роглотил
окончание фразы. Даже предлагать ей остаться сейчас не следовало.
   Фишур снял перчатку и приложил руку  к  пятну  на  скале,  очень  точно
повторяющего очертание человеческой ладони.  И  каменная  стена  беззвучно
отъехала в сторону, открывая проход.
   В расщелине никого не было, только лужи уже подсыхающей крови страшными
кляксами чернели на сером камне, и было им несть числа, и серый цвет  едва
пробивался меж разливов буровато-черного. Рангар судорожно  глотнул,  Лада
пошатнулась и прикрыла рукой глаза, точно защищаясь от  нестерпимо  яркого
света, лицо Фишура окаменело. Выйти из расщелины, не ступая по этим следам
смерти, было невозможно.
   - Ничего не  поделаешь,  -  неестественно  спокойным  голосом  произнес
Рангар, - придется идти по этому...  -  И  отзвук  невероятно  далекого  и
словно бы чужого воспоминания коснулся его.
   - Ничего, - сказал Фишур, - у нас сапоги и так по колено в крови.
   "И руки по локоть", - хотел добавить Рангар, но промолчал.
   Рангар первым вышел из расщелины и  огляделся.  Вокруг  царила  тишина,
гулкая и какая-то пустая. Был полдень, пронзительно-голубое  солнце  сияло
точно в зените, и их фигуры не должны были отбрасывать теней, но почему-то
отбрасывали, уродливые и карикатурные, и Рангар не мог сообразить,  в  чем
дело, но потом понял, что это не тени, а пятна крови,  лужи  крови,  ручьи
крови, потоки крови, которые стекали с них с каждым  шагом,  формируя  эти
жутковатые подобия теней, эти  невсамделишные  тени,  а  может,  наоборот,
подумал Рангар, как раз эти тени настоящие, и они  будут  всегда  с  нами,
идти за нами, ползти за нами, пока вся кровь не перетечет в  них,  вначале
чужая, а потом и наша собственная, и  тогда  только  все  закончится.  Вне
времени. Вне пространства. Смерть.



6

   Тела Пала Коора и Тангора Мааса Квенд перенес к углублению  в  скальном
монолите, идеально подходившего для его замысла. А задумал  он  похоронить
их вместе - своего названого отца  и  гиганта  тиберийца,  сражавшегося  с
таким бесстрашием, что поразил даже его. И гибель тиберийца была  достойна
настоящего воина, и Квенд, сам  воин,  оценил  это  и  решил  воздать  ему
заслуженные почести.
   Когда Рангар, Фишур и Лада вышли из своего укрытия, Квенд бросил работу
и  долгим  взглядом,  мертвым  и  ничего  не  выражающим,   посмотрел   на
иномирянина. Затем отвернулся и вновь принялся стаскивать к  естественному
склепу большие камни.
   - Что ты делаешь? - спросил Рангар, подойдя ближе.
   - Хороню моего отца и твоего друга. Они достойно  встретили  смерть,  -
ответил Квенд, не бросая работу.
   - Кто ты?
   - Меня зовут Квенд Зоал. Когда-то я был жрецом серой мантии.  Это  меня
ты победил, но почему-то не убил на Арене в Лиг-Ханоре. И это  я  напустил
на тебя  нихурру  в  Валкаре,  протащив  ее  туда  с  помощью  Магического
Кристалла. И захваченный вами  и  потому  вынужденный  покончить  с  собой
человек был моим помощником. И лишь мне  удалось  уйти  после  схватки  на
Алфарском перекрестке. А сейчас все закончилось, я теперь никто,  и  когда
закончу, можешь меня убить. Жизнь потеряла для меня смысл.
   - Почему ты и другие хотели моей смерти? Кому и чем я мешал?
   - Не знаю. Раньше думал, что знаю. Теперь - нет.
   - Но все-таки? Ответь, для меня это очень важно. Ведь я никому не желал
и не желаю зла.
