ихайло,  а не  парочка захмелевших  гуляк, решивших
проветриться в  окрестностях и  опоздавших к закрытию городских ворот.
После отъезда  гонца король Данила не забыл известить дружинников, что
воевода может объявиться в Киеве раньше предполагаемого срока. Правда,
его все  равно ожидали  послезавтра утром,  самое раннее  -  завтра  к
вечеру.
   - Гонец  расторопный попался, - сказал Карсидар, чтобы не вдаваться
в излишние подробности.
   Измотанных  путников   пропустили,  обещав  немедленно  сообщить  в
королевский дворец об их прибытии.
   В Новом  Городе они  некоторое  время  ехали  по  пустынным  улицам
вместе, затем каждый направился к своему дому. Карсидар жил неподалеку
от Ирининской  церкви. Его  так и подмывало совершить последний, самый
короткий "прыжок"  и мгновенно  очутиться у себя на подворье. От этого
безрассудного поступка  Карсидара удерживало  одно  обстоятельство:  а
вдруг кто-то  все же  не спит,  смотрит на  улицу; и вот едет всадник,
едет - и исчезает...
   Глупости! Карсидар  не слышал  поблизости ни  единой связной мысли.
Все же  из предосторожности  он свернул  в темный проулок и лишь тогда
"прыгнул"  прямо  под  окна  своего  дома.  Спавшие  под  забором  псы
всполошились,  ощетинились   и  зарычали,   но  узнав  хозяина,  мигом
присмирели и подошли к нему, дружелюбно виляя хвостами.
   Не обращая  на них  внимания, Карсидар  отпер конюшню,  завел  туда
Ристо,  расседлал,  вытер  лоснящиеся  бока,  накрыл  теплой  попоной,
насыпал в корыто овса, потрепал коня по холке, зевнув сказал:
   - Что,  друг, утомился?  Я тоже с ног валюсь. Ничего, вот последний
годик покатаешь меня, а потом уж и на покой отправляйся. Добро?
   - Гррххх,  - довольно фыркнул гнедой, не переставая жевать отборный
овес.
   В следующий  миг Карсидар  ощутил поблизости  чье-то присутствие, а
еще  через   несколько  секунд   уловил  слабое  поскрипывание  снега.
Поскольку собаки  молчат, значит,  это кто-то  из домашних. Можно было
напрячься и определить, кто именно, однако Карсидар уже почти засыпал,
и заниматься  в таком  состоянии копанием  в чужих  мыслях не  стоило.
Проще выйти на двор.
   Старая мамка,  помогавшая Милке  нянчить первенца,  была уже в пяти
шагах от конюшни.
   - Господи,  Давидушка явился! А мы тебя только к завтрашнему вечеру
ожидали, - всплеснула морщинистыми руками старуха. - Счастье-то какое!
А то люди болтают про всякое...
   - Знаю.  Вот и  пришлось поторопиться,  - ответил  Карсидар. - А ты
чего не спишь?
   - Да как тут уснуть, когда такие страсти! - пожаловалась старуха. -
Как третьего  дня привезли  этого татарина,  так и весь сон отшибло. А
тут слышу:  собаки всполошились.  Выглянула -  конюшня открыта.  Ясно,
тати бы  прежде в  дом полезли.  Что, думаю,  такое? А  это Давидушка,
надежа наша, на два дня раньше вернулся...
   "Надежа!" -  мысленно передразнил  ее Карсидар, с грустью вспомнив,
как при  первом появлении  его  и  Читрадривы  в  доме  Михайла  мамка
грохнулась в  обморок, как  пугала его  будущую жену  россказнями  про
колдунов, у  которых "нос  крючком, уши торчком". А теперь пожалуйста:
надежа! Ох, люди, люди...
   - Милка  как? Андрейка?  Здоровы? -  спросил он,  из последних  сил
пытаясь сдержать  зевоту. Мамка  охотно ответила,  что  да,  благодаря
заступничеству Пресвятой Богородицы все хорошо, что Андрейка уже резво
ползает на  четвереньках и  по всему видать, скоро попытается вставать
на ножки, а там еще пару месяцев, и начнет помаленьку ходить...
   Карсидар не сдержавшись, широко зевнул, и  пробормотал:
   - Ладно, ладно, - и побрел в дом.
   Старуха семенила следом, приговаривая:
   - Ох,  Давидушка, неспокойно  на  сердце  что-то.  Чует  оно  беду,
Давидушка,  ох,   чует!  Не  зря  татары  зашевелились  и  к  половцам
подкатываются. А  главное, за  Милку, рыбоньку мою, да за дитятко ваше
боязно, ох как боязно! Хорошо хоть ты прискакал быстро.
