дышал  хрипло.  Солнце  перевалило  зенит,  начало
опускаться,  равнина внизу сквозила через облака-туманы, и далеко-далеко к
югу лежала темная полоса - вал наступающих высоких враждебных растений.
     Двое подошли к последнему уступу.  Там должен был начаться спуск,  за
которым олени и мохнатый зверь.
     Мужчина забрался наверх,  выпрямился.  Женщина видела,  как он сделал
шаг вперед и,  отшатнувшись, окаменел. Она с трудом влезла за ним и тут же
села, испуганно глядя перед собой.
     Ни снежных полей, на которые надеялись.
     Ни леса, которого боялись.
     Ни льда.
     Двое никогда еще  в  своей жизни не  были на  такой ужасающей высоте:
вообще, люди в Европе, быть может, никогда еще не поднимались на такую.
     И  здесь,  над  облаками,  начинаясь сразу  от  синих  босых  ступней
мужчины,   от  его  замерзших,   окостеневших  пальцев  с   искореженными,
обломанными  ногтями,   разлилась  под  небом  и  сияющим  солнцем  ровная
бесконечная поверхность холодной темной воды.
     Во  все стороны она уходила,  теряясь прямо вдали.  Невысокие тяжелые
волны  округлыми валами  медлительно катили на  мужчину и  успокаивались у
самых его ног.
     Море, простершееся на миллионы квадратных километров. Безмерные массы
пустых вод, где ни рыбы, ни водорослей, ни даже бактерий.
     Двое,  конечно,  не знали всего этого. Не знали, что и полжизни им не
хватило бы,  чтобы кругом дойти до противоположного берега.  Уничтоженные,
они смотрели на необъятное водное поле, сходившееся у горизонта с небом. И
рассыпался, исчезая, образ оленьего стада, пасущегося на снежных лугах.
     Сильно пригревало,  и было совсем тихо. Но легкие, неощутимые ветерки
все же бороздили гладь моря в  отдалении -  там черные пространства лежали
вперемежку с  голубыми и  серыми.  Слева от  людей вода почему-то  парила,
поднимались и  рассеивались в воздухе быстрые белые клубы.  Неслышно плыла
льдина,  высунувшаяся торчком из глубины.  Ее изъело солнцем,  жаркие лучи
выгрызли что-то вроде гигантских сотов на неровных откосах.  Она кренилась
постепенно, затем вдруг пошла решительно переворачиваться - верхняя часть,
всплеснув,  скрылась под водой, оттуда вынырнул другой бок, отшлифованный,
белый.
     Что-то   происходило  в   этом  на   первый  взгляд  недвижном  мире.
Тысячелетиями что-то готовилось и теперь назрело.
     Лед,  хотя и  повсюду лед,  был  неодинаков в  разных местах -  синие
оттенки перемежались с  зеленоватыми,  даже желтыми.  Здесь он иззернился,
там  шерстил,   присыпанный  вмерзшим  снегом,  тут  переламывался  четкой
хрустальной гранью.
     Волна  от  перевернувшейся льдины докатила от  берега,  омыла  ступни
мужчине. Он вздрогнул, очнувшись. Сотнями роились солнечные блики. Ледяная
кромка,   отделяющая  море  от  пологого  склона,  кое-где  была  широкой,
громоздилась утесами, кое-где, плоская, сужалась до двух метров или метра,
как мы смерили бы теперь.
     Угрюмо,  медленно мужчина снял с себя пояс с колчаном, взял у женщины
две свернутые шкуры, служившие обоим как шатер для ночлега. Он развернул и
бросил  шкуры  у  самой  воды,  опустился на  них.  Женщина  легла  рядом,
свернулась в  комок и  сразу уснула,  потому что  была  сыта и  смертельно
устала.  А  мужчина не мог и  не хотел спать,  ему надо было решить,  куда
теперь.   Он  подобрал  ноги,   обнял  колени,  просидел  несколько  минут
задумавшись.  Ему казалось,  что олени должны быть где-то  тут,  но только
путь к  ним преградила огромная вода,  которую двое и  помыслить не  могут
перейти.
     С   коротким,   оборванным  восклицанием  мужчина   встал,   прошелся
взад-вперед,  потом взял в руки топор - он чувствует себя уверенней, когда
пальцы охватывают костяную рукоять.
     Неподалеку послышался шорох  -  подтаявший ледяной нарост  сорвался с
утеса.
     В  этом  месте кромка берега совсем узка -  с  одной стороны море,  с
другой,   рядом  -  потонувший  в  провале  далеко  внизу  смутный  контур
полулеса-полутундры.
