды в истории удалось нечто подобное -- и то наполовину --
некоему  Мори.  Впрочем, ему подобный  подвиг дорого встал, когда  Муссолини
снял  с него  руку.  С  тех  пор,  кстати,  Рим  нечасто сажает  к нам своих
чиновников. Напротив -- мы, Сицилия, поставляем в Рим высший служилый  люд в
больших количествах. И так высоко они сидят, наши друзья, что...
     Последние фразы  дон  Паоло говорил уже как бы для себя, хотя формально
обращался  к  Геку, который с  любопытством  внимал  откровениям  старого  и
мудрого волчары, матерого и уже изрядно усталого.
     -- А бумагу марать -- ни ума не надо, ни мужества... Ты у Механика был?
     -- Сегодня утром, как договаривались. У него все о`кей, можно забирать.
     -- Сегодня и  заберешь. Кстати, все забываю спросить: что можешь о  нем
сказать, вы ведь уже давно общаетесь?
     Гекатор наморщил лоб:
     -- Дело  знает -- руки у него золотые, поддавальщик и любит поговорить.
Старается  дать  понять  намеками, обиняками, что  всецело  вам предан.  При
работе постоянно  бурчит себе  под нос.  По рукам видно,  что  имеет дело  с
краской или тушью.
     -- Обиняками! Намекни ему при случае про оторванные яйца!  Пусть почаще
руки  моет, и  с мылом. Да, я помню, он действительно обязан мне выше крыши,
но это не повод, чтобы звонить об  этом на весь свет. На иных весах и голова
не  перевесит длинного языка.  Он  и на  фальшивках попался  по  болтливости
своей.
     Механик, узник той же тюрьмы, специализировался на подделке документов.
Необычайно   даровитый  пятидесятилетний  задохлик  при  минимуме  подручных
средств  мог  творить чудеса с бумагой и прочей  канцелярской  фактурой. Дон
Паоло добился  для него пересмотра дела,  тем самым на три  четверти скостив
ему срок, и определил его в  тюремные  мастерские. Он же создал ему льготный
режим и оснастил "по специальности" так, как Механику  и  в годы процветания
на воле не снилось. Дело  пошло,  и дон Паоло через  подручных (теперь через
Гека) широко пользовался магией Механика.
     -- Я скажу ему, дон Паоло, все же он не дурак, поймет.
     -- Поаккуратнее, не задевай самолюбия, но -- дай понять.
     -- Сегодня же вечером, дон Паоло, когда за бумагами пойду.
     -- А  ты говоришь --  заговоры! Вся жизнь в пустяки уходит -- на пьяниц
да на  газеты. До  политики ли тут? Ладно, ступай,  а я  вздремну... Вечером
приходи на капуччино, жена какой-то особый кофе прислала.
     Гек намеренно подставил Механика под  неудовольствие дона, ибо в голове
у  него  созрела долгожданная идея, что  делать дальше.  Он  почти  сердечно
приветствовал маленького суетливого человечка, передал "по большому секрету"
благодарность  "одной  важной  особы",  взял готовое,  оставил  новый заказ,
попрощался и  ушел. Ничего необычного,  если не считать того,  что из нового
заказа два  комплекта предназначались лично  для  Гека, о чем дон  Паоло  не
догадывался.    Особо    узкое    место    заключалось    в    необходимости
фотографироваться, но Гек счел риск неизбежным и рискнул. Заказ был исполнен
в срок  и  с  отличным, как уверял  Механик,  качеством.  Тут же, при  Геке,
негативы и заготовки сожгли,  но  плоский квадратик --  матрицу с печатью --
Гек забрал с собой. Механик уже привык ко всем этим мерам предосторожности и
как  профессионал  одобрял  их  в  душе.  Лишние хлопоты  окупятся в  случае
провала: поди докажи, что подделки его рук  дело, когда никаких следов почти
не остается. Каждую неделю, считай, меняется бумага, краска, штампы и прочие
"вещественные доказательства". Спасибо дону  Паоло, он не скупится. Механика
смешили  потуги "заказчика"  -- змееныша с репутацией  душегуба  -- казаться
самостоятельным  и  "основным", старого Джови не проведешь: он-то знает, кто
музыку заказывает...
