что  ты, в самом деле,  он  же  шутил...  Нельзя  нам  влипать в
истории,  пора   возвращаться...   Слышишь,  Тони,  как  сына  тебя   прошу,
перестань...
     Гек  наконец  разжал  пальцы, выпустил волосы  Беппо  (тот  обессиленно
рухнул  мордой в пол), стряхнул с руки вырванный  клок,  довольно  изрядный,
отодвинул Марио в сторону  и... вернулся к  столу.  Свою вилку  он повертел,
брезгливо отложил ее,  взял со стола ту,  которая показалась  ему  почище, и
принялся доедать спагетти, по-прежнему  не глядя на сотрапезников.  Он  ел в
молчании и одиночестве, кусок  не  лез ему  в глотку, но  надо было  держать
фасон, показать характер.
     Марио спешно рассчитался с хозяйкой и махнул ребятам рукой:
     -- Берите этого и  на берег, скоренько... -- Подошел к  Геку, осторожно
положил ему руку на плечо: -- Доедай, Тони, и пойдем, возвращаться пора.
     Двое  ребят подхватили Беппо под руки и потащили -- сам он идти не мог.
Следом шли остальные, а последними Гек и Марио.
     Гек перестарался. Он хотел только показать всем,  что не позволит собой
помыкать (как и на "малолетке" не позволил), что при случае сумеет  постоять
за  себя, но эффект оказался слишком велик. И дело  было даже  не в том, что
Кудрявый славился  физической силой и  драчливостью, а  развалился с  одного
удара молоденького парнишки;  хотя и этот  факт  произвел впечатление.  Всех
поразил сам  парнишка, его холодная, звериная жестокость, проступившая вдруг
в  молчаливом и безобидном на  вид  новичке. Каждый вспоминал свои шуточки в
его адрес и  представлял  себя  на месте  Беппо. Его  сторонились теперь,  и
только  Марио старался говорить с ним так, будто  ничего не случилось,  но и
ему  это удавалось с трудом. Добро  бы подрались  они с  руганью и угрозами,
помирили  бы их потом, как это бывает в таких случаях, выпили  бы мировую...
Этот Тони опять тихий и безответный,  о происшедшем не заикается и словно не
замечает, что Беппо, избитый и опозоренный, жаждет мести.
     Марио  обо всем  доложил капитану в  приватной беседе,  не  упуская  ни
малейшей подробности, а также поделился своими наблюдениями о самом новичке,
о настроениях  в команде. Он знал капитана, и ему было ясно, что  Тони будет
убран из команды, сожалел  об этом, потому что парнишка ему нравился, хотя и
настораживал...
     Поздно  вечером,  через  день  после  драки,  Марио вызвал  Гекатора  в
капитанскую каюту на разговор. Помолчали.
     -- Когда я подобрал тебя  на берегу,  то  надеялся,  что ты  порядочный
человек,  --  начал  капитан,  в упор  рассматривая  Гека. -- Да ты  садись,
садись...
     Гек сел, по-прежнему глядя в пол.
     -- Ну, что молчишь? Рассказывай.
     Гек продолжал молчать.
     --  Паскудить-то  ты  горазд:  товарищу своему  зубы  выставил, тарарам
поднял на весь город. Скучно тебе на палубе, на берег не терпится, поближе к
свободной жизни?  Так  ты  скажи, и завтра же будешь  свободен,  как крыса в
амбаре.
     -- Терпится.
     -- Что? -- не понял капитан.
     -- Терпится сойти на берег, я туда не хочу.
     -- Ах, ты не хочешь. А что ты хочешь?
     -- Здесь работать, с вами...
     -- А я -- так не очень хочу, вернее, совсем  не желаю... А ну-ка,  руки
на стол!
     Гек повиновался.
     -- Разожми  кулаки-то, вот  так, великолепно! Скажи-ка, Тони, -- вот  у
Беппо  на  лице большие  разрушения,  а  у тебя  костяшки  пальцев --  как у
младенца. Ты его кастетом бил?
