станно  накатывающихся  волн  какого-то  темного,  непонятного
ужаса, но наверняка связанного  с  Рангаром...  Ее  мольбы  устроить  хоть
мимолетное свидание  с  любимым  оставались  без  ответа;  Алькондар  лишь
сообщил,  что  ей  будет  позволено  увидеть  его  во  время   праздничной
церемонии. Тогда же Лада решила ей одной ведомым  способом  либо  развеять
страшные, терзающие сердце подозрения, либо подтвердить их.
   Ближе всех к правде подошел гранд-маг Ольгерн Орнет (кого-кого,  а  его
не провел бы никакой _табиту_),  однако  приглашение  (читай  -  вызов)  к
Верховному Жрецу, от которого он не  мог  уклониться,  на  какое-то  время
вырвало его из потока событий.
   Следует отметить, однако, что _полной_ правды о ситуации и о  том,  как
она будет развиваться, не знал  в  тот  момент  _никто_.  Даже  наделенный
исключительной силой ясновидения Первая  Ипостась  Светлейшего,  расплетая
запутанный клубок виртуальных мировых линий, видел  впереди,  на  основном
событийном стволе,  лишь  пугающее  темное  пятно.  На  его  памяти  такое
случилось впервые, и даже Сверкающие, чей дар проникновения в будущее  был
неизмеримо выше, не могли сообщить по этому поводу ничего определенного.


   Добравшись до Нижнего города, Карлехар направился  по  адресу,  который
еще недавно полагал напрочь забытым, но неожиданно возникшим  в  памяти  в
момент крайней необходимости.
   Память не подвела его; на Сапожной улице  примостился  одноэтажный,  но
чистый и аккуратный, красиво отделанный перламутровой глиной из устья Коры
домик с витиеватой вывеской:  "Гильдия  сапожников.  Сапожных  дел  мастер
Доунат Бурмар".
   Карлехар толкнул резную дверь и вошел в светлое  просторное  помещение,
перегороженное  деревянным  барьером  на  две  части.  В  ближней   стояли
добротные лавки и стол, на котором по случаю жары имел место жбан с пивом;
им хозяин бесплатно угощал клиентов.  Оттого,  видать,  и  люда  толпилось
изрядно: каждый выдумывал пустяшный ремонт на полдроны - ну  там,  набойку
набить или дыру в сапоге залатать, - чтобы хлебнуть  отменного  пива,  так
необходимого в условиях жаркой погоды.
   За посетителями присматривал строгий юноша лет пятнадцати;  он  следил,
чтобы клиенты не дули пиво сверх меры. Усмехнувшись  увиденному,  Карлехар
подошел к юнцу и спросил:
   - Могу ли я увидеть почтенного мастера Доуната?
   Юноша скривил губы и открыл было рот,  но,  натолкнувшись  на  тяжелый,
властный  взгляд  явно  необычного  посетителя,  тут  же  его  закрыл   и,
поклонившись, юркнул за барьер - в неприметную дверцу  под  цвет  обоев  в
дальней стене.
   Через четверть итта оттуда вышел сам хозяин, бывший адъютант тогда  еще
командира особого ударного эскадрона полкмейстера Карлехара ла  Фор-Рокса,
флаг-меченосец Доунат Бурмар. Он сильно припадал на правую  ногу,  точнее,
на протез вместо правой ноги; в том памятном обоим бою  у  переправы  близ
южных ворот Врокса командир вынес своего израненного, потерявшего сознание
адъютанта с поля боя, чем спас тому жизнь. И хотя Доунат потерял ногу,  он
поклялся хранить верность командиру до последнего вздоха.
   Бывший  адъютант  узнал  бывшего  командира  сразу  же;  округлившееся,
погрузневшее лицо его словно озарилось внутренним светом, прозрачным огнем
радости вспыхнули  глаза,  он  выпрямился  "во  фрунт",  словно  собираясь
рапортовать генералу, но осекся, заметив прижатый ко рту палец.
   - Чем могу служить, почтенный? - проворчал  хозяин  мастерской  как  бы
даже недовольно;  соображал  он  довольно  быстро,  чем  привлек  внимание
Карлехара, еще будучи простым солдатом.
   - Имеется крупный заказ, достопочтенный мастер, -  сказал  Карлехар.  -
Хотелось бы узнать, на какие скидки я могу рассчитывать.
   - Проходите, почтенный, сейчас мы все и обсудим. - Доунат повернулся и,
слегка постукивая протезом, засеменил к двери. Карлехар двинулся следом. И
только-только дверь захлопнулась за ним, оказался в объятиях Доуната.