     Геку  пришлось основательно  поломать  голову,  чтобы найти  безопасное
место для хранения  своих опасных сокровищ. Одно время он склонялся передать
пакетик Лайзе, мулатке, но побоялся. В конце концов Гек затырил его в камере
дона Паоло:  ее  никто  не  обыскивал,  сам  же  Гек  бывал  там практически
ежедневно, и он  же делал уборку. Дерзко? Да. Но если бы пакетик был найден,
степень  дерзости уже  не играла бы никакой роли для Гека. И до конца  срока
осталось совсем чуть-чуть. Да, только не струсить, только бы не сорваться.
     Сменился  начальник  тюрьмы.  Механика   пришлось  убрать.   Дон  Паоло
колебался недолго,  и  колебания заключались не в  том,  чтобы решить судьбу
говорливого  умельца, -- надо было выбрать исполнителя. Тони --  ему нельзя,
парню месяц остался, его  ждут, мало ли чего -- береженого бог бережет... Да
не мешало бы и алиби организовать  -- он же с ним чаще других контачил...  А
Механика  жаль, но он шваль и  болтун,  и мастерство  его, как оказалось, не
столь уж надежно: курьер-то засыпался.  Может,  не только  из-за документов,
но...
     Гека  прошило ужасом, когда он узнал о "самоубийстве" Механика.  "Нашли
затырку!" -- первое,  что мелькнуло у него в голове. Но когда он  понял, что
оснований  беспокоиться  нет,  только  природная выдержка  не  позволила ему
обнять  и  расцеловать старого  дона.  (И  тем  самым  нарушить  жесточайшую
субординацию  почтенного  общества,  в котором чуть повыше дона стоял бог, а
чуть  пониже -- Папа римский.) Он  не решился расспрашивать дона о причинах,
побудивших несчастного Механика лезть в петлю, а тот не счел нужным что-либо
пояснять...
     Вот и минули полтора бесконечных года. Геку исполнилось девятнадцать --
неделю назад. Еще два дня, и  он на свободе. За время отсидки Гек изменился:
оставаясь  по-прежнему  стройным  --  набрал  за  счет  мышечной  массы пять
килограммов, вырос почти  на четыре  сантиметра; бриться  теперь приходилось
ежедневно.  Он  однажды  поймал  себя  на  мысли,  что  и  думает  все  чаще
по-итальянски, точнее, на  сицилийском диалекте, как  и все вокруг.  Полтора
года за его спиной свернулись в маленький бледный комочек, а два дня впереди
казались вечностью. Гек изъял из камеры дона пакет с документами и печатью и
теперь  терпеливо  слушал  наставления.  Дон  Паоло готовил  его  к  выходу:
обеспечил одеждой, адресом, куда надлежало отправиться Тони, инструкциями --
что говорить и как держаться, рекомендательным  письмом,  еще кое-чем... Гек
чувствовал  благорасположение  дона,  выходящее  за  рамки  заботы  о  своем
подчиненном, и даже сам испытывал к нему нечто вроде благодарности.
     -- Я выйду в конце сентября, не позже. Ты должен  обжиться за это время
и  проявить  себя  толковым и  скромным  парнем.  Никаких сомнительных  дел,
никаких ковбойских штучек с пальбой и  увечьями.  Приказы -- ты понимаешь, о
чем я говорю, -- только от меня лично. Надеюсь, ты будешь меня навещать?
     -- Каждое воскресенье, дон Паоло, если позволите!
     -- Ну-ну,  такой  жертвы  я  от  тебя  не требую,  но  когда позову  --
постарайся прийти.  И  еще: времена неспокойные, мало ли кому  что  в голову
взбредет,  будь  осторожен,   выбирай   знакомства.  За   тобой  присмотрят,
естественно,   помогут   и  предостерегут,  но  что  касается  твоей  личной
безопасности,  то  у  любых  твоих  друзей  могут  возникнуть  более  важные
проблемы, а у тебя -- вряд ли...
     "Он меня как на войну собирает".
     -- ... Но все же я не  думаю, что  у тебя возникнут серьезные проблемы,
аккуратность  же необходима.  Ну а когда я выйду,  подумаем дальше.  Ты  все
усвоил из моих нравоучений?
     -- Да, дон  Паоло.  Я  буду вас ждать и  не посрамлю вашу рекомендацию,
клянусь честью!
     -- Не удержался все-таки...
     -- От души говорю, дон Паоло, не осуждайте меня  за мои слова! -- В эту
минуту  Гек  сам  был  готов поверить  в  собственную  искренность,  радость
переполняла его до краев и требовала выхода.
     -- Ну, с Богом тогда, Тони. Свобода всем желанна, кроме глистов. И я ее
жду... Счастливо тебе, сынок, и сохрани тебя святая Мария!