     -- Нет, рукой.
     --  Да-а, а то я драк не  видел на своем веку! Чем ты его  звезданул, я
спрашиваю?
     -- Рукой ударил.
     --  Ладно,  ну тогда  объясни мне,  старому дураку,  как  у  тебя  рука
осталась целенькой-гладенькой, как у младенца?
     Гек пожал плечами.
     -- Я  вижу, герой, разговора  у нас не получилось.  О`кей,  иди  спать.
Утром расчет -- и сваливай! Все.
     -- Я его не костяшками, а подушечкой ладони ударил, -- заторопился Гек.
-- Сам не ожидал, попал в челюсть, а он отворил ее до самого пола -- смеялся
все, ну и... зубами об зубы...
     --  Интересно, надо  же -- зубами об зубы! Чудеса, ей-богу! Надо  будет
запомнить да знакомым рассказать, как оно бывает на свете. Ну, допустим... А
что, обязательно было драться? Другим способом никак нельзя было решить ваши
проблемы? Что там у вас произошло, что кровопускание понадобилось?
     Гек добросовестно пересказал все, как было:
     --... Этот крест -- отцовский, он умер давно, это память о нем. Мне его
матушка дала, а Беппо стал цапать за него своими погаными пальцами. Он хотел
меня унизить,  ну, я и не выдержал... --  Гек  первый раз за время разговора
поднял глаза на капитана и виновато улыбнулся. Капитан заметно помягчал:
     -- Ты откуда родом-то?
     -- Из Бабилона.
     -- Да, помню. Родители -- оба итальянцы?
     -- Да. Мать из Турина, а отец из Муссомели.
     -- А отец кем был?
     -- Мусорщиком, но он умер десять лет назад, я еще маленький был.
     -- Значит, батя твой, как и я, -- сицилиец. Только я родился в Трапани,
может, слыхал?
     -- Нет, я не знаю, где это.
     -- Плохо, что не знаешь. Это  далековато от Муссомели,  но не очень. Ну
да что  взять  с эмигрантов. Ну  а мать вместе с крестом не  передавала тебе
наказ вести себя по-христиански: прощать обиды, щеку там подставлять?
     Гек презрительно покривился:
     -- Я первый не лезу, но и оскорблять себя не позволю. -- Тут же добавил
поспешно: -- Он первый начал, я скандалов не люблю.
     -- Не любишь, а скандал получился. Мог бы и потерпеть, хотя, конечно, в
этой ситуации... А отец сам помер, или что?
     -- Ну, как сам, -- пил он много. Мать говорила -- от пьянства умер.
     -- Худо, в наших краях обычно меру знают. А родственники, кроме матери,
есть у тебя -- братья, сестры, в Бабилоне или на Сицилии?
     --  Нет никого. А  может,  и есть, но мы никогда не  говорили  об этом.
Наверное, есть, но  мама тоже  умерла,  как  я  теперь узнаю?  А щеку  пусть
Кудрявый подставляет -- она у него теперь большая!
     --  Ну-ну,  разошелся, со всеми драться -- кулаков  не хватит.  Хорошо,
будем считать, что разобрались с этим делом. Теперь слушай меня внимательно.
Работай пока и дальше, но запомни:  еще один  выверт --  и счастливого пути,
желающие на твое место найдутся. А для лучшего запоминания знай: сто зеленых
я с тебя срезаю за недисциплинированность.  Спокойной  тебе ночи и  приятных
снов. -- Капитан встал,  давая понять, что  разговор окончен. Гек последовал
его примеру.
     -- Да,  вот еще  что: позови  сюда  Беппо, мне он нужен.  Если спит, то
разбуди. --  Он положил на плечо  Геку  свою  высохшую руку, всю  в  дряблых
венах. -- Не задирайся, понял? Я сам определю правого и виноватого. Все.