   - Жрецы высших рангов считают, что ты представляешь  угрозу  для  самих
Сверкающих. Но мне неведомо, в чем состоит эта угроза. Я принимал их слова
на веру. Даже он не знал толком, - Квенд кивнул в сторону Пала Коора, -  а
ведь он был жрецом белой мантии, не чета мне. Возможно, это  знает  только
Верховный Жрец. Раньше... еще совсем  недавно,  я  ненавидел  тебя...  так
ненавидел, что здесь словно огонь горел... - Квенд постучал себя по груди.
- А сейчас внутри все мертво... и мне все безразлично.  Может,  ты  хочешь
похоронить своего друга отдельно? - Квенд выпрямился и посмотрел Рангару в
глаза.
   - Пожалуй, - сказал Рангар. - Спасибо, что не оставил его  на  съедение
диким зверям и стервятникам, и решил позаботиться  о  нем,  но  мы  должны
сделать это сами.


   Он подошел к мертвому другу и содрогнулся - раны превратили его лицо  в
сплошную кровавую  маску,  тело  было  изрублено  и  искалечено  десятками
смертельных ран. Да, здесь не помогло бы и озеро онгры...
   - Фишур, я не знаток Ритуала Погребения. Что надо делать?
   - Мы с Ладой все сделаем, - сказал Фишур.  -  Ты  только  перенеси  его
туда, где он обретет вечный покой. Могила должна  находиться  на  открытом
месте, чтобы его душа с небесного острова могла видеть  последнюю  обитель
своего тела.
   На самой верхушке склона Холодного  ущелья  Рангар  отыскал  просторную
нишу и опустил тело Тангора рядом. Лада принесла из фургона чистую  одежду
(как ни странно, но их оба фургона уцелели;  Ночные  Убийцы  реквизировали
три фургона из второго обоза). Фишур вновь сходил в пещеру и принес  воды.
Тангора раздели, омыли и одели в  чистое.  А  затем  Лада  пела  тоскливые
погребальные песни, а  Фишур  совершал  положенные  по  ритуалу  действия,
сложные и непонятные Рангару в деталях, но странным образом постигаемые им
в целом; так из фрагментов, ничего не  говорящих  зрителю  в  отдельности,
вдруг вырисовывается целостный, ясный образ.
   Потом Рангаром овладело ощущение отстраненности  происходящего,  словно
он наблюдал за всем (и за собой в том числе) откуда-то издалека.  Затем  к
нему пришло уже и  вовсе  странное  чувство,  что  это  все  уже  когда-то
происходило с ним... Он что-то делал по просьбе Фишура и Лады  или  просто
стоял и смотрел, а память с торопливой услужливостью подсказывала:  а  вот
сейчас случится то-то и то-то, а теперь... Он сжал зубы,  закрыл  глаза  и
долго тряс головой, изгоняя непрошеные образы.
   Но вот, наконец, все  закончилось,  и  тяжелая  каменная  плита  навеки
погребла под собой отважного гладиатора и  воина,  человека  большой  души
Тангора Мааса, который совершил великий подвиг  во  имя  дружбы  столь  же
естественно, как дышал.
   Фишур извлек из принесенной сумы флакончик с плотно притертой  пробкой,
открыл его, окунул туда кисточку и что-то написал на плите. Вначале  буквы
были невидимы, но Фишур пробормотал заклинание, и на сером камне отчетливо
проступила красивая золотистая надпись: "Здесь покоится вольный  гладиатор
Тангор Маас из Тиберии, геройски погибший восьмого дня месяца Ширит-Юарм в
год Белого Мрурха".
   Они еще немного постояли у могилы, затем одиннадцать раз поклонились  и
ушли.
   Квенд Зоал тоже закончил Ритуал и сидел на камне, бессильно уронив руку
и опустив голову на грудь.
   - Ты так и собираешься сидеть? - спросил Рангар.
