ействовать наугад. И стрелять
наугад...
   Господи, до  чего все  просто! Раз  у татарского  посла был кожаный
амулет, то  есть предмет,  в  котором,  как  он  думал,  сосредоточено
колдовство,  почему   бы  дикарям  не  "заколдовать"  и  другие  вещи!
Например, оружие.  И сам  колдун в  этом случае  не  должен  принимать
непосредственного  участия  в  схватке.  Он  запросто  мог  оставаться
далеко-далеко, за  сотню, за тысячу лаутов отсюда, потому что влиял на
Карсидара не он сам, а заколдованные им стрелы...
   - Вот.
   Вынырнувший из  мрака воин  бросил на  колени  Карсидару  полдюжины
стрел. Тот  вздрогнул не  то от  неожиданности, не  то от  непонятного
испуга,  схватил  первую  попавшуюся  стрелу  и  принялся  внимательно
осматривать ее  от наконечника  до оперения,  поворачивая из стороны в
сторону, то  поднося поближе  к огню,  то удаляя  в тень.  Внезапно на
древке на  расстоянии примерно ладони от наконечника сверкнул зловещий
алый огонек.  Карсидар вновь  вздрогнул, подался  вперед, прищурился и
присмотрелся повнимательнее. Затем приказал остальным:
   - Глядите сюда, - и сломал стрелу в этом месте.
   На подол  рубахи упал продолговатый красный камешек, не превышающий
в длину  фаланги мизинца,  а в  поперечнике - половины толщины древка.
Был он хорошо отшлифован и очень тщательно огранен. Все отшатнулись.
   - Че... чего это? - пробормотал один из воинов.
   Зато Вячко  не  растерялся,  мигом  подхватил  камешек  и  принялся
пристально изучать его, как до этого Карсидар изучал стрелу.
   - Только  смотри,  поосторожней  с  ним,  -  предупредил  Карсидар,
принимаясь в то же время за изучение другой стрелы.
   - Не маленький, - огрызнулся старый ратник, рассматривая камешек на
свет и  нервно поглаживая  темя. -  Точно кровь,  - сказал он наконец,
дивясь ослепительному сверканию камешка при малейшем движении руки.
   На  ум   Карсидару  пришла   еще  одна   мысль,  но  стремясь  быть
последовательным, он для начала разломал остальные пять стрел и в трех
из них  обнаружил точно  такие же  камешки. И вообще, именно на берегу
Дона, а не в лагере, находил Карсидар приемлемые ответы на волновавшие
его вопросы,  тогда как в лагере ни о чем думать попросту не хотелось.
Ишь, до чего хитра татарва!
   - То  горячий, как  уголек, то  прямо ледяной  какой-то, -  добавил
Вячко, возвращая Карсидару находку.
   - Но меня интересует сейчас другое, - сказал тот спокойно и спрятал
камешки в  кармашек пояса.  - К  сожалению, вряд  ли  я  найду  теперь
обломок стрелы, которая ранила меня, но послушай... А впрочем, погоди.
   Карсидар потянулся  к костру,  вытащил из  него не  слишком толстую
ветку, обгоревшую  с одного  конца, и попросил дать ему нож. Обстрогав
ветку,  протянул   ее  Вячку,   бодро  подмигнул  и  как  можно  более
непринужденно сказал:
   - Я  хочу знать,  не засела  ли такая  штука у  меня в ноге. Ну-ка,
поищи.
   Старый ратник  вздрогнул, торопливо забормотал что-то насчет крови,
которую едва удалось заговорить.
   - Делай,  что велят!  - прикрикнул  на него Карсидар, поднес ко рту
правую руку  и закусил  рукав, приготовившись  терпеть боль,  а  левую
положил под голову.
   Действительно, пока  Вячко копался  в ране, Карсидару казалось, что
он сойдет  с ума.  В глазах  потемнело, в висках бешено стучала кровь.
Чтобы не  кричать, приходилось хрипеть. Во время нескольких сильнейших
приступов обжигающей  боли Карсидар едва не отдернул ногу. Хорошо еще,
что один из воинов догадался сесть на нее...
   - Получай.
   Стоявшая перед  глазами красно-зеленая  узорчатая  пелена  с  шумом
рассеялась, и  Карсидар увидел  около самого  лица ладонь  старика, на
которой лежал  небольшой сгусток крови. Он взял этот сгусток, несильно
сжал между  пальцами, осторожно  растер и почувствовав что-то твердое,
поднес пальцы  поближе к огню. Стало видно, что в них зажато несколько
тупых темно-коричневых иголочек.
