ы "Обитель уюта".
   На площади перед  рестораном  карета  остановилась,  из  нее  показался
вначале кавалер, а затем и дама, которой кавалер почтительно подал руку  и
помог спуститься со ступенек. Тут же к ним подошли  спешившиеся  всадники.
Это были Карлехар, Рангар и Тангор. Кавалер - не кто иной,  как  Фишур,  -
подвел даму к ним, после чего  был  совершен  Ритуал  Приветствия,  и  все
пятеро вошли в ресторан. Такие сцены были не редкость, оттого  происшедшее
не привлекло особого внимания.


   Сдав плащи в гардероб, четверо мужчин  и  дама  прошли  в  главный  зал
ресторана. Конечно, он уступал "Гостеприимному  двору"  в  Валкаре,  но  и
здесь обилие света и зеркал рождало приподнятое, праздничное настроение. С
поклоном и  обязательными  ритуальными  фразами  встреченные  метрдотелем,
вошедшие церемонно проследовали за украшенный  цветами  столик  в  глубине
зала у стены, приняли от метрдотеля пухлую книжицу  меню  и  только  тогда
позволили себе от души расхохотаться.
   - Как говорят и моем мире, все прошло без сучка и задоринки,  -  сказал
Рангар, смеясь. - В тебе пропал великий актер, друг Фишур. Нет, но как  он
семенил по мостовой, придерживая платье! Вылитая дама из высшего света!
   - Вам повезло, что я оказался почти такого роста, как Лада,  -  буркнул
Фишур,  тем  не  менее  весьма  польщенный.  -  Иначе  никакое   актерское
мастерство бы не помогло...
   Ресторан постепенно заполнялся  людьми.  В  основном  это  были  нижние
офицерские чины касты воинов с дамами и без, гладиаторы и торговцы - люди,
волею судеб оторванные от домашних очагов, но которые могли позволить себе
выложить пяток-другой золотых монет за удовольствие весело провести вечер.
Аристократов с бросающимися в глаза фамильными гербами на камзолах  Рангар
не увидел (если они и были, то инкогнито), зато с неудовольствием отметил,
что  глаза  мужчин  в   зале,   как   магнит,   притягивает   их   столик.
Предостережение Карлехара сбывалось. Впрочем, пока все происходило  вполне
благопристойно, тем более что многие воины узнали знаменитого полководца и
приветствовали его с большим уважением. Так что исход  возможной  дерзости
со стороны кого бы то ни было легко предугадывался: осмелившемуся на такую
глупость быстро бы втолковали, что к чему, даже без вмешательства  Рангара
и его друзей. Поэтому вполне можно было спокойно расслабиться  и  увлечься
непринужденной беседой,  отменными  блюдами  и  тонкими  винами.  А  затем
заиграл небольшой оркестрик, и полились мелодии, то томные  и  нежные,  то
озорные и веселые, и вначале отдельные пары не  выдержали  и  пустились  в
пляс, но с каждым мгновением их становилось все больше, и  вот  уже  волна
всеобщего веселья захлестнула зал, и танцевали уже  все:  кружилась  Лада,
будто окруженная ореолом драгоценного  сверкания,  грациозно  и  абсолютно
точно  исполнял  па  незнакомого  танца  Рангар,  куртуазные  подскоки   и
реверансы Фишура заставляли учащенно биться сердца дам, чей возраст,  увы,
было невозможно уже охарактеризовать эпитетом "юный"; волнообразно в  такт
музыке изгибал свое большое мощное тело Тангор, закрыв  глаза  и  мысленно
перенесясь на  какой-то  родной  тиберийский  праздник,  и  даже  Карлехар
отчебучил нечто столь зажигательное, что  вызвал  восторг  и  одобрение  у
молодых офицеров, не только не подмочив этим свой генеральский  авторитет,
но и еще более возвысив его в их глазах. А в многочисленных зеркалах столь
же лихо отплясывали изображения веселящихся людей,  неисчислимо  множа  их
число, и казалось, что  танцует  весь  город...  да  что  там  город!  Вся
огромная страна от подпирающего небо Заоблачного хребта до красных  песков
восточного побережья...
   Да, это был воистину  прекрасный  вечер,  и  Рангару  он  запомнился  с
какой-то необычайной, пронзительной ясностью: и беспечное,  непринужденное
веселье, и сияющие от счастья глаза Лады, и улыбки и смех, много улыбок  и
много смеха,  и  свет,  и  блеск,  и  вспышки  магических  фейерверков,  и
собственное всеобъемлющее, всепоглощающее чувство радости...
   Наверное, он так хорошо запомнил  все  это,  потому  что  более  ничего
подобного ему ощутить было не суждено.


