остью. Как всякая женщина, Мод первая овладела собой, ничем не выдав своего смущения. Она сама пошла навстречу Глендону, чтобы поздороваться с ним. А он даже не понимал, что бормочет, когда их знакомили. Вот это была женщина - та, единственная! Он и не знал, что такие бывают на свете! Те, что встречались ему раньше, ничем не походили на нее. Интересно, понравилась бы она старому Пату? Что сказал бы он о ней? А вдруг это и была та самая, про которую он говорил: "Держи ее обеими руками!" Пат вдруг обнаружил, что каким-то образом рука Мод очутилась в его руке. Он смотрел на эту руку с восторгом и недоумением, пораженный ее хрупкостью.
     А она между тем старалась подавить в себе даже отзвук неожиданного зова, прозвеневшего в ней так ясно, так отчетливо. Никогда она не испытывала такого удивительного ощущения - этой внезапной тяги к чужому человеку. И к кому - к этому Лютому Зверю, огромному тупому кулачному бойцу, который бил кулаками таких же грубых скотов, как он сам. Но она улыбнулась, увидев, что Пат не выпускает ее руку.
     - Пожалуйста, отпустите мою руку, мистер Глендон! Она... она мне самой нужна!
     Он растерянно посмотрел на нее, перевел взгляд на ее пальцы, крепко стиснутые в его ладони, и так неловко выпустил их, что вся кровь хлынула ему в лицо.
     Девушка увидела, как он вспыхнул, и вдруг подумала, что он совсем не похож на тупого зверя, каким она его себе представляла. Разве "зверь" может так покраснеть? И ей очень понравилось, что он не стал развязно просить прощения. Но как он пожирает ее глазами - просто делается неловко! Уставился на нее, словно оглушенный, а щеки покраснели еще гуще.
     Но Стюбнер уже подставил ей стул, и Глендон машинально тоже опустился на свое место.
     - Он в превосходной форме, мисс Сенгстер, в отличной форме, - говорил менеджер. - Верно я говорю, Пат, а? Чувствуешь себя отлично, правда?
     Но Пату это не понравилось. Он сердито нахмурил брови и промолчал.
     - Я давно хотела познакомиться с вами, мистер Глендон, - сказала мисс Сенгстер. - Мне до сих пор не приходилось интервьюировать кулачного бойца, так что вы простите, если я сначала не сумею как следует вас расспросить.
     - Не лучше ли вам сначала посмотреть, как он работает? - предложил Стюбнер. - А пока он будет переодеваться, я вам все сообщу - все новейшие данные. Сейчас позовем Уолша, Пат, и покажем два-три раунда.
     - Ничего мы не покажем! - настоящим зверем буркнул Пат. - Продолжайте ваше интервью.
     Но интервью никак не ладилось. Стюбнер все время говорил, подсказывал, что писать, и это страшно раздражало Мод Сенгстер. А Пат не принимал никакого участия. Мод внимательно изучала его тонкое лицо, ясные, синие, широко раскрытые глаза, прямой, чуть с горбинкой нос, крепкий целомудренный рот с нежным и мужественным изгибом в уголках губ. Нет никакого намека на угрюмую тупость! Загадочная личность, если только газеты пишут о нем правду. Тщетно искала она в нем хотя бы малейшего признака "лютости" и так же тщетно пыталась установить с ним хоть какой-нибудь контакт. Начать с того, что Мод слишком мало понимала в боксе и боксерах, а как только она пробовала навести Пата на разговор, сразу вмешивался всезнающий Стюбнер.
     - Наверно, жизнь боксера - интересная штука! - сказала она, наконец, и, вздохнув, добавила: - Жаль, что я так плохо себе представляю ее. Ну вот, скажите мне, почему вы деретесь?.. Нет, нет, я не о денежной стороне говорю, - поторопилась она, чтобы отмахнуться от Стюбнера, - но вам бокс доставляет удовольствие? Вас увлекает соперничество с другими мужчинами? Я как-то не умею выразить то, что мне хочется сказать, но вы уж мне подскажите!
     Пат со Стюбнером заговорили вместе, но тут Пат взял верх над своим менеджером:
     - Сначала мне было неинтересно...
     - Ему просто было слишком легко, - перебил Стюбнер.
     - ...но потом, - продолжал Пат, - когда пришлось столкнуться с лучшими бойцами, по-настоящему умелыми, ловкими, когда мне пришлось больше... больше...