   А через некоторое время в доме  сапожного  мастера  начали  происходить
незаметные для постороннего глаза, но существенные события.  Прежде  всего
один из подмастерьев отправился покупать новую одежду, да  не  в  соседние
лавки, а подалее, в пяти-шести кварталах. Наказано ему было купить  одежду
неброскую, но прочную, какую обычно берут в дальнюю дорогу, да без  всяких
там новомодных финтифлюшек, разных для различных каст  и  гильдий.  Обычно
подобные платья носили наемные  солдаты  в  перерывах  между  контрактами.
Затем другой подмастерье сбегал к ближайшему табору бродячих актеров и  за
пару отличных сапог выменял кое-какие гримерные  аксессуары.  И  когда  на
следующее утро из дома мастера  вышел  длинноволосый  кудрявый  мужчина  с
густой окладистой бородой, вряд ли  кто-либо  смог  бы  распознать  в  нем
адъюнкт-генерала Карлехара ла Фор-Рокса.


   Охватившая Покровителя радость по поводу установления контакта -  пусть
одностороннего!  -  с  Рангаром  была,  увы,  недолгой.  Вскоре   мощность
ответного сигнала начала падать по критической экспоненте, что могло  быть
только в одном случае:  при  насильственном  прерывании  жизнедеятельности
Рангара. Это было бы совсем не страшно, если бы на  руке  его  подопечного
находилось кольцо-приемник; теперь же дело обстояло гораздо хуже,  хотя  и
не совсем  безнадежно.  Просто  теперь  возникла  необходимость  увеличить
мощность прямого сигнала, вплотную приблизив ее к максимально  допустимой,
за которой - "схлопывание" континуума, или иначе - информационный коллапс,
причем не микро (это еще куда ни шло), а макро...
   И все-таки Покровитель рискнул (и здесь он  был  близок  к  человеку!).
Немыслимой плотности луч  информполя,  резонируя  на  грани  вещественного
воплощения, устремился к Коарму. Малейшее превышение  предельных  значений
любого из громадного числа параметров могли привести к  уничтожению  одной
реальности и творению новой. Он был очень узкий,  этот  луч,  и  проскочил
незамеченным  сквозь  крупноячеистую  сторожевую  сенсор-сеть  Сверкающих.
Иначе - тревога нулевой степени, свертка по  всем  базисным  переменным...
ох, что бы было! Луч нашел Рангара (точнее, его тело) и дал точный, строго
дозированный   импульс-команду   и   импульс-подпитку   на   неуничтожимую
информматрицу и консервант БГ-фонда.  И  тут  же  погас,  ибо  наносекунды
промедления грозили вычеркнуть Коарм из реальности (в лучшем  случае)  или
уничтожить саму эту реальность (и худшем).
   Впрочем,  дело  было  сделано.   Механизм   регенерационных   процессов
включился.


   Очнулся Рангар и кромешной  тьме,  перед  которой  спасовало  даже  его
чудо-зрение. Все тело болело, а правую ногу и особенно горло будто  пилили
раскаленной тупой пилой. Язык  распух  и  не  помешался  во  рту,  волнами
накатывала дурнота. Он попробовал пошевелиться, и вспышка  боли  вновь  на
какое-то время отключила сознание.
   Когда Рангар пришел в себя вторично, то  чувствовал  себя  уже  гораздо
лучше. Боль приутихла, прошла дурнота и вернулось ясное  сознание.  Ощупав
руками пространство вокруг себя, он понял, что  лежит  в  каком-то  весьма
тесном ящике. Сил было мало,  во  всем  теле  царила  ватная  слабость,  и
Рангар,  закрыв  глаза,  начал  концентрироваться  на   одном-единственном
движении. Вот он напрягся... что-то затрещало... и крышка гроба вместе  со
слоем земли толщиной в локоть пошла вверх. Через мгновение Рангар вылез из
могилы.
   Душная беззвездная  ночь  укрыла  землю  темным  одеялом.  Оглядевшись,
Рангар понял, что находится за  пределами  города,  на  каком-то  обширном
пустыре. Он не знал, конечно, что Алькондар приказал  наиболее  доверенным
своим людям вывезти гроб с телом Рангара из  Венды  и  тайно  закопать  на
Ведьмином погосте -  месте  в  двух  лигах  от  восточных  ворот  столицы,
пользующимся дурной славой у местных жителей. Правда, Верховный Маг  Змеи,
чувствуя какой-то непривычный дискомфорт в душе (слово "совесть" для  него
носила абстрактный характер, но все  же,  все  же...),  приказал  положить
принесшего ему баснословное богатство гладиатора в добротный гроб вместе с
оружием, как того и требовал Ритуал. Кольчугу из  черного  нифриллита  он,
впрочем, приказал снять.
   Даже самый смелый человек, доведись  ему  увидеть  Рангара,  когда  тот
вылез из могилы, мог со страху на всю жизнь остаться заикой: жуткая черная
фигура в крови с головы до ног, волосы всклокочены, глаза горят...
   Примерно  через  полтора  тэна,  соблюдая  предельную  осторожность   и
ориентируясь по запаху, Рангар добрался до большой  воды  -  Великая  река
Ангра  разлилась  здесь  широко,  так  что  даже  днем  в   ясную   погоду
противоположный берег был едва виден, - и сбросив трико, единственную свою
одежду, с  наслаждением  погрузился  в  прохладную  воду...  Он  долго,  с
остервенением оттирал себя песком и глиной, затем тщательно выстирал трико
и занялся мечами, которые к великой радости обнаружил  на  дне  гроба.  Из
прочной и тонкой коры дерева хингу Рангар нарезал десяток длинных полос  и
из полученных ремней смастерил  заплечные  ножны.  И  только  после  этого
забрался в густые прибрежные кусты и заснул, пытаясь  припомнить,  что  же
все-таки случилось с ним после победы. Последнее, что осталось в памяти, -
это как он вошел, шатаясь и теряя последние силы, в  туннель...  в  голове
шумело, глаза застилала темно-багровая  пелена,  сердце  билось  тяжело  и
неровно, тело словно одеревенело и отказывалось  повиноваться...  Кажется,
он упал и потерял сознание. Но что, демон  побери,  случилось  потом?!  Он
что, умер? Но раны его отнюдь не были смертельными,  хорошему  лекарю-магу
поставить  на  ноги  с  такими  ранами  -  пара  пустяков...  Правда,  эта
непонятная одеревенелость мышц... Может, на когтях Глезенгх'арра  был  яд?
Но, если это так, и  он  таки  умер,  то  почему  воскрес?  И  почему  его
похоронили в таком, мягко говоря, необычном месте? Словно тайком... Он  не
мог найти толкового ответа ни на один из вопросов и стал думать о Ладушке,
он представил ее радость, когда он победил, и улыбнулся. С этой улыбкой он
и уснул.


   С раннего утра третьего дня месяца Ширит-Юарм столичный люд потянулся к
громадной, выложенной исполинскими плитами розового  мрамора,  центральной
площади  Среднего  города  Венды,   одну   из   сторон   которой   замыкал
величественный, сверкающий многочисленными куполами императорский  дворец.
Дворец окружала ажурная металлическая ограда в  виде  решетки  со  сложной
вязью затейливых узоров. Это была декоративная ограда, за  ней  скрывались
кордоны настоящие, могучие магические заслоны числом  три.  Первым  стояла
незримая стена, созданная волшебством Лотоса, за ней - Змеи,  и  завершала
триумвират защитных барьеров  магическая  преграда  Земли,  Воды  и  Огня.
Император  считал,  что  такая  тройная  защита  убережет  его  от  козней
злонамеренных сил, в первую очередь тайной оппозиции.
   Перед  дворцом,  шагах  в  пятидесяти  от  парадных   ворот,   высилось
Торжественное Присутственное Место; отсюда Император произносил  ежегодную
тронную речь, обращаясь к народу империи, а также являл свой лик  по  иным
торжественным  поводам.  Сегодня,  как   сказывали,   постоять   рядом   с
Императором удостоится чести величайший гладиатор всех  времен  и  народов
Рангар Ол по прозвищу Порхающая Смерть. К десяти тэнам  утра  колоссальная
площадь заполнилась до отказа - собралось не менее двухсот тысяч  человек,
и еще немало толпилось на прилегающих  улицах.  Счастливцы,  позавчера  на
трибунах Арены наблюдавшие бой века  воочию  и  сполна  вкусившие  восторг
победы, в которым раз преподавали перипетии боя благодарным слушателям;  и
разве нельзя простить их за то, что с  каждым  очередным  рассказом  сюжет
поединка  обрастал  новыми,  все   более   красочными   и   поразительными
подробностями?! Ибо  такова  неистребимая  натура  человека,  склонного  к
мифотворчеству, хоть в грезах своих магией  воображения  достигающего-таки
недостижимого идеала...
   На площади, как и  на  трибунах  Арены,  существовали  свои  места  для
дворян, для воинов  и  некоторых  других  почтенных  каст,  а  также,  как
водится, для простого люда. Однако удивительный, но  вполне  реальный  дух
единения, воцарившийся к концу  позавчерашнего  поединка,  снизошел  и  на
Дворцовую  площадь  Венды.  Ремесленники   запросто   переговаривались   с
маркизами и графами, солдаты - с высшими офицерами, обсуждая  нюансы  "боя
века", страшную, воистину демоническую силу Глезенгх'арра  и  несравненное
мастерство Рангара Ола.
   Ровно в полдень  торжественно  грянули  трубы  Большого  императорского
оркестра, и на трибунах  Присутственного  Места  начали  появляться  люди.
Вначале вышли и заняли свои места  вооруженные  до  зубов  офицеры  личной
гвардии Императора, за ними потянулись высшие сановники империи, принцы  и
принцессы,  три  Верховных   Мага   и,   наконец,   сам   Император.   Его
приветствовали громкими, но нестройными возгласами. Император поднял руку,
призывая к тишине. Медленно  волнуясь,  затихало  людское  море.  Еще  раз
грянули трубы, и  вдруг  рядом  с  монархом  появилась  фигура...  громкий
протяжный стон пронесся над площадью... и тут она взорвалась  ревом,  едва
ли не перекрывшим позавчерашний  пароксизм  восторга,  когда  Глезенгх'арр
рухнул замертво на обагренные кровью песок и опилки.
   Рангар Ол, улыбаясь,  помахал  толпе  рукой,  чем  вызвал  новый  шквал
ликования. И в этом  затопившем  площадь  грохочущем  море  приветственных
криков почти никто не обратил внимания на один странный эпизод.
   Стоявшая в окружении четырех  охранников  Лада,  набрав  полные  легкие
воздуха, вдруг закричала что было мочи; она знала, что Рангар _всегда_,  в
любом реве и грохоте услышит ее призыв; но человек,  как  две  капли  воды
похожий на Рангара, даже бровью не повел; тогда она все поняла и с криком:
"Табиту!  Табиту!"  бросилась  вперед...  но  ее   тут   же   скрутили   и
телепортировали  во  все  те  же  ненавистные  покои,  ставшие,  по  сути,
тюремными. И ждала ее уже дорога гораздо более дальняя...


   Фишур тоже сообразил, что похожий на  Рангара  человек  на  самом  деле
отнюдь не он, хотя для выяснения этого ему пришлось прибегнуть к еще более
экстравагантному способу. Протолкавшись к самой  трибуне,  он  вытащил  из
кармана маленькое зеркальце и незаметно для  окружающих  пустил  солнечный
зайчик в глаза того, кого все считали Рангаром Олом; когда тот,  удивленно
прищурившись, посмотрел на нахала, Фишур на мгновение приподнял капюшон  и
приветственно улыбнулся. И едва не  отшатнулся  от  неузнавающего,  чужого
взгляда.
   Фишур не стал ничего выкрикивать или каким  другим  образом  привлекать
внимание; он сгорбился, натянул поглубже капюшон и начал проталкиваться  с
площади. Ошеломленный случившимся, он не заметил, что за этот краткий  миг
его узнал другой человек; и этот человек немедленно  двинулся  за  Фишуром
следом.
   ...В глубокой задумчивости,  граничащей  с  отчаянием,  Фишур  брел  по
крутому спуску, соединяющему Средний город с Нижним.  В  этот  момент  его
негромко окликнули по имени.
   Фишур резко обернулся, хватаясь за  меч...  но  тут  же  опустил  руку.
Измененная внешность не ввела его в заблуждение.
   - О демоны! Никак генерал Карлехар ла Фор-Рокс собственной персоной! Но
к чему этот маскарад? Поверьте, генеральский мундир был вам больше к лицу.
   - Тс-с-с! Я вам все объясню, но  не  здесь.  Идем,  а  то  уже  кое-кто
обращает на нас внимание.


   Могучий дальний звук, похожий на грохот  горного  обвала,  достиг  ушей
спящего Рангара и разбудил его. Однако перед этим ему приснилось,  что  он
стоит  на  Арене  над  телом  поверженного  врага,  и   трибуны   неистово
приветствуют его.