   Деос они покинули ранним утром, в сером мареве едва-едва  занимающегося
рассвета, громадной тусклой  кляксой  накрывшего  мир  и  отодвинувшего  в
прошлое волшебный вечер и не менее волшебную ночь.
   Малый срединный тракт, связывающий Деос со столицей магии Змеи Орнофом,
убегал средь спящих еще рощ и полей и терялся в сизых  складках  утреннего
тумана.
   Снова день  начинается  с  дороги,  думал  Рангар,  а  сколько  их  еще
предстоит, таких дней? И что ожидает его на этом пути?
   Цок-цок, цок-цок, высекают копыта. Мно-го, мно-го... Бе-да, бе-да...


   Храм Сверкающих, издали похожий на громадный бриллиант,  венчал  высшую
точку Верхнего города столицы - холм Подножие Неба. Утром и вечером, когда
солнечные лучи почти горизонтальны, игра светотени на гранях  исполинского
октаэдра рождала иллюзию полета: храм будто парил невесомо  в  воздухе,  и
казалось, что даже легкий ветерок может унести его в небесную синеву.
   На самом деле храм, по преданию, построенный самими Сверкающими, прочно
стоял на вершине  холма,  опираясь  на  мощный,  глубоко  уходящий  внутрь
Подножия  Неба  фундамент,  который  насквозь  прорезал  по  центру  узкий
вертикальный колодец, достигавший горизонта пустот  и  пещер  под  холмом,
запутанным лабиринтом тянущимся на многие лиги. Трудно сказать, какую цель
преследовали  строители   колодца,   но   последующие   поколения   жрецов
приспособили несколько пещер под храмом  для  тайного  узилища.  Последняя
неудачная операция  жреца  белой  мантии  Пала  Коора  против  иномирянина
Рангара Ола не только стоила жрецу сана, ранга  и  прочих  регалий,  но  и
привела его прямиком в секретную тюрьму храма.
   Свет от магического огня с трудом развевал холодный мрак узкой  длинной
камеры с неровными влажными стенами и  косо  уходящим  вверх  потолком,  с
которого время от  времени  капала  ледяная  вода.  У  одной  стены  стоял
полусгнивший деревянный топчан с охапкой прелой соломы  вместо  матраса  и
шкурой какого-то древнего животного вместо  одеяла,  у  противоположной  в
каменном полу была выбита дыра для отправления  естественных  надобностей.
Третью стену замыкала  массивная  железная  дверь,  замок  которой  хранил
Заклятие Сверкающих, так что открыть его без особого ключа было невозможно
ни обычным, ни магическим способом.
   На топчане под шкурой скорчился бывший жрец, а нынче тайный  узник  Пал
Коор. Холодный сырой воздух змеями заползал под шкуру  и  одежду,  вызывая
противным, трясучий озноб, от которого не было  ни  защиты,  ни  спасения.
Третий день его мучил все усиливающийся кашель, и Пал Коор знал:  долго  в
таких условиях он не протянет.
   При аресте и обыске  ему  чудом  удалось  скрыть  на  теле  миниатюрное
магическое зеркальце, приклеив его клейким листом тюмархи к ноге в области
паха. Обычно хорошо вышколенные  тюремные  надзиратели  таких  огрехов  не
допускали, но тут, видимо, подспудно  сыграла  роль  личность  их  бывшего
шефа, карающей десницы Сверкающих, внушавшего едва ли не  больший  трепет,
чем сами Сверкающие.
   Но и с зеркальца толку было  мало;  вызвать  кого-либо  из  друзей  или
родственников-покровников он опасался, ибо слишком высока была вероятность