     - ...рассчитывать на себя? - подсказала Мод.
     - Вот именно рассчитывать на себя, тогда мне стало интереснее, гораздо интересней. И все-таки бокс не захватывает меня так, как мог бы. Понимаете, каждый бой для меня, конечно, задача, и я должен ее решить своим умом, своими мускулами, но исход боя для меня всегда предрешен...
     - Ни разу ни одного сомнительного исхода, - заявил с гордостью Стюбнер. - Всегда чистый нокаут, и победа за ним!
     - И вот эта уверенность в победе, возможно, и отнимает самое увлекательное, что, вероятно, есть в боксе, - закончил Пат.
     - Ничего! Надеюсь, встреча с Джимом Хэнфордом тебя раззадорит! - сказал Стюбнер.
     Пат улыбнулся, но ничего не сказал.
     - Расскажите побольше о себе, - попросила Мод, - расскажите подробней, что вы чувствуете во время боя.
     И тут Пат поразил не только своего менеджера и мисс Сенгстер, но и сам поразился, как это он вдруг выпалил:
     - По правде сказать, мне не об этом хочется говорить с вами. Ведь мы, наверно, можем рассказать друг другу много более важного, интересного. Вот я...
     Он вдруг замолчал, понимая, что он говорит, но не отдавая себе отчета, почему он вдруг так заговорил.
     - Да, да! - горячо подхватила она. - Вы правы! Только тогда и получается интересное интервью, когда человека видишь по-настоящему...
     Но Пат опять ушел в себя, а Стюбнер забросал ее цифрами, сравнивая объем, вес, рост своего чемпиона с Сэндоу, Грозой Турции, Джеффрисом и другими современными тяжеловесами. Мод Сенгстер скучно было слушать его, и она этого не скрывала. Случайно ее взгляд остановился на сборнике сонетов Шекспира. Она взяла книгу и вопросительно взглянула на Стюбнера.
     - Это Пат читает, - сказал тот. - Помещан на стихах, занимается цветной фотографией, бегает по выставкам и всякое такое. Только, ради бога, не пищите об этом, вы всю его репутацию погубите.
     Мод укоризненно посмотрела на Пата, и он совсем смутился.
     "Какая прелесть! - Подумала она. - Он, этот гигант, король боксеров, робок, как мальчишка, читает стихи, ходит на выставки и занимается цветной фотографией! Нет, никакого "лютого зверя" тут и в помине нет". Она поняла, что и робеет он от застенчивости и впечатлительности, а вовсе не от тупости. Сонеты Шекспира! Да, в это нужно вникнуть по-настоящему. Но Стюбнер не дал им сказать ни слова и опять забросал ее своими дурацкими цифрами.
     Однако через несколько минут, она, сама того не сознавая, вдруг затронула самую животрепещущую тему. Когда она узнала, что он читает сонеты, в ней снова шевельнулось то мгновенное острое влечение к нему, которое она испытала при встрече. Этот великолепный стан, прекрасное лицо, эти губы, такие целомудренные, и эти ясные глаза, высокий спокойный лоб под светлым коротким ежиком, атмосфера здоровья и чистоты, которая окружала юношу, - весь он неудержимо и почти подсознательно притягивал ее так, как никогда до сих пор не притягивал ни один человек. И в то же время она не могла отмахнуться от скверных сплетен, которые ей пришлось услышать еще вчера, в редакции "Курьера".
     - Да, вы правы, - сказала она. - Нам с вами действительно есть о чем поговорить. Меня мучает одна мысль, помогите мне разобраться. Поможете?
     В ответ Пат наклонил голову.
     - Можно, я буду говорить откровенно, откровенно до грубости? В разговорах о боксе то и дело упоминают о каких-то заранее намеченных раундах, о каких-то ставках, пари. Правда, я никогда не обращала на это особенного внимания, но мне казалось, что люди принимают как должное всякое жульничество и обман, связанные с боксом. И вот, глядя на вас, я никак не могу понять: неужели вы можете участвовать в обмане? Можно допустить, что вы любите спорт ради спорта, ну... и ради денег, которые он вам приносит, но мне совершенно непонятно...