   - Но  когда я  его вынул,  он был  один! - воскликнул Вячко. Вместо
ответа Карсидар  извлек из  пояса один  из припрятанных камешков, взял
нож, которым  перед тем  обстрагивал ветку,  провел лезвием  по  ребру
левой  ладони  и  дождавшись,  когда  там  соберется  капелька  крови,
стряхнул ее на камешек и кивнул, приглашая остальных подойти поближе.
   Сначала ничего  не происходило,  но затем  медленно, очень медленно
камешек  помутнел,  потемнел  и  из  рубиново-красного  превратился  в
темно-коричневый.
   - Вот и все, - прохрипел Карсидар, еще не вполне оправившийся после
манипуляций старого знахаря. - Я уверен, что еще через некоторое время
камень можно  будет запросто  раздавить, и  он распадется  на такие же
точно иголки. Что ты на это скажешь, старик?
   Молчал Вячко,  поглаживая темя. Молчали также остальные русичи, ибо
не знали, как объяснить все увиденное.





Глава XII. ПОД ПОКРОВОМ ТАЙНЫ



   Пожалуй,  самая  кошмарная  на  свете  пытка,  какую  только  можно
изобрести -  это пытка  ожиданием. В  полной мере успел изведать князь
Андрей эту  страшную муку  и дошел  до такого  состояния, что  уже  не
только  успех   задуманной  мести,  но  даже  полную  неудачу  почитал
желанной.
   На следующий  же  день  после  разговора  в  рощице  князь  сообщил
Калистрату, что готов встретиться с папским эмиссаром, и теперь только
одно из  двух, либо  твердое "да",  либо не  менее твердое "нет" могло
успокоить его.  Только об этой милости молил князь своего покровителя,
святого  мученика   Андрея.  Лишь   бы  исчезла,  рассеялась  как  дым
двусмысленность, когда  по  несколько  раз  на  день  то  взмываешь  в
поднебесную высь, то падаешь оттуда на дно самой глубокой пропасти!
   -  Ничего,  Ярославич,  Христос  терпел,  и  нам  велел,  -  сказал
искуситель Калистрат,  который заронил  в измученное  сердце  надежду.
Сказал - и исчез. Как в воду канул!
   Приходилось жить  в  неопределенности,  от  которой  молодой  князь
просто сходил с ума. Обуреваемый очередным приступом отчаяния, он даже
дал обет  построить в  Боголюбове великолепную  церковь в честь своего
святого, которая должна была затмить Богородицкую, несмотря на то, что
два храма  рядом  с  загородным  замком  должны  выглядеть  непомерным
излишеством.  Андрею   было  глубоко   безразлично,  что  подумают  об
очередном его  деянии люди.  Он желал  лишь одного:  добиться  милости
Всевышнего, чтобы  иметь  возможность  отомстить  за  смерть  брата  и
главное -  возвратить себе  престол, потерянный  по милости всяких там
"господ" новгородцев,  киевского выскочки  и богомерзких колдунов. Для
такого святого  дела  любые  средства  хороши,  и  если  ему  придется
задабривать Бога всевозможными подачками хоть до скончания века, князь
Андрей согласился бы и с этим.
   Более  того:   если  все   сказанное  Калистратом  верно,  простыми
подачками  ему   не  обойтись.   Андрею  наверняка  придется  принести
настоящую жертву.  Посланник  святейшего  отца,  с  которым  Калистрат
обещал  свести   князя,  наверняка  будет  настаивать  на  переходе  в
католическую веру  всех людей,  населяющих  подвластные  князю  Андрею
земли. Ведь  ставил же папа такое условие Даниле, когда три года назад
вел с ним переговоры о даровании королевского титула и оказании помощи
против татар.  Мол, западные  рыцари могут  сражаться лишь  на стороне
единоверцев, значит,  ежели  хочешь  принять  помощь  от  Рима,  смири
гордыню и  войти в  лоно святой  католической церкви  вместе  со  всем
русским народом.
   Легко сказать... То есть, пока дело касалось одного Андрея или даже
его непосредственного окружения, тут не должно было возникнуть никаких
проблем. Ради  осуществления своих  честолюбивых  планов  сам  он  был
согласен на  все, да и его приближенные не стали бы противиться княжей
воле, зато народ...
   Если прежде  Андрей никогда  не задумывался  над такими  вещами, то
после изгнания  с вече  в его  душе что-то  надломилось. Нет,  молодой
князь  ни   в  коем  случае  не  разуверился  в  собственных  силах  и
способностях. Однако цели, которые Андрей ставил перед собой, более не
представлялись ему легко достижимыми.
