х  "офицеров",  который  вился
вокруг генерала, все ей объяснил.
   Она предназначалась не Ходамоку и его мальчикам, а многочисленным гостям.
Это были акхарцы, многие уже начинали стареть.  Чарли  догадалась,  что  они
старые друзья и потенциальные  союзники  хозяина,  которые  раньше  занимали
видные посты в королевском окружении.  Генерал  все  еще  обладал  некоторым
влиянием, возможно, он даже надеялся со временем вернуться ко двору.
   С одной стороны, Чарли, которой практически нечего было делать,  получала
удовольствие от своих обязанностей, хотя попадались и клиенты  с  вывертами.
Однако все они раньше были большими шишками в Маштополе,  а  значит,  должны
были слышать и о Принцессе Бурь, и о  том,  что  ее  двойников  разыскивают.
Каждое новое знакомство таило угрозу, поэтому она  старалась  спрятаться  за
образ Шари, надеясь, что личина куртизанки отведет от нее подозрения.
   Но беда была еще и в том, что она нестерпимо скучала. Пару раз  в  неделю
ее вызывали,  чтобы  "обслужить"  знатных  гостей,  а  потом...  ну,  просто
забывали о ней. Не зная языка, Чарли не могла ни с  кем  сблизиться,  запрет
выходить из дворца не  позволял  и  думать  о  том,  чтобы  найти  Бодэ  или
попытаться разузнать, что творится в этом безумном мире.
   Для развлечения девушка примеряла какие-то причудливые и  соблазнительные
одежды, пробовала разную косметику, но, кроме этой чепухи, у нее  ничего  не
было, и никому даже в голову не приходило, что ей нужно что-то еще.
   Если бы хоть иногда прогуляться по подземному городу! Пройтись по  рынку,
по магазинам, поглазеть на людей. Ей даже не нужно было денег: просто ходить
по магазинам куда интереснее, чем что-то покупать. Однако ответ  на  все  ее
просьбы всегда был один и тот же: она слишком дорого стоит, чтобы  отпускать
ее в этот бандитский город, господин вовсе не хочет,  чтобы  пострадала  его
собственность. Ходамок страшно удивился бы, если бы ему сказали, что она еще
и женщина.
   И, что было хуже всего, ее зрение все слабело и слабело. Чарли  старалась
как можно больше времени проводить  на  поверхности,  при  солнечном  свете,
потому что только там она видела еще сносно. Даже в доме ей требовался яркий
светильник, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, да и  то  смутно.  Теперь  она
видела только то, что находилось прямо перед ней,  боковое  зрение  отказало
совершенно. Прислуга знала об этом, но не придавала  этому  значения:  чтобы
делать то, что от нее требовалось, хорошее зрение было не нужно.
   Велик был соблазн сделать Шари полной хозяйкой своего тела. Скорее  всего
этой пустоголовой красотке здесь было бы гораздо легче. Чарли еще держалась,
но без надежды жить становилось все труднее и труднее. Будущее  казалось  ей
совершенно беспросветным. Похоже, ей предстоит провести остаток жизни в этом
всеми богами забытом месте одинокой, немой, слепой рабыней.

4

Попытки взаимопонимания

   Эну, розоватый фрукт, по вкусу похожий на дыню,  рос  на  деревьях  футов
пятнадцати высотой. Пока он еще не созрел, его нельзя было срывать, но, если
не сорвать вовремя, он становился слишком тяжелым, падал на землю и лопался.
Под деревьями приходилось бродить по колено в  грязи:  система  оросительных
каналов снабжала плантацию водой.
   Поодаль постоянно маячили солдаты в форме. Часовые  охраняли  рабочих  от
возможного нападения со стороны Пустошей.
   Нужно было прислонить к стволу маленькую деревянную лестницу и взобраться
на дерево с корзиной в руках. Женщины здесь  носили  что-то  вроде  коротких
шорт, а мужчины - подобие набедренных  повязок.  Голову  обвязывали  широкой
тесьмой, чтобы пот не стекал на лицо, а на руки надевали  толстые  перчатки.
Приходилось довольно часто спускаться, чтобы  вывалить  собранные  фрукты  в
огромные ящики - их много было  расставлено  по  всему  полю.  Обобрав  одно
дерево, переходили к следующему.
   Каждому сборщику устанавливали норму: количество деревьев,  которые  надо
было обобрать за день. При этом довольно справедливо учитывались  физические
возможности рабочих. Надо сказать, все работали с  удовольствием,  гордились
своей работой и соревновались в том, кто и насколько перевыполнит норму.
   Собирать эну было несложно, но  утомительно,  помогала  макуда  -  особое
зелье, которое не причиняло вреда, но придавало бодрости,  подавляло  жажду,
уменьшало выделение пота. Макуду можно было найти у ящиков,  куда  сваливали
фрукты. Сэм так долго прожила с Бодэ, что перестала бояться зелий,  особенно
таких, которыми пользовались все и понемногу.
   Макуда и  вправду  помогала.  Усталость  улетучилась,  Сэм  почувствовала
прилив энергии, желание работать и удовлетворение от того, что  она  делала.
Всевозможные заботы, сожаления, тревоги исчезли,  монотонность  работы  даже
стала  нравиться.  Сэм  чувствовала,  что  почти  сливается   с   остальными
сборщиками, объединяется в некое коллективное "я", в котором не было ничего,
кроме работы и товарищества, хотя сами рабочие были обычным для этого  места
сборищем мужчин, женщин и... ну, скажем, созданий.
   Обратно Сэм ехала в одной телеге с рабочими, с удовлетворением поглядывая
на нарг, которые тащили  собранные  фрукты.  "Здесь  есть  частица  и  моего
труда", - вертелось у нее в голове.
   Действие макуды постепенно слабело, она почувствовала, как на самом  деле
устала: все тело так и ломило от боли. Хотелось только принять ванну, поесть
и завалиться спать, однако появилась Авала.
   - Милорд герцог приглашает тебя отужинать вместе с ним, - сообщила она. -
Он всегда сам встречается с новоприбывшими.
   - Не знаю, смогу ли я, - простонала Сэм. -  Так  устала,  что,  по-моему,
засну прямо над салатом. Авала улыбнулась:
   - Ты привыкнешь. Но милорд герцог хочет видеть тебя именно сегодня, когда
ты работала лишь часть дня. Существует зелье, похожее на макуду, оно  снимет
усталость, придаст сил, но оставит голову свежей. А если  ты  задержишься  у
герцога допоздна, то завтра тебя освободят от работы. Идем,  я  помогу  тебе
помыться и переодеться, а потом провожу к герцогу.
   Зелье оказалось очень действенным. Выйдя из ванны, Сэм почувствовала себя
совершенно свежей.  Она  надеялась,  что  зелье  перестанет  действовать  не
слишком скоро.
   Она надела ту же бежевую блузу  и  длинную  юбку,  пестрый  узор  которой
гармонировал по цвету с блузой.  Наряд  завершили  высокие  башмаки,  и  Сэм
почувствовала себя почти на высоте, особенно провозившись целый день в грязи
и чуть ли не голышом.
   Покои губернатора и помещения администрации находились наверху.  Сэм  еще
никогда не доводилось бывать в домах знатных акхарцев, и она  была  поражена
великолепием обстановки.
   Когда они поднялись по лестнице, Авала передала ее на  попечение  Медака.
Теперь он был в башмаках и штанах, хотя они казались не совсем уместными  на
человеке, у которого вместо рук крылья.
   - Привет, - поздоровался крылатый юноша. -  Я  рад,  что  ты  так  хорошо
выглядишь.
   - Это снадобья, - ответила Сэм. - На самом деле я чертовски устала, но не
могла же я отказаться от такого приглашения.
   - Кажется, тебя послали на плантацию эну, - улыбнулся он.  -  Я  пролетал
над ними. Знаешь, прежде чем мы войдем, мне хотелось  бы  предупредить  тебя
кое о чем. Я видел, что ты очень терпима к превращенцам, этим  можно  только
восхищаться, но мне необходимо подготовить тебя к встрече с матерью.
   - С твоей матерью? - Она приподняла брови. Он кивнул:
   - Мы возвращались вместе с караваном  после  одного  из  тех  официальных
визитов,  которые  время  от  времени  приходится   наносить   всем   членам
королевской семьи в знак  доброй  воли,  дружеского  расположения  и  прочей
чепухи. Это случилось в Гриатиле, одной из наших земель, мы были всего  лишь
в одном дневном переходе от дома, там мы оказались бы в безопасности. И  тут
внезапно налетел Ветер Перемен. Он был очень  жестоким.  Разумеется,  у  нас
были плащи из  мандана,  но  сначала  надо  найти  какое-нибудь  углубление,
спрятаться в нем, накрыться плащом и ждать, когда навигатор  подаст  сигнал,
что  опасность  миновала.  Это  прекрасный  способ,  если  вы  предупреждены
заранее, если караван заметил приближение Ветра, но мы были слишком близко к
тому месту, откуда этот  Ветер  ворвался  в  Акахлар.  У  нас  едва  хватило
времени, чтобы броситься на землю и натянуть на себя  манданские  покрывала.
Земля  была  неровная,  поросшая  травой,  а  ураган  -  неслыханной   силы.
Манданские плащи очень тяжелые, такими они и должны быть,  но  мой  прилегал
неплотно, и, когда налетел Ветер, плащ приподнялся. Я  лежал  ничком,  ветер
прошел под плащом, который тут же снова накрыл меня. Не поднимая  головы,  я
попытался придержать его... и лишился рук. Мне было всего четырнадцать, и  я
закричал от ужаса.
   Сэм кивнула. Она лишь раз видела Ветер Перемен в своем странном  полусне,
но все, о чем говорил Медак, представилось ей очень живо.
   - Моя мать лежала ко мне лицом, она услышала мой крик и  подняла  голову,
чтобы взглянуть, что со мной. Ее лицо и шея оказались полностью открыты.  Ни
один Ветер не похож на другой, у каждого свой, особый характер.  Мама  будет
на ужине, и не только потому, что это ее долг, но и потому, что в обществе я
могу принимать пищу только с ее помощью. Она не может говорить, но разум  ее
не изменился. Мне бы не хотелось, чтобы ей было больно.
   - Не бойся. Сегодня  я  работала  с  такими...  гм...  странными  людьми,
которых раньше и представить бы не могла, и ничего. А те, кто напал на нас и
так жестоко надругался над  нами...  они  были  акхарцами.  Ими  командовала
превращенка, но сами-то они внешне были "нормальные", по здешним меркам.  Но
по сути именно они были настоящие чудовища. Я научилась не судить о людях по
внешнему виду. И не причиню боли ни тебе, ни твоей матери.  -  "Надеюсь",  -
добавила она про себя.
   - Спасибо, - улыбнулся он. - А теперь, если угодно, пойдем со мной.
   Они вошли в коридор, украшенный портретами и скульптурами.
   - Интересно, - заговорила Сэм.  -  Мне  просто  любопытно.  У  тебя  были
открыты только руки, и все же изменились не только они. Полые кости,  и  все
прочее, что необходимо для того, чтобы ты мог летать, чтобы тебе хватало сил
и энергии.
   - Такова природа Ветров, - кивнул Медак.  -  В  них  всегда  присутствует
некая целостность. В любом случае изменяется весь организм, и потом он живет
как совершенно новое целое. Не важно, какая  часть  подверглась  воздействию
Ветра, все равно перестраивается все тело. У моей матери нет крыльев, но  мы
существа, схожие между собой. Не будь это кровосмешением, мы могли  бы  даже
иметь детей, которые напоминали бы либо  ее,  либо  меня.  Существуют  целые
расы, которые возникли под действием Ветров и которые в состоянии продолжать
свой род. Ага! Вот мы и пришли.
   Два стражника в полной парадной форме стояли у огромных дубовых дверей и,
как только Медак и Сэм приблизились, распахнули перед ними тяжелые  створки.
За дверью оказался просторный зал,  обшитый  деревянными  панелями,  посреди
которого стоял большой стол. С каждой его стороны стояло по  шесть  стульев,
обитых дорогим атласом, еще два стула были поставлены  во  главе  стола.  На
столе были расставлены зажженные канделябры. Обстановка  была  действительно
королевской, и Сэм подумала, что ее  одежда  явно  не  гармонирует  с  такой
роскошью. Она почувствовала облегчение, заметив, что людей будет немного.
   Герцог, судя по всему, должен  был  поместиться  во  главе  стола,  Медак
подвел Сэм к месту слева от герцога и попросил извинения за то, что не может
отодвинуть для нее стул.
   Почти немедленно из других дверей появился герцог, за ним  следовала  его
жена и еще один человек, вероятно, кто-то из  приближенных.  Губернатор  был
поразительно красив, он принадлежал к тому типу мужчин, которые с  возрастом
становятся  еще  представительнее  и  величественнее.  У  него  были  густые
волнистые волосы, пышные, ухоженные усы, надменное, аристократическое лицо и
королевская осанка.