     - Да тут и понимать нечего, - перебил ее Стюбнер, заметив, как мягкая, снисходительная улыбка тронула губы Пата. - Все это сказки, болтовня - про подтасовки, договоренность и всякую прочую галиматью. Ерунда все это, мисс Сенгстер, уверяю вас. Дайте я вам лучше расскажу, как я открыл мистера Глендона. Получаю я письмо от его отца...
     Но Мод Сенгстер не так-то легко было отвлечь, она обратилась прямо к Пату:
     - Слушайте, я отлично помню один такой случай. Несколько месяцев назад, - я забыла, кто там выступал, - один из сотрудников "Курьера" сообщил мне, что завтра выиграет большие деньги. Не то что надеется выиграть - нет, прямо так и сказал: "Выиграю". Объяснил, что ему кое-что подсказали и что он ставит на определенное число раундов. Он мне точно сказал: "Матч закончится на девятнадцатом раунде". Разговаривали мы с ним накануне боя. А на следующий день он торжествовал и сразу объявил мне, что матч действительно закончился на том самом раунде. Я как-то над этим и не задумалась. Меня бокс тогда совершенно не интересовал. А теперь интересует. Тот случай вполне соответствовал моему, правда, довольно смутному, представлению о боксе. Как видите, не все тут выдумки и сказки, правда?
     - Я помню этот матч, - сказал Глендон. - Дрался Суэн и Маргуэзер. И действительно - закончили на девятнадцатом раунде, Сэм. А она говорит, что ей накануне назвали именно этот раунд. Как вы это объясните, Сэм?
     - А как объяснить, если человек вытащит в лотерее счастливый билет? - уклончиво сказал Стюбнер, торопливо соображая, как бы ему получше выпутаться. - В этом-то все дело. Если как следует разбираться в боксе - учитывать состояние боксера и его опыт, знать все правила, весь ход состязания, - то нетрудно точно предсказать число раундов. Предсказывают же люди, какая лошадь придет на скачках первой, и выигрывают иногда при этом один на сто! И не забывайте главного: на каждого выигравшего приходится свой проигравший - тот, что не сумел угадать нужный раунд. Нет, мисс Сенгстер, клянусь честью, что всякие сделки, всякое мошенничество в боксе - это... да этого просто не существует.
     - А ваше мнение, мистер Глендон? - спросила она.
     - Он вполне со мной согласен, - перехватил ответ Стюбнер. - Он знает, что я говорю правду, чистую правду. Сам он всегда дрался честно и чисто. Верно я говорю, Пат?
     - Да, верно! - подтвердил Пат.
     И самое странное - Мод Сенгстер была убеждена, что он не лжет. Она провела рукой по лбу, будто прогоняя назойливую мысль, не дающую ей покоя.
     - Слушайте, - сказала она, - вчера вечером тот же сотрудник говорил мне, что и ваш предстоящий матч предрешен вплоть до того раунда, на котором он окончится.
     Стюбнер с перепугу не знал, что и сказать, но Пат предупредил его.
     - Лжет он, ваш сотрудник! - прогремел он полным голосом.
     - Но ведь про тот матч он не лгал? - с вызовом бросила она.
     - А на каком раунде, по его словам, закончится моя встреча с Натом Пауэрсом?
     Но тут Стюбнер вмешался со всей решительностью, он даже не дал ей ответить.
     - Что за чушь, Пат! - крикнул он. - Замолчи! Все это обычные сплетни, слухи! Давайте лучше закончим интервью.
     Глендон даже не взглянул в его сторону: он пристально смотрел на девушку, и глаза у него были совсем не те - синие и ласковые, - в их взгляде было что-то суровое, повелительное. Теперь она знала твердо, что случайно напала на след какого-то потрясающего открытия, чего-то такого, что ей все объяснит. Она вся затрепетала от повелительного взгляда и голоса Пата. Вот настоящий мужчина! Он-то сможет взять жизнь в руки и вырвать у нее все, что захочет.
     - Так на каком раунде, как вам сказал сотрудник? - властно спросил он.
     - Да брось ты эти глупости, ради всего святого! - опять перебил Стюбнер.
     - Дайте же мне ответить! - попросила Мод Сенгстер.
     - Я и сам могу поговорить с мисс Сенгстер, - добавил Глендон. - Уйдите-ка отсюда, Сэм. Ступайте займитесь фотографом!
     Минуту оба молча, с напряжением смотрели друг другу в глаза. Потом менеджер не спеша подошел к двери, открыл ее, остановился и стал слушать.
     - Ну, какой же раунд?
     - Надеюсь, что я не ошибаюсь, - ее голос дрогнул. - Но, по-моему, он сказал: на шестнадцатом раунде.
     Она увидела, как удивление и гнев отразились на лице Глендона, как он с возмущением и укором посмотрел на Стюбнера, и поняла, что удар попал в цель.
     Да, Глендон имел все основания рассердиться на Стюбнера. Он помнил, как разговаривал с ним и как они решили дать публике за ее деньги вволю полюбоваться дракой, но зря не затягивать матч и закончить его на шестнадцатом раунде. И вдруг приходит женщина из редакции газеты и называет именно этот раунд!
     У Стюбнера, стоявшего в дверях, был совершенно растерянный вид. Он побледнел и с трудом держал себя в руках.
     - Я с вами потом поговорю, - бросил ему Пат, - закройте-ка за собой дверь!
     Дверь закрылась. Они остались вдвоем. Глендон молчал, по лицу его было видно, как он расстроен и огорчен.
     - Ну, что? - спросила Мод.
     Он поднялся, посмотрел на нее с высоты своего роста, потом опять сел и стал кусать пересохшие губы.
     - Одно я вам могу сказать, - проговорил он решительно. - На шестнадцатом раунде матч не закончится!
     Она промолчала, но ее недоверчивая, ироническая улыбка обидела его.
     - Погодите, мисс Сенгстер, вы сами увидите, что ваш редактор ошибся!
     - Вы хотите сказать, что измените программу? - вызывающе спросила она.
     Он вздрогнул от ее слов, как от удара.
     - Я не привык лгать, - сказал он холодно, - даже женщинам.
     - Да вы мне и не солгали. Однако вы не отрицаете, что программа будет изменена. Может быть, это глупо с моей стороны, мистер Глендон, но я, право, не вижу разницы, на каком раунде закончится бой. Важно, что этот раунд заранее предрешен и кое-кому известен.
     - Нет, я назову этот раунд только вам, и ни одна живая душа об этом не узнает.
     Она пожала плечами, улыбнулась:
     - Вот так на бегах подсказывают фаворита. Ведь это обычно так и делается, не правда ли? Но вообще-то я не столь уж глупа, я понимаю, что тут что-то неладно. Почему вы рассердились, когда я назвала раунд? Почему вы накинулись на своего менеджера? Зачем вы его выгнали отсюда?
     Вместо ответа Глендон подошел было к окну, как будто хотел посмотреть на улицу, потом передумал, обернулся к Мод; и она, даже не глядя, почувствовала, что он изучает ее лицо. Он снова подошел к ней, сел на место.
     - Вы подтвердили, что я вам не лгал, мисс Сенгстер. Вы были правы. Я не врал. - Он остановился, словно с трудом подбирая верные слова для объяснения. - Можете вы поверить тому, что я вам расскажу? Поверите слову, честному слову боксера?
     Она серьезно кивнула головой, глядя ему прямо в глаза и веря до глубины души, что он ей скажет одну только правду.
     - Я всегда дрался честно и правильно. Никогда я не тронул ни одного грязного доллара, не участвовал ни в одной грязной сделке. Теперь дальше. Ваши слова были для меня настоящим ударом. Не знаю, как это все понять. Я не могу так сразу объяснить, в чем дело. Я просто не понимаю. Но что-то тут нечисто. И это меня мучает. Понимаете, мы со Стюбнером действительно обсуждали предстоящий матч и решили - между собой, конечно, - что я закончу его на шестнадцатом раунде. И вдруг вы назвали тот же раунд. Откуда же узнал сотрудник вашей редакции? Ясно - не от меня. Значит, выдал Стюбнер, если... если только... - Он вдруг остановился, словно решая задачу: - ...Если только ваш сотрудник и впрямь не угадал, на свое счастье. Я никак не могу понять. Придется мне понаблюдать, выждать, разобраться, в чем дело. Но все, что я вам сказал, - чистая правда, вот вам моя рука.
     Он снова встал во весь рост и наклонился к девушке. Она поднялась ему навстречу, и ее маленькая рука потонула в его огромной ладони. Они посмотрели друг другу в глаза прямо и откровенно и вдруг невольно взглянули на свои руки. Никогда в жизни Мод так отчетливо не ощущала, что она - женщина. Таким поразительным символом мужского и женского начала казались эти соединенные руки - нежные, хрупкие женские пальцы в тяжелой, сильной мужской ладони. Глендон заговорил первый:
     - Как легко сделать вам больно, - сказал он; и она почувствовала, как его крепкое пожатие превращается в ласковое прикосновение.