   Конечно, суздальцы  не столь  своенравны, как новгородское дурачье.
Да и  речь идет  не о  выборе князя  какими-то там купчишками, которые
привыкли к бесшабашной вольнице, а фактически о простом переподчинении
церковных приходов  Риму. Право слово, не все ли равно темным, забитым
людишкам, в  чью пользу  пойдут доходы  церквей, в  которые они  ходят
молиться?! Церкви-то  остаются те же самые, христианские! А в качестве
непременного условия  перехода в западную веру можно будет потребовать
от папы оставить для службы церковный язык и привычные обряды, как это
было сделано в Латинской империи.
   Казалось бы,  особых трудностей возникнуть не должно. Тем не менее,
Андрей  чувствовал,  что  с  церковным  переподчинением  еще  придется
повозиться, ох, придется!
   Но с другой стороны, негоже отступать от задуманного только потому,
что  какие-нибудь   болваны  могут  возроптать!  И  вообще,  у  любого
мало-мальски приличного  начинания  обязательно  найдутся  противники.
Просто  нужно  иметь  твердую  волю  и  настойчивость,  чтобы  сломить
непокорных. А уж этих-то качеств Андрею не занимать!
   Короче  говоря,  молодой  князь  считал  себя  образцом  ловкого  и
хитроумного политика,  которому в последнее время просто немножечко не
везет.  Не  стал  бы  святейший  отец  предлагать  союз  недостойному!
Безусловно, он  оценил ловкость Андрея по заслугам. И конечно же, папа
видит  в   лице  великого   князя   Владимиро-Суздальского   отменного
правителя, поэтому  старается привлечь  его на  свою  сторону,  оказав
поддержку в  трудную минуту.  А раз  так, римский  посланец непременно
встретится с  Андреем! Хотя  лучше бы  это произошло поскорее. Нет сил
терпеть...
   Калистрат не  появлялся на  месте их  "случайных"  встреч  вот  уже
третий день  подряд. Отправленный  к  протоиерею  домой  слуга  принес
известие о  том, что  Калистрат куда-то  уехал, но  куда -  никому  не
сказал.
   Снедаемый  от   нетерпения  беспричинной  злобой,  Андрей  едва  не
приказал казнить  неудачливого  посланца  и  только  в  последний  миг
одумался. Столь  бурное выражение  недовольства  показало  бы  всем  и
каждому, как  сильно князь  жаждет встретиться с Калистратом и до чего
разочарован тем,  что эта  встреча не  состоялась. Пришлось  отпустить
посланца с  миром... впрочем,  Андрей решил  при случае  избавиться от
него.
   Но нужно же выместить на ком-нибудь раздражение, чтобы хоть немного
успокоиться! И  вот, не  встретившись с  Калистратом на  третий  день,
князь объявил,  что недопустимо  долго просидел  в  загородном  замке.
Слугам было  велено готовиться  к отъезду во Владимир. Когда правитель
прибудет в  столицу, к нему наверняка бросятся спорщики, до сих пор не
уладившие свои  никчемные делишки.  Вот уж  над кем можно поизмываться
всласть!
   Андрей был  в восторге  от собственной  изобретательности.  Он  уже
заранее  сочинял   гневные  речи,   которые  собирался   обрушить   на
воображаемых посетителей.  Бурная фантазия молодого князя уже рисовала
их перекошенные лица и протянутые в мольбе руки...
   Как вдруг  весь  прекрасный  план  рухнул:  в  самый  день  отъезда
объявился Калистрат.  Произошло это  ранним утром.  Андрей завтракал в
одиночестве  и  придумывал  начало  фразы,  конец  которой  сам  собой
сложился в  уме за  минуту перед  этим:  "...изводить  своего  владыку
вашими  гнусными  непотребствами!"  Идея  казалась  удачной,  особенно
сочетание  "гнусные   непотребства".   Оставалось   только   придумать
подходящее начало,  чтобы при  случае "угостить"  гневной фразой  не в
меру настойчивых просителей.
   Но в  тот самый  миг, когда  начало было  почти готово,  в  комнату
вбежал боярин Кузьма и прямо с порога гаркнул:
   - Княже, к тебе Калистрат!
   Видимо, он  стремился услужить  своему господину, зная, что тот уже
который день разыскивает протоиерея.