   И так далее в том же духе.
   Карсидар слушал ее вполуха. Потирая кулаками глаза, нетвердым шагом
поднялся по  ступеням на  крыльцо, прошел  в сени и пытаясь ступать по
скрипучим  половицам  как  можно  тише,  подкрался  к  двери  Милкиной
комнаты. Жена  могла заметить его, а это означало, что спать доведется
еще меньше. Тем не менее, Карсидар не мог отказать себе в удовольствии
хоть  краем  глаза  взглянуть  на  нее  и  сынишку  после  длительного
отсутствия.
   Дверь была  чуть-чуть  приоткрыта.  Стараясь  не  дышать,  Карсидар
приник  к   щели.  Сидя   на  небольшой   кровати  у   дальней  стены,
простоволосая  Милка   кормила  младенца   грудью   и   что-то   нежно
нашептывала.   Карсидар    прислушался.   Это    оказалась   одна   из
многочисленных  чрезвычайно   поэтических  былин   про  битву  русских
ратников с  лютым ворогом.  В свое время выслушав превеликое множество
этих удивительных  историй от мамки, Милка запомнила их наизусть. Но в
интерпретации жены  былины выглядели  по-особому, поскольку она любила
приукрашивать рассказ откровенно колдовскими деталями.
   Кроме того,  русское войско  почему-то всегда  возглавлял Карсидар.
Вот и  сейчас он  не без  удовольствия услышал:  "А наш  татонька  как
махнет мечом  булатным, так  у печенежина  окаянного голова  с плеч  и
слетела!.." Карсидар не имел ни малейшего понятия, кто такие печенеги,
никогда не встречался с ними, а Милка рассказывает об этом сыночку...
   Карсидар закрыл  глаза и  улыбнулся; при одном взгляде на Милку его
охватывало необыкновенное  чувство умиротворения.  Особенно  если  она
хлопотала над  ненаглядным сыночком. Карсидар не помнил, пела ли песни
или рассказывала  истории о подвигах короля Ицхака его мать. Наверное,
да. Всякий раз, как Карсидар смотрел на Милку, ему вспоминалась гордая
королева Тамар,  которая осторожно  выглядывала в  окно из-за парчовой
портьеры.  Только   из  этого  воспоминания  быстро  исчезало  чувство
опасности и  возникало... какая-то  благодать, что  ли. Не  правда ли,
странно? Тем более, Милка ни капли не похожа на его мать...
   Когда Карсидар  наконец открыл  глаза, Милка  спала на  кровати,  а
младенец, названный  в честь  Читрадривы Андрейкой, посапывал в люльке
рядом с ней. С другой стороны люльки стояла лавка, на которой в теплое
время года  дремала мамка.  Теперь же,  с  наступлением  морозов,  она
перебралась на печку, чтобы не мерзнуть по ночам.
   Карсидар обернулся,  посмотрел на  притихшую старуху,  бросил через
плечо:
   - Разбуди  меня пораньше,  да смотри,  Милке не сказывай. Меня ждет
Данила  Романович.   Сама  понимаешь,   дело   важное,   я   не   могу
задерживаться, - и поплелся в свою комнату.
   Спать хотелось  ужасно,  в  ушах  звенело,  перед  глазами  плавали
лиловые круги и голубоватые волны. На этих волнах покачивалась люлька,
рядом сидела  любимая, обожаемая,  ненаглядная женушка и тихо нараспев
рассказывала очередную  историю о битве "татоньки Давида" с очередными
"вороженьками". Маленький  Андрейка посапывал  и счастливо улыбался во
сне. И  из такой  вот крохи  когда-нибудь вырастет  настоящий мужчина!
Надо же, какое чудо...
   Чудо! Вот  именно! Но  что тут  поделать, какие  меры  предпринять,
Карсидар совершенно  не представлял.  А время-то  идет, и  если верить
словам иудеянского купца Шмуля, с которым его познакомил Читрадрива...
   У Карсидара  едва хватило  сил добрести до своей комнаты, где он не
раздеваясь повалился  на кровать  и тотчас  уснул, словно провалился в
черный бездонный  мрак. Из  этого  полуобморока  его,  кажется,  почти
тотчас выдернули  слова верной  мамки: "Просыпайся,  Давидушка, Данила
Романович за тобой прислал".
   Карсидар мигом  вскочил, энергично  мотая головой,  чтобы  прогнать
остатки сна.  На пороге комнаты стояли двое гридней. Значит, стражники
в самом деле сообщили приближенным короля об его прибытии.
