не  двинулся,  не
то я потоплю вашу лодку.
     - Действительно, Гриффитс, вы почти правы. Я не могу вас задержать. -
Гриф пошарил в сумке, которая висела на поясе  от  револьвера,  и  вытащил
свернутую бумагу, по-видимому, официальный документ. - Но, может быть, вот
это остановит вас. Тут уж вам придется кое-что зарубить себе на носу.
     - Что это?
     - Приказ адмиралтейства. Бегство на Новые Гебриды не спасет  вас.  Он
имеет силу повсюду.
     Взглянув на документ, Гриффитс проглотил слюну.  Нахмурив  брови,  он
обдумывал создавшееся положение. Затем он внезапно поднял глаза,  все  его
лицо дышало искренностью.
     - Вы оказались умнее, чем я  полагал,  старина,  -  признался  он.  -
Накрыли вы меня. Зря я вздумал тягаться с вами. Якобсен предупреждал,  что
у меня ничего не выйдет, но я не послушал его. Оказалось, он был прав, так
же, как правы и вы. Деньги у меня внизу. Пойдемте туда и рассчитаемся.
     Гриффитс начал спускаться  вниз  первым,  но  затем  пропустил  гостя
вперед и взглянул на море, где неожиданный порыв ветра оживил волну.
     - Поднимите якорь! -  приказал  он  помощнику.  -  Ставьте  паруса  и
готовьтесь к отходу!
     Когда Гриф присел на край койки помощника перед  маленьким  столиком,
он заметил, что из-под подушки торчит  рукоятка  револьвера.  На  столике,
прикрепленном крюками  к  переборке,  были  чернила,  перо  и  потрепанный
судовой журнал.
     - О, меня ничем не проймешь  -  я  и  не  такие  шутки  откалывал!  -
вызывающе говорил Гриффитс. - Я  слишком  долго  болтался  в  тропиках.  Я
болен, чертовски болен. А виски, солнце и малярия сделали меня к  тому  же
больным и  душевно.  Теперь  для  меня  не  существует  ничего  низкого  и
бесчестного, и я способен понять, почему туземцы едят людей,  охотятся  за
головами и делают тому подобные вещи. Я сейчас и сам на  все  способен.  А
потому попытку надуть вас на эту  маленькую  сумму  я  называю  безобидной
шуткой. К сожалению, не могу предложить вам выпить.
     Гриф ничего не ответил, и хозяин занялся тем,  что  пытался  отпереть
большой и помятый во многих  местах  денежный  ящик.  С  палубы  донеслись
пронзительные крики, грохот и скрип блоков, - чернокожие  матросы  ставили
паруса. Гриф следил за большим  тараканом,  ползавшим  по  грязной  стене.
Гриффитс, раздраженно ругаясь, перенес денежный ящик  к  трапу,  где  было
больше света. Здесь, повернувшись спиной к гостю и склонясь над ящиком, он
схватил винтовку, которая стояла рядом с лестницей, и быстро повернулся.
     - Теперь не двигайтесь, - приказал он.
     Гриф улыбнулся, насмешливо приподнял брови и  подчинился.  Его  левая
рука лежала на койке, а правая на столе. Револьвер, висевший у его правого
бедра, был хорошо виден. Но  он  вспомнил  о  другом  револьвере,  который
торчал из-под подушки.
     -  Ха!  -  усмехнулся  Гриффитс.  -  Вы  загипнотизировали  всех   на
Соломоновых островах, но не  меня,  позвольте  вам  сказать.  А  теперь  я
выброшу вас отсюда вместе с вашим адмиралтейским приказом, но сначала  вам
придется кое-что сделать. Поднимите этот судовой журнал.
     Гриф с любопытством взглянул на  журнал,  но  не  сделал  ни  единого
движения.
     - Говорю вам, Гриф, я болен, и мне так же легко застрелить  вас,  как
раздавить таракана. Повторяю, поднимите этот журнал.
     Он и в самом деле выглядел больным; его худое лицо  нервно  дергалось
от овладевшей им ярости. Гриф поднял журнал и отложил его в  сторону.  Под
ним лежал исписанный листок бумаги вырванный из блокнота.
     - Прочтите! - приказал Гриффитс. - Прочтите вслух!
     Гриф подчинился; но в то время как он читал, пальцы  его  левой  руки
начали медленно подвигаться к рукоятке револьвера, лежавшего под подушкой.
     "Борт судна "Уилли-Уо", бухта Бомби, остров Анны, Соломоновы острова,
- прочел он. - Настоящим  заявляю,  что  я  получил  сполна  весь  долг  с
Гаррисона Гриффитса, который сего  числа  заплатил  мне  наличными  тысячу
двести фунтов стерлингов, и данной подписью удостоверяю,  что  не  имею  к
нему никаких претензий".