   От неожиданности  Андрей  едва  не  опрокинул  чашу  меда,  которую
подносил к  губам, и  порывисто  вскочил.  Обращенная  к  воображаемым
просителям фраза, сочинению которой князь только что придавал огромное
значение, моментально вылетела из головы.
   - Калистрат? Что ж ты сразу не сказал! - совершенно невпопад ляпнул
он, нахмурив брови.
   Боярин задрожал, выпучил глаза и залепетал:
   - Да что... Да разве ж я...
   Но Андрей  не слушал  перепуганного Кузьму. Он выбрался из-за стола
на середину комнаты и приказал:
   - Сюда его!
   Но затем  спохватился, сообразив,  что  в  таком  случае  учтивость
требует пригласить  батюшку за  стол. Калистрат  же исчез  без всякого
предупреждения,  предательски   бросив  своего   благодетеля,  значит,
бесчестный пройдоха  не заслуживает  того, чтобы  разделить  с  князем
утреннюю трапезу!
   - То есть не надо сюда... лучше в гридницу.
   Хотя нет.  Гридница большая,  и там  можно спрятаться.  А  если  их
подслушают...
   - Нет,  и в гридницу не надо, - Андрей уже окончательно успокоился.
- Проводить Калистрата в мою опочивальню. Быстро.
   - А  с отъездом  как же? - отважился спросить Кузьма, ибо князь сам
назначил его на первую половину дня.
   - Да  не суйся  ты с этим! - в сердцах крикнул Андрей и ринулся вон
из комнаты,  оттолкнув перепуганного  боярина.  Если  несколько  минут
назад он  был целиком поглощен тем, что обдумывал детали пребывания во
Владимире (а  по большей  части придумывал  их), то теперь скороспелые
фантазии были напрочь забыты, поскольку провинившийся сам шел к нему в
руки.
   Интересно, с  чем пожаловал  Калистрат? Дай  Бог, чтобы  он  принес
добрую весть.  Если же  батюшка  вновь  заведет  обычную  песенку  про
терпеливого  Христа,   ему  несдобровать!  Хитроумный  плут  может  не
сомневаться в этом.
   "Погоди, попляшешь  ты у  меня",  -  злорадствовал  Андрей,  вихрем
врываясь в опочивальню.
   В глубине  души он  надеялся, что  Калистрат уже  здесь, и  на него
можно будет  наброситься прямо  с порога. Только слуги, понятное дело,
еще не  успели привести  протоиерея, поэтому  от нечего  делать Андрей
принялся ходить  из угла  в угол,  сложив за  спиной руки  и  стараясь
придать лицу выражение суровой решимости.
   Но всю  решимость князя  как рукой сняло, едва Калистрат переступил
порог комнаты.  Андрей сразу  же бросился  к  нему  и  почти  умоляюще
прошептал:
   - Куда же ты запропастился...
   - Известные  тебе дела  слишком сложны,  вот и потребовалось срочно
уехать, - невозмутимо ответствовал Калистрат.
   - Ну и как? - с дрожью в голосе спросил молодой князь.
   - Нечего  волноваться, Ярославич. Раз я взялся за дело, значит, все
в порядке.
   Эти простые  слова оказали  на Андрея магическое действие. Он сразу
же вздохнул  с громадным  облегчением, расправил  плечи и распрямился,
точно сказочный богатырь, столкнувший в море целую гору.
   - Так  когда я  увижусь с  посланником? Надеюсь, в ближайшие дни? -
Андрей отвернулся, чтобы скрыть довольную улыбку.
   - Сегодня.
   - Да ну! Однако, посланник не мешкает, - князь был доволен.
   - Его  святейшество заинтересован  в успехе  нашего дела  не меньше
тебя, - сдержанно заметил Калистрат.
   - Вот как? Почему?
   - Ибо ты помышляешь о скоротечном земном благе, а служители Божьи -
о торжестве высшей воли.
   Андрей решил,  что Калистрат  сейчас начнет свою обычную проповедь.
Но протоиерей усмехнулся и с видом знатока человеческих душ пояснил:
   - Просто я хочу сказать, что у церкви в этом деле свой интерес.
   - И какой же?
   - Согласись,  Ярославич, ежели  дети Божьи  продолжат воевать  друг
против друга  вместо того,  чтобы сообща нести Святое Слово погрязшему
во грехах  миру, то повсюду и дальше будет править отъявленное зло, но
не любовь.  Святейший отец  радеет о скорейшем примирении всех честных
христиан.
   - Но  о примирении  непременно  под  своей  властью,  -  усмехнулся
Андрей. -  А если потребуется, он несомненно прибегнет к помощи Божьих
воинов.
