. Хотелось,
чтоб душа была без дна, способной вместить и дружбу к товарищам, и чувства
рыбы, проходящей под ними в глубине, и титанические  пульсации  сверхзвезд
где-то в тех космических далях, куда и  мысль  достигает  лишь  едва-едва.
Порой жутко делалось, когда задавался вопросом, кем стал бы  теперь  он  в
городе при всех "энергинах" и "усилителях", не спутай его  тогда  Микки  с
Макгиннесом. Тревожно, страшно было спрашивать себя об этом.
   Доплыли до Удатских островов незаметно. Вечером  на  веслах  подошли  к
берегу. Бронзовый атлет появился на пляже, назвался Гвином Сойером.  Пожал
руки, без всяких предисловий сказал:
   - Вот там, наверху, за мысом, можете поставить дом. Я покажу. На первых
порах у нас никакой  помощи  не  полагается,  только  даем  инструменты...
Вообще выживают те, кто работает. Потом, когда сами станете на  ноги,  вас
позовут.
   Станут ли они на ноги?.. Не было смысла  обсуждать  это.  Они  даже  не
переглянулись. Просто молча стояли, ждали, что он скажет еще.
   ...Прошел год.
   Лех спускался с обрыва к морю. Было воскресенье, день отдыха. Он обещал
Ви набрать жемчужниц и, кроме того, намеревался посмотреть одно интересное
место на дне лагуны.
   Кончалось время прилива, но вода еще шла в проход между рифами. Прыгнув
в воду, он поплыл, часто поднимая голову,  чтоб  осматриваться.  Когда  он
опускал ее, становилось видно дно. Солнечный свет рассеивался  под  водой,
предметы  не  отбрасывали  тени.  Все  становилось  радужным,  сверкающим,
трепещущим.  Белые  морские  уточки  шевелили  жабрами  среди  водорослей,
неторопливо передвигались в песке морские  звезды.  У  входа  в  подводную
пещеру Лех заметил большого губана. Он знал эту рыбу, она тоже знала его и
не боялась. Уже близились рифы, стало глубже, дно  исчезло  в  голубоватом
мерцании. Леху хотелось проверить  одну  свою  мысль,  он  нырнул,  сильно
работая ногами и руками. Так оно и было. Из лагуны в океан  текла  по  дну
песчаная река. Широкая, она струилась  силой  собственной  тяжести,  а  не
влекомая водой: вода сейчас во время  прилива,  наоборот,  отталкивала  ее
назад.
   За рифами уже приходилось быть настороже. Все кипело  кругом,  волны  с
силой бросались на коралловые стены. Лех поплыл  дальше,  ныряя  время  от
времени. Внизу песчаная река  поворачивала  к  океану,  становилась  шире,
мощнее. Отплыв на полкилометра от рифа,  Лех  набрал  побольше  воздуха  в
легкие и погрузился еще раз. Здесь был край шельфа, дно уступом уходило  в
темную бездну, и туда же падал песчаный водопад. Лех подумал, что на  суше
по может быть такого. Песок тек бы и скоро стек весь, а тут его массы были
включены в вечное  движение  течений,  ветров,  Земли  вокруг  своей  оси,
планеты вокруг Солнца и даже, наверное, самого Солнца  вокруг  чего-нибудь
еще. Песок пульсировал, всплескивался, как  бы  дымил  -  невозможно  было
представить себе неисчислимость песчинок, кативших в пропасть.
   Обломок коралловой скалы вдруг снялся со дна и стал  косо  подниматься.
Реакция  мгновенно  сработала  в  Лехе,  он  напрягся,  но   затем   сразу
расслабился. То плыла черепаха,  двухметровый  самец,  чей  панцирь  оброс
моллюсками  и  ракообразными.  Увидев  человека,  животное  не  обнаружило
страха. Они достигли поверхности одновременно.  Волны  качали  обоих.  Лех
осторожно приблизился к гиганту. Черепаха важно и  близоруко  смотрела  на
него, поводя большой головой. Черные плечи животного подались вперед,  как
бы намереваясь выбраться из тесных лат, через несколько секунд  вдвинулись
обратно, и Лех понял, что черепаха так  дышит.  Полюбовавшись,  он  поплыл
вдоль рифов, затем оглянулся  и  увидел,  что  теперь  не  один.  Черепаха
следовала за ним.  Он  взял  мористее,  еще  раз  обернулся.  Черепаха  не
отставала.
   Внезапно он ощутил неприятное жжение под мышками. В  нескольких  метрах
от него полупрозрачные белесые ленты тянулись из глубины. Внизу был  виден
и медленно поднимающийся владелец этих длинных рук  -  студенистый  шар  с
ярко-красным гребнем.
   Тропическая медуза. Физалия!
   Он дернулся  назад,  оглянулся.  Черепаха  исчезла,  а  за  его  спиной
колыхалась новая гроздь щупальцев. Стало жечь и за ушами - он  понял,  что
яд проникает в воду. Надо было выбираться, но, глянув  в  сторону  берега,
Лех увидел, что все пространство  между  ним  и  рифами  покрылось  рядами
красных   гребней.   Щупальца   ближайшей   медузы,   колеблемые   ветром,
приближались. Лех попробовал оттолкнуть одно ножом.  Охотно,  не  оказывая
сопротивления, оно развалилось, и через  полминуты  уже  несколько  кусков
плавало возле него. А все новые и новые животные поднимались  со  дна.  Он
попал в центр огромного скопища физалий. Все кругом  пестрело  красными  и
синими гребнями, и от каждого уходили вниз щупальца, как стропы парашюта.
   Чесалось  все  тело.  Он   уже   не   пытался   отталкивать   неумолимо
приближающиеся ленты, понимая, что отдельные куски,  ничем  не  связанные,
становятся еще опаснее. В отчаянии набрал воздуха и пошел отвесно ко  дну,
как в узкий колодец. Щупальца кончились, он поплыл под  зеленой  бахромой,
через минуту почувствовал, что больше не может, ринулся  наверх.  Качались
кровавые гребни, до края скопища было  далеко,  и  этот  путь  уводил  все
дальше от берега. Но выбирать  было  не  из  чего.  Лех  нырял,  судорожно
проплывал несколько десятков метров под смертоносными стропами,  выныривал
по колеблющимся туннелям и снова погружался. Наконец гребни  стали  редеть
на поверхности, он отплыл еще мористее и лег на спину отдохнуть.
   Солнце шло к зениту, ему пришло в голову, что  уже  вовсю  идет  отлив,
которого он не сумеет преодолеть.
   Высунулся сколько мог из воды, дождался, пока его взнесло на гребень, и
увидел... только гладкую стену ближайшего водяного вала. Его  уже  слишком
далеко унесло от острова. Снова и снова он поднимался на волнах  и  только
единственный раз смог уловить  на  горизонте  тонкую  исчезающую  полоску.
Тогда он понял, что погибнет, но эта мысль не вызвала у  него  страха.  Ну
ладно, подумал он, ведь это не означает конца всего и всех. Будут жить его
товарищи.  У  Ви  родится  сын.  Поселок  расширится,  станет  городом.  И
никогда-никогда у них не получится так, что машины отберут у человека труд
и ему нечем будет заниматься на земле. И никогда  они  не  позволят  одним
губить, оглуплять "усилителями" других, подменяя  жизнь  пустыми  снами...
Ему стало теплее при мысли, что друзья сегодня еще не начнут  беспокоиться
о нем. Просто решат, что он задержался у  приятеля,  и  горькое  понимание
случившегося придет к ним только через восемнадцать - двадцать часов.
   Журчала вода, круг неба простирался над его головой - синего в  центре,
голубеющего по краям. Его вдруг осенило: не будет ли  это  предательством,
если он сдастся просто так. Конечно, шансы  на  спасение  ничтожны,  равны
нулю. Но бесчестно по отношению к Ви, Пмоису и тем  другим,  не  дошедшим,
бросить себя полностью на волю волн. Если он станет плыть  к  острову  все
время, что длится отлив, его все же отнесет не так далеко.
   Страшно  сделалось  при  мысли  об  отчаянной  борьбе,  которой   будут
заполнены последние часы его жизни. Но делать  было  нечего.  Лех  глубоко
вздохнул несколько раз, перевернулся на живот и  поплыл  брассом,  экономя
силы, делая мощный толчок ногами и  подолгу  скользя.  Однако  как  он  ни
старался не напрягаться, через час начали болеть  плечи,  и  каждый  новый
гребок руками давался все труднее.
   Однообразно накатывали водяные валы, несоизмеримыми с их мощью казались
собственные усилия. Он заставил себя думать о другом, принялся  вспоминать
последнюю встречу с тигриным  и  то,  как  они  двигались  через  пустыню,
захватив мотоцикл.
