н смиренно  и
печально.
     - Да, только сядьте подальше и с подветренной  стороны,  -  отозвался
Гриф. - Нет, нет, еще дальше! Вот так.
     Корнелий присел на планшир и подпер голову руками.
     - Понятно, - сказал он. - От меня несет, как от неубранных трупов  на
поле битвы. Голова трещит, шея, наверное, сломана, зубы все шатаются...  В
ушах жужжит, как будто там целое гнездо ос.  А  еще,  я  полагаю,  у  меня
вывихнуты мозги! Ох! То, что я пережил, страшнее землетрясения и чумы!  На
мою голову падал град свиней... - Он замолчал с тяжелым  вздохом,  похожим
на стон. - Я видел смерть лицом к лицу, смерть страшную, какую не  мог  бы
вообразить себе ни один поэт. Если бы я сварился в кипящем масле, или  был
съеден крысами, или меня разорвали на части дикие жеребцы,  это  было  бы,
конечно, неприятно... Но принять  смерть  от  дохлой  свиньи!  -  Корнелий
содрогнулся. - Право, это превосходит всякое человеческое воображение!
     Капитан Бойг шумно потянул носом воздух и  передвинул  свой  складной
стул подальше от Корнелия.
     - Мистер Гриф, я слышал, что вы едете в Яп, - продолжал Корнелий. - У
меня к  вам  две  покорнейшие  просьбы:  довезите  меня  туда  и  угостите
капелькой того виски, от которого я отказался в день вашего прибытия.
     Гриф хлопнул в ладоши и велел подошедшему на зов чернокожему  стюарду
принести мыло и полотенца.
     - Ступайте, Корнелий, и первым делом вымойтесь как следует, -  сказал
он. - Бой принесет  вам  штаны  и  рубаху...  Кстати,  пока  вы  не  ушли,
объясните мне, каким это образом в казначействе  денег  оказалось  больше,
чем выпущено бумажек?
     - Я хранил там свои собственные деньги, которые привез, чтобы было  с
чем начать.
     - Ну, плату за простой  и  все  наши  убытки  и  издержки  мы  решили
взыскать с Туи Тулифау, - сказал Гриф. - Так что найденный в кассе излишек
будет вам возвращен... Вычтем только десять шиллингов.
     - Это за что же?
     - А дохлые свиньи, по-вашему, растут  на  деревьях?  Сумма  в  десять
шиллингов, уплаченная за свинью, у нас проведена по книгам.
     Вздрогнув при упоминании о свинье, Корнелий кивком выразил согласие.
     - Слава богу, что эта свинья стоила только  десять  шиллингов,  а  не
пятнадцать и не двадцать!





                              ПОТОМОК МАК-КОЯ


     Низко осев под  тяжестью  груза  пшеницы,  шхуна  "Пиренеи"  медленно
скользила по спокойному океану, и человек, подплывший в легкой пироге к ее
железному борту, без труда вскарабкался наверх. Когда он перегнулся  через
фальшборт и увидел палубу, ему показалось, что перед его глазами колышется
легкое, едва различимое туманное марево. Может, это ему  и  впрямь  только
показалось, может, глаза на секунду застлала плотная пелена? Его  охватило
непреодолимое желание стряхнуть с себя неприятное ощущение, и он  подумал,
что стареет и пришло время посылать в Сан-Франциско за очками.
     Он перелез через поручни и посмотрел вверх на  мачты,  потом  перевел
взгляд на помпы. Они не работали. Никаких признаков  того,  что  произошла
какая-то авария, не было,  и  он  удивился,  почему  шхуна  подала  сигнал
бедствия.  "Только  бы  не  эпидемия,   -   подумал   он,   беспокоясь   о
счастливо-беззаботных  жителях  своего  островка.  -  Нет,  должно   быть,
кончилась пресная вода или провизия". Он поздоровался с капитаном и по его
изможденному лицу и страдальческому выражению глаз понял, что тот  не  зря
подал сигнал. В ту же секунду до него донесся слабый, едва ощутимый  запах
- похоже было, что подгорел хлеб.
     Он удивленно огляделся. В двадцати футах от  него  матрос  с  усталым
лицом конопатил палубу. Взгляд незнакомца задержался на нем;  он  заметил,
как из паза в палубе, прямо из-под  рук  матроса,  выскользнула  тоненькая
струйка дыма и, свернувшись  кольцами,  растаяла  в  воздухе.  Он  подошел
ближе. Загрубевшие подошвы босых ног ощутили странное тепло. Теперь он уже
знал, что произошло. Он бросил взгляд на бак; столпившаяся там  команда  с
надеждой смотрела на  него.  Влажные  карие  глаза  незнакомца  как  будто
изливали на них  благостное  тепло,  лаская  и  словно  окутывая  покровом
безмерного покоя.
