н, единственное,  против  чего  не
могут устоять акхарские чародеи. И он выпустит их в несметном количестве,  а
вести их будет Принцесса Бурь.
   - А такое возможно?
   - Клиттихорн думает, что да. Она думает, что  да.  Ему  каким-то  образом
удавалось впустить в Акахлар не очень мощные Ветры  Перемен,  причем  именно
там, где он хотел. А Принцессе удавалось повернуть их в нужном  направлении.
Но как управлять большими Ветрами, всеми сразу, над  всем  Акахларом?  Разум
подсказывает, что это просто невозможно. Разум и опыт также  учат,  что  эти
Ветры, выпущенные одновременно,  создадут  такую  нестабильность,  что  миры
обрушатся  один  на  другой,  а   Ветры   Перемен   пронесутся,   ничем   не
останавливаемые, над всеми землями, и тогда никто не будет  в  безопасности.
Одно это может заставить все  мироздание  рухнуть  в  небытие.  И  все,  что
когда-либо существовало, все, что  существует  сейчас,  все,  что  могло  бы
существовать, исчезнет бесследно.
   - Но должна же она знать это или хотя бы чувствовать!
   - Она всего лишь деревенская девушка, твоя ровесница, простая крестьянка.
Она унаследовала силу, но ей не дано понимания. Семь лет назад она  даже  не
подозревала, что существует нечто за пределами ее долины и ее народа. С  тех
пор  она  была  только  жертвой  насилия  и  обмана.  Откуда  ей  знать  или
чувствовать? Конечно, она видела Ветры и  знает,  как  они  опасны,  но  так
велика ее  жажда  мести,  столь  умело  вскормлена  ее  ненависть,  что  она
предпочитает бездействию всеобщую гибель, а другого выбора она не видит. Те,
кто идет за ней, сами не видят опасности,  они  лишь  жаждут  избавиться  от
вечного рабства. Они  скорее  предпочтут  восстать,  рискуя  положить  конец
пространству и времени вместе со всем сущим,  чем  смириться  с  извечностью
своего  положения.  Клиттихорн  полагает,  что,  если  наступит  конец,   он
останется  один  и  сотворит  вселенную  заново.   Единственный   властитель
Акахлара, а в случае его гибели - настоящий  бог.  Ему  кажется,  будто  ему
нечего терять. Она была в ужасе.
   - А... мог бы он  действительно  стать  богом?  Человек  с  такой  черной
душой?
   - Возможно. Он один из самых могущественных чародеев, которые  когда-либо
существовали. Однако вместе остальные чародеи, даже если их  немного,  могли
бы взять над ним верх. Но если Ветер Перемен разрушит их мандановые замки  и
вытянет весь воздух из убежищ, кто знает, чем может стать  Рогатый?  Как  бы
там ни было, мечты Принцессы Бурь пусты и беспочвенны.  Она  заменит  плохое
правление чистым злом или полным небытием!
   Это было ужасное видение. Оно не оставляло надежды. Это был  выбор  между
меньшим и большим злом, и другого пути не было.
   - Но почему я? При чем здесь я?
   - Поищи ответ в себе, вглядись в лицо Принцессы Бурь. Ты узнаешь  ее.  Ты
должна ее узнать. Вспоминай, вспоминай, что  было  до  того,  как  ты  стала
такой, как сейчас, вспоминай лицо и фигуру в зеркале. Вспоминай!
   Лицо  и  фигура,  смутно   отразившиеся   в   зеркальной   стене   где-то
далеко-далеко отсюда. Странное видение, бури  вокруг,  большой  и  безлюдный
поселок.
   Лицо и фигура, отраженные в огромном окне. Ее лицо. Ее фигура.
   - Боже мой! Как она похожа на меня...
   - Нет, не просто похожа. Она - это ты. Ты - Принцесса Бурь.
   - Но как же это может быть?
   - Акахлар окружен многими мирами. Люди в этих мирах - одни больше, другие
меньше - отличаются от чистокровных акхарцев,  но  некоторые  не  отличаются
вовсе. То же самое справедливо  и  для  необъятных  Внешних  Слоев,  для  их
миллионов  вселенных,  простирающихся  во  всех   направлениях   от   Центра
Мироздания. Почти все возможное уже произошло в одной или даже в  нескольких
из них. И неудивительно, что в этих вселенных  родилась  не  одна,  а  много
женщин, которые волею случая генетически совершенно идентичны  с  Принцессой
Бурь, хотя у них нет с ней ничего общего. И одна из них - ты.
   - Но я не могу повелевать бурями!