   Трудно было предположить, как выглядела раньше его  жена,  но,  вероятно,
герцогиня была  достойна  мужа.  Даже  сейчас  она  сохраняла  поразительную
фигуру, которую замечательно подчеркивало парадное платье. Но на ее  хрупких
плечах держалась огромная голова хищного сокола.
   При их появлении Сэм молча поднялась, стараясь не слишком  таращиться  на
герцогиню.  У  нее  мелькнула  мысль,  что  она  не   имеет   ни   малейшего
представления о том, как полагается приветствовать герцога. Может быть, надо
поклониться, или поцеловать его перстень, или сделать реверанс?
   - Садитесь, садитесь, пожалуйста! -  приветливо  проговорил  он  глубоким
баритоном, который очень подходил ко всему его облику. -  Мы  стараемся,  по
возможности, избегать церемоний. Это один из тех  немногих  плюсов,  которые
имеет здешняя жизнь. - Он подвел жену  к  ее  месту  и  взглянул  в  сторону
Медака. Только сейчас Сэм  заметила,  что  все  стулья  сделаны  так,  чтобы
крылатому юноше было удобно на них сидеть. Потом герцог  опустился  на  свое
место, а его спутник сел рядом с Сэм.
   Незнакомец был довольно полный, лысый, лет пятидесяти на вид, но лицо его
казалось усталым, а глаза скрывались за толстыми стеклами очков.
   - Я - герцог Алон-Паседо, это моя жена, герцогиня Йова, господин слева от
вас - Кано Лейс, директор приюта, который мы здесь основали. С моим сыном вы
уже знакомы. Он часто находит в пустыне  тех,  кто  нуждается  в  помощи,  и
приводит их к нам. Но довольно! Давайте поедим, а потом будет  время  и  для
разговоров.
   Это был замечательный ужин, хотя половину  блюд  Сэм  никогда  прежде  не
видела, а те, что ей были знакомы, отличались необычным и изысканным вкусом.
Если большинство обслуживающего персонала принадлежало к  беженцам,  как  их
тут называли, то один из них, должно быть, был в прошлом шеф-поваром.  Блюда
подавали двое мужчин и две женщины, подносы доставляли из кухни через  окна,
скрытые декоративными ширмами.  Слуги  были  одеты  так  же,  как  остальной
персонал приюта, но их юбки  и  саронги  были  сшиты  из  дорогой  ткани,  а
гирлянды цветов, украшавшие их,  казались  особенно  свежими  и  роскошными,
женщины пользовались косметикой.
   Сама герцогиня ничего не ела и не пила, она была занята тем, что  кормила
своего сына. Медак, казалось, уже успел привыкнуть к этому и  не  чувствовал
ни малейшего смущения от своей беспомощности за столом. Сэм подумала, что ей
не хотелось бы видеть, какую пищу и как поглощает эта соколиная голова.
   Герцог умело управлял легкой застольной беседой, предметом  которой  была
главным образом Сэм.
   - Вы родом не  из  срединной  земли,  -  осторожно  заметил  он,  -  хотя
по-акхарски вы говорите  очень  хорошо.  Вы  родились  в  одной  из  колоний
Тубикосы?
   - Нет, ваша милость, - ответила она, надеясь, что  употребила  правильное
обращение, - я вообще родом не из Акахлара. Я одна из тех,  кто  внезапно...
оказался здесь... к своему глубочайшему удивлению.
   -  О...  Как  интересно!  И  вы  так  хорошо  говорите  по-акхарски.  Это
поразительно богатый язык, но говорить на нем - сущее  мучение.  Подозреваю,
что его специально сделали таким, чтобы ни один житель колонии не  смог  его
выучить. Чтобы его знать, надо родиться здесь. Скажите, как же  вам  удалось
овладеть им?
   - Волшебство, ваша милость, - ответила она.
   - Ах, да. Припоминаю, мне говорили о чем-то вроде  заклятия,  наложенного
на вас акхарским чародеем. Так вот в  чем  дело...  Обычно  жителям  внешних
миров удается изучить наш язык только в том случае,  если  они  наделены  от
рождения магическими талантами. Но опытный  чародей  может  и  передать  это
умение.
   К огромному облегчению Сэм герцог вдруг оставил эту тему. Ей не  хотелось
бы лгать ему, но не хотелось и признаваться в том, что, по  сути  дела,  она
тоже наделена  некоторыми  магическими  талантами.  Именно  из-за  этого  ее
преследовали и в том мире, где она родилась, и здесь, в Акахларе.