     - Давно горит, капитан?  -  спросил  он  голосом  мягким  и  кротким,
напоминавшим воркование голубя.
     На какой-то краткий миг  капитану  передалось  ощущение  безмятежного
покоя и умиротворенности, исходившее от незнакомца,  но  уже  в  следующую
секунду при мысли о том, что пережито и что  еще  предстоит  пережить,  он
возмутился. Какое право имеет этот жалкий оборванец в  холщовых  штанах  и
бумажной рубахе навязывать ему свой безмятежный покой и  умиротворенность,
лезть в его измученную треволнениями душу? Капитан  сам  не  отдавал  себе
отчета: то был бессознательный протест, возникший  помимо  его  желания  и
воли.
     - Пятнадцать дней, - отрывисто ответил он. - А кто вы такой?
     - Мое имя - Мак-Кой. - Голос незнакомца звучал теплым сочувствием.
     - Меня интересует другое. Вы лоцман?
     Ласковый благословляющий взгляд Мак-Коя устремился на  подошедшего  к
капитану высокого широкоплечего человека с небритым, усталым лицом.
     - Да, я и лоцман,  -  последовал  ответ.  -  Мы  все  здесь  лоцманы,
капитан, и я знаю каждый дюйм этих вод.
     - Мне надо повидать кого-нибудь из  местных  властей,  -  раздраженно
перебил его капитан. - Я должен поговорить  с  ними,  и  чем  скорее,  тем
лучше.
     - В таком случае я тот, кто вам нужен.
     И снова ощущение покоя и умиротворенности  коварно  проникло  в  душу
капитана - и это теперь, когда каждую секунду у него  под  ногами  вот-вот
забушует огонь! Капитан раздраженно и  нетерпеливо  поднял  брови  и  сжал
кулаки, словно готовясь нанести удар.
     - Да кто вы такой, черт подери? - крикнул он.
     - Губернатор и главный судья,  -  был  ответ,  произнесенный  голосом
тихим и кротким.
     При  этих  словах  высокий  широкоплечий  человек  разразился  резким
невеселым смехом, более походившим на истерические всхлипывания.  И  он  и
капитан изумленно и недоверчиво уставились на  Мак-Коя.  Непостижимо,  как
этот  босоногий  оборванец  может  занимать  столь   высокий   пост.   Под
расстегнутой бумажной рубахой виднелась заросшая  седыми  волосами  грудь,
нижнего белья явно не  было.  Из-под  полей  выгоревшей  соломенной  шляпы
выбивались растрепанные седые космы. На грудь спускалась спутанная борода,
придававшая ему сходство с патриархом. Два шиллинга -  вот  красная  цена,
которую дали бы за его одежду в любой лавке старьевщика.
     - Вы случайно не родственник Мак-Коя  с  брига  "Баунти"?  -  спросил
капитан.
     - Он мой прадед.
     - Да ну! - начал было  капитан,  но  тут  же  осекся.  -  Меня  зовут
Девенпорт, а это мистер Кониг - мой старший помощник.
     Они пожали друг другу руки.
     -  А  теперь  перейдем  к  делу,  -  торопливо,  словно   подгоняемый
неотложной необходимостью, заговорил капитан. - Зерно начало гореть больше
двух недель назад. Каждую секунду огонь может вырваться из трюма, и  шхуна
полетит к чертям. Вот почему я взял курс на Питкэрн. Я хочу выброситься на
берег или затопить шхуну, чтобы спасти хотя бы корпус.
     - В таком случае вы совершили ошибку, капитан, - заметил  Мак-Кой.  -
Надо было идти на Мангареву.  Там  прекрасная  отмель,  а  вода  в  лагуне
спокойная, как в мельничной запруде.
     - Но ведь мы пришли не в Мангареву, а сюда, не так ли? -  раздраженно
сказал старший помощник. - Мы уже здесь, и надо что-нибудь придумать.
     Губернатор добродушно покачал головой.
     - Здесь вы ничего не придумаете. У Питкэрна нет ни  отмели,  ни  даже
якорной стоянки.
     - Вздор! - воскликнул  старший  помощник.  -  Вздор!  -  повторил  он
громче, заметив,  что  капитан  делает  ему  знаки  не  горячиться.  -  Уж
кого-кого, а меня вы не проведете! А где стоят ваши  суда:  шхуна,  куттер
или что там у вас имеется? А? Что же вы молчите?
