х избирателей вы не откажетесь  немедленно  сложить  с  себя
обязанности  в  пользу  того  кандидата,  который,  по  мнению  избирателей,
заслуживает большего доверия.
     Тогда мистер Грегсбери прочел следующий ответ,  каковой  он  сочинил  в
форме  письма,  предвидя  подобное  требование  и  заготовив  копии,   чтобы
разослать в газеты:

     - "Мой дорогой мистер Пагстайлс!
     После блага нашего возлюбленного острова - этой  великой,  свободной  и
счастливой страны, чьи возможности и ресурсы, по искреннему моему убеждению,
безграничны,- я превыше всего ценю  ту  благородную  независимость,  каковая
является самой дорогой привилегией англичанина и каковую  я  горячо  надеюсь
оставить в наследство моим детям  не  ущемленной  и  не  утратившей  блеска.
Движимый отнюдь не  личными  мотивами,  но  побуждаемый  только  высокими  и
почтенными  конституционными  соображениями,  которые  я  не  буду  пытаться
объяснить, ибо они поистине недоступны пониманию тех, кто не посвятил  себя,
подобно мне, сложной и трудной науке политики, я предпочел  бы  оставить  за
собой мое место и так и намереваюсь поступить.
     Не будете ли  вы  столь  любезны  передать  мой  привет  избирателям  и
познакомить их с этим обстоятельством?
     С глубоким уважением, дорогой мистер Пагстайлс, и проч. и проч.".

     - Значит, вы ни при каких  обстоятельствах  не  сложите  полномочия?  -
осведомился представитель делегации.
     Мистер Грегсбери улыбнулся и покачал головой.
     - В таком случае, всего хорошего, сэр! - сердито сказал Пагстайлс.
     - Да благословит вас небо!- сказал мистер Грегсбери.
     И  делегаты,  ворча  и  бросая  грозные  взгляды,  удалились  с   такой
быстротой, с какой позволяла им спускаться узкая лестница.
     Когда ушел последний делегат, мистер Грегсбери потер руки и  захихикал,
как хихикают весельчаки, когда полагают, что откололи какую-нибудь  особенно
забавную шутку. Он с таким увлечением поздравлял сам себя,  что  не  заметил
Николаса, который остался  в  тени  оконной  занавески,  пока  этот  молодой
джентльмен, опасаясь услышать какой-нибудь монолог, не  предназначенный  для
посторонних ушей, не кашлянул раза два или три  с  целью  привлечь  внимание
члена парламента.
     - Что это? - резко спросил мистер Грегсбери. Николас  шагнул  вперед  и
поклонился.
     - Что вы здесь делаете, сэр? - спросил мистер Грегсбери.-  Шпионите  за
мной в моей частной жизни! Спрятавшийся избиратель! Вы  слышали  мой  ответ,
сэр? Будьте добры последовать за делегацией.
     - Я бы так и сделал, если бы входил в  нее,  но  я  не  вхожу,-  сказал
Николас.
     - В таком случае, как вы сюда попали, сэр? - задал естественный  вопрос
мистер Грегсбери, член парламента.- И, черт побери, откуда вы взялись,  сэр?
- был следующий его вопрос.
     - Я пришел к вам с этой карточкой из конторы  по  найму,  сэр,-  сказал
Николас,- желая предложить вам свои услуги в качестве секретаря и зная,  что
вы в нем нуждаетесь.
     - И вы только для этого и  пришли  сюда?  -  сказал  мистер  Грегсбери,
подозрительно в него всматриваясь. Николас ответил утвердительно.
     - У вас нет никаких связей ни с одной из этих подлых газет?  -  спросил
мистер Грегсбери.- Вы проникли сюда не для того, чтобы подслушать, что здесь
происходит, а затем напечатать, а?
     - К сожалению, должен признаться, что в  настоящее  время  у  меня  нет
никаких  связей  ни  с  кем,-  сказал  Николае  вежливо,  но  тоном   вполне
независимым.
     - О!- сказал мистер Грегсбери.- В таком случае, как  же  вы  пробрались
сюда наверх?
     Николас рассказал, как делегация заставила его подняться.
     - Так вот как было дело! - сказал мистер Грегсбери.- Садитесь.
     Николас сел, а мистер Грегсбери долго  его  разглядывал,  словно  желая
убедиться, прежде чем задавать новые вопросы, что против внешнего  его  вида
нет никаких возражений.
     - Значит, вы хотите быть моим секретарем? - спросил он наконец.
     - Я бы хотел занять эту должность, сэр,- ответил Николас.
