ноги, но  Гек  ударил  его сверху вниз по
голове.  У Штатника подогнулись ноги, а Гек ухватил его за волосы и поставил
на  колени.  Потом  сильно   пнул  в  живот,  и  Робин   вновь  оказался  на
четвереньках. Гек погладил его по голове, незаметно ткнув в болевую точку за
ухом. Тот жалобно закричал, Гек дернул за поводок и силой втащил его внутрь.
     -- Он сказал, что здесь его контора. А мне кажется -- здесь его конура.
Забирайте. -- Гек пыром поддел его в солнечное сплетение,  и  Робин  Штатник
беззвучно скорчился на полу. А Гек развернулся и пошел к себе. Красный сидел
в углу и пил пиво, у него была задача -- смотреть, слушать и запоминать; все
шло по плану.
     Поздно вечером Красный пришел к Геку на квартиру с докладом. Собственно
говоря, докладывать было особенно  не о чем: по сигналу кабатчика-бармена из
внутренних  дверей выбежали двое и под руки уволокли  парня. Он  описал всех
троих.  Затем рассказал,  что  и  как  обсуждали в  общих чертах посетители,
которых набилось в  тот вечер  видимо-невидимо. Общий  вердикт: теперь  ему,
Геку, плохо придется, Падаль пришлет своих  горилл, порядок наводить. А пока
-- наводят справки...
     Дядя Грег не снизошел собственноручно разбирать происшествие, он даже и
не  знал  о  нем. Но  Букварь, один  из  его шайки,  заправляющий  в  данном
квартале,  кликнул  под свои светлые очи  Штатника и в  компании двоих своих
ближайших помощников провел дознание. Все собранные до  этого эпизода деньги
были в целости и сохранности, не хватало лишь двух тысяч от старухи Бетти  и
денег,  до  сбора которых очередь  не дошла. Не всюду было гладко  собирать,
после  того  как Падаль объявил о повышении размеров сбора, но только  здесь
дошло до открытого сопротивления. Букварь  и его люди никак не могли понять:
почему Робин, проверенный, не робкого десятка парень, так обгадился при всем
честном  народе?  Подумаешь,  зуб   выбил,  или  вырвал...   Никаких  других
повреждений,  кроме  еще шишки на голове, Штатник  им  продемонстрировать не
смог,  а  мучения,  о  которых  он рассказывал,  как-то  не  звучали  в  его
изложении,  не леденили слушателям кровь.  Посыпались насмешки,  и  Штатник,
сопля, совсем опарафинился -- заревел в голос, разнюнился. Теперь всем стало
ясно, почему  он  встал  на  четвереньки, позорник...  Некий Шест  предложил
наказать новичка-отморозка немедленно,  прямо  сейчас,  но  Букварь назначил
ответ на завтра, чтобы до  этого времени люди  рылом поводили  и узнали  про
незнакомца   еще  что-нибудь,  кроме   его  понтовитой  фамилии   Ларей.  От
квартального удалось узнать, что он  сидел на периферии и недавно откинулся,
а теперь должен еще четыре месяца с хвостиком отмечаться у квартального, как
поднадзорный. Срок отметки -- самое позднее 23-30, ежедневно.
     Днем Ларея дома не было,  вечером тоже. Может, он в  бега  ударился? За
домом  тем  не  менее  велось постоянное наблюдение.  Старуха Бетти  уехала,
оказывается, на прошлой неделе неведомо куда. Если она, конечно, еще жива...
     Вечер  уже подходил к тому моменту,  когда должны были забить куранты у
Президентского   дворца,  объявляя  тем  самым  полночь.  В  харчевню  почти
одновременно ворвались  две параллельно  наблюдавших шлюшки:  Ларей, или как
его  там, вышел от  квартального и зашел в дом, к себе. Букварь знал, что из
окон  повсюду наблюдают  любопытные  до зрелищ местные  жители,  поэтому  не
торопился:  Ларей  не  уйдет  никуда,  а  лишних  глаз  ему  не надобно.  Он
основательно поужинал, попил белого вина, посмотрел телевизор и в полвторого
ночи демонстративно, с  шумом,  выехал "со двора". Все потом подтвердят, что
он уехал, а до  этого  ни шагу из харчевни не сделал.  Да он и не  собирался
разбираться сам -- есть для этого люди, деньги получают немеряные,  вот им и
карты  в  руки: не  все коньяк жрать да  по бабам  таскаться. Пока  он мигал
фарами, смеялся и дудел, отвлекая внимание любопытствующих, в дом тихонько и
незаметно,  через  окошко первого этажа, проникли  пятеро:  четверо  молодых
парней покрепче, с "холодным" и  "горячим" в карманах, на случай, если мужик
действительно серьезный,  а  пятым  был  Робин  Штатник,  которому  был  дан
единственный  шанс оправдаться перед ребятами. Робин был трезв  и заведен до
такой степени, что готов был рвать Ларея  зубами. И действительно -- что  он
тогда так облажался, перекурился, наверное?..
     На лестничных площадках лампочки в тот вечер  не горели, что устраивало
всех заинтересованных, но у Гека был прибор ночного видения, а у "карателей"
нет.  Он  придушил всех еще  на  лестнице,  превращая  их в трупы одного  за
другим, продвигаясь  вслед  за ними  снизу  вверх.  Шумовой фон  в парадной,
заглушающий  звуки  схватки,  он  организовал  запросто:  включил  телевизор
погромче и приоткрыл входную дверь. Квартал -- одна большая дружная помойка,
все все обо  всех знают, поэтому никто не вылез на лестничную площадку и  не
поинтересовался шумом, чтобы не стать будущим  свидетелем. Старуха Бетти же,
обязанная следить за  порядком,  вроде  бы  уехала... Крикнуть успел  только
последний, между прочим -- Робин Штатник. Но тут уж Гек не церемонился: хрюп
-- и шею набок.
     В  то  же  окошко  пустующей  квартиры  на  первом  этаже   он  вытащил
покойников, одного за другим, и через переулок,  дворами,  перенес в машину,
накануне взятую Красным напрокат. Красный  сидел в кабине и исправно смотрел
по  маленькому  переносному телевизору обусловленную программу. Пока  они  с
Геком мчались к полузаброшенной свалке, облюбованной для этих нужд бандитами
еще  во  времена   Дяди  Джеймса,  Красный   подробно  рассказал  содержание
развлекательной  передачи,  чтобы  у Гека потом  была отмазка.  Яму, заранее
намеченную  Геком,  нашли  быстро,   погрузили  туда  трупы,  вылили  полную
двухсотлитровую  бочку  серной кислоты (хотя Гек четко велел купить соляную,
но теперь  уж...),  засыпали  сверху мешок негашеной извести.  Красный сел в
бульдозер, оказавшийся  поблизости (в  противном случае Гек выбрал бы другое
место  захоронения),  и через  пять минут  все  было кончено. Можно  было не
бояться,  что  владелец  бульдозера  примется  выяснять,  кто  там  балуется
глубокой  ночью, --  в  эти  края даже  полицейские патрули предпочитали  не
соваться в темное  время  суток.  А тут еще  снег  кстати повалил... На весь
марш-бросок  ушло  полтора  часа.  Снегопад  с  ветерком,  на  счастье,  все
продолжался, исправно  зализывая цепочки и дорожки следов  от подошв и  шин,
так что Гек отпустил Красного за квартал от  дома, сам с легкой душой проник
в дом через все то же окно и медленно двинулся наверх,  закрыв на шпингалеты
окно  и на автоматическую  защелку дверь  и заметая  следы  своего и  чужого
пребывания здесь.  Все так же орал телевизор,  до двери тоже вроде  никто не
дотрагивался...   Гек  выключил  телевизор,  тщательно  выдраил  и  начистил
ботинки,  потом полез в ванну, на треть заполненную холодной водой. Он мылся
долго:  сначала  включил  несильный  напор  горячей, чтобы  постепенно  вода
нагревалась  от  знобящей  в  ласковую,  теплую,  истомно  горячую...  Потом
намылился с головы до пяток, смыл грязь и пот, потом все по  новой -- и  так
три раза.  Барахло приготовил  свежее, куртку, резиновые и нитяные перчатки,
визоприбор   и  шапку   отдал   Красному,  на  уничтожение  (кроме  прибора,
разумеется), а все остальное, включая  трусы и носки, -- в стиральную машину
с лошадиной порцией стирального порошка.
     Спал он долго,  до полудня,  нехотя  встал,  с полчаса  потренировался,
принял   душ,  побрился,  позавтракал  и  уселся   за  книгу,  жизнеописание
двенадцати цезарей Римской империи, написанное Светонием. Книга не шла в тот
день,  а  от телевизора  у Гека  начиналась мигрень  --  особенно  доставало
частотное  мелькание экрана.  С  этой точки зрения для Гека куда  приемлемее
было ходить в кино: к  дискретной смене кадров  мозг постепенно привыкал и в
глазах не рябило... Глаза скользили по строчкам, а мозг не пускал их к себе,
ждал совсем иной информации: кто-нибудь да должен был прорезаться с визитом.