     Дон Паоло расчувствовался, ему захотелось обнять Тони. Он так и сделал:
обнял и поцеловал в щеку. Сейчас Тони был для него роднее и ближе сыновей --
люди в тюрьме становятся сентиментальнее. Мудрый и многоопытный дон сознавал
это и  не противился внезапно  нахлынувшему  порыву:  искренность никогда не
мешает делу.  Поначалу  он  планировал отправить Тони в  Муссомели, тихое  и
сонное сердце  Сицилии, -- пусть  поживет там до осени, -- но передумал. Там
все  друг  друга  знают,  начнутся  генеалогические  изыскания,  глядишь,  и
новоявленные родственники прорежутся, а зачем? В  Палермо. Тамошние воротилы
слишком   вознеслись,  молотят  под  американских   бизнесменов,  плюют   на
традиции... Крови не  избежать. Тото Реине нужна и необходима помощь, он еще
молод и один не выстоит против городских бандитов.  Дон Паоло неплохо  знает
его  и  уважает,  да  еще из  Пармы  пришло письмо  от  друга  с просьбой  и
ручательством -- он  привык верить другу. В предвидении грядущего  дон Паоло
пригрел Тони; парень -- золото: смышлен, не болтлив, исполнителен и  предать
не сможет, да  и к  вендетте не  обяжет, в  случае  чего.  Будет работать  в
Палермо, изучит людей и город...
     -- Кстати, Тони, все забываю спросить: ты что, совсем не пьешь?
     -- Нет,  дон Паоло. Батя, покойник, за нас двоих все положенное принял,
не хочу я.
     -- А у меня, помнишь, пил в первый вечер?
     -- Дон Паоло, там на столе вода только перед вами стояла, а попросить я
стеснялся. У меня такая привычка сложилась, что я всю еду запиваю, даже суп.
     Дон рассмеялся:
     -- Молодец, что не пьешь, это я так спросил, из пустого  интереса. Все.
Долгие проводы -- высокое давление. Иди...
     Почти сразу же Гек сменил одну  клетку на другую, попросторнее. У ворот
тюрьмы его встретил старый знакомый -- толстый и крепкий  усач, предлагавший
тосты на "крестинах"  Гека. На  роскошном "альфа-ромео" последней модели  он
привез  его  в  контору  строительной  фирмы,  представил  хозяину   (своему
двоюродному брату), где  они обсудили все  формальности,  потом велел шоферу
отвезти  Гека  к месту  будущего проживания  (крохотная квартирка  в частном
доме,  всегда  под присмотром), а Гека  пригласил  на  вечер  в  пригородный
ресторан  -- отметить день освобождения. Предупрежденный доном Паоло Гек  не
беспокоился о расходах и немедленно согласился. Впрочем, его  согласие  было
чисто формальным жестом -- столик заказали еще накануне. Ресторан  назывался
"Кум Гаэтано".
     Гек и синьор Леонардо прибыли минута в минуту к назначенному времени. В
ноздри мягко  ударили  восхитительные  запахи жареной  рыбы, свежей зелени и
теплого  хлеба. Сладко звенела мандолина, и,  внимая ей, из темноты вздыхало
море.  Собственно  говоря,  вода  плескалась почти  под  ногами  сидящих  за
столиками, и можно было  бултыхнуться туда прямо в зале, что и делали иногда
подвыпившие гости  -- такой уж это был ресторан. Синьор Леонардо нетерпеливо
дрогнул усами, подхватил  Гека за локоть и повлек его в гостеприимные недра.
Шофер остался сидеть, он выключил мотор и теперь шарил  верньером  настройки
по эфиру в  поисках чего-нибудь развлекательного. А их уже ждали. В кабинете
за столом, накрытом на четверых, сидели двое, один из которых был совершенно
незнаком Геку, но зато другим оказался старый синьор Бутера! Он пошел к Геку
с распростертыми объятиями:
     --  Ах,  Тони, дорогой  мой!  Тебя  ведь и  не  узнать -- вон ты  какой
здоровила вымахал! Ты-то помнишь ли еще старого Бутеру?
     -- Вы меня об этом спрашиваете? -- Гек расцеловался со стариком, хотя с
удовольствием задушил бы того его же собственным галстуком.
     --  Меня  известил  человек, которого  мы  все  очень уважаем,  что  ты
выходишь, и я не мог не приехать!..