     - Когда эта расписка будет в моих руках, - усмехнулся Гриффитс, - ваш
адмиралтейский приказ не будет стоить и бумаги,  на  которой  он  написан.
Подпишите!
     - Это не поможет, Гриффитс, - сказал Гриф.  -  Документ,  скрепленный
подписью под принуждением, не имеет законной силы.
     - В таком случае почему вы не хотите подписать его?
     - Просто я избавлю вас от крупных неприятностей, если не подпишу его.
     Пальцы Грифа уже прикоснулись к револьверу,  и  в  то  время  как  он
разговаривал, играя пером, которое держал в правой руке,  левой  он  начал
медленно и незаметно подвигать оружие  к  себе.  Когда  наконец  револьвер
полностью очутился под рукой и средний палец лег на  спусковой  крючок,  а
указательный - вдоль ствола, он подумал, удастся ли ему метко  выстрелить,
держа оружие в левой руке и не прицеливаясь.
     - Обо мне не заботьтесь, - насмехался Гриффитс. -  Запомните  только:
Якобсен подтвердит,  что  видел,  как  я  уплатил  вам  деньги.  А  теперь
подпишите, подпишите полностью внизу и поставьте дату, Дэвид Гриф.
     С палубы донеслись визг шкотовых блоков и треск ликтросов о паруса. В
каюте можно было почувствовать, что "Уилли-Уо" кренится, забирая ветер,  и
выпрямляется. Дэвид Гриф все еще  медлил.  Спереди  раздался  резкий  стук
шкивов грота-фалов. Маленькое судно накренилось,  и  сквозь  стенки  каюты
послышались бульканье и плеск воды.
     - Пошевеливайтесь! - крикнул Гриффитс. - Якорь поднят.
     Дуло винтовки, направленное прямо на него, находилось  на  расстоянии
четырех футов, когда Гриф решил действовать. При  первых  движениях  судна
Гриффитс  покачнулся,  и  винтовка  дрогнула.  Гриф  воспользовался  этим,
притворился, будто подписывает бумагу, и в  то  же  мгновение  с  кошачьим
проворством  сделал  быстрое  и  сложное  движение.  Он  низко  пригнулся,
бросился всем телом вперед, а левая рука его мелькнула из-под стола, и  он
столь своевременно и  решительно  нажал  на  спусковой  крючок,  что  пуля
вылетела как раз в тот момент, когда дуло показалось наружу. Но и Гриффитс
не отстал. Дуло его оружия опустилось, чтобы встретить пригнувшееся  тело,
и выстрел из винтовки раздался одновременно с выстрелом из револьвера.
     Гриф почувствовал острую боль и ожог от пули, оцарапавшей ему  плечо,
и  увидел,  что  сам  он  промахнулся.  Он  бросился  к  Гриффитсу,  чтобы
предупредить новый выстрел, и, обхватив обе его руки,  все  еще  державшие
винтовку, сильно прижал их к телу. А дуло револьвера, который  был  в  его
левой руке, он приставил к животу Гриффитса. Под влиянием гнева  и  острой
боли от содранной кожи Гриф уже был готов спустить курок, как вдруг  волна
гнева схлынула, и он овладел собой. Снаружи  доносились  негодующие  крики
людей с его лодки.
     Все  это  произошло  в  течение  нескольких  секунд.  Без   малейшего
промедления Гриф схватил своего  противника  в  охапку  и,  не  давая  ему
опомниться, потащил вверх по крутым ступенькам. Он выскочил  на  палубу  в
слепящий блеск солнца. У рулевого колеса, ухмыляясь, стоял  чернокожий,  и
"Уилли-Уо", чуть накренившись от ветра, летела вперед, оставляя  за  собой
пенистый след. А за кормой  быстро  отставала  его  лодка.  Гриф  повернул
голову. Со средней палубы к нему бежал Якобсен с револьвером в руке. В два
прыжка, все еще держа в объятиях беспомощного Гриффитса, Гриф добрался  до
борта, перемахнул через него и исчез в волнах.
     Оба человека, сцепившись, пошли ко дну, но Гриф сразу поджал  колени,
уперся ими в грудь противника и, разорвав  тиски,  подмял  его  под  себя.