     Гек набычился, но спорить не посмел.  Он развернулся и молча вышел. Сто
долларов  по  нынешним временам  -- не безделица, отдать их  за два удара --
жирно  больно.  Но  с  другой  стороны,  куда  деваться? Здесь  сравнительно
безопасно, денег  можно  подкопить. Но обидно, черт возьми: и так  нагревают
как хотят, да еще сотню зажилили... Беппо спал в другом  кубрике, и Гек туда
не пошел. Он просто сказал вахтенному, что Кудрявого срочно зовет капитан, а
сам пошел спать. Он долго ворочался, прикидывая, что там сейчас происходит у
капитана. По разговору с капитаном ясно было, что тот понимает правоту Гека,
но просто лишний раз показывает, кто здесь хозяин. У, глиста сушеная! Ладно,
пора спать, завтра тяжелый день...
     Десять  человек на борту отнюдь  не были  лишними, поскольку  им, кроме
капитана, разумеется,  приходилось переносить на берег  и с  берега огромное
количество ящиков, пакетов, мешков -- словом, всего того, в чем в тот момент
размещался контрабандный товар. У Гека  поначалу с непривычки  болела спина,
но потом  он приспособился  и  работал  не  хуже  других. Почти через  месяц
закончился  рейс.  Он  прошел вполне  благополучно,  и на  долю  Гека  вышло
шестьсот  долларов.  Однако капитан, верный своему обещанию, удержал с  Гека
сотню и столько  же с Кудрявого Беппо. Общее  наказание не  сплотило их и не
сделало друзьями,  но Беппо примолк и не грозился больше за  его спиной; они
старались не замечать друг друга. С остальными Гек общался нормально, но уже
не служил для них объектом розыгрышей и подначек.
     Рейс был последним в  сезоне, капитан  по традиции  выставлял угощение.
Это было в Неаполе, куда Гек якобы собирался поначалу. Пили умеренно, наутро
предстоял расчет,  а там -- кто куда:  судно нуждалось в ремонте, люди  -- в
отдыхе, почти всех ждали семьи.
     Гека рассчитывали последним. Капитан отпустил всех, даже Марио, так что
они остались вдвоем с Геком.
     -- Хочешь кофе? Что жмешься, я как раз на двоих сварил, по собственному
рецепту:  бывало,  промерзнешь  как   собака,  устанешь  --  а  тут   принял
чашечку-другую, и снова человек! Тебе, может, с коньячком?
     Гек  насторожился:  с  того  самого  вечера,  когда  он познакомился  с
капитаном в  марсельском  кабаке, ему ни разу не доводилось  наблюдать такую
приветливость и дружелюбие в поведении шефа.
     -- Лучше с молоком, если есть.
     --  Как не  быть, капуччино -- это моя  слабость. Только  не молоко  --
сливки. Присоединяйся, мешай сам, я ведь не знаю, как ты любишь -- покрепче,
послабее?
     -- Я крепкий не люблю, горько слишком.
     -- А я  пристрастился:  чем  крепче, тем  лучше,  хотя  сердечко  порой
прихватывает, бессонница  мучает...  Э-э, погоди,  пенку  я  сам сделаю,  ты
испортишь... Да, бессонница.  Но это уже стариковское, мне  ведь, Тони,  уже
шестьдесят два стукнуло в мае.
     Гек изобразил удивление:
     -- Никогда бы не  подумал. Я всегда слышал, что моряки быстрее старятся
на лицо, но вам -- самое большее -- пятьдесят два дал бы, клянусь Мадонной!
     Капитан криво усмехнулся:
     -- Нет, Тони,  шестьдесят два. В  пятьдесят я бы себя юношей считал, --
это я  сейчас так думаю, разумеется, по  сравнению с тем, что  есть, ну,  ты
понимаешь, что я  имею в виду. А теперь, эх... -- Желтое  лицо его собралось
складками,  и  теперь  он выглядел  на  все  семьдесят. --  А тебе  сколько,
девятнадцать?