   Тогда главную трудность составило то,  что  по  обеим  сторонам  дороги
джунгли были расчищены и негде было  спрятаться.  Они  положили  Микки  на
повороте, чтоб он свистел, когда  покажется  машина  с  одним,  не  более,
пассажиром. Сами легли метрах в ста от механика, а  напротив,  в  канавке,
притаилась Ви. Увидев подходящий объект, Микки должен был дать  сигнал,  и
предполагалось, что Ви встанет и поднимет руку. Трижды  проходили  машины,
Микки не свистел. Оказалось, что свиста просто не было слышно.  Тогда  все
передвинулись ближе к механику. Совсем стемнело, взошла луна,  машины  как
вымерли. В мучительном напряжении прошел час, и только на  исходе  второго
механик дал сигнал. Ви мгновенно встала. Одинокая  фара  показалась  из-за
поворота, мотоцикл остановился, двое в черной одежде повернулись к Ви. И в
тот же миг Лех, подбежав,  покатился  по  земле  вместе  с  пассажиром  из
коляски. Он уже начал одолевать и вдруг  при  тусклом  свете  лупы  увидел
продолговатые глаза с точечкой-зрачком. Он, тигриный!.. И очутился  внизу.
Мужчина, держа его за горло, второй  рукой  рвал  с  пояса  пистолет.  Лех
кулаком - откуда такая сила взялась - ударил его в висок. Тот охнул, осел.
Лех схватил камень с земли, принялся молотить. И это было возмездие, конец
того пути, который начался еще в городе на площади, тянулся  через  океан,
усталость, боль, голод. Как будто сошлись две разные линии жизни - обе под
током - и произошла вспышка...
   Большая волна захлестнула Леха, он захлебнулся, вынырнул, отфыркиваясь,
и подумал: а все-таки плыву. Солнце переместилось назад,  за  затылок.  Не
чувствовались ни руки, ни  ноги,  и  не  мускульного,  а  волевого  усилия
требовали гребки. Мышцам  стало  легко,  по  ужасно,  непереносимо  трудно
сделалось в уме приказывать себе плыть  дальше.  Опять  он  заставил  себя
отвлечься, принялся вспоминать прошлое.
   ...Они бредут по пустыне уже второй день. Местность повышается  к  югу,
начинаются барханы. Если кто-нибудь останавливается на  подъеме,  бесшумно
движущийся песок быстро и неумолимо засыпает до бедер. У  Леха  непрерывно
стучит в висках от жары. Еще раньше Пмоис настоял на  том,  чтоб  взять  с
собой большой кусок брезента  из  коляски  сломавшегося  мотоцикла  -  для
паруса. Теперь они решают бросить его, но  Марта  поднимает  и  несет.  До
океана тридцать километров, но Пмоис не позволяет отдохнуть - еще двадцать
четыре часа без воды прикончат их. Уже не стучит, а грохочет в  висках.  С
вершины  бархана  открывается  следующий,  и  нет  ничего,  кроме   песка,
яростного неба и безжалостного солнца. Лех бредет как в полусне и не сразу
понимает, отчего все закричали и  заторопились.  Поднимает  голову,  видит
впереди голубоватую поверхность воды. Все пятеро бегут  к  озеру,  но  оно
отодвигается и исчезает. Мираж! Потом такие озерца мучают их через  каждые
полчаса. Порой на берегу можно различить даже птичьи следы,  кромку  пуха,
черную твердую корочку там, где песок был мокрым и высох. Подходишь ближе,
и опять пустыня. В шесть вечера все, не сговариваясь,  ложатся  на  песок.
Неподалеку голубеет миражное озерко. Марта встает, шатаясь, бредет к нему.
Пмоис кричит, чтоб она не тратила сил, Марта нагибается,  и  остальные  не
верят глазам, когда брызги сверкают на солнце, и она  поворачивает  к  ним
ошеломленное влажное лицо...
   Он очнулся от воспоминаний. Вдруг понял, что уже не плывет, и испугался
этого. Но через мгновение сообразил, что плывет. Тень мелькнула  под  ним,
рядом всплыла акула. Стала делать круги, он видел  ее  морду  со  странной
косой складкой у пасти. Исчезла акула - он даже не  обрадовался.  Принялся
считать гребки, досчитал до трехсотого, сбился.
   Изменился цвет воды. Слитная, колеблющаяся гигантская масса океана  под
ним сделалась гуще, непреодолимее. Солнце было  уже  далеко  сзади.  Когда
очередная волна, догоняя, поднимала Леха, длинная  тень  протягивалась  от
его головы вперед.
   Когда в привычном плеске воды вдруг  послышалось  новое,  он  не  сразу
осознал, что это. Его мощно взнесло наверх  -  совсем  близко  протянулась
белая полоса пены на рифах.
   Выбрался на берег, сразу его охватила теплота утомленного дня. С каждым
шагом шум океана становился  спокойнее,  глуше.  Глазастые  крабы  прыгали
из-под ног. Твердым, неколебимо безопасным был нагретый крупный песок  под
ступней. Бабочки кружились у самого лица. Пошатываясь, Лех  прошел  сквозь
пальмовую рощу, поднялся тропинкой на обрыв и дальше, дальше,  мимо  поля,
где в предвечерней тишине дремали  стебли  саго,  бросая  ломкую  тень  на
серо-фиолетовые комья земли.
   У дома на поляне, утомленные, спали Пмоис,  Марта  и  Микки.  И  Ви  на
веранде, положив на доски циновку.
   Лех сел рядом.


   Внезапно его осенило - выдержал! Плыл около десяти  часов  без  пищи  и
отдыха.
   Он почувствовал прилив гордости, вытянул руку,  любуясь  ею.  Нетолстая
она была, но все мышцы отчетливо выделялись под  кожей.  Подумалось,  что,
возможно, в  будущем  люди  выучатся  совсем  в  одиночку  и  тысячи  миль
проходить в океане. Спать на волнах, питаться моллюсками,  ориентироваться
по звездам.
   Скалы, поросшие зеленью, уходили перед  ним  вниз.  Верхушки  пальм  на
берегу виделись отсюда, как кустарник. Высоко стоял необъятный горизонт, и
море было ярко-синим, словно в детстве на переводной картинке.
   Лех погладил плечо Ви. Усталость  овладела  им  наконец.  Он  счастливо
вздохнул, думая о том, что завтра с утра так  бесконечно  много  дел,  что
надо будет рано подняться. Прилег, заснул. И проснулся.


   Он проснулся. В зале стучали креслами, стоял общий ровный шорох. Полный
господин с начесанными от уха рыжими прядями  вытирал  платком  вспотевшее
лицо.
   Ви повернулась к Леху.
   - Ну, как ты? Хорошо было, да?
   У  него  в  ушах  звучала,  стихая,   странная   мелодия.   Аккорд,   и
проваливается в небытие остров с пальмами. Аккорд, и пропадает море...  Он
помотал головой. Ну да, все правильно.
   Опустив голову, стараясь ни с кем не встретиться взглядом, выходили  из
зала люди.
   - А ты что - раньше проснулась?
   Ви непринужденно пожала плечами.
   - Я?.. Нет. Только, может быть, на одну минуту. Я проснулась,  а  потом
сразу ты.
   Они  стали  выбираться  из  ряда.  Служитель  на  выходе  проникновенно
попрощался:
   - Всего хорошего.
   Тут не говорили "До свидания" или "До завтра". Но и так  было  понятно,
что не "до послезавтра". Кто начал ходить, уже не пропускает.
   Над городом вечерело. Почти весь день был  скинут,  до  сна  оставалось
немного.  Резко  очерченные  прямоугольные  громады  домов   врезались   в
желтеющее небо. Все было раздерганным, как-то поодиночке существующим,  ни
с чем другим не связанным. Асфальт отдельно, бетон тоже. Неизвестно откуда
тянулись провода, неизвестно куда уходили улицы. Пряча лицо  со  страшными
лилово-черными   кругами   под   глазами,    прошел    бывший    бухгалтер
"Ринкфармакопеи" Макгиннес.
   Шуршали подошвы прохожих. Заходящее солнце било Леху и Ви  в  глаза,  в
его лучах поднимались пыль и  автомобильные  испарения.  На  прямоугольных
скамьях вдоль домов сидели, уставившись перед собой, люди.
   Леха и Ви обогнала высокая дама с голубыми волосами - он дважды виделся
с ней на приемах у Скрунтов. Мартой, кажется, ее звали.
   Она задела Леха  плечом,  извинилась,  сделав  вид,  будто  не  узнала.
Пошагала дальше, глядя вниз, крупная, замкнутая, отгородившая от всех свою
мечту и свою трагедию. Пошла погибать в одиночку.  И  это  была  та  самая
Марта, с которой они делили сухари, та, что подобрала и понесла в  пустыне
брезент. То есть понесла бы, если б была _возможность_. Вся и беда-то, что
нет этой возможности. Не в чем  проявить  себя.  Люди  стали  бы  добрыми,
сильными, умными, ловкими, по только куда денешься, когда возможности нет.
   Ви откашлялась.
   - Что у тебя было сегодня?
   - У меня?.. Так. Остров. Как будто мы бежали туда... А у тебя?
   Она оживилась.
   - Знаешь, что ты ученый. Что  живем  с  тобой  в  маленькой  квартирке,
тесной, темной. И ты что-то создаешь, как в старинных романах.  А  я  хожу
куда-то зарабатывать, стирать. Такая страна, что машин нету. Готовлю дома,
почти ничего сама не ем, все тебе. А ты и не замечаешь меня, все думаешь о
своем, высчитываешь... Так чудесно было.