Поставив обе ступни на плечи Гриффитса, он заставил  его  погрузиться  еще
ниже, а  сам  вынырнул  на  поверхность.  Едва  его  голова  показалась  в
солнечном свете, как два всплеска воды в быстрой последовательности  и  на
расстоянии двух футов от его лица  известили  о  том,  что  Якобсен  умеет
пользоваться оружием. Но третьего выстрела не последовало, так  как  Гриф,
набрав полные легкие воздуха, снова нырнул. Под водой он поплыл в  сторону
берега и не поднимался на поверхность до  тех  пор,  пока  не  увидел  над
головой лодку и шлепающие весла. Когда он влез в лодку, "Уилли-Уо" шла  по
ветру, делая поворот.
     - Давай! Давай! - крикнул Гриф своим матросам. - Эй, ребята, быстро к
берегу!
     Без всякого стеснения он повернулся спиной  к  полю  боя  и  бежал  в
укрытие. "Уилли-Уо" была вынуждена  остановиться,  чтоб  подобрать  своего
капитана, и это дало Грифу  возможность  уйти.  Каноэ,  подгоняемое  всеми
веслами, на полном ходу врезалось  в  песок,  и  все  члены  его  экипажа,
выскочив, побежали по песку к деревьям. Прежде чем они  достигли  укрытия,
песок  трижды  взрывался  перед  ними.  И  вот  наконец  они  очутились  в
спасительной чаще зарослей.
     Гриф смотрел, как "Уилли-Уо", держа круто к ветру, вышла  из  прохода
и, ослабив шкоты, повернула на юг. Когда судно, огибая  мыс,  скрылось  из
виду, он успел заметить, как на нем поставили топсель. Один  из  туземцев,
чернокожий лет пятидесяти, страшно  изуродованный  рубцами  и  шрамами  от
накожных болезней и старых ран, посмотрел ему в лицо и усмехнулся.
     - Честное слово, - сказал он, - этот шкипер очень сердит на тебя.
     Гриф засмеялся и пошел обратно по песку к лодке.



                                    3

     Ни один человек на Соломоновых островах не знал, сколько миллионов  у
Дэвида Грифа, ибо его владения и предприятия были разбросаны по всей южной
части Тихого океана. От Самоа до Новой Гвинеи  и  даже  севернее  экватора
встречались его плантации. Он владел концессиями по добыванию  жемчуга  на
Паумоту. Хотя имя его нигде не упоминалось,  но  он  представлял  немецкую
компанию, которая вела  торговлю  на  Маркизских  островах,  принадлежащих
Франции.  Во  всех  группах  островов  у  него  имелись  фактории,  и   их
обслуживали  многочисленные  суда,  также  принадлежащие  ему.  Он  владел
атоллами, столь отдаленными и микроскопическими, что самые  маленькие  его
суда и шхуны навещали их не чаще раза в год.
     В Сиднее, на улице Каслри, его контора  занимала  три  этажа.  Но  он
редко бывал  там.  Его  больше  привлекали  поездки  на  острова,  где  он
основывал все новые предприятия, проверял и  оживлял  старые  и  при  этом
сталкивался с тысячами  неожиданных  приключений  и  забав.  Он  купил  за
бесценок затонувший пароход "Гавонн" и, совершив невозможное, вытащил  его
на поверхность, заработав на  этом  четверть  миллиона.  На  Луизиадах  он
основал первые каучуковые плантации, а на Бора-Бора покончил с  хлопком  и
заставил беспечных туземцев сажать какао.  Он  приобрел  покинутый  остров
Лаллу-Ка, заселив его полинезийцами с атолла Онтонг-Ява, и посадил там  на
четырех тысячах акров земли кокосовые пальмы.  И  не  кто  иной,  как  он,
примирил враждующие племена таитян и начал разработку фосфатов на  острове
Хикиху.
     Его собственные суда привозили новых рабочих. Они  везли  туземцев  с
Санта-Круса на Новые Гебриды, жителей Новых Гебрид  на  остров  Банкса,  а
охотников за головами перевозили с Малаиты на плантации  Нью-Джорджии.  От
Тонги до островов Гилберта и дальше к  островам  Луизиады  его  вербовщики
объезжали  все  берега  в  поисках  рабочих.  Он  владел  тремя   большими
пароходами, совершавшими регулярные рейсы между  островами,  хотя  сам  он
редко выбирал их для своих поездок, предпочитая более  примитивный  способ
передвижения при помощи ветра и парусов.
     Ему было не меньше сорока лет, но выглядел он тридцатилетним.  Однако
обитатели берегов Тихого  океана  помнили,  как  он  впервые  появился  на
островах  лет  двадцать  назад:  соломенные  усики  уже  тогда   покрывали
шелковистым пухом его верхнюю губу. В отличие от других белых  в  тропиках
он жил здесь потому, что  любил  эти  места.  Его  кожа  легко  переносила
действие  солнечных  лучей.  Он   был   рожден   для   солнца.   Невидимые
сверхскоростные световые волны были бессильны причинить ему  вред.  Другие
белые люди не были защищены от  них.  Солнце  проникало  сквозь  их  кожу,
разрушало и сушило их ткани и нервы, пока они не  заболевали  умственно  и
физически, посылали к чертям все десять заповедей,  опускались  до  уровня
животных,  быстро  спивались,  вгоняя  себя  в  гроб,   и   так   неистово
самоуправствовали,  что  для  усмирения  их  иногда  приходилось  посылать
военные суда.
     А Дэвид Гриф был настоящим сыном солнца и процветал под его лучами. С
годами он становился все более смуглым, и его  коричневый  загар  приобрел
тот золотистый оттенок, каким отливает кожа полинезийцев. Но  его  голубые
глаза сохраняли свою голубизну, усы оставались соломенными, а  черты  лица
были такими, какие присущи в течение многих веков английской расе. Он  был
англичанином по крови, однако те, кто знал его,  утверждали,  что  родился
он, во всяком случае, в Америке. В отличие от своих знакомых он  явился  в
Океанию не ради наживы. Собственно говоря, он даже привез кое-что с собой.
Впервые он появился  на  островах  Паумоту.  Юношей,  ищущим  романтику  и
приключения на опаленной солнцем  дороге  тропиков,  он  прибыл  на  борту
маленькой собственной яхты, которой сам же управлял.  Его  принес  сильный
ураган: гигантские волны  забросили  его  вместе  с  яхтой  в  самую  гущу
кокосовых пальм за триста ярдов от берега. Спустя  шесть  месяцев  вывезли
его оттуда ловцы жемчуга. Но солнце уже проникло в его  кровь.  На  Таити,
вместо того чтобы сесть на пароход и возвратиться домой, он  купил  шхуну,
нагрузил ее товарами, взял ловцов жемчуга  и  отправился  крейсировать  по
Опасному Архипелагу.
     Вместе с появлением золотистого оттенка на  его  лице  золото  начало
истекать из кончиков его пальцев.  Он  превращал  в  золото  все,  к  чему
прикасался, но играл в эту игру не ради золота, а  ради  самой  игры.  Это
была мужская игра, грубые столкновения и жестокие схватки из-за  добычи  с
искателями приключений одной с ним крови и крови половины населения Европы
и остального мира. Но еще выше он ставил свою любовь ко всем другим вещам,
которые составляют неотъемлемую  часть  жизни  человека,  скитающегося  по
южным морям:  к  запаху  рифов;  к  безграничной  прелести  стай  актиний,
встречающихся в тихих лагунах; к кровавым восходам солнца, с  их  буйством
красок; к увенчанным пальмами островам  в  бирюзовых  морях;  к  пьянящему
действию  пассатов;  к  равномерному   покачиванию   пенящихся   волн;   к
колеблющейся под ногами палубе; к  вздымающимся  над  головой  парусам;  к
украшенным  цветами  золотисто-смуглым  мужчинам  и  девушкам   Полинезии,
полудетям, полубогам, и даже к огромным дикарям из Меланезии, охотникам за
головами и людоедам, этим полулюдям и настоящим дьяволам.
     И вот единственно от избытка энергии и жизненной силы он, любимый сын
солнца, обладатель многих миллионов,  свернул  со  своего  далекого  пути,
чтобы поиграть с Гаррисоном Гриффитсом из-за пустяковой  суммы.  Это  была
забава, шутка, задача, часть той игры, в которую он с таким  удовольствием
играл, легкомысленно ставя на карту собственную жизнь.



                                    4

     Ранее утро  застало  "Удивительный"  идущим  бейдевинд  вдоль  берега
Гвадалканара.  Он  медленно  скользил  по  воде  под  замирающим  дыханием
берегового  бриза.   На   востоке   тяжелые   массы   облаков   предвещали
юго-восточные пассаты, сопровождаемые шквалами и  ливнями.  Впереди  вдоль
берега одним курсом с  "Удивительным"  шло  небольшое  судно,  которое  он
медленно  нагонял.  Однако  это  была  не  "Уилли-Уо";  капитан   Уорд   с
"Удивительного", опустив подзорную трубу, назвал судно "Каури".
     Гриф, только что поднявшийся на палубу, с сожалением вздохнул.
     - Эх, если бы это была "Уилли-Уо"! - сказал он.
     - А вы не любите, когда вам достается, - с  участием  заметил  Дэнби,
второй помощник.