     -- Восемнадцать осенью исполнилось.
     -- Ну, значит, девятнадцать почти.
     -- Да  нет,  --  рассмеялся Гек,  -- нашей  осенью, тоже в мае. Мы ведь
антиподы.
     -- Я и забыл, верно. Но все равно -- мальчишка совсем. По годам, я имею
в  виду, по жизни-то ты уже взрослый  мужчина. Смолоду здоровье бережешь, не
пьешь,   не  куришь.   Сам   на   жизнь  зарабатываешь.  Девочками-то   хоть
интересуешься?  Вижу, что  интересуешься, но это  всегда  успеется.  И  кофе
крепкий не пьешь. Матушка была бы тобой довольна, я думаю.
     Гек  пару  раз  за этот  месяц  снимал проституток  на  берегу,  но  не
афишировал  этого  и  в  ответ  на  замечание капитана  качнул неопределенно
головой и промолчал.
     -- Держи свои деньги, пересчитай -- вдруг что не так, здесь должно быть
четыреста  монет:  сотня в аванс  ушла, ну  а еще  сотня  --  сам понимаешь,
порядок есть порядок, не взыщи.
     -- Да, все четко, здесь  четыреста. Я не в  претензии,  дон  Карло, моя
вина -- мой ответ. Спасибо вам, вы и так меня выручили.
     -- А теперь куда ты? К матери, домой?
     -- Она умерла, дон Карло, год назад.
     -- Ах, я старый дурак, голова дырявая. Извини, Тони, я оговорился.
     -- Что  вы, дон Карло...  Нет, я думаю  здесь, в Неаполе, тормознуться.
Поищу земляков, попробую работу какую найти, деньги пока есть,  а там  видно
будет. Дома сейчас трудно с работой.  А в крайнем случае и там не пропаду --
руки-ноги есть, остальное приложится.
     -- Так ты, выходит,  круглый  сирота.  И ни братьев,  ни сестер? -- Гек
мотнул головой.
     -- Что поделаешь, сынок, в мире слишком много бед приходится на каждого
человека и слишком мало  радостей. У меня у самого единственная  дочь калека
от  рождения. Думаешь,  стал бы  я в мои-то годы болтаться  в этой  луже? Но
старуха  моя  при  дочери  все  время, а  на  что  жить?..  Какую работу  ты
собираешься искать? У тебя есть специальность?
     --  Грузчиком  могу  работать, вот и вся  моя специальность. Или машины
мыть.
     --  Грузчиком?  Горб  наживешь,  это  да!  А  разбогатеть --  вряд  ли.
Образование у тебя какое?
     -- Начальная школа.
     -- Вот видишь... Чтобы в магазине работать, тоже учиться надобно; у нас
для  своих  не  всегда  работа  есть, а  уж иностранцам  --  самая  грязная.
Однако... Если, конечно, ты собрался по отцовской линии пойти...
     -- Не  собираюсь.  -- Гек усмехнулся. -- Думаю  получше место  сыскать,
хотя и здесь ничего позорного  не вижу. А  не получится -- вернусь домой. --
Гек  почувствовал, что  разговор наконец приблизился к той  точке,  куда его
осторожно двигал старый  лис,  и  даже догадывался, что  тот  собирается ему
предложить.  Но он и близко  не мог  представить, какой силы сюрприз был для
него подготовлен.
     -- Я ведь давно присматриваюсь к тебе, Тони. Ты мне сразу глянулся, и я
думаю, что не ошибся в тебе. Парень ты работящий и скромный. Скромный, да не
простачок.  Оцени  мою  деликатность,  Тони,  я  ведь  не спрашиваю,  где ты
наловчился челюсти крошить, где наколки сделал и чем ты занимался у  себя  в
Бабилоне.
     Гек похолодел.
     -- Набедокурил дома и дал тягу в Европу, не так ли?
     -- Нет,  дон  Карло, мамой клянусь!  Я не преступник! Я как  раз уехал,
чтобы  куда  не вляпаться.  Работы нет,  пособие  грошовое, вот  и маемся  в
подворотнях, ищем приключений. Всю жизнь так, что ли? За мной ничего нет. Ну
--  драки,  да, бывали.  Жить нормально  захочешь  -- так  научишься,  иначе
затюкают.
     -- Тем лучше, тем лучше. Знаешь, видна в тебе сицилийская кровь, что ни
говори. А ты уверен, что мать твоя из Турина?
     --  Так  я  знаю  из  ее  рассказов,  сам-то   я  в  Бабилоне  родился.
Единственный в семье урожденный бабилот, остальные натурализованные.
     -- И как, не тянет  на родину предков?  В Турин или к  нам, на Сицилию?
Зов крови, так сказать?
     -- Меня тянет  туда, где может  быть хорошо, где заработки приличные. А
если я нищий, какая мне разница -- Турин, Бабилон, Сицилия... Дон Карло, как
на духу: вот поработал я у вас и человеком себя почувствовал. Честно работал
--  честно получил. Ну,  оплошал -- винить некого.  И за доверие спасибо вам
огромное. А я поживу подольше да ухвачу побольше -- тогда и о родине предков
думать можно. Извините, если что не так сказал...
     -- Кое-что  и не так, пожалуй. Родина --  это мать,  это душа человека.
Узы крови -- священные узы, Тони. Сицилийцы рассеялись по всему свету, живут
в Штатах, в  Бразилии всю жизнь, но спроси его: "Ты  кто, американец?" -- он
ответит:  "Я сицилиец".  Так-то! Кто  лишен  этого, тот  не  человек  в моем
понимании.  С возрастом ты  сам  почувствуешь это. Ну да тебя трудно винить:
мальчишка ты еще, да и сирота, в чужом мире, без денег, без друзей...
     -- Деньги как раз есть.
     -- Да что это за деньги  -- неделю погулять. Впрочем, ты не гуляка, как
мне кажется. -- Капитан словно бы заколебался... -- Я хочу сделать тебе одно
предложение, Тони, относительно твоего будущего. Ты ведь свободен сейчас?
     -- Как крыса в амбаре, дон Карло. К сожалению.
     Гек  видел,  что обращение  "дон" и  почтительный  тон  очень  по  душе
старикану,  и  старался  изо  всех  сил.  Главное  --  чувство  меры.  Явный
подхалимаж  вызывает презрение,  но проявленное уважение всегда приятно, тем
более когда оно выказано искренне и с достоинством.
     -- Почему -- к сожалению?
     -- Контракт кончился.
     -- Ой, ты хитрец, оказывается! -- Капитан коротко рассмеялся. -- Я ведь
тебя  насквозь вижу. Ты бы не прочь еще подзаработать, а? Совесть-то тебя не
мучает,  что денежки  свои за  контрабанду получил?  А поймают --  тут и  до
тюрьмы недалеко? Ты знаешь, что такое тюрьма, сидел когда-нибудь?
     -- Нет, -- соврал Гек, -- бог миловал! Ни разу не был и не хотел бы. Но
власти имеют право сажать, если поймают, конечно. Дело их такое. У них  свои
порядки,  а у простых людей -- свои. Я лично большого греха здесь  не  вижу,
дон  Карло, это же не терроризм, не убийство. Каждый зарабатывает как умеет,
только другим не мешай. А отец всегда говорил, что законы пишут те, для кого
они не писаны.
     Гек  прошел  свою  половину  пути  чуть  быстрее  даже, чем рассчитывал
вначале. Ему хотелось,  чтобы старик перестал жевать резину и сделал наконец
свое предложение. Отказа не будет, не менжуйся, старый!
     -- Не терроризм, -- задумчиво повторил капитан. -- Значит, ты согласен,
если  я,  вместо  того  чтобы  с  тобой  попрощаться,  опять  предложу  тебе
поработать?
     -- Согласен!
     -- И я бы не возражал... Но ты не итальянец. И вообще неизвестно кто...
Сиди, не  напрягайся. Я тебя немножко знаю и тебе верю.  Но  представь, если
выяснится,   что   Карло   Бутера,  уважаемый   пожилой   человек,  укрывает
преступника?
     -- Но  я же не  преступник, дон Карло! Клянусь, ничего преступного я не
совершал! Матерью клянусь!
     -- А контрабанда? Помолчи, говорю! Не надо клясться  направо  и налево,
если хочешь, чтобы тебе  верили  и тебя  уважали. Тем  более матерью  своей.
Повторяю: я тебе верю, но власти, как ты выражаешься, мне могут не поверить.
Безродный бабилонец  мне  не нужен, скажу  тебе со всей определенностью. Вот
если  бы ты  был итальянец  -- не по крови, по  гражданству... Хочешь  стать
итальянцем?
     -- Как  это? --  Гек  по-настоящему  растерялся:  "Что значит  -- стать
итальянцем? Переменить подданство,  собирать  справки, подавать запрос? Чума
какая-то... Или выдавать себя за его парализованную дочь?"
     -- Один  парень, тебе ровесник,  скончался  недавно. Близкие  -- кто  в
Америке,  кто в  Бразилии. Его документы у  меня. В  лицо его почти никто не
знал на Сицилии. Ты сможешь жить по его документам. В подробности  посвящать
не стану -- долго это и не нужно, но можешь  мне поверить: документы надежны
стопроцентно. Подходит тебе такой расклад?
     -- А если поймают?
     --  Выдворят  из  страны,  только  и  делов; но  до  этого  не  дойдет,
успокойся.
     -- Но, дон Карло... -- Гек запнулся, раскрыл было рот, но так и не смог
продолжить.
     -- Ну, ну, говори, что ты хотел сказать?
     -- Не знаю, уж больно предложение неожиданное. А надолго это будет?
     -- Что -- "это"? Паспорт, что ли? Захочешь -- так на всю жизнь.
     Гек сообразил, что пора соглашаться:
     -- Дон  Карло, все  же это слишком  большой подарок.  Это  было  бы так
удачно для  меня, что я даже не представляю... А кроме того, захочу -- так и
уеду домой, никто и не узнает, верно?
     --  Верно,  верно...  Но я еще не  настолько богат, чтобы делать  такие
подарки, разве что пойдешь ко мне в  зятья. Пойдешь ко мне в зятья? Ну-ну, я
пошутил. Так вот, если ты согласен, то подарок обойдется тебе в три тысячи.
     -- Долларов, дон Карло?
     -- Да,  я давно уже все считаю в долларах. Привык, пока там жил. Хватит
придуриваться, Тони. В  лирах это было бы гораздо больше, как  ты понимаешь.
Или ты действительно так туго соображаешь?
     -- У меня таких денег нет, дон Карло, -- хмуро отозвался Гек. -- Вы  же
знаете, что  у меня  всего  четыре сотни...  А  без  документов вы  меня  не
возьмете, как я понимаю?
     -- Не возьму, Тони. Да соглашайся на мое предложение,  я  тебе поверю в
долг и без процентов, а самое главное -- дам заработать. Вот увидишь: и долг
отдашь,  и  на себя  останется вдоволь. Не  робей, ты же мой земляк и, можно
сказать, крестник. С другого я снял бы не меньше пяти косых, а то и вовсе бы
отказал.  Эх, Тони, я всю жизнь  о сыне  мечтал, если хочешь знать... Так ты
согласен?
     -- Да, дон Карло.
     -- Молодец,  сынок.  Ты мужчина и сицилиец. И  ты не  пожалеешь о своем
выборе. -- Капитан даже приобнял Гека от избытка чувств.
     "Наркотиками заставит торговать, сука старая!"  Уж на этот счет Гекатор
не заблуждался. Чужие документы, долговая кабала,  большие  и быстры