     После  первых  приветствий  и  радостных  восклицаний  Гека представили
четвертому  присутствующему --  некоему  синьору Сальваторе  (что  вовсе  не
явилось для него неожиданностью), молчаливому мужчине лет сорока пяти. Но по
той предупредительности и даже  подобострастию, которого и синьор Бутера,  и
синьор Леонардо не могли скрыть, Гек и сам догадался, что мог называть его и
доном Сальваторе,  никто  бы не  удивился.  Вечеринка  проходила  достаточно
непринужденно. Оказывается, все уже знали, что Тони спиртное не употребляет,
для него  приготовили кока-колу.  Синьор Сальваторе в основном молчал  и все
приглядывался к Геку. Он охотно поддержал тост за дона Паоло, но  пил совсем
немного.  Примерно  через  час  он  встал  из-за  стола, тепло попрощался  с
присутствующими -- те не посмели его удерживать -- и поманил к себе Гека:
     -- Не знаю,  что нашел в тебе Старик,  но допускаю, что он, как всегда,
прав. И мне видно, что ты не зазнаешься и нет  у тебя  на лбу печати крутого
парня. Это хорошо, между прочим, воспринимай как похвалу. Собственно говоря,
твой Падрино и я  приготовили тебе подарок.  Не гляди так жадно мне  в руки:
сей  подарок ни  пощупать,  ни рассмотреть нельзя. Удалось изъять с  концами
твое дело и все, с  этим связанное. Ты чист, как слеза младенца, не судим  и
ни в чем не замешан.
     Дон Сальваторе внимательно и терпеливо  выслушал слова благодарности  и
продолжил:
     --  Ты  и  далее можешь  рассчитывать  на  меня  в случае  нужды, Тони.
Возможно, что и я со временем попрошу тебя об услуге  --  с разрешения  дона
Паоло, конечно. Согласишься?
     -- Да, -- твердо ответил Гек. -- С разрешения дона Паоло.
     С этими словами он пожал протянутую руку дона  Сальваторе, хотя и видел
перстень на руке "незнакомца". Дерзко задержав его руку в своей руке,  Гек с
улыбкой,  но  и с  должной почтительностью  попросил  у  синьора  Сальваторе
разрешения исполнить поручение, данное ему доном Паоло.
     -- Синьор  Сальваторе, дон Паоло поручил передать: он  сожалеет, что не
мог  присутствовать  на крестинах вашей  дочери, и просит  принять  для  нее
подарок -- образок Девы Марии.
     Гек  отпустил  руку синьора  Сальваторе  и  достал  из кармана  розовую
сафьяновую  коробочку.  Золотой  медальон,  густо  украшенный  бриллиантами,
содержал под  крышечкой изображение Божьей Матери,  выполненное со вкусом  и
немалым мастерством.
     -- И пусть Пресвятая Дева всегда будет заступницей для маленькой Марии,
вашей дочери.  Мне остается только присоединиться к этим пожеланиям, что я и
делаю с искренним удовольствием.
     Тот хмыкнул, подтянув кверху уголок рта, что, видимо,  означало у  него
улыбку:
     --  Ну-ну,  молодчик,  ухватки у  тебя,  как у твоего дона в молодости.
Много ты  себе позволяешь, много недоброжелателей наживешь, ох, много. Ну да
ладно, чему быть -- того не миновать. Будешь у нас в Корлеоне -- вспомни обо
мне,  обращайся,  если  что...  --  С  этими  словами  дон Сальваторе  резко
отвернулся и тотчас же вышел вон.
     С  уходом синьора Сальваторе сотрапезники Гека  расслабились,  заказали
еще вина, разговорились. Гека засыпали сотней вопросов о тюрьме, о знакомых,
о здоровье дона Паоло, давали ему советы и наставления,  но не  спросили,  о
чем он так долго беседовал с синьором из Корлеоне. О совместной деятельности
Бутеры и Тони также не обмолвились ни словом -- Тони сменил семью и хозяина.
     Целый месяц прошел, прежде чем  Гек добрался до своего "клада" в тысячу
без малого долларов, который он запрятал на берегу Кастелламарского  залива.
Буквально  за  день  до ареста решил  он сделать заначку, чтобы  не  таскать
деньги на  себе, и  не  прогадал.  Деньги,  вопреки опасениям,  пребывали  в
целости и сохранности в  стеклянной банке, зарытой  в песке под камнем. Весь
месяц  Гек  исправно служил счетоводом в строительной фирме,  раз  в  неделю
навещал  дона  Паоло,  дважды в неделю встречался с Лайзой,  а  бо