   - Неисповедимы  пути Господни,  - Калистрат  состроил благочестивую
мину. -  Однако я  думаю, тебя  это не  должно смущать. Тем более, что
отважные рыцари будут сражаться за тебя.
   - Конечно, - согласился князь. - Меня интересует только...
   - ...когда именно и где вы встретитесь?
   - Да.
   - Ежели не возражаешь, в церкве Покрова, что на Нерли, по окончании
утренней службы.
   - В  Покровской церкве?  Значит, после  того, как  западные  рыцари
разграбили  Константинополь,   папский  посол  еще  считает  возможным
заходить в  один из  наших храмов? - Андрей сразу же умерил свой пыл и
добавил горделиво: - Или это просто насмешка?
   - Я  же сказал,  что святейший  отец жаждет  примирения, - напомнил
Калистрат. -  Наоборот, римский  посланник пошел  нам навстречу,  ведь
место назначал, естественно, я. И раз посол согласился на мое условие,
ясно, что пославший его настроен серьезно.
   - Ладно,  не все  ли равно,  -  пожал  плечами  Андрей.  -  Только,
по-моему, лучше бы ему прийти в замок. Или в лес.
   - Здесь  могут подслушать,  в  лесу  -  заметить.  Я  выбрал  самое
безопасное место.
   - Можно  подумать, что  в церкве  нас не  услышат и  не заметят!  -
рассмеялся князь.
   - Не  волнуйся, Ярославич,  в любом  случае там  на вас  не обратят
внимания, - заверил его Калистрат. - Церква - самое надежное место.
   - Ладно,  поступай, как  знаешь, -  махнул рукой князь. И пригласил
Калистрата позавтракать:  раз протоиерей  принес  радостное  известие,
глупо на него сердиться.

   Андрей даже  приблизительно не  представлял, как  выглядит  папский
посланник. Представитель святейшего отца должен был сам подойти к нему
и заговорить первым.
   И вот  князь в  одиночку, без  слуг поскакал  к Покровской  церкви,
расположенной на  живописном берегу Нерли в полутора верстах от замка.
Он подъехал к окончанию службы, как и было условлено. Немногочисленные
в этот  день прихожане  уже начали расходиться. Завидев правителя, они
уступали  ему   дорогу,  кланялись   и  спешили   исчезнуть.   Видимо,
чувствовали или  по крайней  мере догадывались, что молодой князь не в
духе. Это  было на  руку Андрею.  Чем меньше людей останется в церкви,
тем лучше. Значит, им с никто не помешает.
   У входа князя встретил сам дьякон.
   - Ступай  за мной,  Ярославич, -  произнес он  и направился в левый
придел церкви,  освещенный хуже  остального пространства  и совершенно
безлюдный. Здесь провожатый покинул князя.
   Андрей  потоптался   на  месте,  пробежал  глазами  по  расписанным
фресками стенам,  отыскал изображение  своего святого, который грустно
взирал на  смущенного князя.  В том  месте  у  стены  стоял  золоченый
светильник, а  немного правее  висела  икона  святителя  Александра  в
богатом окладе.  Перед иконой  едва теплилась  крохотная  лампадка.  С
умилением вспомнив  покойного брата,  Андрей пошарил на карнизе, нашел
свечу, зажег  ее от  лампадки, поставил  на светильник.  В тот  же миг
огонек лампадки качнулся и с громким треском погас. Князь вздрогнул.
   - Это  знак, -  пробормотал  он,  суеверно  крестясь.  -  Я  обязан
продолжить дело брата, погибшего безвременной смертью...
   - ...к  тому же  от руки  подлого убийцы,  - раздалось  у  него  за
спиной. Андрей обернулся.
   Если судить  по одежде,  к  нему  подходил  обыкновеннейший  монах.
Необычным было  то, что  монах не носил бороды, но был гладко выбрит и
изъяснялся  на  греческом.  Далеко  не  каждый  рядовой  представитель
"черного" духовенства  знал этот  язык. Для  повседневного служения им
хватало церковного,  а для общения с мирянами - обыкновенного русского
языка.
   - Это  ты послан  святейшим отцом...  - начал Андрей, но был тотчас
остановлен "монахом":
   - Одумайся,  князь! Не  ты ли  опасался быть  услышанным?!  Что  же
теперь так неосторожен?
   Спохватившись, Андрей  моментально умолк  и даже  зажал рот  рукой.
"Монах" укоризненно покачал головой и посоветовал: