ане сообразить,  что к чему, как испуская воинственные гортанные
крики, эти воины обрушили на них ливень стрел и лавины камней.
   Вмиг на  дне урочища  воцарился ад  кромешный. Кони  топтали людей,
люди с помощью мечей пытались проложить себе дорогу в вопящей в тысячи
глоток толпе,  все скользили  на покрытых кровью валунах, всех сшибали
летящие сверху  камни и  косили  стрелы.  И  никого  не  выпускали  из
"каменного мешка" свирепые воины, стоявшие на скалах.

   Продвигавшиеся по  северо-восточным склонам  Карпат угорцы, которых
король Бэла  послал на  помощь  своему  зятю  Льву,  были  чрезвычайно
удивлены в  высшей степени  странным происшествием:  час назад  к  ним
прискакал на  взмыленной вороной  кобыле какой-то русич и сообщил, что
сюда движутся мазовшане.
   Привезший это известие человек не был похож на обычного гонца. Одет
он был довольно богато, хотя вся его одежда посерела от въевшейся пыли
и грязи  - значит,  провел в  седле немало  времени. А  из его  правой
рукавицы выбивалось  странное голубоватое свечение, словно там была не
рука, а куча болотных огоньков.
   И всадник необыкновенный, и сообщение странное. Нечистый занес сюда
мазовшан! С  чего это  они нацелились  на Угорщину?!  Мало им Волыни с
Галичиной? И что с Володимиром? Или город уже взят?
   - Володимир  по-прежнему осажден и по-прежнему не сдался, - отвечал
гонец, похлопывая  по шее  кобылу, которая  все еще  тяжело  дышала  и
фыркала после бешеной скачки. - Это не все мазовецкое войско, а только
его часть.  Около пяти  тысяч человек.  Движутся они по дну во-он того
урочища (гонец  махнул рукой)  и  очень  скоро  зайдут  в  тупик.  Они
действительно хотели сразиться с галичанами, но заблудились в тумане и
проскочили мимо города.
   Объяснение   было   весьма   правдоподобным,   поскольку   потерять
ориентацию в  таком тумане немудрено. И хотя для толковой осады Галича
пяти  тысяч   человек,  возможно,  маловато,  однако,  застав  русичей
врасплох, мазовшане вполне могли захватить город.
   - Эй,  не медлите!  - воскликнул  гонец, видя, что угорцы принялись
обсуждать полученное  известие. -  Славная пыль  прошлых  веков  зовет
нас... -  он замялся,  погладил слегка  растрепанную  темно-каштановую
бороду, хлопнул  плетью по  запыленному голенищу  сапога, прокричал: -
Зовет нас  в бой! - и растворился в тумане. Исчез так же внезапно, как
появился.
   Что тут будешь делать... Угорцы окружили урочище, на которое указал
гонец. О  том, чтобы  разведывать обстановку,  нечего было и думать: в
густом как  кисель тумане  разведчики  запросто  могли  наткнуться  на
мазовшан и выдать себя. Оставалось ждать.
   Примерно через  час налетел  сильный ветер,  который разом  прогнал
туман. И  тогда угорцы  действительно увидели  на  дне  урочища  толпу
вооруженных пехотинцев,  над которой  возвышались закованные в доспехи
конные рыцари...