     - Так,- сказал мистер Грегсбери.- Что вы умеете делать?
     - Полагаю,- с улыбкой ответил Николас,- полагаю, что  могу  делать  то,
что обычно приходится делать другим секретарям.
     - Что именно? - осведомился мистер Грегсбери.
     - Что именно? - повторил Николас.
     - Да, что именно? - сказал член  парламента,  склонив  голову  набок  и
устремив на него проницательный взгляд.
     - Пожалуй, обязанности секретаря довольно трудно  определить,раздумчиво
сказал Николас.- Думаю, сюда входит корреспонденция?
     - Верно,- заметил мистер Грегсбери.
     - Приведение в порядок бумаг и документов?
     - Совершенно верно.
     - Иногда, быть может, писание под вашу диктовку и,  вероятно,  сэр,-  с
полуулыбкой добавил Николас,- переписка вашей речи для какого-нибудь  органа
печати, когда вы произносите сугубо важную речь.
     - Несомненно,- ответствовал мистер Грегсбери.- Что еще?
     - В данный момент,- подумав, сказал  Николас,-  признаюсь,  я  не  могу
назвать другие обязанности секретаря, если не считать его долга быть по мере
сил услужливым, а  также  полезным  своему  патрону,  не  жертвуя  при  этом
собственным достоинством и не выходя  за  пределы  тех  обязанностей,  какие
обычно налагает на него его должность.
     Некоторое время мистер Грегсбери  пристально  смотрел  на  Николасв,  а
затем, осторожно окинув взглядом комнату, сказал, понизив голос:
     - Все это прекрасно, мистер... как вас зовут?
     - Никльби.
     - Все это прекрасно,  мистер  Никльби,  и  вполне  правильно  постольку
поскольку... постольку поскольку, но этого далеко не достаточно. Есть другие
обязанности,  мистер  Никльби,  которые  секретарь  парламентского   деятеля
никогда не должен упускать из виду. Я желал бы, чтобы меня начиняли, сэр.
     - Простите,- перебил Николас, сомневаясь, правильно ли он расслышал.
     - Начиняли, сэр,- повторил мистер Грегсбери.
     - Вы меня извините, сэр, если я спрошу, что вы хотите этим  сказать?  -
осведомился Николас.
     - Смысл  моих  слов,  сэр,  совершенно  ясен,-  с  торжественным  видом
отозвался мистер Грегсбери.- Мой  секретарь  должен  быть  в  курсе  внешней
политики всех стран мира, следя за ней по газетам; просматривать все  отчеты
о публичных собраниях, все передовые статьи и отчеты о заседаниях  различных
обществ и отмечать все детали, которые,  по  его  мнению,  могут  показаться
интересными в маленькой речи по вопросу о какой-нибудь поданной петиции  или
чего-нибудь еще в этом роде. Понимаете?
     - Кажется, понимаю, сэр,- ответил Николас.
     - Далее,- сказал мистер Грегсбери,- необходимо, чтобы он изо дня в день
знакомился с газетными  эамет  ками  о  текущих  событиях  -  ну,  например,
"Таинственное  исчезновение  и  предполагаемое  самоубийство  подручного   в
трактире" или что-нибудь еще в таком  роде,  на  чем  я  мог  бы  обосновать
запрос, обращенный к министру внутренних дел.  Зятем  он  должен  переписать
запрос и то, что я запомнил из ответа (включив  маленький  комплимент  моему
независимому духу и здравому смыслу), и отправить заметку в местную  газету,
прибавив, быть может, пять-шесть вводных строк, напоминающих, что  я  всегда
нахожусь на своем посту в парламенте, никогда не уклоняюсь от  ответственных
и тяжелых обязанностей и так далее. Вы понимаете?
    Николас ответил поклоном.
     - Затем,- продолжал мистер Грегсбери,- я бы хотел, чтобы  он  время  от
времени просматривал цифры в напечатанных таблицах и делал  некоторые  общие
выводы;  я  должен  быть  хорошо  осведомлен,   например,   по   вопросу   о
государственном доходе от обложения налогом строевого  леса,  по  финансовым
вопросам и так далее. И я бы желал, чтобы  он  подготовил  кое-какие  доводы
против возврата к расплате наличными и обращения звонкой монеты, с указанием
на гибельные  последствия  таковых  мероприятий,  а  также  коснулся  вывоза
золотых и серебряных слитков, упомянул о русском императоре, о  банкнотах  и
тому подобных вещах, о которых достаточно будет сказать вскользь, потому что
никто в этом ничего не смыслит. Вы усваиваете мою мысль?
     - Как будто понимаю,- сказал Николас.
     -    Что    касается    вопросов,    не     имеющих     отношения     к
политике,разгорячившись, продолжал  мистер  Грегсбери,-  и  таких,  к  каким
нельзя  требовать  ни  малейшего  внимания,  кроме  естественной  заботы  не
допускать, чтобы низшие классы пользовались таким же благосостоянием, как  и
мы,- иначе что стало бы с  нашими  привилегиями,-  я  бы  хотел,  чтобы  мой
секретарь составил несколько маленьких парадных речей в патриотическом духе.
Так, например, если бы внесли какой-нибудь нелепый  билль  о  предоставлении
этим жалким сочинителям - авторам - права на их собственность,- я  бы  хотел
сказать, что лично я всегда буду против возведения непреодолимой преграды  к
распространению литературы в н_а_р_о_д_е - понимаете? -  я  бы  сказал,  что
создания м_а_т_е_р_и_а_л_ь_н_ы_е, как  создания  рода  человеческого,  могут
принадлежать отдельному человеку или семье,  но  создания  интеллектуальные,
как создания  божии,  должны,  само  гобой  разумеется,  принадлежать  всему
народу. Находясь в приятном расположении духа, я не прочь был бы пошутить на
тему  о  потомстве   и   сказать,   что   пишущие   для   потомства   должны
довольствоваться  такой  наградой,  как  одобрение  п_о_т_о_м_с_т_в_а.   Это
понравилось бы палате, а мне не причинило бы никакого вреда, потому что вряд
ли потомство будет знать что-нибудь обо мне и моих шутках? Вы понимаете?
     - Понимаю, сэр,- ответил Николас.
     - В подобных случаях, когда наши интересы не затронуты,- сказал  мистер
Грегсбери,- вы всегда должны помнить, что следует  энергически  упоминать  о
народе,  ибо  это  производит  прекрасное  впечатление  во  время   выборной
кампании, а над сочинителями можете  смеяться  сколько  угодно,  потому  что
большинство из них, полагаю я, снимает комнаты и не имеет права голоса*. Вот
в общих  чертах  беглое  описание  тех  обязанностей,  какие  вам  предстоит
исполнять, если не считать того, что  каждый  вечер  вы  должны  дежурить  в
кулуарах, на случай если бы я что-нибудь забыл и нуждался в новой начинке, а
иногда, во время горячих прений, садиться в первом ряду галереи  и  говорить
окружающим: "Вы видите этого джентльмена,  который  поднес  руку  к  лицу  и
обхватил  рукой  колонну?  Это   мистер   Грегсбери...   знаменитый   мистер
Грегсбери..." И вам надлежит добавить еще несколько хвалебных слов,  которые
в тот момент придут вам в голову. А что касается жалованья,-  сказал  мистер
Грегсбери, стремительно приводя к концу свою речь, потому что ему не хватило
дыхания,- а что касается жалованья, то во избежание всякого недовольства,  я
готов сразу назвать крупную сумму, хотя это больше, чем я  имею  обыкновение
платить,- пятнадцать шиллингов в неделю, и - покажите, на что  вы  способны.
Все!
     Сделав это блестящее предложение, мистер Грегсбери снова  откинулся  на
спинку кресла с видом  человека,  который  проявил  совершенно  безрассудную
щедрость, но тем не менее решил в этом не раскаиваться.
     - Пятнадцать шиллингов в неделю - это не много,- мягко заметил Николас.
     - Не много? Пятнадцагь шиллингов не много, молодой человек? -  вскричал
мистер Грегсбери.- Пятнадцать шиллингов...
     - Пожалуйста, не думайте, сэр, что я возражаю против этой суммы,ответил
Николас.- Я не стыжусь призначься, что, какова бы ни была она сама по  себе,
для  меня  это  очень  много.  Но  обязанности  и   ответственность   делают
вознаграждение ничтожным, и к тому же они так тяжелы, что я боюсь  взять  их
на себя.
     - Вы отказываетесь принять их, сэр?  -  осведомился  мистер  Грегсбери,
протягивая руку к шнурку колокольчика.
     - Я боюсь, сэр, что при всем  моем  желании  они  окажется  мне  не  по
силам,- ответил Николас.
     -  Это  равносильно  тому,  что  вы  предпочитаете  не  принимать  этой
должности,  а  пятнадцать  шиллингов  в  неделю  считаете   слишком   низкой
платой,позвонив, сказал мистер Грегсбери.- Вы отказываетесь, сэр?