   Герцог вдруг спросил ее:
   - Похож ли ваш родной мир  на  какой-нибудь  из  тех,  что  вам  довелось
увидеть здесь?
   - Не то чтобы очень, хотя мне кажется, что люди  везде  остаются  людьми:
хорошими, плохими, иногда никакими. Но вот у нас, например,  намного  больше
машин.  Летающие  машины,  говорящие  машины,  машины,  которыми   постоянно
пользуются вместо лошадей.
   Герцог кивнул:
   - Я слышал о таких мирах. Мы тоже могли бы построить разные машины, но  в
условиях Акахлара, когда все миры так неустойчивы,  невозможно  использовать
какой-нибудь быстрый способ передвижения, потому что нет уверенности в  том,
что  механические  устройства  будут  подчиняться  физическим  и  химическим
законам в разных местах. Даже связь для нас проблема. Можно создать систему,
которая работала бы внутри этого здания, а быть может, и на всей  территории
приюта, но даже в ней постоянно что-нибудь ломалось бы. А на  сколько-нибудь
значительных расстояниях связь становится просто невозможна из-за постоянных
изменений и сдвигов на границах. К тому же старые, испытанные средства пусть
и медленны и неудобны, зато внушают уверенность, что не подведут, где бы  ты
ни был. Они же препятствуют развитию  вооружений,  так  что  нам  не  грозит
всеобщее уничтожение.
   - Да, там, где я родилась,  мир  можно  было  уничтожить  одним  нажатием
кнопки. Эта угроза постоянно висела над нашими головами как меч.
   - Вот именно! Однозарядные ружья, пушки, клинки и  тому  подобное  оружие
гораздо  легче  контролировать.  Говорят,  мощное  оружие   способно   якобы
предотвратить войны. Но скажите, остановило ли  оно  кровопролитие  в  вашем
мире?
   - Нет, - признала Сэм. - Хотя действительно в нашем мире последнее  время
не было всеобщих войн, но военные конфликты постоянно вспыхивают то в  одном
месте, то в другом.
   - А в Акахларе невозможны большие войны  -  невозможны  из-за  тех  самых
условий, о которых я говорил. И все королевства располагают примерно равными
силами, а это тоже поддерживает стабильность. У нас случаются свои маленькие
войны, но всеобщая война нам не грозит. Кому под  силу  завоевать  тысячи  и
тысячи миров? Да и какой завоеватель чувствовал бы себя в безопасности после
такого? Самое страшное в Акахларе - это то,  что  делает  необходимым  такое
убежище, как наше.
   - Ваша милость говорит о нетерпимости?
   - Вот именно. Нам приходится иметь дело с тысячами  рас,  многие  из  них
только отдаленно напоминают людей, но каждая  в  конце  концов  естественное
порождение своего мира. Мы еще готовы примириться с теми, кто  не  похож  на
нас, но живет в своем мире. Но один лишь вид тех, кто когда-то был акхарцем,
внушает остальным акхарцам панический ужас. Людям кажется  невыносимой  сама
мысль о том, что кто-то из их расы мог  превратиться  в  подобное  чудовище.
Допустить такое - значит пытаться подорвать самые  устои  общества.  Не  все
согласны с этим - сам я никогда так не считал, - но несколько  здравых  умов
не в состоянии изменить  глубинный  страх,  который  воспитывается  в  людях
обществом, в котором они живут. Возьми,  к  примеру,  тех  девочек,  которые
пришли вместе с тобой. Сэм кивнула:
   - Право, не знаю, что мне с ними делать, ваша милость.  В  моем  мире  им
назначили бы попечителей, государство обеспечило бы им жилье  и  средства  к
существованию... Здесь... здесь они отверженные, от них отказались  бы  даже
их родные.
   - Да, ваши порядки куда более гуманны. У нас несовершеннолетние не  имеют
права  наследования,  а  незамужние  девушки  практически  лишены  прав   на
имущество. А главное - вся система ужасающе инертна. Я не  хотел  бы,  чтобы
кто-нибудь испытал страдания, которые обрушились на мою семью, но мне  часто
кажется, что наше несчастье принесло свои плоды. Благодаря своему  богатству
и положению в обществе мне удалось защитить жену и сына, а  потом  я  создал
этот приют и переехал сюда. Я