Красный  дежурил  в пределах  прямой  видимости, чтобы  при резком  повороте
событий  успеть  позвонить  из  телефона-автомата  и  предупредить.  Зазудел
дверной  звонок,  а телефон  молчал.  Надо  надеяться,  что Красный  не  дал
оплошки,  не   прошляпил   опасности...  Пистолет,  незахватанный  пальцами,
смазанный  еще  в позапрошлом  месяце, лежал  под  половицей, в метре от его
кресла.
     Однако   визитер  был   миролюбив  и  вежлив  --  господин  квартальный
собственной персоной.
     Букварь  хватился своих людей утром --  никого не нашел, словно  корова
языком слизнула.  Никто  их  не  видел  сутки  с  лишним.  (Ну, это  отчасти
объяснимо: он сам велел им исчезнуть за день до этого, для возможного алиби,
но где  они  сейчас,  чертовы  дети?)  Срочно  посланные  эмиссары  спросили
одного-другого из  жильцов  -- никто  ничего  не  слышал, вообще  ничего.  В
соседних домах -- та же картина. В пустующей квартире -- полный и аккуратный
порядок.  А  ребят  нет.  Тогда  Букварь  и  попросил  квартального,  мужика
отзывчивого и не жадноглота, пойти  и посмотреть на этого Ларея  в домашней,
так сказать, обстановке:  говорят, что он уехал, а бедную старуху ограбил  и
убил...
     Услышав  про  старуху,  Гек  кивнул  и  вместо  ответа   набрал   номер
гостиничного телефона  в курортном городишке  Парадиз,  где проживала Бетти,
заранее предупрежденная о  том, чтобы постоянно быть у телефона. Квартальный
лично  с ней поговорил --  "нет-нет,  все  в  порядке... просто проверял, не
случилось  ли  чего...  да-да,  он  объяснил,  никаких  претензий,  конечно,
отдыхайте..."  Озадаченный,  уселся на стул  и  принялся чесать  в  затылке,
надеясь вычесать  еще  какой-нибудь  вопрос, способный оживить или завершить
беседу... Гек сам выручил его:
     -- Хотите кофе, сержант? Не стесняйтесь, я  же не коньяк предлагаю. Или
не положено чаи-какавы с поднадзорными распивать? Ну  и ладушки, пойдемте на
кухню...
     Угрюмым и холодным, как и сам хозяин, выглядело жилище этого Ларея. Все
вроде есть: телефон на кнопках, цветной телевизор, ковер, книги даже, но все
равно -- неуютно, как в  тюремной камере. Одно слово,  старый холостяк. Хоть
бы какую животную завел -- канарейку там, кошака... Но деньги, видать, есть,
коли на книги хватает. И главное -- мужик-то спокойный, солидный, а сцепился
с  шантрапой,  балаган  прилюдный устроил.  До  сих пор  вся улица  судачит:
потихоньку, а смеются. А кофе-то дорогой какой -- хорошо жить, когда денежки
в карманах водятся...
     Все  было  легко и просто: на Сицилии ли,  в  Бабилоне,  люди одинаково
страстно относятся к деньгам и не любят зависеть  от подонков. А Гек, хоть и
сидел ранее, но наркотиков не продает  и  не  покупает, хулиганья терпеть не
может и  шакалов вроде Робина относит туда же... Да, специально,  чтобы люди
могли  видеть, чего стоят  эти "герои", когда им встретится мужчина. Нет, он
их не боится и постарается, чтобы они все стороной обходили эти края. Да-да,
торговцам  наркотиками   житья  здесь  не  будет...  Ну  конечно,   с  таким
финансированием какая борьба да  профилактика, только на чернила для отчетов
и хватает... И вокруг беднота, какая там поддержка... Вот, кстати, самому-то
неудобно, вы лучше обстановку  знаете --  раздайте тем, кто нуждается  не по
пьяни да по лени, а по жизни... Какие расписки, какие взятки,  мне от  тебя,
сержант, ничего не надо. Лапа в лапу, баш на баш -- нет, не надо... Дотерплю
до  конца  надзора,  и  будем  просто  добрыми  законопослушными  знакомыми.
Кончатся  -- добавим.  Кто?  Никакого  Букваря не знаю  и знать  не  хочу...
Повторяю, это они пускай боятся, закона и друг друга. Мне они не нужны, а за
себя постоять сумею,  коли до этого дойдет... Обязательно  сообщу, не сам же
побегу воевать... Ну и ты  тоже, сержант,  дай знать в случае  чего, если не
служебная  тайна, конечно... Счастливо... До вечера,  естественно... Порядок
есть порядок... И оставь мне свой  телефончик, на  всякий  пожарный... И сам
звони,  заходи... Угу, счастливо,  привет  жене...  Закрою-закрою, да  здесь
грабить нечего...