     - Другого выхода у меня нет,- ответил Николас.
     - Проводи, Мэтьюс! - сказал мистер Грегсбери, когда вошел мальчик.
     - Я сожалею, что напрасно вас потревожил, сэр,- сказал Николас.
     - Я тоже  сожалею,-  сказал  мистер  Грегсбери,  поворачиваясь  к  нему
спиной.- Проводи, Мэтьюс!
     - Всего хорошего, сэр,- сказал Николас. - Проводи,  Мэтьюс!  -  крикнул
мистер Грегсбери.
     Мальчик  поманил  Николаса  и,  лениво  спустившись  впереди  него   по
лестнице, открыл дверь и выпустил его на улицу.
     С печальным и задумчивым видом Николас отправился домой.
     Смайк собрал на стол закуску из остатков вчерашнего ужина и нетерпеливо
ждал его возвращения. События этого утра не улучшили аппетита Николаса, и  к
обеду он не прикоснулся. Он  сидел  в  задумчивой  позе,  перед  ним  стояла
нетронутая тарелка, которую бедный юноша наполнил самыми лакомыми кусочками,
и тут в комнату заглянул Ньюмен Ногс.
     - Вернулись? - спросил Ньюмен.
     - Да,- ответил Николас,- смертельно усталый, и что хуже всего, мог бы с
таким же успехом остаться дома.
     - Нельзя рассчитывать на то, чтобы много сделать за одно утро,-  сказал
Ньюмен.
     - Быть может, и так, но я всегда  полон  надежд,  и  я  рассчитывал  на
успех, а стало быть, разочарован,- отозвался Николас.
     Затем он дал Ньюмену отчет о своих похождениях.
     - Если бы я мог что-то делать,- сказал Николас,-  ну  хоть  что-нибудь,
пока  не  вернется  Ральф  Никльби  и  пока  я  не  почувствую   облегчения,
встретившись с ним лицом к лицу, мне было бы лучше.  Небу  известно,  что  я
отнюдь не считаю унизительным работать. Прозябать  здесь  без  дела,  словно
дикий зверь в клетке,- вот что сводит меня с ума!
     - Не знаю,- сказал Ньюмен,- есть в виду кое-какие  мелочи...  этого  бы
хватило на плату за помещение и еще кое на что... но вам не понравится. Нет!
Вряд ли вы на это пойдете... нет, нет!
     -  На  что  именно  я  вряд  ли  пойду?  -  спросил  Николае,  поднимая
глаза.Укажите мне в этой необъятной пустыне, в  этом  Лондоне,  какой-нибудь
честный способ зарабатывать еженедельно хотя бы  на  уплату  за  эту  жалкую
комнату, и вы увидите, откажусь ли я прибегнуть к нему. На что я не пойду? Я
уже  на  слишком  многое  пошел,  друг  мой,  чтобы  остаться   гордым   или
привередливым. Я исключаю те случаи,- быстро добавил Николае, помолчав,когда
привередливость является простой честностью, а гордость есть  не  что  иное,
как  самоуважение.  Я  не  вижу  большой  разницы,  служить  ли   помощником
бесчеловечного педагога, или  пресмыкаться  перед  низким  и  невежественным
выскочкой, хотя бы он и был членом парламента.
     - Право,  не  знаю,  говорить  ли  вам  о  юм,  что  я  слышал  сегодня
утром,сказал Ньюмен.
     - Это имеет отношение к тому, что вы  только  что  сказали?  -  спросил
Николас.
     - Имеет.
     - В таком случае, ради  самого  неба,  говорите,  добрый  мой  друг!  -
воскликнул Николас.- Ради бога, подумайте о моем печальном положении и,  раз
я вам обещал не делать ни шагу, не посоветовавшись  с  вами,  дайте  мне  по
крайней мере право голоса, когда речь идет о моих же собственных интересах.
     Вняв этой мольбе,  Ньюмен  принялся  бормотать  всевозможные  в  высшей
степени странные и запутанные фразы, из которых выяснилось, что утром миссис
Кенуигс долго допрашивала его касательно его  знакомства  с  Николасом  и  о
жизни, приключениях и родословной Николаса, что Ньюмен, пока мог,  уклонялся
от ответов, но, наконец, под сильным  давлением  и  будучи  загнан  в  угол,
вынужден был сообщить, что Николас -  высокообразованный  учитель,  которого
постигли бедствия, о коих Ньюмен не вправе говорить, и который носит фамилию
Джонсон. Миссис Кенуигс, уступив чувству благодарности, или честолюбию,  или
материнской гордости, или материнской любви, или  всем  четырем  побуждениям
вместе взятым, имела тайное  совещание  с  мистером  Кенуигсом  и,  наконец,
явилась с предложением, чтобы мистер Джонсон  обучал  четырех  мисс  Кенуигс
французскому языку за еженедельный гонорар в  пять  шиллингов,  то  есть  по
одному шиллингу в неделю за  каждую  мисс  Кенуигс  и  еще  один  шиллинг  в
ожидании  того  времени,  когда  младенец   окажется   способным   усваивать
грамматику. "Если я не очень ошибаюсь, он не заставит себя ждать,-  заметила
миссис Кенуигс, делая это предложение,- так как я твердо верю, мистер  Ногс,
что таких умных детей еще не было на свете".
     - Ну, вот и все! - сказал Ньюмен.-  Знаю,  это  недостойно  вас,  но  я
подумал, что, быть может, вы согласились бы...
     - Соглашусь  ли  я!  -  с  живостью  воскликнул  Николае.-  Конечно,  я
согласен! Я не задумываясь принимаю это предложение. Дорогой мой, вы  так  и
скажите, не откладывая, достойной мамаше и передайте, что  я  готов  начать,
когда ей будет угодно.
     Обрадованный Ньюмен поспешил сообщить миссис Кенуигс о согласии  своего
друга и вскоре вернулся с ответом, что они будут  счастливы  видеть  его  во
втором этаже, как только он найдет это для себя удобным; затем  он  добавил,
что  миссис  Кенуигс  тотчас  же  послала  купить  подержанную   французскую
грамматику и учебник - эти книжки давно уже валялись в шестипенсовом ящике в
книжном ларьке за  углом  -  и  что  семейство,  весьма  взволнованное  этой
перспективой, подчеркивающей их аристократичность, желает, чтобы первый урок
состоялся немедленно.
     И здесь  можно  отметить,  что  Николас  не  был  высокомерным  молодым
человеком в обычном смысле этого слова. Он мог отомстить за оскорбление, ему
нанесенное, или выступить, чтобы защитить от обиды другого, так же  смело  и
свободно, как и любой рыцарь, когда-либо ломавший копья; но ему  не  хватало
того своеобразного хладнокровия и величественного эгоизма, которые неизменно
отличают джентльменов высокомерных.  По  правде  говоря,  мы  лично  склонны
смотреть на таких джентльменов скорее как на обузу в пробивающих себе дорогу
семьях, потому что мы знаем  многих,  чей  горделивый  дух  препятствует  им
взяться за какую бы то ни  было  черную  работу  и  проявляет  себя  лишь  в
склонности отращивать усы и  принимать  свирепый  вид;  но,  хотя  и  усы  и
свирепость - в своем роде прекрасные вещи и  заслуживают  всяческих  похвал,
мы, признаться, предпочитаем, чтобы они выращивались за счет их владельца, а
не за счет смиренных людей.
     Итак, Николас, не будучи юным гордецом в обычном смысле этого  слова  и
почитая большим унижением занимать деньги на  удовлетворение  своих  нужд  у
Ньюмена Ногса, чем преподавать французский язык маленьким Кенуигсам за  пять
шиллингов в неделю, принял предложение немедля, как было описано выше,  и  с
надлежащей поспешностью отправился во второй этаж.
     Здесь он был принят миссис Кенуигс с любезной грацией, долженствовавшей
заверить его в ее благосклонности и поддержке, и  здесь  он  застал  мистера
Лиливика и мисс Питоукер, четырех  мисс  Кенуигс  на  скамье  и  младенца  в
креслице в виде карликового портшеза  с  сосновой  дощечкой  между  ручками,
забавляющегося   игрушечной   лошадкой   без   головы;   упомянутая   лошадь
представляла  собой  маленький  деревянный  цилиндр,  отчасти   похожий   на
итальянский угюг* на  четырех  кривых  колышках  и  замысловатой  раскраской
напоминающий красную вафлю, опущенную в ваксу.
     - Как поживаете, мистер Джонсон?  -  спросила  миссис  Кенуигс.-  Дядя,
познакомьтесь - мистер Джонсон.
     - Как поживаете, сэр? - осведомился мистер Лиливик довольно резко,  ибо
накануне он не знал, кто такой Николас, а быть слишком вежливым  с  учителем
являлось, пожалуй,  огорчительным  обстоятельством  для  сборщика  платы  за
водопровод.
     - Дядя, мистер  Джонсон  приглашен  преподавателем  к  детям,-  сказала
миссис Кенуигс.
     - Это ты мне только что со