     Мягкая улыбка, такая же мягкая, как его голос, тронула губы  Мак-Коя.
Его улыбка была сама нежность и ласка, она словно обволакивала измученного
помощника, увлекая в мир тишины и спокойствия безмятежной души Мак-Коя.
     - У нас нет ни шхуны, ни  куттера,  -  ответил  он.  -  А  пироги  мы
втаскиваем на скалы.
     - Ну уж не морочьте мне голову, - проворчал помощник.  -  Как  же  вы
добираетесь до других островов?
     - А мы и не добираемся до них. Я, как губернатор Питкэрна, еще иногда
бываю на других островах. Прежде, когда я был помоложе, я то и дело уезжал
с острова - чаще всего на миссионерском бриге,  а  иногда  и  на  торговых
шхунах. Но этого брига больше нет, и мы целиком  зависим  от  идущих  мимо
судов. Бывает, к нам заходит в год пять, а то и шесть судов. А иной год  и
ни одного. Ваша шхуна - первая за последние семь месяцев.
     - Неужели вы думаете, я поверю... - начал было старший  помощник,  но
капитан Девенпорт перебил его:
     - Ну, хватит. Мы теряем время. Что же делать, мистер Мак-Кой?
     Карие,  женственно-кроткие  глаза  старика   обратились   к   одиноко
высившемуся среди океана скалистому острову, затем  он  перевел  взгляд  -
капитан с помощником наблюдали за ним - на столпившуюся на  носу  команду,
напряженно ждавшую его решения.
     Мак-Кой не торопился с ответом. Он размышлял долго,  обстоятельно,  с
уверенностью человека, душу которого никогда ничто не омрачало.
     - Ветер сейчас совсем слабый, -  сказал  он  наконец.  -  Но  немного
западнее проходит сильное течение.
     - Поэтому-то мы и  вышли  на  подветренную  сторону,  -  перебил  его
капитан, желая показать, что и он владеет искусством мореходства.
     - Да, поэтому  вы  и  вышли  на  подветренную  сторону,  -  продолжал
Мак-Кой. - Но сегодня вам все равно не удастся справиться с этим течением.
А если б даже и удалось, все равно здесь нет  отмели.  Разобьете  судно  о
скалы.
     Он замолчал; капитан и старший помощник обменялись  взглядом,  полным
отчаяния.
     - Остается единственный выход, - снова заговорил Мак-Кой.  -  К  ночи
ветер покрепчает. Видите вон те облачка и марево  с  наветренной  стороны?
Вот оттуда-то, с юго-востока, он и  задует.  Отсюда  до  Мангаревы  триста
миль. Идите прямехонько туда. Там превосходная лагуна.
     Старший помощник покачал головой.
     - Зайдем в каюту и посмотрим карту, - предложил капитан.
     Когда они вошли в каюту, в ноздри Мак-Кою  ударил  резкий,  удушливый
запах. Невидимый газ разъедал глаза, причиняя нестерпимую боль. На горячей
палубе невозможно было стоять босиком. Пот градом катил с Мак-Коя. Он чуть
не с ужасом поглядел вокруг. Поразительная жара. Просто  диво,  что  каюта
еще не объята огнем. Мак-Кою почудилось, что его сунули в гигантскую печь,
которая вот-вот разгорится и поглотит его как былинку, в своем  полыхающем
чреве.
     Помощник капитана увидел, как Мак-Кой, подняв ногу, потер  обожженную
подошву о штанину, и жестко рассмеялся.
     - Преддверие ада, не так ли? А спуститесь ниже, угодите в самый ад.
     - Ну и пекло!  -  вскричал  Мак-Кой,  вытирая  лицо  цветным  носовым
платком.
     - Вот Мангарева, -  проговорил  капитан,  склонившись  над  столом  и
указывая на черную точку, затерявшуюся среди  белой  пустыни  карты.  -  А
между Питкэрном и Мангаревой есть еще один остров. Почему бы нам не  пойти
к нему?
     Мак-Кой даже не взглянул на карту.
     - Это остров Полумесяца. Он необитаем, поднимается над морем фута  на
два-три, не больше. Есть лагуна, но в  нее  не  войти.  Нет,  Мангарева  -
ближайшее и самое подходящее для вас место.
     - Ну что ж, Мангарева так  Мангарева,  -  сказал  капитан  Девенпорт,
предупреждая возражения старшего помощника. - Созовите команду  на  корму,
мистер Кониг.
     Матросы повиновались  и  устало  поплелись  на  корму.  В  каждом  их
движении чувствовалось страшное переутомление. Из камбуза вышел кок, рядом
с ним стал юнга.