   - Милку  я не  будила и  ничего о твоем возвращении не сказывала, -
говорила старуха, протягивая Карсидару краюху хлеба и кувшин с квасом.
- На вот, перекуси.
   Карсидар быстро  прожевал хлеб, запил квасом, переобулся и вышел из
комнаты. Гридни  последовали за ним на двор. Через несколько минут они
уже ехали извилистыми улочками по направлению к Старому Городу.
   Данила Романович  ожидал их в одной из комнат первого этажа дворца,
сидя на  длинной скамье  у стены.  Он был  спокоен и невозмутим, как и
надлежит правителю огромной державы. Однако его внешняя невозмутимость
сильно смахивала  на хорошо  отработанную маску и уж никак не вязалась
со слишком  ранним  подъемом.  Естественно,  из  уважения  к  государю
Карсидар не решился проверить, что у него на душе.
   - Ага,  вот ты и явился, - сказал король вместо приветствия. - Скор
же ты, Давид.
   Карсидар хотел  отделаться  дежурной  фразой  насчет  расторопности
курьера, но Данила Романович остановил его вопросом:
   -  Ну,   что  там   в  Молдавии?   Только  покороче,   -  и   велел
сопровождающим: - Оставьте нас.
   Карсидар дал  отчет о  состоянии молдавских гарнизонов. Ясное дело,
короля  не  могли  не  заботить  южные  уделы  Руси.  Теперь  Молдавия
оказывалась в  тылу у  Таврийского княжества, на котором сосредоточили
внимание татары,  поэтому, несмотря  на приказание  говорить  коротко,
Карсидар старался  не пропускать  мелочей (кто знает, что может завтра
стать  главным?).   Король  не   останавливал  его.   С   предложением
перебросить дополнительные силы на юг согласился, более того, обещал в
случае необходимости  попросить Бэлу  предоставить в  его распоряжение
полк угорцев.
   - А  что с  татарским  послом?  -  спросил  Карсидар,  едва  Данила
Романович покончил с прежней темой.
   - Да  вроде все  ясно, -  король поджал  губы и  перевел взгляд  на
деревянный потолок  комнаты,  расписанный  по  периметру  растительным
орнаментом, а  в центре  - стилизованной картиной небосвода. - Я велел
допросить его с пристрастием, но это, пожалуй, было излишним. Довелось
татарскому псу  помучаться и кровушкой умыться, да только ведь он и не
скрывал ничего.
   Сказав это,  Данила Романович изложил суть требований хана Тангкута
к Василю Шуграковичу.
   - И тебе это не понравилось, - подхватил Карсидар.
   - Конечно!  - все же не сдержавшись, король всплеснул руками. - Сам
подумай. Половцы  мне присягали?  Присягали.  Прошлой  зимой  супротив
собаки Бату  на чьей  стороне  бились?  На  нашей.  А  теперь  Тангкут
снаряжает посольство  и отправляет  его к  Василю! Посол  обращается с
ним, как с татарским верноподданным, от имени Тангкута велит снарядить
войска и передать их в распоряжение проклятущего хана. С чего бы это?
   - Ну-у-у... - Карсидар пожал плечами.
   - Разве князь Василь ходит в его подданных?
   - Нет, но...
   - Так  почему он обращается с ним, как с подданным? Зачем вытворять
такие глупости, скажи на милость?!
   - Так  ведь приволокли татары под Киев дружину владимирцев, - нашел
наконец объяснение  Карсидар. -  Бату  хотел  добиться  раскола  наших
княжеств...  вот   и  Тангкут   добивается  того  же.  Смотри,  Данила
Романович, все  выходит не  так уж  глупо. Стоило  Тангкуту прислать к
таврийскому князю  посла, а  ты уж и голову ломаешь над тем, почему он
так поступил. Значит, не доверяешь ему и... - Тут Карсидара осенило, и
он заговорил возбужденно: - Ну да, так оно и есть! Мы только что о чем
говорили? О  переброске королевских  ратников на юг! Но если мы введем
дополнительные войска  в Таврию,  князь Василь  сразу решит, что ты не
доверяешь ему, боишься, как бы он к татарам назад не переметнулся и...
   - А  если не  ввести войска,  получится, что  я  оставляю  его  без
прикрытия  и  бросаю  один  на  один  с  татарвой,  -  король  грустно
усмехнулся. -  Только тут  ты ошибаешься. У Василя тоже своя голова на
плечах есть, а ты, видать, плохо выспался с дороги, что не учел этого.
   - Ну  и что  князь Василь?  - спросил  Карсидар, рассматривая носки
своих сапогов.
   - Что?  Да войска  просит супротив татар оборониться, чего ж еще от
него ждать!  - вздохнул  Данила Романович.  - Трусоват он немного, сам
знаешь, поэтому  первым из  половецких ханов принял мою сторону, когда
Бату степь  подмял. Поэтому  Тангкут и  отрядил к  нему посла  теперь.
Запугать решил - авось Василь свет Шугракович на его бок переметнется.
   - Так и я о том речь веду, - попытался возразить Карсидар.
   - О  том, да  не совсем,  - теперь  король глядел на него в упор. -
Расколоть Русь  - да,  может быть.  Запугать половца - не возражаю. Но
давай думать дальше. Татары далеко, а я близко, так? Так. Тангкут дает
половцам войско супротив меня? Наоборот, требует их отряды для себя. И
вдобавок вызывает  Василя в  свой Сарай.  А мы  все понимаем,  что там
нашему Василю  Шуграковичу и  конец.  Скажи,  Давид,  положа  руку  на
сердце, чью бы сторону ты принял на месте половца?
   - Твою,  государь, -  сказал Карсидар,  приложив руку  к  сердцу  и
слегка поклонившись.
   - И  я так думаю, - вздохнул Данила Романович. - Более того, Василь
поступил в  точности так,  как думаем  мы оба. То есть схватил посла и
препроводил его ко мне, а свиту посадил на кол. Но скажи, любезный мой
Давид, кто  же в  этом случае есть великий хан Тангкут? - и, поскольку
Карсидар молчал, докончил за него: - Так вот, великий хан Тангкут есть
полный олух.  Или... - король многозначительно поднял палец к потолку,
- или  олухи мы с тобой, поскольку ничего не понимаем. Поэтому, Давид,
я бы  попросил тебя  лично допросить посла. Сделай это так, как умеешь
делать один ты.
   И король ухмыльнулся.
   - Если  честно, я  бы тоже  хотел посмотреть  на  него,  -  ответил
Карсидар,  ловко   обходя  закамуфлированную   просьбу  о   применении
колдовства, которое русичи всячески осуждали.
   - Что  ж, тогда  айда в поруб. Допросишь татарина, а после я созову
совет. Будем решать, что делать.
   Когда они  приблизились к  порубу, где  содержался плененный посол,
уже окончательно рассвело.
   - Видать,  для татарина  эти стены  более неприступны, чем были для
вас с Андреем, - пошутил король, намекая на тот случай, когда Карсидар
и Читрадрива  перенеслись  из  поруба  на  Бабин  Торжок  в  день  его
появления в Киеве. Карсидар лишь вежливо улыбнулся и кивнул.
   Несмотря на  мороз, Данила  Романович решил подождать его на дворе.
Впрочем, Карсидар  провел внутри  не более  получаса.  Под  конец  его
пребывания из  поруба донесся  приглушенный крик,  чему король немного
удивился. Вслед  за тем  дверь распахнулась, из нее широко шагая вышел
сияющий Карсидар.  В ответ  на вопросительный взгляд Данилы Романовича
он коротко сказал:
   - Все просто, государь. Колдовство.
   - Колдовство?! - изумленно повторил король.
   Карсидар многозначительно  хмыкнул и  достал из-за  пазухи  кусочек
кожи с вытисненными на нем причудливыми значками и дырочками по углам.
   - Именно.  Насколько я  понял, Тангкут  решил,  что  клин  вышибают
клином, и  раз на  твоей стороне  действует "великий колдун Хорсадар",
или просто  "Харса- колдун",  то есть  я, значит,  в ответ  тоже  надо
нанять колдуна.  Этот амулет  висел на шее у посла. Я сразу понял, что
татарин на  что-то рассчитывает,  и пока  толмач спрашивал  его, я все
пытался выяснить, на что именно. Наконец он начал мысленно произносить
заклинания, сосредоточившись  на предмете,  висевшем на шее. Я схватил
старика за  грудки, разорвал  шнурок - и вот! Слыхал, как он завопил с
перепугу?
   - Ну и как? - осведомился Данила Романович, не сводя глаз с кусочка
кожи. - Эта штука действительно колдовская?
   Карсидар  вздохнул   и  в   который  уже  раз  принялся  настойчиво
объяснять, что не знаком с колдовством.
   - А  как же  ты делаешь...  эти свои  штуки? - скептически произнес
король. Карсидар вновь вздохнул:
   - Поверь,  государь, я не лукавлю. Просто делаю - и все. Это трудно
объяснить. Люди  думают, что  колдовство  -  это  какие-то  загадочные
действия. Та  же ворожба...  -  Он  вспомнил,  как  Милка  ворожила  в
девичестве на жениха. - То есть дунул, плюнул, пробормотал заклинание,
духов каких-то  вызвал...  Вот  что  такое  колдовство.  Татарин  тоже
надеялся на  амулет, а  спас он его? То-то же! А я обхожусь без всяких
там заклинаний, колдовских амулетов и прочего. Не знаю, понял ли ты...
- Карсидар  беспомощно развел руками. - Только мое колдовство у меня в
крови. А  кусочек кожи  так и останется кусочком кожи, что ты с ним ни
делай.
   - Между прочим, в твой перстенек вправлен довольно странный камень,
-  Данила   Романович  покосился   на  обручальное  кольцо  на  пальце
Карсидара. -  Я  не  знаю  наверняка,  помогает  ли  он  тебе.  Однако
подозреваю. Тем  более, что  у  Андрея  был  похожий  камешек,  только
побольше.
   Карсидар  поморщился.  Затем  снял  с  пальца  обручальное  кольцо,
протянул его королю и сказал:
   - Если  не веришь  мне, проверь: я могу обходиться и без камня. Все
мое колдовство осталось при мне.
   - Ладно,  я тебе верю, - Данила Романович вернул кольцо, и Карсидар
понял, что  король действительно поверил ему, а вопрос о том, является
ли голубой  камешек колдовским, благополучно оставлен в стороне. - Так
что татарин?
   - Посол  верил в охранную силу этого амулета. И чрезвычайно на него
рассчитывал. Насколько я понял, амулет не только должен был беречь его
от опасности,  но и  воздействовать на половцев. Посол думал, что этот
кусочек кожи поможет ему склонить князя Василя на сторону татар.
   - Но  ведь не  помог же!  - воскликнул  Данила Романович.  - Тем не
менее, он продолжал надеяться?
   - А  что ему  еще оставалось! - фыркнул Карсидар. - Он предполагал,
что столкнется с "урусским колдуном"... только не знал, что "колдун" -
это я, сидящий рядом с ним. Поэтому, когда я сорвал со старика амулет,
он жутко перепугался.
   - Но ты не чувствуешь... не можешь сказать, колдовской он или нет?
   Карсидар позволил  себе взглянуть  на короля  так, как  смотрят  на
неразумное дитя, и раздельно, почти по слогам произнес:
   - Простой кусок кожи, больше ничего.
   - Ладно,  и это  оставим, -  согласился Данила  Романович. -  А что
насчет планов Тангкута?
   Карсидар в  основном подтвердил  то, что уже было известно: великий
хан Тангкут  стягивает войска к своему Сараю, расположенному на Итиль-
реке, чтобы  к началу  лета выступить  в поход на Русь. Правда, татары
старались начинать  походы зимой,  когда можно легко переправляться по
льду. Однако  после того, как Карсидар с Читрадривой поймали в ловушку
армию Бату,  Тангкут решил  переменить тактику  и  начать  наступление
летом.  Сбор   войск  был   объявлен  недавно,   и   к   Тангкут-Сараю
подтягиваются лишь первые полки.
   - Ну что ж, раз татарин свалял дурака, поспешим воспользоваться его
ошибкой, -  подытожил Данила  Романович, садясь  на лошадь. - Поехали,
Давид. Скоро начнется совет.

   Собравшиеся в гриднице удельные князья, воеводы и бояре должны были
решить, какие  меры предпринять  в  ответ  на  усилившуюся  активность
татар.
   - Да  чего тут  спорить! -  гудел воевода  Димитрий. -  Это что же,
вновь дозволить  татарве пройтись  по нашим  восточным землям?! Сейчас
время не  то! Пока  они всем  войском не  собрались, ударить по ихнему
Сараю, и  все тут!  Ежели повезет,  может, удастся там самого Тангкута
прихлопнуть. А  раз не будет предводителя, развалится и поход. Значит,
собираем рать - и на восток!
   Черниговский,  сиверский  и  переяславский  князья,  не  понаслышке
знавшие, что  такое татарское нашествие, горячо поддерживали его. Зато
представители западных  уделов, общее  мнение которых  выразил воевода
пинского князя,  стояли за  то, чтобы  в  оставшиеся  до  лета  месяцы
хорошенько подготовиться  и встретить  татарское войско  на  восточной
границе, скажем, у истоков Сейма или Сиверского Донца.
   Пока шли  эти споры,  Карсидар угрюмо молчал. Дело в том, что после
допроса плененного  посла у  него  в  душе  вновь  начала  просыпаться
застарелая ненависть  к татарам,  начавшаяся с того, что Менке отрубил
ему ухо (к счасть