   Осадившие  Володимир  мазовшане  ликовали:  только  что  на  западе
показался внушительный  отряд рыцарей.  О  радость,  это  же  Христовы
воины! По  слухам, их  должен вести сам гроссмейстер Гартман фон Гете.
Наверное, это  он скачет  впереди всех  на  великолепном  белом  коне.
Точно, он!  За славным  предводителем едут  оруженосец  и  знаменосец,
который везет  Веритас, или  Истину - знамя Христовых воинов. На белом
полотнище там изображен Иисус в багровой плащанице с поднятыми руками.
В правой  руке Сын  Человеческий сжимает  обоюдоострый меч,  над левой
ладонью у  Него парят семь звезд. Только в данном случае это не Ангелы
семи церквей,  упомянутых в  "Откровении святого  Иоанна Богослова", а
символы семи  рыцарских орденов,  объединившихся под  властью Гартмана
фон Гете.
   Теперь не  стоит жалеть,  что часть осаждающих пару дней назад ушла
на восток  и на  северо-запад. Вместе  с Христовыми воинами оставшиеся
мазовшане быстро  возьмут Володимир. Прежде особые надежды возлагались
на две новые штурмовые башни, которые были почти готовы. А с Гартманом
фон Гете,  пожалуй, и  башен не  надо! Одно присутствие этого человека
укрепляет сердца и побуждает к свершению невероятных подвигов.
   Неожиданно утреннюю  тишину нарушил звучный гул: в городе зазвонили
колокола. Причем, как ни странно, это был не печальный набат. Колокола
пели песнь  торжества. Да  что это, русичи с ума посходили от страха?!
Не  сегодня,   так  завтра   все  они  будут  перебиты,  их  имущество
разграблено, чему ж тут радоваться...
   А это  еще  что  такое?!  Словно  вызванные  колоколом,  от  опушки
лежащего на  востоке леса  отделились и понеслись к городу всадники. И
ни какая-то  жалкая сотня - их были тысячи! А за ними показались пешие
воины...
   Оказывается, колокольный  звон был  сигналом  к  атаке!  Но  откуда
взялись эти  отряды? И  кто это  - русичи  или угорцы?  По имевшимся у
мазовшан сведениям,  и те,  и другие  просто  не  успевали  подойти  к
осажденному Володимиру.
   Впрочем, это  праздный вопрос.  Христовы воины одолеют кого угодно.
Никому против  них не  выстоять! Славная  будет битва,  славную победу
одержат рыцари веры Христовой под стенами Володимира!
   А город  уже гудел  колоколами всех  церквей,  призывая  на  помощь
земные силы  и словно приглашая силы небесные засвидетельствовать свою
решимость бороться  до конца.  Все городские ворота распахнулись, и из
них на  захватчиков  устремились  русские  воины.  Впереди  других  из
западных  ворот  выехал  на  великолепной  вороной  кобыле  всадник  в
пропыленном платье. Можно было подумать, что он несколько недель кряду
носился  по   дорогам,  а   не  сидел   в  осажденном  городе.  Из-под
остроконечного шлема  с  кольчужной  сеточкой  на  затылке  выбивались
длинные  темно-каштановые   волосы,   темно-каштановая   борода   была
всклокочена, и  если бы  не грубые рукавицы, на правой руке у всадника
можно  было  бы  увидеть  кольцо  с  ослепительно  сверкающим  голубым
камешком.
   Этот воин  на полном  скаку врубился  в ряды  мазовшан,  размахивая
своим тонким  и легким  мечом, чудом  пробился сквозь сомкнутый строй,
стегнул кобылу плетью и понесся навстречу Христовым воинам.

   Карсидар неожиданно  быстро научился бороться с усталостью, которая
появлялась после  вызова тумана из перстня. Вернее, бороться совсем не
пришлось. Это  оказалось чем-то  вроде утомления,  возникающего  после
изнурительной работы.  Постоянно поднимая  тяжести, человек становится
более сильным  и уже  перестает замечать  нагрузки, от  которых прежде
валился с  ног. Вот  и  Карсидар  по  дороге  из  Киева  на  Волынь  с
удивлением обнаружил,  что чем  чаще он  вызывает туман из перстня, то
все меньше  и меньше устает. К концу пути он мог спокойно управиться с
несколькими огромными тучами блесток сразу.
   Зато и  эффект  был  потрясающий!  Правда,  ему  с  трудом  удалось
уговорить Димитрия  вести войско вперед через необычайно густой туман,
окутавший все вокруг. Димитрий боялся, что они забредут невесть куда и
вообще не верил, что оставшееся до Володимира расстояние можно покрыть
за один  день вместо  четырех. Но  неожиданно для себя и главное - для
осадивших город мазовшан, русичи справились с этим. И едва в Успенском
соборе зазвонили  колокола, а  володимирцы бросились открывать ворота,
чтобы вступить  в бой,  приведенные Димитрием воины ударили по врагу с
тыла.
   Когда Карсидар под покровом ночи "перепрыгнул" в обложенную врагами
столицу,  находящиеся   там  остатки  королевских  тысяч  возликовали,
признав "своего"  воеводу Давида,  и теперь  готовы были идти за ним в
огонь и  в воду. Их энтузиазмом заразились володимирские дружинники, и
даже наместник Судислав ходил гоголем в предвкушении скорой победы.
   Когда войско  ринулось в  атаку, Карсидар  мчал  впереди  всех,  не
оглядываясь назад.  Это было  ни к чему. Он и так знал, что все сейчас
несутся за  ним, неуязвимые  для  стрел  и  дротиков.  Вот  за  спиной
зазвенели мечи,  раздались глухие удары оружия о щиты, крики радости и
крики боли и отчаяния. Закипела битва.
   Но происходившее  сзади уже  не заботило  Карсидара. Зажатые  между
войском Димитрия  и сводной  дружиной володимирцев, мазовшане долго не
продержатся. Главное  сейчас -  те  хайлэй-абир,  которые  подходят  с
запада. Слава  Богу, Карсидар  успел как  раз  вовремя.  Еще  бы  день
промедления, и  столица княжества могла погибнуть, а там... Кто знает,
что было  бы дальше.  Ведь впереди  ненавистных хайлэй-абир  скакал на
белоснежном  коне   тот  самый   гигант,  который  пригрезился  ему  в
раскаленной пустыне. Правда, сейчас забрало его шлема опущено, лица не
видно,  но   чутье  подсказывало   Карсидару:  это   он..  Точно,  он!
Разрушитель, разоритель, похититель!
   Карсидар затрясся  было от  ненависти, но  тотчас взял себя в руки.
Старое доброе  правило  мастеров  гласило:  в  битве  побеждает  более
хладнокровный. Карсидар поспешил обуздать свои чувства и восстановил в
мыслях  образ  голубого  камешка,  который  он  потерял  под  влиянием
приступа ненависти  к хайлэй-абир.  Вслед за  тем  возникло  искушение
немедленно напустить на противника голубой туман. Но рано еще выдавать
себя, слишком рано!
   Карсидар вызвал  туман лишь  после того, как за спиной хайаль-абира
разгорелось нечто  вроде алого  сияния. Рой  голубых блесток  уперся в
ореол предводителя - и Карсидар с радостью почувствовал, как посланная
им струя  мерцающего тумана  пробила окутавшую  врага кровавую пелену.
Тут же  он  ощутил  ужас  и  смятение  предводителя,  а  также  полное
непонимание того,  что происходит.  Главный хайаль-абир  никак не  мог
взять в толк, откуда среди русичей взялся колдун.
   "Ага, не  ожидал встретить меня!" - возликовал Карсидар и пришпорил
Желму. Казалось, татарская кобыла распласталась по воздуху и летит, не
касаясь копытами земли.
   Всадники стремительно  сближались.  Видимо,  не  надеясь  более  на
разорванный туманом  багровый ореол,  хайаль-абир  протянул  за  спину
руку, и  скакавший позади  него слуга  подал господину длинное тяжелое
копье.  Карсидар  смело  мог  применить  хайен-эрец,  поскольку  струя
посланного им  тумана по-прежнему  доставала до противника и не давала
сомкнуться  багровому  ореолу.  Но  если  хайаль-абир  решил  оставить
колдовство и  прибегнуть к обычному оружию, ответить ему следовало тем
же. Карсидар  вытянул вперед  левую руку,  прицелился. После скверного
приключения на  переправе он  решил больше  никогда не расставаться со
старым добрым рукавным арбалетом...
   Тяжелая стрела  вырвалась  из  рукава,  с  жужжанием  понеслась  по
голубому "коридору"  и вошла точно в щель забрала, находившуюся против
правого глаза. Выстрел, достойный мастера! Покойный учитель Зэнвеш был
бы доволен учеником.
   Пальцы хайаль-абира  разжались, он выронил копье, откинулся назад и
грохнулся  наземь.   Карсидар  издал   торжествующий  боевой   клич  и
размахивая мечом,  устремился к  знаменосцу. Тот не успел придержать и
развернуть коня,  когда Карсидар  налетел на  него. А  в следующий миг
древко было  перерублено пополам, и полотнище с изображением меченосца
в красном плаще оказалось на земле.
   Карсидар натянул поводья и с трудом остановил разгоряченную скачкой
Желму. Перед  собой он видел лишь спины удирающих хайлэй-абир, которых
никак не  мог догнать  оруженосец предводителя. Удивительно, насколько
сильное влияние оказывает на рядовых воинов гибель командира! Карсидар
откровенно не  понимал этих  олухов. И  не мудрено: он был мастером, а
мастер не сдается даже в самой безнадежной ситуации. Таков закон.
   Позади стремительно  нарастал гул,  от которого  содрогалась земля.
Затем мимо  Карсидара пронесся  отряд, сколоченный  ночью из  остатков
королевских тысяч.  Его воины  прорубились  через  ряды  осаждающих  и
теперь вступили в схватку с напуганными хайлэй-абир.
   Но прежде  чем снова  ринутся на  врага, Карсидару нужно было кое в
чем удостовериться.  Он подъехал  к  убитому  предводителю,  спешился,
склонившись над  телом, обломал  торчавшую из  прорези стрелу и поднял
забрало. Из  правой глазницы  выглядывал обрубок  древка,  с  залитого
кровью лица  смотрел одинокий  левый глаз.  Может быть,  при жизни  он
горел  холодным   голубым  огнем,  теперь  же  остекленел  и  приобрел
сероватый оттенок.  Зато аккуратная  бородка и усы, без сомнения, были
русые!
   Точно, это  человек из  бреда. Только  его "могучие  воины" уже  не
разрушат Киев,  не будут  убивать ни в чем не повинных женщин и детей.
Обезглавленное, ввергнутое  в  панику  войско  крестоносцев,  лишенное
магической поддержки своего предводителя, редело под ударами русичей и
неумолимо таяло на глазах, подобно снегу в весеннюю оттепель.

   ...Добродушный Шмуль,  рассказывая очередную байку из своей богатой
приключениями  купеческой   жизни,  даже   не  заметил,  как  внезапно
побледнел его  гость. Читрадрива  нырнул в  беспамятство,  и  холодное
прикосновение пустоты  сдавило его  сердце. Ощущение было сродни тому,
какое возникло  при его  последнем разговоре  с Карсидаром посредством
магического зеркала  Катарины. Только  теперь кто-то  усиленно пытался
достучаться до  Читрадривы, волна  чужой мощи  ломала  его  барьеры  и
врывалась в сознание:
   "Я же обещал поделиться с тобой власть. И бессмертием... Владей!.."
   Читрадрива очнулся  оттого, что Шмуль настойчиво тряс его за плечо.
Гандзак поднял лицо, и купец отшатнулся. Ему показалось, что перед ним
сидит совершенно  незнакомый человек,  исполненный силы  и властности,
знания и веры. Его глаза горели тем же загадочным светом, что и камень
перстня. Осторожный Шмуль на всякий случай склонился в поклоне. Адонай
разберет  этих  колдунов...  Но  Читрадрива  улыбнулся,  и  наваждение
исчезло. Шмуль  крикнул еще  вина, и  беседа  вновь  потекла  легко  и
размеренно.

   ...Рука Катарины  с костяным гребнем дрогнула, и непослушная черная
прядь хлестнула  по щеке.  Но принцесса  не обратила  на это внимания.
Остановившимся взглядом она уперлась в стеклянную поверхность зеркала,
словно стремясь разглядеть что-то за ней.
   "А ведь  дикарь оказался  прав! Его дружок достал-таки непобедимого
Гартмана. Вот  уж не  ожидала. Теперь  папе Инокентию  не отбиться  от
моего не  слишком благочестивого  брата.  Рим  покорится  Федериго,  а
Орфетан -  мне. Тем более что, обладая такой силой, мой темпераментный
Андреа без труда отыщет дверь в свой мир. И откроет ее передо мной".
   Катарина усмехнулась  и бросила  через плечо  мимолетный взгляд  на
постель,  где   беззаботно  разметался   во  сне  благородный  Лоренцо
Гаэтани...

   ...Когда лучи  заходящего солнца,  окрасили в  багрово-красный цвет
облака, Карсидар,  бросив прощальный  взгляд на  залитое  кровью  поле
брани, развернул  лошадь и  медленно двинулся  к  воротам  Володимира.
Последние из  плененных  крестоносцев  уныло  ковыляли  влед  за  ним,
подгоняемые копьями и издевательскими окриками победителей.



                                Эпилог
                            ТАЙНАЯ ГРАМОТА

   Король Данила сидел в гриднице и в который раз перечитывал лежавший
у него  на коленях  пергамент. С  трудом усмирив  ополчившийся  против
"христопродавцев" Владимир  и фактически  подчинив Северную Русь своей
власти, он  едва не  утратил вотчину  - Волынь  и Галичину.  И хотя  в
конечном итоге  все неприятности  обернулись удачей,  Данила Романович
был далек  от благодушия. Над будущим королевской династии, которую он
с таким  трудом создал, нависла серьезная угроза... Ну, что за прихоти
судьбы!

   Еще по  пути в  Киев, на границе Новгород-Сиверщины и Черниговщины,
король получил  от сына  совершенно невероятное  известие о  том,  что
воевода Давид позавчера явился во дворец и вечером того же дня умчался
к осажденному  Володимиру. Даже  сам по себе королевский воевода стоил
целой дружины,  и хотя  Данила Романович  предпочел бы,  чтоб вместе с
Давидом вернулось сорокатысячное войско, он все равно не смог сдержать
облегченного вздоха.  Но успокаиваться  было рано.  Король поспешил  в
столицу.
   В Киеве  Лев подтвердил  все, что передал отцу с вестовыми, а также
добавил, что приготовления татар к войне оказались сплошным обманом, и
сейчас тысяцкий Михайло ведет обратно армию, почти не понесшую потерь.
Впрочем, ожидать  их возвращения  раньше чем  через полтора  месяца не
следует. Давид потому и поехал один, что спешил.
   - Очень  спешил, -  добавил принц  Лев и,  многозначительно  подняв
глаза к потолку, умолк.
   Данила Романович понял все и, больше ни о чем не расспрашивая сына,
отправился отдохнуть  с дороги.  Да, королевский  воевода -  это нечто
особенное!..
   А через  несколько  дней  от  воеводы  Димитрия  пришло  сразу  два
послания. В  первом довольно  сухо сообщалось  о замечательной  победе
русичей над  мазовшанами и  крестоносцами. Если говорить вкратце, дело
обстояло следующим  образом. Осадившее  Володимир  войско  захватчиков
разделилось  на   три  части.  Основные  силы  мазовшан  остались  под
Володимиром, часть рыцарей и пеших воинов отправилась на северо-запад,
к так  и не  взятому Холму,  а одиннадцать  сотен  всадников  и  свыше
четырех тысяч  пехотинцев совершили  бросок в  сторону Галича. Однако,
заблудившись в  тумане, мазовшане  прошли мимо  города и невесть каким
образом оказались в Карпатах. Там они наскочили на войско короля Бэлы,
спешившее на помощь к волынянам, и были наголову разбиты угорцами.
   Оставшихся под  стенами  Володимира  захватчиков  уничтожили  воины
Димитрия и  осажденные, которые  ударили с  двух  сторон  разом,  едва
зазвонил  колокол   Успенского  собора.   Причем  войском   осажденных
руководил  королевский  воевода  Давид,  под  покровом  ночи  сумевший
незаметно проскользнуть  в город  сквозь кольцо  мазовшан.  Также  был
рассеян отряд  немецких рыцарей,  которые прибыли под стены Володимира
на помощь захватчикам. У попавших в плен рыцарей Димитрий узнал имя их
предводителя- Гартман  фон  Гете.  Гроссмейстер  погиб  в  поединке  с
Давидом.
   После указанных  событий польский король решил не посылать войско в
помощь мазовшанам,  сделав вид,  что никогда  и не  помышлял об  этом.
Германский  император,   в  свою  очередь,  поспешил  отмежеваться  от
действий гроссмейстера  воинства  Христового,  заявив,  что  не  может
отвечать  за  поступки  командоров  духовно-рыцарских  орденов.  Таким
образом, потерявшая  цвет своего воинства, лишенная поддержки Польши и
Германии, а  потому фактически беззащитная Мазовия теперь лежала перед
русичами, как на ладони. Хоть иди да голыми руками бери эту землю...
   Об том  же самом  говорил привезший радостную весть гонец, только с
гораздо большим  восторгом, нежели  Димитрий. Зато  в тайном  послании
воевода не  пожалел черных  красок  для  описания  неких  странностей,
сопутствовавших победе  русских войск  вообще и  появлению  на  Волыни
Давида в  частности. Димитрий  рассказал о том, что мазовшане вовсе не
собирались идти  на Галич; как и когда повернули на юг вместо востока,
никто толком  объяснить не  может. Поведал  воевода также и о том, что
русская дружина  по пути  к Володимиру  попала  в  сильный  туман,  но
руководствуясь указаниями  Давида, за  день  преодолела  расстояние  в
четыре суточных  перехода. Далее в грамоте говорилось об одновременном
появлении Давида  в Володимире  и русского  гонца перед  войском Бэлы,
каковой гонец  опять же  был подозрительно  похож на  Давида. И  еще о
многом, многом другом...
   Заканчивалось же тайное послание так:
   "Государь! Подвластные  тебе  тысячи  чрезмерно  превозносят  слугу
твоего, воеводу  Давида. Злонамеренно не желая сражаться с мазовецкими
псами под  началом боярина  Судислава и  допустив захват  Любомля, эти
лентяи будто  переродились с  появлением Давида.  Они  же  приписывают
заслугу победы одному ему, сумевшему одержать верх над врагом не иначе
как с помощью скрытого колдовства".
   Положим, Данила  Романович знал это и без разъяснений Димитрия. Его
беспок