   Откуда она знала это? Она не могла припомнить...
   - Нет. Но Клиттихорн опасался, что его враги отыщут  двойников  Принцессы
Бурь и перенесут их сюда. Дар, а может быть, проклятие этой власти  заключен
в одном человеке - Принцессе Бурь. Но это сила, а не  разум.  Она  не  может
отличить вас друг от друга и наделяет властью вас  обеих.  Как  только  тебе
была открыта дверь в Акахлар, эта сила узнала тебя и стала и твоей силой.
   -  Если  таких  девушек  много,  оставь  меня  в  покое,  возьми  другую!
Человек-тень вздохнул:
   - Не так уж и много. Несколько. Клиттихорн разыскал  их,  опередив  своих
врагов, и уничтожил, убил. Они погибли, так и не узнав,  почему  и  за  что.
Лишь немногих удалось спасти и перенести  сюда.  Это  сделали  другие  силы.
Именно так ты и оказалась здесь. У тех девушек,  если  не  считать  внешнего
сходства, не было ничего общего с тобой. Да,  в  основном  они  предпочитали
одно и то же, им нравились или не нравились определенные вещи, они поступали
очень похоже, в общем, напоминали близнецов, но только воспитанных в  разных
мирах, разных культурах, разными родителями. Как  и  ты,  они  оказались  во
власти невзгод, чужой магии и таинственных сил Акахлара.  И  большинство  не
выдержало.
   Она была поражена.
   - И все они мертвы?
   - Нет. Только некоторые. Других изменили Ветры  Перемен  или  колдовство.
Третьи стали бесполезны, потому что попали во власть могучих и злобных  сил.
У тебя больше шансов на успех, чем у всех остальных.  Ты  единственная,  чье
место пребывания и состояние нам известно. Мы не выбирали тебя, и, по правде
сказать, будь у нас выбор, мы избрали бы кого-нибудь другого. Но у нас,  как
и у тебя, нет выбора. Клиттихорн охотится за тобой. Отыскать тебя здесь  ему
труднее, чем во  Внешних  Слоях,  здесь  он  не  может  призвать  на  помощь
колдовство.  Существование  нескольких,  подобных  тебе,  нарушает  действие
заклинаний. Ему приходится идти обычным путем,  как  и  нам.  Если  тебе  не
удастся достичь замка Масалур в Масалурской средине, ты погибнешь. Возможно,
вместе с тобой погибнет и надежда остановить Клиттихорна. Если тебе  удастся
добраться  до  Масалура  и  если  ты  сможешь  помочь  одержать   верх   над
Клиттихорном - а это нельзя гарантировать, даже если ты доберешься до  замка
и вступишь в сражение, - тогда ты освободишься. Другого выбора  нет.  И  нет
другого пути.
   Это были хладнокровно обдуманные слова. Нет выбора. Нет другого пути.
   - Что мне делать? - покорно спросила она.
   - Прежде всего решить, кто ты и кем ты хочешь быть.
   Странное требование.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Кто ты?
   И правда,  кто?  Этот  вопрос  сам  по  себе  вызвал  у  нее  не  меньшую
растерянность, чем все, что происходило до этого. Ей хотелось  быть  Майсой,
но быть Майсой она не могла. Маиса не смогла бы справиться со всем этим,  не
смогла бы противостоять могущественным силам, она в ужасе бежала бы к  своим
друзьям, к общине.
   Была еще одна -  Сэм.  Смутные  воспоминания,  обрывки  мыслей,  сплошные
пробелы. Она помнила Сэм в Акахларе, хотя и не очень четко, но была еще  Сэм
до Акахлара, и эта Сэм была чужой, расплывчатой, неуловимой...
   Кем она хочет быть? Это проще. Обе Сэм были несчастливы. Они  никогда  не
действовали  сами.  Они  только  старались   соответствовать   ожиданиям   и
представлениям других. А другие высмеивали ее  низкий  голос,  ее  любовь  к
спорту, ее отметки - все, все, все... Та, первая, Сэм восстала,  но  выбрала
неверный путь. Села на диету, чтобы оставаться худой. Пренебрегала  одеждой,
косметикой, вела себя, как мальчик, разговаривала резко и грубо.
   Но ее тело все равно превращалось в женское, и, когда мальчишки  выросли,
она осталась маленькой.
   Внезапное воспоминание: она и мальчик по имени Джонни, одни,  в  темноте,
на спортивной площадке. Им обоим по шестнадцать, он  заигрывает  с  ней.  Ей
страшно, но любопытно. Ему, наверное, не  впервой,  а  она  знает  обо  всем
только из романов и мыльных опер. Ей нравится, когда он  обнимает  и  целует
ее, но идти до конца... это слишком... А он не мыслит другого.  Он  спускает
штаны и обнажает свой... свой... Он большой, просто  громадный,  твердый,  и
это совсем не похоже на то, что она себе представляла, хотя она не могла  бы
сказать, что конкретно она себе представляла. И он хочет засунуть это  ей  в
рот, о нет! Это ужасно и... и... с него течет! Это отвратительно! Ее вот-вот
стошнит... Так не должно быть! И она бежит прочь  от  него,  прочь  от  всех
них...
   Она не могла связать  эту  картину  с  каким-то  определенным  миром  или
жизнью, она даже не могла припомнить, что такое  "спортивная  площадка",  но
заново почувствовала свое тогдашнее отвращение.  Если  именно  этого  хотели
мужчины, а девушки именно это должны были им давать, то она не хочет иметь с
этим ничего общего.
   Еще воспоминание: она и другая девушка, испуганные, одинокие, в маленьком
заброшенном домике, где-то в другом мире.  Она  перепугана  до  смерти.  Она
цепляется за подругу - Чарли,  -  единственную  настоящую  подругу,  которая
тогда у нее была. Чарли чувствует ее одиночество, они занимаются любовью,  и
это замечательно, но она знает, что для Чарли это сочувствие, а не любовь.
   Снова воспоминание: Бодэ, которая любит  Сэм,  потому  что  девушка  была
первой, кого увидела художница после того, как выпила любовное зелье. У Бодэ
причудливые сексуальные вкусы, она ненасытна, но с ней  безопасно.  Не  надо
тревожиться о том, как она, Сэм, выглядит или поступает. Любовь и сила любви
Бодэ абсолютны и незыблемы. Сэм толстеет,  становится  ленивой,  но  все  же
чувствует неясную тревогу. Из-за того, что любовь Бодэ вызвана  зельем,  Сэм
не верит до конца в ее подлинность, поэтому не может  отдавать  столько  же,
сколько получает. А из-за того, что Бодэ - женщина, все кажется каким-то  не
правильным. Проклятие, она же не извращенка!
   Воспоминание: Акахлар. Большой караван фургонов. С помощью гипнотического
заклинания, испытывая одновременно чувства ревности, любопытства и вины, Сэм
заставляет одного из возниц заняться с нею любовью, и тот  старается  вовсю.
Но почти единственное ее ощущение - разочарование. То,  что  он  делает,  не
может сравниться с тем, что она получала от  Бодэ,  к  тому  же  он  кончает
слишком быстро.
   Воспоминание: она связана и распростерта на жесткой земле.  Трое  грубых,
жестоких, вонючих мужчин снова и снова насилуют ее, и она закрывает глаза  и
старается не чувствовать вони...
   Но Маису приняли. Маисе не приходилось стараться соответствовать каким бы
то ни было стандартам приюта. Мужчины приударяли  за  ней,  но  это  было  в
порядке вещей, а девушки держались с ней просто. Никто  не  смеялся  над  ее
низким голосом, полнотой  или  неумением.  Для  тех,  кто  честно  трудился,
остальное не имело никакого значения. В общине она не чувствовала  ни  вины,
ни стыда, ни давления, она наслаждалась тем, что она женщина,  и  всем,  что
было с этим связано. Здесь никто никого не осуждал,  никто  не  ставил  себя
выше другого, и все были равны.
   А эта чертова Принцесса Бурь тоже толстая! Может быть, не такая  толстая,
как она, но все-таки изрядная кубышка.  Чарли  -  та  была  "двойником",  но
идеальной, а не реальной девушки. Ее создали магия и алхимия. Сэм никогда не
сможет стать такой, как  Чарли.  Лучшее,  чего  она  может  достичь,  -  это
выглядеть, как Принцесса Бурь. Да и зачем,  черт  возьми,  Сэм  походить  на
Чарли?
   Она снова увидела  свое  отражение  в  огромной  грани  и  принялась  его
рассматривать. Ладно, она - толстуха.  И  все  же  она  привлекательна,  да,
привлекательна, черт возьми. К тому же ей совсем неплохо  и  в  таком  виде.
Неплохо, вот нужное слово. Ей и так неплохо, и ее, черт  побери,  совершенно
не волнует, что думают остальные. Сэм никогда себе не нравилась, а вот Маиса
себя любила.
   И, черт возьми, она постарается и впредь любить себя.  Грани  закружились
вокруг нее, как снежная буря, она падала... падала... И вдруг почувствовала,
что лежит спиной на чем-то твердом и движущемся, а вокруг стоит  неимоверная
жара.

***

   Девушка открыла глаза и села. Никогда еще  ее  мысли  не  были  яснее,  а
чувства острее, чем сейчас. Ей ужасно хотелось пить, и она просто умирала  с
голоду.
   Она выбралась из своего убежища - какого-то ящика, черт его возьми,  -  и
огляделась. Это был фургон,  запряженный  наргами,  сзади,  очевидно,  брела
лошадь, а то и две, привязанные к фургону.
   Фургоном  правил  огромный  человек  в  навигаторской  оленьей  замше   и
широкополой, похожей на ковбойскую, шляпе. Они ехали по Кудаану,  настоящему
Кудаану - знойной пустыне.
   Она чувствовала недоверие к навигаторам. Один из них -  кто  и  когда?  -
считался ее другом, а потом пытался предать ее.  Воспоминания  расплывались,
трудно было за что-нибудь уцепиться. Она вылезла из  ящика  в  фургоне,  она
была совершенно голая, а единственным человеком в округе был этот здоровяк.
   Он услышал ее, но не обернулся.
   - Если ты уже проснулась и неплохо себя чувствуешь, то  питьевая  вода  в
бочонке, на котором нарисован знак воды, есть еще теплый  эль  в  бочонке  с
нарисованной кружкой. Еще сухари и вяленое  мясо,  ты  найдешь  их  рядом  с
бочонками, в коробке, на которой нарисован ромб.
   Она подпрыгнула от неожиданности, но сразу взяла себя  в  руки.  Ну  нет.
Довольно всякой чепухи. Она раздета и умирает от голода и  жажды.  Пока  она
спала, этот парень мог сделать с ней все, что угодно, но не сделал  же,  так
что нечего пугаться. Пиво - это, конечно,  заманчиво,  но  только  не  такое
теплое. Вода намного холоднее, но пустыня это пустыня. Во всяком случае, она
напилась и подкрепилась.
   Только тогда девушка решилась пробраться вперед и  посмотреть  на  своего
попутчика. Нагота ее не смущала. Пусть смотрит, если хочет.
   Он действительно был рослый, выше шести футов - и сильный, хотя  выглядел
гибким и стройным. На его лице читались следы непогоды и тяжелого труда.  Он
был словно воплощением мужественности, какого она  никогда  не  встречала  в
реальной жизни.
   - Я Крим, - дружелюбно представился он. - А ты сегодня кто?
   - Я... я - Маиса, - ответила она, - а еще  я  и  Сузама,  и  Сэм,  и  еще
какое-то длинное  имя,  я  не  могу  его  сейчас  припомнить.  -  Ее  тон  и
произношение остались чисто крестьянскими, но говорить она стала правильнее,
как крестьянская девушка, которая долго служила в господском доме. - У  меня
в голове все перепуталось.
   Он кивнул:
   - Понятно. Будем надеяться, что со временем все встанет  на  свои  места.
Кстати, ты знаешь, кто я такой и куда мы рано или поздно должны попасть?
   - Думаю, тебя нанял человек-тень, чтобы ты привез меня к нему, - ответила
она, а потом нахмурилась. - Мне кажется, что давным-давно кто-то, одетый так
же, как ты, должен был это сделать, но он меня предал.
   Крим кивнул:
   - Я слышал об этом. Должен тебе сказать, что у меня, как и у  большинства
независимых навигаторов, есть свои странности и недостатки, но от недостатка
честности я избавлен. Плата мне полагается, только когда я доставлю тебя,  и
эта плата  так  высока,  что  тому,  кто  предложит  больше,  просто  нельзя
доверять. Может быть, Булеан такой  же  сумасшедший,  как  и  все  остальные
колдуны, но слово он держит. И потом, дело не только в цене. Я ни за что  не
стану работать на второго колдуна, а он  единственный,  кому  ты  нужна  еще
больше, чем Булеану.
   - Булеан,  -  повторила  она.  -  Да.  Теперь  я  вспоминаю.  Это  и  был
человек-тень?
   - Не знаю, не знаю, я не видел никаких теней. Обычно он является  либо  в
виде голоса, либо как видение, но тень ничуть не хуже. Черт возьми, даже его
имя - это шутка. На языке, на котором он думает,  это  и  не  имя  вовсе,  а
название системы счисления. Давным-давно ее изобрел житель Внешних Слоев  по
имени Буль. Думаю, наш полоумный чародей взял это имя потехи ради.
   Она уставилась на навигатора.
   - Ты знаешь о Внешних Слоях? А как насчет языков?
   - Ну, некоторые из них. Так уж получилось, что  давным-давно  я  поневоле
приобрел эти знания среди прочих, а как они мне достались, это совсем другая
история. А ты, как я слышал, сама из Внешних Слоев?
   Она колебалась.
   - Я... я знаю, что да, но у меня нет четкого представления о том, что это
такое. Только бессмысленные отрывки воспоминаний.
   Он повернул голову и произнес неприятно звучавшую монотонную  фразу.  Она
посмотрела на него и помотала головой.
   - Не поняла?
   - Это ни на что не похоже.
   - Это английский, мне сказали, что это твой  родной  язык.  Возможно,  со
временем он к тебе вернется. Этот язык очень полезен, когда  имеешь  дело  с
Булеаном. Это его язык. По крайней мере один из них.
   Она вздохнула и покачала головой:
   - Столько всего... потеряно. Я вспоминаю всякие картины,  но  в  них  нет
никакого смысла, и они никак между собой не связаны.  Будто  воспоминания  о
том времени, когда ты был совсем малышом. Какие-то общие контуры, но никаких
деталей, черт их побери.
   - А что же ты помнишь хорошо? - спросил он, пытаясь ей помочь.
   - Ну конечно, все о том, как я была Майсой. Все, за исключением последней
ночи, когда у меня начались спазмы и я отправилась в больницу.  После  этого
почти ничего, кроме, пожалуй, прекрасной женщины, возможно, самой прекрасной
из всех, кого мне доводилось видеть. Она вела меня куда-то. Вот и  все.  Или
она мне приснилась?
   - Нет, - ответил Крим. - Это Кира. Скоро ты ее увидишь.  И  это  все?  Ты
помнишь только Маису?
   - Нет, нет. Но чем дальше назад, тем сильнее все расплывается. Я  жила  в
Тубикосе. Долго жила. Не в том ханжеском мире, где живет  большинство,  а  в
квартале развлечений, куда эти лицемеры  бегут,  чтобы  выпустить  пар.  Моя
возлюбленная   -   художница    и    алхимик    -    создавала    прекрасных
девушек-куртизанок. Я все это помню,  только  немного  смутно.  Моя  подруга
стала куртизанкой. Мы с Бодэ вроде как жили за  ее  счет,  а  она  вовсе  не
возражала, как ни странно. Она умница, собиралась стать  королевой  большого
бизнеса и все такое прочее, а потом вдруг обнаружила, что ей  нравится  быть
шлюхой. И ей это действительно нравилось. Забавно.
   Крим пожал плечами:
   - Возможно. А может, все так заняты, пытаясь стать  тем,  чем  их  желают
видеть другие, что у них не хватает времени на то, чтобы быть самими  собой.
Лучше бы этим делом занимались только те, кому этого хочется, и получали  бы
от этого неплохой доход. Ведь те, кто идет к проститутке, покупают  то,  что
им необходимо, но чего они не могут получить в своей обычной жизни,  где  им
приходится заботиться о мнении других. Конечно, это не мое  дело,  но  я  не
могу осуждать тех девушек, которые занимаются этим, потому что им самим  это
нравится. Другое дело, что вокруг вечно крутятся всякие мерзавцы, к тому  же
потом, когда молодость пройдет, можно оказаться ни с чем.
   - Возможно. Думаю, что я сама была так  занята  тем,  что  твердила  себе
"меня не волнует, что обо мне думают другие", что забывала о других, которые
тоже имеют право так думать.
   - А ты помнишь что-нибудь еще, до Тубикосы?
   - Смутно. Кажется, тогда у меня в жизни не было ни  особых  радостей,  ни
значительных событий. Всплывают  какие-то  отдельные  картины  да  несколько
приятных воспоминаний о таких вещах, которых нет в Акахларе, по крайней мере
я убеждена, что их не может тут быть. По правде  говоря,  я  не  очень-то  и
стараюсь припоминать. Я вроде бы знаю, куда мы направляемся, почему я должна
туда ехать и что я должна делать, но все это приблизительно. А  еще  я  хочу
найти свою возлюбленную и свою подругу. О них что-нибудь слышно?
   - О да. Они могли бы оказаться там же, где и ты, но  подумали,  что  тебя
схватили всадники в черном. Они попали в лапы  банды  превращенцев,  которые
приняли твою подругу за тебя и забрали их в свой  лагерь.  О