     Мужчина останавливается здесь,  в  узком  месте.  Без  мыслей взлетел
топор, ударил по льду раз, второй.
     И  вот  уже  заполнилась  бороздка,  первые  капли  стекают  за  край
гигантского блюда.
     Снова удар, изливается струйка и быстро-быстро делается ручейком.
     Это  привычно мужчине -  сбрасывать воду.  В  стойбище по  весне  так
приходилось делать в пещерах, где зимой не жили, не жгли костров, а только
хранили мясо.
     Еще удар,  ручеек набухает.  Пока безмолвный, он бежит между ступнями
мужчины,  который стал сейчас лицом к солнцу, к равнине. Поблизости пришла
в  движение поверхность воды,  а  движущаяся вода  -  совсем  не  то,  что
стоячая.  У нее другая сила,  ее молекулы трутся о молекулы льда, срывают.
Р-раз,  и  рухнул  расшатавшийся запирающий кусочек -  безмолвие сменяется
переливчатым шепотом! Р-раз, и выламывается маленькая глыбка!
     Ручеек заговорил, зажурчал, стал вдвое шире.
     А мужчина - на каком берегу ему остаться?
     Чрезвычайно важен  выбор,  хотя  человек  и  не подозревает о том.  С
правой стороны струйки он сделается предком  норманнов,  которым  обживать
неприветливые  фиорды  Скандинавии,  увидеть  на  горизонте березовые рощи
острова Гренландия,  высадиться  в  Америке.  С  левой  -  мужчине  начать
славянский  корень,  его  дальние  правнуки станут,  возможно,  воздвигать
златоглавый Киев,  столицу Древней Руси.  Кто-то из  них  в  страшную  для
русского  народа  осень  1240  года  будет смотреть,  как на низком берегу
Днепра собираются верткие широкоскулые всадники  в  долгополых  тулупах  и
больших  шапках-треухах  -  неисчислимые  полчища Батыя.  Но уйдет в Лету,
останется жив,  семя и страсть свою передаст тому,  кто в розовый утренний
час на поле Куликовом... Это если влево. Вправо же быстроходный остроносый
даккар,  неумолчный скрип уключин,  пенная морская волна,  а потом овцы на
горном лугу, безумие Эдварда Мунка, домик у чистого озера, музыка Грига.
     Удивительная альтернатива, и вариант определяется всего одним шагом.
     Вправо или влево?
     Мужчина переступает вправо,  подходит к  своей подруге.  Чуткая,  она
просыпается сразу и  встает,  освеженная,  сильная,  готовая к мгновенному
действию.  Но вокруг нечего делать,  и вот двое возле ручья.  А это именно
уже не ручеек,  а ручей,  который с каждой секундой ширится, превращаясь в
стремительную речку.  Струя  шириной в  полтора метра перекатывает ледяной
вал и  дальше внизу растекается пленкой.  Но  и  там начинает обозначаться
ложе течения.
     Теперь не остановить,  не закрыть бегущую воду, даже если б мужчина и
захотел.  Поблизости  в  море  изменились пути  течений,  пробуждены силы,
которые уже невозможно обуздать.
     Мужчина перепрыгивает на ту сторону,  обратно и снова туда.  Мелькнув
сквозь  водопад,   отломился  еще  кусок  ледяного  берега.   Речка  стала
наполовину шире, ее говор сменяется рокотом.
     Мужчина зовет женщину к себе, она подступает к струе, мерит взглядом,
качает головой.  Мужчина смотрит вниз.  Вода  уже  нашла себе дорогу,  она
катит мелким ущельем, от минуты к минуте размывая его, делая глубже. Поток
уже разделил склон пополам,  он растет,  питаясь не только сверху, но и по
пути захватывая воду, покрытый буруном, вспухший.
     А волки? Где они?
     Вот стая, всего в сотне шагов ниже. Днем хищники еще не подходили так
близко.
     Звери справа от  бегущей воды и  отступают перед ее разливом.  Знают,
людям надо на левую сторону.
     Мужчина берет брошенные на лед шкуры,  прыгает с ними через поток. Он
показывает женщине на волков. Скорее же, скорее, а то будет поздно!
     Тем временем на  ледяном валу отломился еще кусок.  Потом расширился,
напор сильнее.
     Женщина  колеблется,  затем  отступает  для  разбега,  примеривается.