   - Убей меня, иномирянин, - глухо произнес Квенд, не поднимая головы.
   - Я не стану убивать тебя, - сказал Рангар. - Я устал убивать, не  хочу
даже видеть смерть, а не то чтобы самому...
   - Значит, я сдохну сам. Как берх на могиле хозяина. Мне незачем  больше
жить. Я не хочу жить. Неужели это так трудно понять, иномирянин?
   -  Зови  меня  Рангаром.  А  понять  тебя,  конечно,  можно,   но   вот
приветствовать твое желание нельзя. И ты  не  прав,  когда  считаешь  свою
жизнь утратившей смысл. Разве тебе не важно, кто _на самом деле_ повинен в
смерти твоего отца? Ведь ты, надеюсь, уже понял, что моей вины в том  нет.
Если бы вы не преследовали меня, твой отец жил бы и здравствовал,  и  твой
помощник не погиб бы, и еще многие, очень многие остались бы в живых.
   Квенд ничего не ответил.
   - Впрочем, поступай как знаешь, - сказал Рангар. - Единственное, о  чем
прошу тебя, - помоги нам  похоронить  убитых  воинов  из  охраны  обоза  и
торговцев. Они  тоже  дрались  отважно  и  достойно  встретили  смерть.  К
сожалению, у нас просто не хватит сил похоронить их каждого в отдельности,
поэтому сделаем это в общей могиле. В  моем  мире  такие  могилы  называют
братскими.
   - Может, дождемся очередного обоза или патруля? - спросил Фишур.
   - Нет, Фишур. Неизвестно, когда сюда кто-нибудь  заедет.  Может,  через
несколько иттов, а может, и тэнов. Они ведь не стали  дожидаться  подмоги,
когда обнажили мечи на нашей стороне.
   Обоз, следующий из Брана в Поселок Рудокопов,  появился  через  полтора
тэна, когда тела погибших только-только  подготовили  к  погребению.  Обоз
состоял из десяти фургонов и отряда охраны  из  сорока  человек.  Выслушав
немногословный, не во всем правдивый,  но  вполне  правдоподобный  рассказ
Фишура о происшедшей здесь  трагедии,  воины  дружно  взялись  помогать  в
похоронах; чем могли, подсобляли и торговцы. Но только еще через два  тэна
Ритуал Погребения  завершился,  и  обозы  разъехались  в  разные  стороны.
Оставшиеся втроем друзья продолжали путь на восток, а встречный обоз  -  к
Поселку Рудокопов.
   Квенд Зоал отказался присоединиться к кому бы то ни было  и  остался  у
могилы Пала Коора.


   Поскольку Ночные Убийцы реквизировали только три фургона,  трое  друзей
нежданно-негаданно добавили к своим фургонам еще пять,  да  к  тому  же  с
товаром (самое ценное, правда, разбойники забрали), и теперь Фишур  правил
тархами головного фургона, Рангар и Лада ехали верхом,  остальные  фургоны
двигались в связке.
   За несколько тэнов пути  друзья  не  перемолвились  ни  единым  словом,
каждый глубоко погрузился в печальные думы, и печать невосполнимой  утраты
лежала  на  их  лицах,  и  горе  стыло  в  глазах...  Несколько   раз   их
останавливали патрули; Фишур рассказывал всем  одну  и  ту  же  историю  и
вежливо отказывался от предложения сопровождать их в Бран.
   - Уж коли мы уцелели в той страшной переделке, то и до Брана доберемся.
А там наймем охрану, - говорил им Фишур.
   Так, в печальном однообразии, прошло три дня  пути.  Горе  в  душах  не
только не обмелело -  поднялось  выше,  раздалось  вширь  и  вглубь.  Лишь
однажды Рангар спросил Фишура:
   - Почему ни кхели, ни кхелиты не помогли Ночным Убийцам?
   - Кхели днем небоеспособны, они ночные твари. Солнечный свет слепит  их
и делает  вялыми.  А  кхелиты  трусливы.  Нам  очень  повезло,  что  битва
произошла днем.
   И Фишур отхлебнул из фляги, с которой в последние дни не расставался.
   Ему хоть это помогает, сумрачно подумал Рангар, а  тут,  если  выпьешь,
совсем тошно делается.


   В Бран они добрались  на  седьмой  день  пути.  Когда  на  горизонте  в
солнечных  лучах  вспыхнули  золоченые  башни  северо-восточного  форпоста
империи. Лада задумчиво произнесла:
   - После той битвы... и гибели Тангора... нас будто бы оставили в покое.
Никто за нами не следит, никто не нападает.  Может,  все  самое  плохое  и
страшное осталось позади?
   - Сомневаюсь, - сказал Рангар, вспомнив мрачное пророчество  Верховного
Мага Змеи.
   - Очень хотелось бы, конечно, но...
   Он сомневался не напрасно. Впереди их ожидало гораздо  больше  плохого,
чем уже выпало на их долю.


   В Бране они поселились  в  маленькой  уютной  гостинице  неподалеку  от
базарной площади. На следующий же день им удалось продать перекупщику весь
товар оптом и шесть фургонов с тархами. Себе друзья решили  оставить  один
фургон, запряженный двумя тягловыми тархами, и двух  верховых  тархов.  На
вырученные деньги они  купили  новую  одежду,  доспехи  и  оружие.  Рангар
оставил свои мечи, обтягивающее трико и, конечно же, кольчугу  из  черного
нифриллита. Фишур  сменил  практически  все  оружие  и  приобрел  красивые
доспехи с золотым отливом. Так же поступила и Лада. Отросшая борода и  усы
неузнаваемо изменили внешность Рангара. Фишур бороду по-прежнему брил,  но
отпустил усы, придававшие  ему  вполне  респектабельный  вид.  Лада  вновь
приняла мужской облик и носила приклеенные черные усики, превратившие ее в
юного красавца-кавалера.
   Вечером, за ужином, Фишур спросил у Рангара:
   - Когда ты думаешь отправляться дальше?
   - Даже не знаю. Честно говоря, мне не очень нравится обстановка  внутри
нашего маленького отряда. Я понимаю, что  никто  не  виноват  в  этом,  но
словно что-то надломилось в каждом  из  нас,  совсем  притупилось  чувство
опасности - я сужу по себе, но уверен, что и ты, Фишур, чувствуешь  то  же
самое, не говоря уже  о  Ладушке,  которая  совсем  потерялась  в  долинах
печали, как говорил поэт. С таким настроением  нам  дальше  ехать  нельзя.
Первая же  атака  -  и  мы  хором  отправимся  на  небесный  остров.  Наша
боеспособность сейчас едва ли достигает пятой части от той, которая должна
быть. Даже в отсутствие Тангора. И наибольшие опасения вызываю  в  себе  я
сам. Просто не знаю, смогу ли после всего убить кого  бы  то  ни  было  _в
любой ситуации_. Даже если мне будет грозить неминуемая смерть.
   - И даже если Ладе? - осторожно спросил Фишур.
   - Не знаю. Нет, я буду защищать ее изо всех сил, конечно, но... нет, не
знаю.  Во  мне   сейчас   просто   бушует   непреодолимое   отвращение   к
насильственной смерти... и в то же время я реалист  и  прекрасно  понимаю,
что на нашем пути без нее, как это ни горько, не обойтись. Ни  в  прошлом,
ни в будущем. Просто жуткая ситуация, безвыходная...
   -  Странно  слышать  такое  из  уст  лучшего  бойца,  -  Фишур   мрачно
усмехнулся, - хотя я хорошо понимаю тебя. У самого внутри словно сломалось
что-то... Так что будем делать, Рангар? Отступим, сдадимся?
   Рангар долго молчал.
   - Может, в самом деле бросить эту затею? - робко предложила Лада. -  Мы
с тобой вернемся домой, Рангар,  и  вместе  с  отцом  заживем  спокойно  и
счастливо...
   Странным блеском сверкнули глаза Фишура, когда он взглянул на  Рангара,
ожидая ответа.
   - Нет, моя милая Ладушка, - вздохнул Рангар. - Не обретем мы  покоя  на
твоем родном острове, как и на всем Коарме, покуда не пройдем предписанный
мне путь до конца и не совершим то, что должны и обязаны. А ты, Фишур,  не
сверкай глазами - я помню о судьбе твоей возлюбленной и о своем  обещании.
Мы продолжим путь. Я не сдался.
   Фишур слегка покраснел.
   - Но нам всем надо прийти в себя,  -  продолжал  Рангар.  -  Ибо  ехать
сейчас равносильно самоубийству.
   - В таком случае - когда? - спросил Фишур.
   - Думаю, дня через три. Я посвящу  эти  дни  особым  тренировкам...  не
столько тела, сколько духа. На моем языке это называется медитацией.
   - И ты станешь прежним Рангаром, бойцом неустрашимым и непобедимым?
   Рангар хмыкнул.
   - Ты мне льстишь, Фишур. Абсолютно непобедимых и неустрашимых не бывает
и быть не может. В принципе. То, что  мы  уцелели  в  последней  битве,  -
событие с ничтожной вероятностью осуществления. У нас был в лучшем  случае
один шанс из тысячи. Это при том, что Тангор пожертвовал собой, а ты укрыл
нас в пещере. Без этого у нас вообще бы не  было  шансов...  Что  касается
меня, то надеюсь вернуть себе ту форму, которую имел до битвы.
   - Тогда порядок. Эти три дня и мне не помешают.  В  последнее  время  я
чересчур  много  пил...  даже  по  моим  меркам.  Хочу  урезать   дозу   и
потренироваться. Мой меч пока не был лишним и, надеюсь, не будет таковым и
далее. Особенно сейчас, когда нас осталось трое.
   - Хотелось бы мне, чтобы наши мечи  все  скопом  оказались  лишними,  -
пробормотал Рангар.
   - Увы, мой друг, увы... Беспочвенные  надежды  вредны,  ибо  сбивают  с
толку. Но речь не об этом. Через три дня, будем  надеяться,  мы  с  тобой,
Рангар, восстановимся. А как наша девочка? Лада, что скажешь?
   - Не знаю... - сказала Лада растерянно и сокрушенно. - Не знаю,  Фишур.
Я сейчас будто мертвая. Или глубокая старуха. Вялость, слабость, постоянно
плакать хочется...
   - Я попробую помочь тебе, малыш, - мягко произнес Рангар. - Думаю, моей
энергии хватит на нас двоих. А сейчас давайте спать.  Впереди  у  нас  три
нелегких дня, так как то, чем мы будем заниматься, мало напоминает отдых в
обычном смысле.


   Время, колкий  и  разъедающий  душу  ток  которого  Лада  ощущала  всем
естеством, превратило ее жизнь после битвы в Холодном  ущелье  в  сплошную
пытку. Но не только гибель Тангора терзала и ранила ее сердце; в последние
дни ее все сильнее беспокоил Рангар,  и  страшное  чувство,  что  они  все
больше отдаляются друг от друга, усугубляло ее душевные муки. Ночи, раньше
сливавшие их в одно целое, теперь разъединяли их (именно так  воспринимала
это Лада), ибо за все время после битвы Рангар ни разу  не  прикоснулся  к
ней. Часто, просыпаясь от острой, как внезапный приступ  удушья,  тревоги,
она замечала, что он  не  спит,  уставившись  куда-то  вверх  неподвижными
блестящими глазами.  И  ее  не  ввел  в  заблуждение  наигранный  оптимизм
Рангара, когда он выразил  уверенность,  что  ему  хватит  трех  дней  для
восстановления сил не только собственных, но и ее, Лады.  Все  же  она  не
могла  не  признать,  что  загадочная  "медитация"  приносит  определенные
результаты: Рангар стал  подвижнее  и  словоохотливее,  у  него  улучшился
совсем было пропавший  аппетит,  но  в  глазах  остался  холодный  мертвый
островок и ничто, казалось, уже не сможет растопить сковавший их лед.  Тем
не менее Ладу не покидала надежда, и фактически не Рангар ей,  а  она  ему
помогала отогреть заиндевевшее, окаменевшее сердце, отдавая весь жар, весь
пыл, всю нежность своей любви, ибо известно, что никакая  магия  не  может
сравниться с добрым волшебством любви.