   Некоторое время он лежал неподвижно,  вслушиваясь.  Звук  действительно
напоминал отдаленный гул Арены. Конечно же, Рангар не мог знать,  что  это
вендийцы и гости столицы приветствуют его двойника на  Дворцовой  площади,
но  что-то  царапнуло  его  по  сердцу...  с  чего  бы  это,  подумал   он
удивленно... и понял, что его неудержимо тянет в город. Он даже хотел идти
туда немедленно, но благоразумие восторжествовало, и он отложил эту  акцию
на вечер, когда стемнеет.
   И в этот момент иное чувство, похожее на взрыв сосущей пустоты в  самом
центре его "я", заставило содрогнуться Рангара до самого дна души.
   Недовольный решением Алькондара о  захоронении  иномирянина  хоть  и  в
частичном соответствии с Ритуалом  Погребения,  Нессекар  Кирлаудит  отдал
приказ труп выкопать, сжечь и особым образом заговоренный  пепел  развеять
по ветру. Когда отряд из пяти особо доверенных жрецов серой мантии  прибыл
на место захоронения,  глазам  их  предстало  зрелище  опустевшей  могилы.
Руководитель отряда, владевший магией на уровне мага-магистра,  с  помощью
специального заклинания определил, что тело Рангара Ола не похитили, а  он
ушел оттуда сам.
   Нессекар  Кирлаудит  тут  же  был  поставлен  в  известность  об   этом
шокирующем факте и немедленно доложил Верховному. От  него,  не  прошло  и
итта, сенсационная новость ушла к Первой Ипостаси. И еще  через  несколько
тэнов трехслойный интерференционный щит закрыл всю планету. Даже та слабая
связь Рангара с его Покровителем, что возобновилась в последние  несколько
тэнов   (Покровитель   применил   особый,   очень   хитрый    вариант    с
кратковременными импульсами и скользящей частотой), прервалась.


   Лада открыла глаза и увидела лицо отца, который сидел возле  постели  и
держал ее за руку. Почему-то он показался ей каким-то постаревшим, на лице
замерли новые морщины, в волосах добавилось седины. И почему-то  в  глазах
его дрожали слезы.
   - Папа? Я что, больна? Почему ты плачешь?
   - Ты... ты была больна, дочка... но сейчас уже все образовалось.  -  И,
слегка помедлив, неуверенно прибавил: - Кажись...
   Лада приподнялась на своей постели, все так же укрытой  мягким  одеялом
из кусочков катфера -  пушистой  кожистой  ткани,  срезаемой  с  ресничных
покровов Голубого Дракона; в занавешенное  вышитой  ее  руками  занавеской
окно пробивался тусклый свет. Стол,  стул,  шкафчик  со  скудным  девичьим
гардеробом, коврики из драконьей шкуры... все знакомое, родное и в  то  же
время  как  бы  подзабытое...  точно  появилась  она  тут  после   долгого
отсутствия... да еще какое-то неприятное беспокойное  ощущение  в  голове,
когда забыл что-то важное, силишься вспомнить, но не  можешь,  да  щемящее
чувство пустоты в груди, будто оттуда вынули ее горячее сердце и  вставили
другое, холодное и безразличное, только и способное, что мерными  толчками
гнать по жилам равнодушную кровь.
   - Как долго... я болела?
   - Долго, дочка, к-хе, долго... почитай, более четырех месяцев...
   - И все это время я была без сознания?
   - Ну а как же иначе, дочка... в беспамятстве лежала... разве ты помнишь
что-то?
   - Нет, не помню. Вот только знаю - сны мне снились. Яркие,  красивые...
Но даже их сейчас забыла.
   - Эх-хе, дочка... сны они и есть сны. Так, одно беспокойство,  душевное
томление. Блажь, в общем-то.
   - Нет, не блажь, - тихо произнесла Лада. Она шевельнулась, пробуя тело,
- оно было удивительно легким, послушным. Спустив босые  ноги  с  кровати,
она шагнула к зеркалу в углу комнаты.
   И едва не ахнула.
   Куда-то пропала нескладная девчушка  с  милым  полудетским  личиком,  с
мягкими чертами лица и пухлыми губками. На нее в упор глядела  прекрасная,
гордая женщина с резко очерченными скулами,  твердой  линией  губ  с  чуть
обозначившимися складками затаенной горечи в углах, с загорелым  и  слегка
обветренным лицом. И глаза лучились  уже  не  прежней  мягкой  синевой,  а
появился в них жестковатый, пронзительный высверк.
   Словно во сне она  дернула  тесемку  под  горлом  и  подняла  руки,  не
стесняясь отца, и ночная рубашка упала к ее ногам, белым облаком скользнув
по совершенным линиям ее  _н