   Он кивнул. Еще бы - работать, быть увлеченным,  занятым,  непризнанным.
И, конечно, Ви ему все отдавала бы, сама не ела...  Удивительно,  что  они
там, на Вокзале, умеют транслировать людям самое желанное. Видимо, поэтому
предприятие и процветает. С каждым днем  народу  ходит  все  больше,  хотя
дорого. Просто они делают так, что людям снится, будто они живут настоящей
жизнью, и самое  прекрасное  в  ней  -  тяжелая  работа,  голод,  лишения.
Пожалуй, фирма и вправду попала в точку.  Возможно,  человеку,  чтоб  быть
человеком, как раз нужны страдания и боль... Но, может быть, это и не так.
Не особенно-то поймешь. Не такие мозги нужно иметь, чтоб  разобраться.  Не
такую голову, как у него, у Леха.
   - И чем же это все кончилось?
   - Что?
   - Ну, когда я ученый.
   - Кончилось? - Голос у Ви был беззаботный, но с какой-то  трещинкой.  -
Да ничем. Так, в общем, все и было.
   Он насторожился. Обычно у них кончается чем-нибудь определенным.
   Они вышли к саду. Все так же сидели там старики и молодые. Ну  конечно.
Именно оттого, что там  внизу,  в  Подземном  Городе,  с  такой  скоростью
вращаются колеса, здесь бездельно, бессильно лежат на  коленях  ослабевшие
руки... На площади неподалеку от табачного автомата стоял человек в синем,
как налитом на него костюме. Он в упор смотрел на приближающихся Леха и Ви
желтоватыми глазами со зрачком-точкой. Но не тигриный был у него взгляд, а
пустой.
   У Ви совсем опустились плечи.
   - Между прочим, забыла тебе  сказать.  Гвин  Сойер  развелся  с  женой.
Помнишь, мой троюродный племянник. Правда, он уже совсем докатился,  почти
не просыпается.
   Лех кивнул... Интересно, как это у них получается на  Вокзале.  Видимо,
начинают гипнотизировать сразу, когда ты сел в кресло. Нервный  подъем,  а
потом кажется, будто знаешь людей, которые бежали через  Вокзал.  Хотя  на
самом деле ничего такого не было... А убежать бы в действительности.  Хотя
они уже один раз пробовали с Ви. Взяли билеты, сели в  трейн,  выехали  из
города. Кругом квадраты с  серой  пленкой,  непонятные  машины.  Постояли,
посмотрели  и  обратно.  Все  кому-то   принадлежит,   все   для   чего-то
предназначено.  Никто  их  не  преследовал,  зачем?  Сами  как   миленькие
заторопились домой, к "усилителям" и кнопкам. Так уж  сложилось,  что  без
этого они не могут. Видимо,  в  жизни  каждому  определено  место,  каждый
должен сидеть там, куда попал.  Маленькая  группа  живет  и  действует,  а
остальных  поставили,  словно  пустые  ящики,  и  транслируют  через   них
придуманные страсти, конфликты и борьбу. Получается,  что  раз  уж  кто-то
захотел заработать на их несчастье, так тому и быть.
   Ви вяло встрепенулась.
   - А как Чисон живет? Ты его не видел в последнее время?
   - Нет. Уже неделю ему звоню, он трубку не поднимает. Не ходит теперь на
Вокзал, все читает книги.
   - Знаешь, у меня стиральная машина испортилась  и  я  сегодня  кофточку
сама постирала. Руками. Но только она не выстиралась, расползлась.
   - Ты мне уже об этом говорила. И  про  Чисона  тоже  спрашивала.  -  Он
посмотрел на нее внимательно. Что-то у нее случилось, у Ви.
   Он остановился.
   - Слушай, у тебя, наверное, деньги кончаются? Ты сегодня брала билет на
меньший срок, чем я?
   Ви закусила губу, глаза у нее наполнились слезами. Да, действительно, у
нее кончаются деньги. Билет приходится брать  совсем  ненадолго.  Это  уже
давно так. Они познакомились полгода назад, и вот уж два месяца,  как  она
все высчитала и поняла,  что  больше,  чем  на  десять  минут,  ей  нельзя
покупать. Так что остальное время она сидит  и  просто  смотрит  на  Леха.
Хорошо еще, что администрация пока разрешает.
   Он нахмурил брови, беспомощно оглядываясь.
   Ви достала из сумочки зеркальце, носовой платок.
   - Знаешь, я иногда даже думаю - вот эта