   И чудо свершилось, и почти прежний  Рангар  предстал  перед  ней  утром
четвертого дня; словно  после  долгого,  кошмарного,  изнуряющего  сна  он
проснулся, и впервые за много дней и ночей  их  руки  и  тела  сплелись  в
объятиях, и еще никогда страсть, с которой он любил ее в это утро, не была
столь обжигающей.
   Фишур тоже заметил благотворную перемену в Рангаре, но ничего не сказал
и только кивнул одобрительно, когда тот объявил:
   - Завтра утром отправляемся.
   Правда, он тут же слегка встревожился, когда Рангар выразил  желание  в
одиночестве побродить по Брану, но вынужден был смириться с  этим,  как  и
Лада: оба инстинктивно чувствовали, что сейчас любая попытка  давления  на
него может вновь сбросить его в пучину, откуда он едва-едва выкарабкался.
   Рангар же ощутил внезапно неодолимую потребность увидеться с Карлехаром
и, презрев опасность (но не желая подвергать ей Ладу и Фишура), направился
в  расположение  местного  воинского  гарнизона,  заклиная  судьбу,  чтобы
Карлехар оказался здесь, а не в форте  Дарлиф,  до  которого  было  добрых
двести пятьдесят лиг.
   Однако, как оказалось, Карлехара вообще  нет  в  этих  краях.  Какой-то
словоохотливый чинуша, типичная штабная крыса, поведал Рангару, что  около
десяти дней назад, едва успев прибыть в гарнизон, адъюнкт-генерал Карлехар
ла  Фор-Рокс  убыл  в  столицу  по  личному  приказу  Его   Императорского
Величества.  Зачем  -  чинуша,  естественно,  не  знал,   хотя   и   делал
значительное лицо.
   Расставшись, Рангар завернул в ближайший кабачок и совершенно  случайно
оказался  в  любимом  злачном  месте  нижних  офицерских  чинов  бранского
гарнизона с многозначительным названием "Бездонная кружка". Здесь подавали
жареное мясо халибу в остром красном соусе,  реками  лились  разнообразные
вина, рн'агг и, конечно же,  знаменитое  бранское  пиво  "уггох",  равного
которому не было на всем континенте; его отправляли даже в Венду.
   Заказав порцию мяса и кружку пива, Рангар с аппетитом  поел  и,  слегка
расслабившись, потягивал восхитительный напиток, подумывая, а не  заказать
ли еще. Тем временем к  его  столику  приблизился  немолодой  уже  воин  с
капитанскими нашивками на  пыльном  плаще,  из-под  которого  поблескивали
серебристые доспехи, и вежливо  звякнул  шпорами.  Короткие  седые  волосы
ежиком топорщились на  макушке,  несколько  шрамов  пересекали  темное  от
загара обветренное лицо с узкими быстрыми глазами,  выцветшими  бровями  и
лихо подкрученными усами.
   - Вы не будете возражать, почтенный, если я присяду за  ваш  столик?  -
спросил он с характерным гортанным выговором уроженца севера.
   - Присаживайтесь, - приветливо