немедленного доноса; да и были ли у него друзья? Понятия "друг",  "дружба"
давно утратили смысл в их среде... А покровники, небось, трепещут  сейчас,
как листва на ветру, молясь Сверкающим, чтобы их миновала его, Пала Коора,
участь... Да. Тем более что его скорее всего, как водится в таких случаях,
объявили безвременно умершим, а тело, чтобы избежать всех этих покойницких
ритуалов, якобы отправили в Цитадель, ибо такова воля Сверкающих... Одного
лишь человека не боялся Пал Коор, одному верил, но  Квенд  Зоал  почему-то
молчал, не отвечая на  вызовы,  будто  разделил  участь  бесславно  павших
восьмерых солдат касты... Это было  странно,  потому  что  он  должен  был
_почувствовать_ смерть столь близкого человека, названого сына, в  котором
Пал Коор души не чаял, он всегда _чувствовал_ смерть гораздо менее близких
людей...
   Вызов пришел на пятые сутки пребывания Пала Коора в темнице,  хотя  ему
казалось, что прошли месяцы. От зеркальца вдруг пошло  ощутимое  тепло,  и
даже мерзкий озноб на какое-то время отступил.
   ...Волна света,  тусклого,  но  теплого  -  от  костра,  прошла  сквозь
прозрачную мембрану зеркальца и наполнила собой камеру; Пал Коор судорожно
вздохнул, подавшись вперед, к теплу.
   - Здравствуй, Пал, - прозвучал тихий, с болезненным выхрипом  голос,  и
сердце узника сжалось: Квенд перестал походить не только на  самого  себя,
но и вообще на человека, превратившись в тень, бесплотный дух,  призрак...
и лишь глаза пылали неутоленной жаждой мщения и смерти. - Где ты и  что  с
тобой?
   - После неудачи на Алфарском  перекрестке  я  впал  в  немилость,  меня
лишили сана со всеми вытекающими последствиями и заточили в тайные подвалы
храма... А как ты? Почему так долго не отвечал?
   - Я был ранен, едва ушел... Несколько  дней  провалялся  без  сознания.
Сейчас понемногу отхожу.
   - Где ты?
   - В пяти лигах к северу от Алфарского перекрестка.  Тарха,  на  котором
бежал, я убил, чтобы было чем питаться. Так что мясо пока есть,  с  голоду
не подохну. Как только оклемаюсь, пойду следом за чужаком. Если что меня и
остановит, то только смерть.
   - А моя уже близка... скоро, скоро отправляться мне на небесный остров.
   - Но... как они могли?! Ты ведь был верен им, как никто другой! Как  же
они посмели?! - Квенд захрипел и задергался, на  губах  выступила  розовая
пена.
   - Верность не есть самоценна,  она  должна  подкрепляться  деяниями  во
благо... а коль не способен ты на такие деяния, так и верность твоя  ни  к
чему...
   - Это... это неправильно! Это не может быть правильным!
   - Тем не менее, Квенд... сын...
   - Но ты мне нужен!
   - Если б я  смог...  впрочем,  погоди.  У  тебя  ведь  есть  Магический
Кристалл. А у меня - магическое зеркальце, хоть и крошечное, но  способное
принимать... Квенд! Надо попробовать! Я знаю многое, чего не знаешь ты, да
и вообще знающих _это_ можно пересчитать  по  пальцам.  А  теперь  слушай.
Достань камень... так. Сложи руки, как я показываю, и в эту ложбинку между
пальцами положи Кристалл... хорошо. Встань и  подними  вытянутые  руки  на
уровень глаз... вот так. А теперь повторяй за мной...


   Когда на следующее утро надзиратель принес  завтрак,  то  обнаружил,  к
своему ужасу, что  камера  с  государственным  преступником  Палом  Коором
пуста.
   Костер догорал; небо на востоке начинало наливаться  светом,  и  легкий
предутренний ветерок игриво зашелестел  листвой.  У  костра  крепким  сном
спали двое: пожилой седовласый мужчина, закутавшийся  в  меховой  плащ,  и
мужчина помоложе, невероятно худой, с бледным изможденным лицом,  даже  во
сне время от времени искажаемом нервным тиком.
   Это были Пал Коор и Квенд  Зоал.  Одного  официально  объявили  умершим
(участь многих _тайных_ государственных преступников), второго - пропавшим
без вести. Сам того не желая и даже не подозревая об  этом,  самим  фактом
своего существования Рангар Ол обрек их на жуткую участь... и  теперь  они
усугубляли  ее,  поскольку  выжили,  и  в  сердцах  их  неугасимо   пылала
ненависть, и они готовы были продолжать борьбу.


   Иногда чудесное спасение того  или  иного  "плохого"  человека  кажется
ошибкой судьбы, не правда ли? Но так ли обстоит дело в _действительности_?
И дано ли нам знать _Замысел_?
   Квенд  проснулся  первым,  страшные  глаза  его  смягчились,  когда  он
взглянул на спокойное, порозовевшее, _ожившее_ лицо Пала Коора.  Сбегав  к
ручью - умыться и набрать воды, - он подкинул в костер  несколько  толстых
веток и принялся жарить мясо тарха.
   Соблазнительные запахи разбудили Пала Коора; он высунул  голову  из-под
плаща, удивленно огляделся и, вспомнив все, умиротворенно улыбнулся.
   - Пусть утро возвестит хороший день, - сказал он,  сладко  потянувшись.
После ночлега у костра на свежем воздухе он  чувствовал  себя  так,  будто
сбросил десяток лет.
   - Возвестит, возвестит, - хмыкнул Квенд, -  особенно  ежели  мы  хорошо
поедим и обмозгуем, как нам быть дальше.
   - Обмозгуем, обмозгуем, Квенд. Две головы лучше, чем одна. Но,  клянусь
небом, я никогда не думал, что это так хорошо - проснуться утром в лесу  у
костра!
   - Уж куда лучше,  чем  в  темнице.  Гляжу,  ты  ожил.  Пал,  -  куда  и
подевались дрожь и кашель!
   - Я давно не чувствовал себя так хорошо.  Но  и  тебе  не  помешало  бы
восстановить утраченные кондиции.
   - Меня сжигает внутренний огонь,  Пал.  И  погасить  его  может  только
смерть. Но ты прав, конечно. Мне просто необходимо  поднабраться  сил.  Не
исключено, что моя  последняя  неудача  была  предопределена  моей  плохой
физической формой.
   - Ничего, у нас есть время. Сейчас я скажу  тебе  важную  вещь,  Квенд.
Перед тем как отправить меня в подземелье, Верховный Жрец посвятил меня  в
кое-какие свои планы... Он хочет,  используя  приоритет  Знака,  заставить
магический магистрат Змеи и самого Алькондара плясать под свою дудку...  и
с их помощью в Орнофе заманить иномирянина в смертельную ловушку. Но перед
этим  он  хочет  каким-то  образом  придать  этому  Рангару   Олу   статус
официального государственного преступника... чтобы  развязать  себе  руки,
как я понимаю, и привлечь к его поимке полицию, жандармерию и даже  армию.
Впрочем, тут кроется одна странность: Неназываемый даже слышать  не  хочет
об  официальной  крупномасштабной  акции  по  уничтожению  иномирянина   с
подключением элитных гвардейских подразделений. Я уверен, что он опасается
какой бы то ни было огласки. Но почему, демон побери? Не знаю.  Объяснение
этого "волей Сверкающих" меня не устраивает. Что-то тут  не  так...  Очень
похоже,  что  Верховный  сильно  ограничен  в  выборе  средств.  Он   даже
высказался в том духе, что лучшим  исходом  была  бы  "как  бы  случайная"
смерть иномирянина.
   - Воистину странно... Но  как  ты  думаешь.  Пал,  его  планам  суждено
сбыться? Ведь в таком случае, как бы это сказать... нам не  светит  ничего
хорошего?
   - Я далеко не уверен, что Верховный Жрец реализует свои планы. Ему  еще
неведом громадный боевой потенциал иномирянина. Зато он ведом нам, и  если
чужак пройдет Орноф и двинется  дальше...  вот  тут-то  будет  наш  выход,
Квенд. От Орнофа до Поселка Рудокопов триста лиг, а Ночные Убийцы рядом, и
пока они мне  подконтрольны...  Удар,  который  мы  нанесем,  должен  быть
страшен... с десяти-, стократным запасом прочности... надо все бросить  на
алтарь одной-единственной цели: убить иномирянина.
   - Да... убить иномирянина...  -  эхом  откликнулся  Квенд  Зоал.  -  Мы
сделаем это, Пал. И _теперь уже_ - отнюдь не во славу Сверкающих.  Мы  это
сделаем _для себя_.