Несколько быстрых шагов,  прыжок.  Нога попала на самый край уступа,  руки
взмахнули в воздухе, женщина падает. За несколько секунд ее сбивает с ног,
уносит,   сбрасывает  на  десяток  метров  вниз.  На  разливе  ей  удается
задержаться,  встать.  По колено в  ледяной воде,  женщина не осмеливается
сделать и шага, она подалась вперед, наклонилась. Холодные струи неумолимо
вымывают, выкапывают дно под ней, она еле удерживается на ногах.
     А все еще яркий день. На высоте ничем не загороженное солнце заливает
ослепительным светом  бесконечный склон,  неохватную  поверхность нависших
вод и ту льдину,  которая наверху развернулась и царственно направляется к
истоку реки.
     Мужчина швырнул копье и  топор в сторону.  Двумя длинными прыжками он
спускается.  Упал,  вскочил,  устремился к женщине.  Вот они рядом.  Идут,
держась друг за друга.  Обжигающе холодная вода по пояс обоим.  К счастью,
здесь маленькое плато,  где река растеклась.  Мгновение отдыха -  и дальше
влево.  Опять  глубина.  Женщина вдруг  проваливается с  головой.  Мужчина
пытается вытащить ее и тоже скрывается весь в потоке. Их несет по глубокой
ложбине.
     Все полноводнее река, сильнее ее ход.
     На какой тонкой нити повисли будущие отцы-охотники, отцы-земледельцы,
княжеский дружинник, крестьяне, солдат?..
     Оба выныривают,  мужчина яростно борется.  Обоих прижимает к ледяному
утесу. У женщины плотно сжаты губы, она не сказала ни слова, не крикнула с
того  момента,  как  упала.  Задыхаясь,  мужчина держит  женщину,  у  него
отнимаются занемевшие руки, он отчаянно осматривается.
     Что  такое?  Напор резко ослабел,  он  почти иссякает,  вода спала до
колена.
     Льдина!  Льдина, подплывшая там наверху, заперла реку. Однако верхний
слой теплой,  нагретой за день воды точит и  точит новые проходы с  боков,
проламывается и урчит, сотрясая ледяную глыбу.
     Мужчина  и  женщина  выходят  из  потока,  тяжело  дышащие,  побитые,
обессиленные и дрожа.
     Но  топор!  Лук и  стрелы!..  Все осталось на другой стороне.  А  без
оружия,   одежды,   инструментов  обрывается  связь  двоих  с  прошлым,  с
человечеством.  Они  сразу  скатятся на  положение голых  слабых животных,
которым не прожить и суток в холодной, бесплодной тундре.
     Женщина,  побелевшая,  синяя,  бежит наверх,  туда, где оленьи шкуры.
Мужчина, не раздумывая, бросается обратно в воду. Через минуту он начинает
подниматься.  Топор,  колчан,  мешок с рубилами и скребками - все в руках.
Разбег,  беззаветный  прыжок.  Женщина  подхватывает мужчину,  вдвоем  они
отбегают от пролома, дальше по узкой кромке между морем и спуском.
     Вовремя!  Льдина стала торчком, переворачивается и выламывает, падая,
десятиметровый кусок берега.  С  ревом обрушивается стена воды,  ее  серое
долгое тело устремляется вниз.  Переплетаются тугие струи, брызги взлетают
и блещут.  Водяная пыль поднялась над истоком, кусок радуги засвечивается,
меркнет,  опять  засвечивается.  Эшелонами низвергаются тяжкие  массы,  за
ними,  не прерываясь,  следуют другие.  Трещит,  разрушаясь, лед, округлая
линия  перелома  воды  протянулась  уже  на  пятьдесят  метров,   сто,  на
полкилометра.
     Где там волки -  они сгинули!  Сбежали, испуганные, и быстрыми тенями
уходят, скачут к западу.
     Новые течения возникли на ближайшем участке моря, рождаются, плывут и
исчезают  воронки  водоворотов.  Взметнулся  бурун  и  подтачивает высокий
береговой утес.
     В трех километрах ниже,  на равнине,  вода пришла и ударила.  Тут уже
озеро,  которое растет  с  катастрофической быстротой.  Кинулась в  разные
стороны живность,  что  не  видели,  не  умели увидеть люди -  охотники за
крупным зверем и волки-охотники.  Змейкой скользит горностай, бежит песец,
трясогузка взлетает над разоренным гнездом. Но никому не уйти. Низкорослый
ивняк скрыт с  верхушкой,  крутят водовороты,  сшибаются волны,  всплывают
глыбы льда, колеблются надолбы.
     Ревет и пенится вся извилистая дорога воды. В одних местах расходясь,
в других сжимаясь, современный весенний Днепр падает с заоблачных высот.
     А там,  наверху, к провалу подтащило айсберг. Белая гора поднимается,
нависла,  обламывает огромный кусок береговой кромки, и Волга, целая Волга
обрушивается в  бездну.  Воздух дрожит,  на  десятки километров разносится
канонадный  грохот.   Полная   радуга   перебросилась  на   высоте   через
стремительную реку,  чье  течение каждый миг  низвергает новые сотни тысяч
тонн воды.
     Солнце, белые льды, горизонт моря, горизонт суши и два человека...
     Что происходит?
     Кончается ледниковый период в Европе,  вот что!  Создается Балтийское
море.
     Около миллиона лет назад на планету с  ужасающей быстротой надвинулся
холод.   Там,  где  раньше  лежали  влажные  саванны,  стоял  жаркий  лес,
простерлась  белая,  гладкая,  мертвая,  как  на  Луне,  пустыня.  Область
высокого давления, возникшая у полюсов, повернула горячие ветры экватора с
меридианального направления на широтное,  пояс тропиков и субтропиков стал
царством  дождя,  который  непрерывно падал  каплями  величиной с  детскую
голову.  Умеренные и  высокие широты  сковал  жестокий мороз.  Лед  вобрал
невообразимые  массы  планетарной  воды,  иссушил  моря,  понизил  уровень
океанов,  разъединяя их, обрезая морские течения, которые прежде разносили
тепло по земному шару.  Сфера жизни на суше резко сократилась,  и человек,
как раз впервые вступивший в Европу,  был вынужден бежать.  Четырежды,  по
крайней мере, климат делал людей на континенте своей игрушкой, приглашая в
периоды  потепления  волны  человеческого  нашествия,   а   затем  изгоняя
первобытных охотников. Челнок с размахом в тысячи километров и сотни тысяч
лет: из Африки, из Азии в Европу, а потом обратно в Азию, в Африку. Только
неандерталец целых три оледенения сумел продержаться в  Европе,  но дорого
ему  дались тысячелетние зимовки.  Холод и  голод остановили развитие этой
ветви,  суровость  борьбы  за  жизнь  отбросила  неандертальцев обратно  к
полузвериному  облику.   И  когда  еще  раз  пришло  тепло,  когда  весной
зазеленели луга,  новые люди, вернувшиеся из Африки по мосту между Тунисом
и Италией,  не признали своего в низкорослом, косматом, жилистом обитателе
мрачных  пещер.  Неандерталец был  истреблен,  но  со  следующим  приливом
морозов  трудная  пора  настала и  для  победителей.  Опять  начали  расти
ледники,  тундра вытеснила лес. Однако человек был уже изобретательнее. Не
отставая от  мамонта и  оленя,  он  проник далеко на север,  неся с  собой
развитую культуру камня.
     И  вот  теперь опять  катастрофа,  снова  климат меняется -  уже  под
влиянием ледника уходящего.
     А что же управляет оледенениями?
     Процессы, происходящие на Земле.
     Возможно, изменения активности Солнца.
     Вероятно,  периодический (через 300  миллионов лет) выброс гигантских
масс вещества из центра Галактики.
     Не исключено,  что воздействие других галактик и  их скоплений на ту,
где мы, на то скопление, где наша родная Галактика.
     Грандиозен масштаб,  но пусть он не пугает нас.  Напротив, прекрасно,
что  наша историческая судьба со  столь многим связана,  зависит от  столь
многого.  Громоздятся горы,  дышат  огнем  вулканы;  зеленеет  лес,  сияет
солнце, хороводы звезд идут по своим кругам, и все это влияет на человека.
Значит,  мы не отщепенцы,  не просто так сбоку,  а  живая часть безмерного
целого, наименованного нами Вселенной.
     Вот они,  двое, на самом краю заоблачного моря. Быть может, в дальнем
космосе, в недоступной звездной чаще началось то, что привело их сюда.
     А они сами, что сделали они?
     Тысячелетиями истаивал  с  середины ледник,  покрывший север  Европы.
Чаша,   наполненная  талой  водой,  образовала  титанический  морозильник,
определяющий климат  материка.  Но  ударил  топор,  струйка превратилась в
ручей,  реку,  огромный водопад.  Как  сто Ниагар он  будет реветь недели,
месяцы, десятилетия.
     Вы слышите,  как вплетается в  рокот бегущих вод пенье длинной трубы?
То Спартак у Везувия ставит в ряд восставших гладиаторов.
     Вы  слышите,  различаете в  грохоте вспененных струй  конский топот и
крики?..  Это  воевода Боброк  поднял  руку.  Уж  русские войска прижаты к
берегу Непрядвы,  пал на  траву окровавленный князь Дмитрий.  Но  запасной
полк свеж,  выхвачены мечи из ножен,  сцеплены зубы,  взметнулась хоругвь,
отпущены поводья, дрожит земля.
     Все  уже  здесь...  Обрушившиеся воды  намечают современную береговую
линию Балтийского моря,  они соединятся с  Атлантикой,  перемешаются с  ее
нагретыми солнцем волнами,  и оттуда на север придет тепло. Освободившиеся
от  давления  вечного  антициклона  экваториальные ветры  повернут  внутрь
континента,  принося  туда  океанскую  влагу.  Чахлая  полутундра сменится
дубравами,  на опушке пчела зажужжит над цветком, крупные стадные животные
откочуют  далеко  на  восток,  и  вынужденно совершится в  Европе  великая
перемена -  от охоты человек перейдет к земледелию,  от сбора пищи -  к ее
производству.   Создастся  устойчивый,   легко  сберегаемый  излишек  еды,
поднимутся первые города, начнется цивилизация.
     Если б им знать, мужчине и женщине!
     Но они ничего не знают,  их страшат,  не радуют жаркое солнце,  белые
облака -  вестники другой эпохи. Мрачно глядя под ноги, мужчина завязывает
пояс с  колчаном и мешком.  На его мускулистом плече сочится кровью рваная
ссадина, косой шрам пересек лоб.
     Женщина свернула шкуры,  закинула за спину. Она кивает мужчине - слов
не услышишь в оглушительном реве,  и двое начинают свой путь кромкой  моря
туда,  к холмам, что огораживают затопляемую равнину. Двое ступают вниз на
склон.  Мужчина останавливается,  бросает последний взгляд  на  неохватную
поверхность льдистого океана. Его губы сжаты, брови нахмурены, но гордый и
горький вызов на миг выражается в глазах - все-таки двое  достигли  самого
края. Не их вина, что некуда дальше.
     И вот люди удаляются от нас. Очень медленно, так что целый час нужен,
чтобы им стать пятнышком на пустом белом фоне льдов и  снега.  Все меньше,
меньше  пятнышко,  наконец оно  исчезает совсем...  Двое  ушли  к  югу,  в
скифскую степь  будущего,  к  славянскому лесу,  в  глубину  пространств и
времен.
     Ушли,  но  вернутся,  не  пропадут.  Их кровь влилась к  нам в  жилы,
просочившись  сквозь  толщу   тысячелетий.   По   водам   отворенного  ими
Балтийского моря поплывут корабли,  на  его берегу Петербург раскинет свои
дворцы.  А там Сенатская площадь,  штурм Зимнего,  тяжелые бои в 1941-м на
Ораниенбаумском плацдарме,  от  крепости  Кронштадт крейсеры бьют  главным
калибром по  фашистским танкам дивизий Гота,  а  после  взлетят над  Невой
ракеты, знаменуя прорыв блокады.
     Двое свершили.
     А мы?.. Где оно, наше Балтийское море?
     Да  вот  оно!  Каждую секунду проливается первая струйка,  начинается
исток,  только надо уметь увидеть.  Дыхание,  жест,  слово,  поступок дают
начало таким развитиям, которых последствия не измерит никто.
     Может показаться, что первобытный охотник лишь потому приблизил конец
ледника, что мир тогда менялся, был в состоянии великой передвижки.
     Но мир всегда меняется,  и постоянно мы на последнем, решающем рубеже
своего времени.
     Как  песочные часы,  каждый  из  нас  на  перевале между  <недавно> и
<потом>,  только  песчинки-секундочки  текут  вверх,  в  завтрашний  день,
окрашенные нашим чувством, нашим делом.
     Миллионы лет  позади обеспечили возможность деяния,  на  миллионы лет
вперед лягут  тень  и  отсвет свершенного нами.  Австралопитек бросился на
леопарда, монах Роджер в келье-камере средневековой тюрьмы сел за рукопись
своего <Большого труда>,  Достоевский раздумывает на  мосту  через  Мойку,
братья  Райт  наконец отрегулировали зажигание у  мотора,  что  поднимет в
воздух их аэроплан, - и все это пришло к нам, вошло в нас... Композитор за
роялем,  на стыковку ведет космонавт свою небесную машину,  падает в землю
зерно,  кто-то гордый не сподличал,  а другой солгал -  все уже ложится на
будущее и определяет грядущие годы.  Всякий шаг ответствен