     Букварю квартальный ничего путного  не рассказал. Ларей дома, квартирка
небольшая,  там  таракана  не  спрячешь...  Старуха   жива...  Неважно  где,
далеко...
     Букварь  хоть и  не  слыхал про дедуктивный метод,  но  догадался,  что
пятеро ребят не в монахи постриглись: Ларей, гад, руку приложил. Надо о  нем
в городе  справиться, может,  кто  слышал  о  нем...  Букварю  волей-неволей
пришлось обо всем доложить Падле и  получить от него  нагоняй. И  приказ: не
спешить,  действовать наверняка. Уж если  он  пятерых  замочил  и следов  не
оставил -- ушами трясти нельзя, тертый, видать. Может, он сам по себе вообще
ничего не представляет, а это старый Кошеловка сети плетет или еще кто. Надо
все тщательно  узнать  и  мужика в итоге обязательно  примочить. В назидание
всем.
     Старуха  Бетти через  две  недели  вернулась, и  никто ее не беспокоил.
Деньги стал получать  Гек. Красный привел, с интервалом  в неделю, еще двоих
молодцов, голодных и потому отважных. Гек побеседовал и принял обоих. Деньги
пока были,  люди  на  первое время  нашлись,  оружия -- как грязи,  объектов
полно... Лиха беда -- начало.

Глава 5

     Я был травою,
     И стану травою вновь
     Для будущих трав.
     --  Ну, Дэнни,  уважил  старика, давай  прощаться. --  До торжественных
проводов  на  пенсию  главы  Департамента внутренней (а  теперь  и  внешней)
контрразведки оставалось  немногим  более  пяти  минут.  Игнацио  Кроули,  в
элегантном  смокинге, разлил по рюмкам коньяк,  настоящий французский, не то
безродное сорокаградусное пойло, которым уже полстраны споили... В банкетном
зале шла последняя подготовительная суета, гости  все  прибывали -- ожидался
стол  на  пятьсот персон.  Господин  Президент за множеством  дел  не забыл,
прислал  приветственную  телеграмму  и  дарственную:  Республика  Бабилон...
тра-та-та  заслуги...  в  пожизненное  владение  с  правом  наследования  --
пятнадцать гектаров земли и  домик  возле государственного заповедника,  где
живут в почете отставные бонзы, ничем себя не запятнавшие (или не схваченные
за руку).
     И вот  Игнацио  Кроули и  его  первый  зам, а  с  этого  дня глава всея
политического  сыска, Дэниел Доффер, также одетый в смокинг, в последний раз
вместе сидели в наследуемом кабинете и тихо беседовали.
     -- Не надо, Дэнни, проект приказа я видел собственными глазами, ты  шел
за назначением и, видать, уговорил его подождать. Так, я думаю, дело было. И
за это я тебе от души благодарен, не из-за кресла, из самолюбия.
     "Так  я думаю"...  И  тут  пытается  обхитрить,  старый  черт.  Он весь
разговор,  наверное, по  буквам  изучил...  Вот только  кто  ему, опальному,
донес?
     --  Не  важно, как оно  было.  Беда в другом.  Я планировал  взять  вас
главным  экспертом, в  щадящем  режиме,  разумеется,  чтобы  вы и  для  себя
пожили...
     -- Да-да, интересно! Не вышло? Вероятно, Сам зарубил?
     -- Точно так. "И еще, -- говорит  -- Дэниел, о  тебе рассказывают,  что
окружил  ты себя всяким старичьем. Консультанты-фигультанты -- духу их чтобы
не  было  в Департаменте".  Мол, молодым деревьям солнце заслоняют...  Такие
дела.
     -- Для себя он, видимо, сделает исключение, когда и если доживет... Что
ж, буду осваивать рыбную ловлю и пешие прогулки в деревенский сортир...
     -- Ну уж! Я лично осматривал: все удобства, включая ванну и телефон...
     --  Ладно,  Дэнни, это  я  так  шучу. Пойдем,  пора уже.  Знаешь  такую
пословицу: "Старость --  не радость"? Это не оттого,  что смерть близка и ты
уже  чего-то  не можешь,  нет.  Это от  того, что другие,  которые  временно
молодые, уже не берут тебя в расчет. Ты еще есть, но загляни им в глаза -- и
не увидишь своего отражения:  тебя уже нет для них.  Ты --  лишний  на  этом
свете,  потому что  морщин  много и  мышцы  дряблые...  Да,  твои  аналитики
сообщали  тебе,   что  предположительно  в   районе  Фолклендов   существуют
потенциально  огромные  нефтеносные  слои?.. Ну  все, пойдем, это  я тебе на
прощание дарю...
     * * *
     -- ...Том, ты? Езжай  ко мне,  я про эту падаль Ларея кое-что  выяснил.
Жду.
     Букварь не  любил бывать  у своего шефа: вечно тот шпынял его при всех,
обрывал на полуслове. Никогда  он не был доволен -- хоть на ушах пройдись --
вечные придирки и нудеж. Штаб-квартира у Дяди  Грега располагалась в пузатом
двухэтажном  особнячке  на   краю  парка,  ближайшего  к  заливу.   Обширная
территория,  полукругом  примыкающая к  дому,  была  огорожена  двухметровой
решеткой из фигурного  чугуна. Летом были видны  старания садовников придать
газонам и  кустарникам аристократический британский стиль. Падаль вообще был
помешан на старой доброй Англии и себя, наверное,  видел  этаким эсквайром в
твидовом костюме.
     Букварь оставил своего адъютанта  сидеть в моторе, с водилой,  а  сам с
тяжелым вздохом  двинулся в особняк. Дверь  ему, конечно же, открыл одетый в
ливрею  Башка, никчема и неумеха,  за безропотность произведенный  Падалью в
камердинеры.
     --  А-а,  Том, наконец-то.  Долго  едешь,  мне чуть  было  не  пришлось
дожидаться...
     Если бы на  месте Букваря был Гек, он легко бы вспомнил, что напыщенная
фраза эта украдена  у Людовика XIV. Но Гека не было  здесь, хотя речь  пошла
именно о нем.
     За  большим  овальным  столом  орехового  дерева   в  полутемной  зале,
освещаемой зимним солнцем в окне, сидели трое: Дядя Грег, Мураш из соседнего
квартала и Кот Сандро, недавно освобожденный по  амнистии  (и даже  Господин
Президент,  земля  ему  пухом,  тоже  может на что-то полезное  сгодиться!).
Букварь знал его еще до отсидки,  недолюбливал и побаивался: Кот Сандро слыл
отчаянным парнем  с мухами  в  голове,  с ним было трудно ладить,  но  легко
воевать бок о бок,  -- Сандро сам лез на рожон,  служа прикрытием для  более
осторожных.
     -- Урки к нам припожаловали! Слыхал? Сандро, расскажи еще раз!
     -- Да что там рассказывать, Ларей  в "Пентагоне" объявился по странному
делу: ходка за побег из "Пентагона", откуда никто никогда не бегал, а  ходка
-- первая! Так не бывает. Уж врали про него, такие параши носили...  Мол,  и
цепи-то  он рвет, и сидел он в секретных подвалах президентских... Говорили,
что  и  шпион черт те  чей... Знаю одно: сидеть он -- не новичок. И  шустрый
больно:  я  хотел его  пощупать однова, моргнул  не вовремя -- и  без  зубов
остался.  Он  не  дурак, не стал моего удара  дожидаться, первым  врезал. До
драки у нас с ним не дошло в тот раз, но, может, оно и к лучшему. Был  у нас
один  здоровенный  лоб, ну... очень  здоровый,  так ушел инвалидом на  волю,
Ларей его  поломал в две  минуты. А сам -- ничего из себя, с  меня ростом, в
плечах -- нормально, теперь ему лет пятьдесят должно быть. Все, наверное.
     -- А манеры, наколки? Рожай, не тяни...
     -- Ну что,  говорил же. По  наколкам, говорят, козырный урка,  я сам не
видел и наколок  ихних не  знаю.  А все, кто его знал, говорят, опять же я с
ним  не  сидел, так говорят,  что все его боялись -- надзиралы, сокамерники,
даже кум наш пентагонный.  Тот его  трамбовал  целый год в карцере, а  Ларею
хоть бы что -- воздухом, что ли, питался.
     -- Так боялся, что из карцера не выпускал? -- усмехнулся Букварь. -- Не
дай бог всем нам такого испуга в нашу сторону.
     -- Шути, шути, попадешь --  поймешь. Он, Ларей, кума избил под конец --
тягуны  мамой  клялись --  сами  видели,  а  ему  всего год  набросили и  на
периферию угнали, в родные места.  Что дальше -- мы  не знали, а он вот  где
объявился, значит. Я просто горю, мечтаю его повидать.
     -- Я видел невдалеке. За  сорок ему, точно, но полтинника не будет, лет
сорок пять от силы.
     -- Ну, видать,  зона в тук пошла. Я все свое рассказал, шеф. Замочу его
-- с вес