   Вечерело. Завершался седьмой, предпоследний день пути отряда  от  Деоса
до Орнофа. За это время никаких особых событий не произошло,  хотя  зоркие
глаза Рангара не раз замечали высоко в небе едва  заметные  темные  точки;
когда он сообщил об этом Карлехару,  тот  нахмурился  и  сказал,  что  это
вполне могут быть кхелиты - дневная разновидность  крылатых  демонов  ночи
кхелей,  используемых  для  разведки   и   наблюдения   за   передвижением
противника.
   А в пятидесяти лигах от Орнофа, когда солнце уже опустилось за горизонт
и повеяло вечерней прохладой, их встретил гонец с  вымпелом  Императорской
курьерской службы и передал генералу пакет с дюжиной разноцветных восковых
печатей.
   Карлехар взял пакет, отъехал в сторону, сломал печати и  достал  свиток
кожи. Рангар внимательно наблюдал за  ним,  и  не  мог  не  заметить,  как
Карлехар изменился в лице.  Недоброе  предчувствие  царапнуло  Рангара  по
сердцу,  и  он  подумал,  что  размеренный  и  спокойный  ритм  нескольких
последних дней в это мгновение окончательно и безвозвратно ломается...
   Он оказался прав. И вот как развивались события.
   После некоторого, весьма тягостного раздумья Карлехар  подозвал  гонца.
Какое-то время они тихо разговаривали о чем-то;  как  ни  напрягал  Рангар
слух, даже он ничего толком не смог расслышать, кроме отдельных слов. Но и
этого ему хватило, чтобы понять: речь идет о нем. Кроме  того,  по  манере
держаться Рангар догадался, что с Карлехаром говорит не простой  гонец,  а
человек,   наделенный   определенными   и,   вполне   вероятно,   немалыми
полномочиями. Что-то около  двух  иттов  генерал  с  хмурым  лицом  что-то
втолковывал гонцу, тот долго не  соглашался,  раз  за  разом  отрицательно
качая головой, но затем все-таки раздраженно пожал плечами, махнул рукой и
отъехал в сторону, злой и  недовольный.  Карлехар  достал  из  сумы  перо,
чернильницу и чистый свиток кожи, спешился, сел на  придорожный  камень  и
принялся писать; при этом он бросил  незаметный,  но  очень  красноречивый
взгляд - смотри в оба, мол! И Рангар засек, что _писал Карлехар  на  одном
свитке, а демонстративно запечатал  и  передал  гонцу  другой;  первый  же
свиток  он  неприметно  выбросил  в  придорожную  канаву_.  И  Рангару  не
составило труда подобрать записку, когда колонна всадников после остановки
двинулась дальше к Орнофу, и пробежать глазами текст:

   "Только что высокопоставленный офицер императорского  представительства
в Орнофе передал мне приказ Императора о вашем аресте и препровождении под
конвоем в Венду.  Используя  аргумент  о  необходимости  избежания  лишних
жертв, я настоял, что произведу арест ночью, застав вас врасплох. Так  что
вам надо бежать, притом _немедленно_. Хочу предупредить, что  теперь  ваше
путешествие усложнится  неимоверно,  ибо  вы  после  побега  автоматически
попадаете в разряд лиц вне закона, и вас теперь  кто  угодно  имеет  право
убить, причем _без  суда  и  следствия_.  Мне  кажется,  как  раз  в  этом
заключается замысел неведомых могучих сил, ведущих на вас охоту. Почему-то
- не могу даже предположить  причин  -  вас  пытаются  уничтожить  тихо  и
незаметно,  максимально  избегая  огласки.  В  этой  связи   маловероятной
выглядит проведение против вас специальной войсковой операции, потому  как
такие операции являются, как правило, крупномасштабными  и  могут  вызвать
большой резонанс в определенных кругах, находящихся в тайной  оппозиции  к
нынешней власти. Более всего  в  данной  ситуации  вам  следует  опасаться
мобильных застав и патрулей. Хотя, конечно, если исходящая от  вас  угроза
существующему порядку  вещей  (о  которой  ни  я,  ни  вы  пока  не  имеем
представления) превысит определенный порог, от властей  предержащих  можно
ожидать любых действий.
   Непременно измените внешность, имена и пр. В Орнофе,  вполне  вероятно,
вас ожидает засада.
   Желаю удачи и прошу прощения, что не до конца  выполнил  свое  обещание
касательно вас, но я человек военный  (читай  -  подневольный),  и  потому
прямо проигнорировать приказ самого Императора не могу.
   Еще раз желаю удачи. Карлехар.
   Письмо уничтожьте".

   -  Предчувствия  его  не  обманули,  -  пробормотал  Рангар  на   языке
невероятно далекой родины и  криво  усмехнулся:  -  Итак,  до  этого  были
цветочки. А вот сейчас начинаются ягодки.


   Ночной  лес  шумел  глухо  и  тревожно,  с  темного  беззвездного  неба
накрапывал дождь.
   - Тьма хоть глаз выколи, - прошептал Фишур. - И дождик...  Не  очень-то
хороша погодка для погони.
   - Да, погода нам благоприятствует, - тихо произнес Рангар, постаравшись
вложить в эту фразу максимум бодрости и оптимизма. На душе,  однако,  было
неуютно, под стать промозглой, дождливой погоде.
   Лада, тесно прижавшись к Рангару, тихонько вздохнула.
   Тангор завозился, устраиваясь поудобнее, и проворчал:
   - Ну и что теперь, брат? В Орноф нам путь заказан.
   - Кто тебе это сказа