     Ей вдруг вспомнился рассказ из истории про прусского короля и его великанов гвардейцев, и, засмеявшись нелепой и неожиданной ассоциации, она отняла руку.
     - Хорошо, что вы пришли сегодня, - сказал он и тут же неловко стал объяснять свою мысль, в то время как его глаза, полные горячего восхищения, говорили совсем другое. - Я хочу сказать - я потому рад, что вы, может быть, открыли мне глаза на всякие махинации, которые проделывали вокруг меня.
     - Но вы меня поражаете, - настаивала она, - я была уверена, что всякие сделки и подтасовки в профессиональном боксе - вещи само собой разумеющиеся, и мне абсолютно непонятно, каким образом вы, один из главных участников, могли оставаться в таком неведении? Мне казалось вполне естественным, что вы все это знаете, а теперь вы убедили меня, что вам эти проделки и не снились. Нет, вы, очевидно, совсем непохожи на других боксеров.
     Он утвердительно кивнул.
     - Видно, так оно и есть. А вышло это из-за того, что я держусь в стороне от всей этой компании - и от других боксеров, и от их хозяев, и вообще от всех любителей спорта. Им легко было одурачить меня. Но мы еще посмотрим, окончательно они меня одурачили или нет. Погодите, я сам во всем разберусь!
     - И все измените? - взволнованно спросила она; ей казалось, что он может сделать все, что захочет.
     - Нет, все брошу! Если игра нечестная, я не желаю в ней участвовать. Но одно могу сказать вам наверняка: этот мой матч с Натом Пауэрсом на шестнадцатом раунде не окончится. Если вашего сотрудника и вправду кто-то предупредил, то он и все они останутся в дураках. Не стану я его нокаутировать на шестнадцатом, я ему дам продержаться до двадцатого. Вот увидите!
     - Значит, мне ничего не говорить в редакции? - Она встала, собираясь уходить.
     - Конечно, не говорите. Если тот сотрудник просто гадает - что ж, пусть надеется на счастье. А если тут какое-нибудь мошенничество, пускай проиграет, так ему и надо! Но пусть это останется нашей с вами тайной. Знаете, что я сделаю? Я назову вам раунд. Не буду я держаться до двадцатого раунда, выбью Ната Пауэрса на восемнадцатом.
     - А я никому об этом ни слова! - пообещала она.
     - У меня к вам еще одна просьба, - нерешительно сказал Пат, - большая, очень-очень большая просьба!
     Он увидел по ее лицу, что она уже согласна, и продолжал:
     - Конечно, я понимаю, что вы ничего не напишете в интеврью об этих подтасовках. Но я прошу не только об этом. Мне вообще не хочется, чтобы вы обо мне писали.
     Ее проницательные серые глаза пристально взглянули на него, и, неожиданно для самой себя, она вдруг согласилась.
     - Ну конечно! - сказала она. - В газете ничего не будет. Я не напишу ни строчки!
     - Я так и знал! - просто подтвердил он.
     В первую секунду Мод была разочарована: как это он ее не поблагодарил, но тут же обрадовалась, что он не произнес ни слова благодарности. Она почувствовала, что он хочет придать совсем другое значение этой их короткой встрече, и смело решила все выяснить.
     - Откуда же вы знали? - спросила она.
     - Сам не понимаю, - он тряхнул головой. - Не могу объяснить. Это как-то ясно само собой. Мне кажется, я вообще много чего знаю о нас обоих.
     - Но почему вам не хочется, чтобы напечатали интервью? Как говорит ваш менеджер - реклама отличная!
     - Знаю, - медленно сказал он. - Но мне не хочется быть связанным с вами таким образом. Мне было бы обидно, если бы появилось интервью. Не хочется думать, что я познакомился с вами только как с репортером. Хотелось бы вспоминать эту нашу встречу просто, как встречу двух людей - мужчины и женщины. Не знаю, понимаете ли вы, о чем я говорю. Но я так чувствую. Хочу вспоминать нашу встречу только как встречу мужчины с женщиной.
     При этих словах он посмотрел на нее так, как смотрит мужчина на женщину. Она ощущала его силу, его порыв, и ей самой было стра