     Когда капитан объяснил обстановку и сообщил о своем решении  идти  на
Мангареву, поднялся возмущенный ропот. В общем гуле хриплых голосов  порой
слышались невнятные гневные выкрики, то там, то здесь раздавались  громкие
проклятия. На мгновение все заглушил голос матроса-кокни:
     - Да пропадите вы пропадом! Мало вам,  что  вот  уже  две  недели  мы
жаримся в аду? Теперь нас снова хотят заставить идти черт  знает  куда  на
этой адской посудине!
     Они  не  поддавались  никаким  уговорам  капитана,  и  лишь   кроткое
спокойствие  Мак-Коя,  казалось,  умиротворило  их:  мало-помалу  ропот  и
проклятия затихли, и вскоре все матросы, кроме двух-трех, не  сводивших  с
капитана тревожных глаз, устремили взгляды на зеленые, нависшие над  морем
скалы Питкэрна.
     Словно ласковый ветерок прошелестел голос Мак-Коя:
     - Капитан! Мне послышалось, матросы говорили, что они голодают?
     - Да, так оно и есть. За последние два дня я сам съел один  сухарь  и
маленький кусочек рыбы.  Есть  нечего.  Когда  мы  обнаружили,  что  зерно
загорелось, мы тут же задраили люки, надеялись, что задушим  огонь.  А  уж
после этого увидели, что в камбузе у нас мало съестных припасов.  Но  было
уже поздно, вскрыть люки мы не рискнули. Голодают? Я голодаю не меньше их.
     Он снова принялся уговаривать матросов,  и  снова  поднялся  ропот  и
послышались проклятия, снова на лицах появилось выражение гнева  и  злобы.
Позади капитана, на полуюте, встали второй и третий помощники. Лица их  не
выражали ничего, кроме усталости  и  равнодушия;  казалось,  бунт  команды
вызывает у них только скуку. Капитан Девенпорт вопросительно посмотрел  на
старшего помощника, но тот беспомощно пожал плечами.
     -  Теперь  вы  понимаете,  -  обернулся  капитан  к  Мак-Кою,  -  что
невозможно  заставить  людей  уйти  от  острова,  в  котором   они   видят
единственное спасение, и на горящем судне снова пуститься в  море.  Больше
двух недель шхуна, по существу, была им плавучим гробом. Они  выбились  из
сил, изголодались - словом, достаточно натерпелись.  Нам  остается  только
одно: пробиваться к Питкэрну!
     Но ветра по-прежнему не было, днище шхуны обросло  ракушками,  и  она
снова и снова безуспешно пыталась преодолеть мощное  западное  течение.  К
концу второго часа их отнесло  назад  на  три  мили.  Матросы  работали  с
отчаянием обреченных, словно пытались передать судну частицу своей силы  и
помочь ему в борьбе с враждебной стихией.  Но  все  было  напрасно:  шхуну
неуклонно, сначала левым бортом, потом правым, относило на запад.  Капитан
беспокойно шагал по палубе, лишь изредка останавливаясь перед плывущей  по
воздуху струйкой дыма и пытаясь найти  щель,  из  которой  она  пробилась.
Корабельный плотник без устали разыскивал такие  щели,  а  найдя,  наглухо
конопатил их.
     - Ну, что скажете? - вдруг обратился капитан  к  Мак-Кою,  с  детским
любопытством наблюдавшему за плотником.
     Мак-Кой посмотрел на берег, который медленно  исчезал  в  сгущавшейся
дымке.
     - Мне думается, лучше уходить на Мангареву. Ветер свежеет,  завтра  к
вечеру вы будете на месте.
     - А что, если пламя  вырвется  наружу?  Этого  можно  ждать  в  любую
минуту.
     - Держите шлюпки  наготове.  Если  и  начнется  пожар,  доберетесь  с
попутным ветром до Мангаревы на шлюпках.
     Капитан на минуту задумался, и тут Мак-Кой услышал  вопрос,  которого
он не желал бы слышать, но которого ждал все это время.
     - У меня нет карты Мангаревы. На большой карте она  крошечная  точка.
Мне не найти входа в лагуну. Не пойдете ли вы с нами?
     Ничто не могло нарушить спокойствия Мак-Коя.
     - Хорошо, капитан, - ответил  он  с  такой  безмятежностью,  с  какой
принял бы приглашение на обед. - Я пойду с вами на Мангареву.