     - Разумеется. - Гриф замолчал,  а  потом  искренне  рассмеялся.  -  Я
твердо убежден, что Гриффитс - мошенник, а вчера он поступил просто подло.
"Подпишите, - говорит, - подпишите полностью внизу и  поставьте  дату".  И
Якобсен, жалкая крыса, еще помогал  ему.  Это  было  настоящее  пиратство,
снова возвратились дни Забияки Хейса.
     - Не будь вы моим хозяином, мистер Гриф, я бы с удовольствием дал вам
совет, - вмешался капитан Уорд.
     - Ну, выкладывайте, - одобрил его Гриф.
     - Тогда... - Капитан помедлил и откашлялся. - При ваших-то  капиталах
надо быть дураком,  чтобы  идти  на  такой  риск  -  связываться  с  этими
проходимцами. Для чего вы это делаете?
     - По правде говоря, я и сам не знаю, капитан.  Наверное,  мне  просто
хочется. А можете ли вы найти какую-нибудь более основательную причину для
всех ваших поступков?
     - В один прекрасный день оторвут вашу буйную  голову,  -  заворчал  в
ответ капитан Уорд, подходя к компасу, чтобы  определить  положение  судна
относительно пика, вершина которого как раз в эту минуту показалась  из-за
облаков, закрывавших Гвадалканар.
     Береговой  бриз  напряг  последние  силы,  и  "Удивительный",  быстро
скользя по волнам, догнал  "Каури"  и  пошел  рядом  с  ним.  Когда  обмен
приветствиями закончился, Дэвид Гриф спросил:
     - Не попадалась ли вам "Уилли-Уо"?
     Капитан в широкополой шляпе и с голыми ногами потуже затянул бечевкой
вокруг пояса выцветшую голубую набедренную повязку и сплюнул табачную жижу
за борт.
     - Попадалась, - ответил он. - Гриффитс заходил в Саво вчера  вечером,
чтобы запастись свининой, бататом и наполнить баки пресной водой.  Похоже,
собирается в дальнее плавание, но  он  отрицает  это.  А  что?  Вы  хотели
повидать его?
     - Да, но если вы его встретите раньше, то  не  говорите,  что  видели
меня.
     Капитан кивнул головой и, подумав, перешел на  нос  судна,  чтобы  не
удаляться от собеседника, находящегося на более быстроходной шхуне.
     - Послушайте! - сказал он. - Якобсен говорил мне, что они  собираются
сегодня быть в Габере. Он сказал, они переночуют там,  чтобы  взять  запас
земляной груши.
     - В  Габере  находится  единственный  маячный  створ  на  Соломоновых
островах, - заметил Гриф, когда его шхуна ушла намного вперед.  -  Не  так
ли, капитан Уорд?
     Капитан утвердительно кивнул.
     - А в маленькой бухте по эту сторону мыса трудно стать на якорь?
     - Совсем невозможно. Там только рифы да мели и прибой  сильный.  Ведь
именно в том месте три года назад "Молли" разлетелась в щепки.
     С минуту Гриф затуманенным взором  смотрел  прямо  перед  собой,  как
будто созерцая какое-то видение. Затем глаза  его  сощурились,  а  кончики
соломенных усов встопорщились от улыбки.
     - Мы станем на якорь в Габере, - сказал он. Там  меня  и  спустите  в
вельботе. Кроме того, дайте мне шесть молодцов с винтовками. Я вернусь  на
борт еще до утра.
     Лицо  капитана  выразило  подозрение,  которое   тут   же   сменилось
укоризной.
     - О, это только невинная шутка, шкипер, - стал оправдываться  Гриф  с
виноватым видом школьника, уличенного в шалости.
     Капитан Уорд что-то буркнул, зато Дэнби оживился.
     - Мне хотелось бы отправиться с вами, мистер Гриф, - сказал он.
     Гриф кивнул головой в знак согласия.
     - Припасите несколько топоров и ножей для рубки кустарника, -  сказал
он. - И между прочим два ярких фонаря. Да проследите,  чтобы  в  них  было
масло.



                                    5

     За час до захода солнца "Удивительный"  подошел  к  маленькой  бухте.
Ветер посвежел, и оживившееся море начало волноваться. Прибрежные рифы уже
побелели от пены прибоя, а те, что подальше, выделялись только  бесцветной
окраской воды. Когда шхуна, идя по ветру, замедлила ход,  с  нее  спустили
вельбот.  В  него  спрыгнуло  шесть  молодцов  с  островов  Санта-Крус   в
набедренных повязках, у каждого была винтовка. Дэнби  с  фонарями