     Снова команду созвали на корму, и, стоя  на  полуюте,  капитан  снова
обратился к матросам:
     - Мы сделали все, что было в  наших  силах,  но  вы  сами  видите:  к
Питкэрну не подойти. Нас относит течение со скоростью двух узлов. Вот этот
джентльмен, его превосходительство Мак-Кой, - губернатор и  главный  судья
острова Питкэрн. Он идет с нами на Мангареву. Значит,  положение  наше  не
такое уж скверное. Разве согласился бы он пойти с нами, если б думал,  что
ему грозит смерть? Сколь бы ни был велик риск, раз он по доброй воле пошел
на него, нам уж сам бог велел делать то же самое. Ну так что, идем  мы  на
Мангареву?
     На сей раз взрыва не последовало. Уверенность и спокойствие, которые,
казалось, излучал Мак-Кой,  возымели  свое  действие.  Матросы  вполголоса
начали совещаться. Совещание длилось  недолго.  По  сути  дела,  они  были
единодушны в своем решении. Объявить о  нем  они  поручили  матросу-кокни.
Преисполненный сознанием собственной  доблести,  гордясь  собой  и  своими
товарищами, избранник матросов воскликнул с горящими глазами:
     - Клянусь богом! Если он пойдет, то и мы пойдем!
     Матросы нестройно поддержали его и разошлись.
     - Постойте-ка, капитан, - сказал Мак-Кой, заметив, что тот собирается
отдать приказание старшему помощнику. - Прежде чем отправиться с  вами,  я
должен съездить на берег.
     Мистер Кониг застыл на месте от изумления  и  уставился  на  Мак-Коя,
словно на сумасшедшего.
     - Съездить на берег! - повторил капитан. - Зачем? Пока вы  доберетесь
в своей пироге до Питкэрна, пройдет не меньше трех часов.
     Мак-Кой прикинул на взгляд  расстояние  до  острова  и  утвердительно
кивнул.
     - Ваша правда. Сейчас шесть. Раньше девяти мне до берега не  доплыть.
Люди соберутся только к десяти. Но к ночи ветер обязательно покрепчает, вы
сможете поднять паруса и на рассвете подберете меня прямо в море.
     -  Ради  всего  святого,  -  взорвался  капитан,  -  для   чего   вам
понадобилось собирать жителей? Неужто вы еще не  поняли,  что  у  нас  под
ногами полыхает огонь?
     Мак-Кой оставался невозмутим и спокоен, точно океан в летнюю пору,  и
буря негодования пронеслась мимо - океан не подернулся даже легкой рябью.
     - Я понимаю, капитан, что шхуна горит, -  проворковал  он.  -  Только
поэтому я и согласился идти с вами в Мангареву. Но я  должен  получить  на
это разрешение граждан. Таков наш  обычай.  Не  так  уж  часто  губернатор
покидает остров. Тогда на карту ставятся интересы  всех  жителей,  поэтому
они вправе либо дать согласие на его отъезд, либо ответить отказом.  Но  я
знаю, они согласятся.
     - Вы в этом уверены?
     - Совершенно.
     - А если так, то зачем же зря терять время? Подумайте, насколько  это
нас задержит - на целую ночь!
     - Таков наш обычай, - последовал невозмутимый ответ.  -  Кроме  того,
как губернатор, я должен оставить  на  время  моего  отсутствия  кое-какие
распоряжения.
     - Но ведь до Мангаревы ходу-то всего двадцать четыре часа, - возразил
капитан. - Даже если в обратный путь вам  придется  идти  против  ветра  и
времени на него уйдет в шесть раз больше, то и тогда  вы  будете  дома  не
позже, чем через неделю.
     Мак-Кой улыбнулся своей ласковой, доброй улыбкой.
     - Должно быть, вы не знаете, что суда в Питкэрн заходят очень  редко;
а уж если и заходят, то только те, что идут из Сан-Франциско, или те,  что
огибают мыс Горн. Если я вернусь на Питкэрн через полгода,  считайте,  что
мне повезло. Быть может, придется отсутствовать и целый год, а быть может,
придется добираться до Сан-Франциско  и  уж  там  ждать  попутного  судна.
Однажды мой отец уехал с острова на три месяца, а прошло два года,  прежде
чем ему удалось вернуться домой. К тому же у вас плохо с  провизией.  Если
дойдет до того, что надо будет пересаживаться в шлюпки  да  еще  и  погода
испортится, не так-то скоро вы доберетесь до суши. Я приведу две пироги  с
провизией. Лучше всего, пожалуй, взять сушеных бананов. Как  только  ветер
усилится, набирайте ход. Чем ближе вы подойдете к острову, тем  тяжелее  я
нагружу свои пироги. До свидания.
     Он протянул капитану руку. Девенпорт крепко пожал  ее  и  на  секунду
задержал в своей. Казалось, он цепляется за нее  с  т