оей, как
лазутчики верные доносили, одни сарацины были числом несчетным под
предводительством любимца кабашонова, Отером прозывавшегося. Слева от рати
будет ополчение, где народ новгородский будет и лихие люди для подмоги.
Супротив людей Вавилы-тысяцкого, что пешие все, наверняка пустят мавры
своих пеших, кои черны телом и страшны рожами, более про них ничего толком
было неведомо. Знали только, что поклонялись они змеюкам мерзким и
каким-то зверям страшенным, на Руси невиданным. На правом краю станет
дружина средняя, посланника великокняжеского Черняя Неулыбы и держать
будет удар сарацинский, охраняя дорогу в тыл и к воротам городским.
  В ту пору как совет в самый разгар вошел, доложили Юрию Дориановичу, что
прибыл к нему князь удельный киневский Вельямир со своею дружиною и
просится в войско его вступить, чтобы Новгород защитить от ворогов.
Призадумался князь новгородский, что-то смутное ему припомнилось при имени
сием. Будто рассказывал ему про князя этого какой-то чародей, но быль это
или небыль, Юрий Дориановч, и не знал в точности. Порешил, что во сне
привиделось. А Вельямир, меж тем, был с дружиною, что подмогой могла
служить в битве предстоящей. Поразмыслив, отвел князь новгородский
киневлянам место полка запасного, что стоит позади всех и тылы охраняет. А
за тем полком только ворота городские, а в граде еще воины на стенах, но
числом малые.
  И вот настал час битвы. Построилось войско русичей на поле широком в
ожидании мавританских воителей. А незадолго пред тем рассказал Вельямир,
князь киневский, Юрию Дориановичу вести черные последние, что уж пол земли
русской оборотили полчища Кабашоновы в дым и пепел. Несчетно людей
погубили добрых, городов пожгли великих. Уже лежал в руинах его родной
Кинев-град, а сам он в бою жарком с сарацинами десницу потерял. После сечи
подался Вельямир с дружиною из тех кто в живых остался в Новгород, ибо
знал, что здесь его помощь сгодится сможет. Свой город не уберег от силы
мавританской, так хоть новгородцам подмогнет.
  Сказывали также люди верные Юрию Дориановичу, что горел уже Чернигов. Ни
одной души живой не осталось в Смоленске - всех погубили кабашоновы
изверги. Много дней и ночей бился Псков, осажденный саршарамии и югордами.
Насмерть стояла дружина псковская, несчетно воинов сарацинских изничтожили
храбрые русичи. Только не было им помощи от князя Великого, не успел он
послать к ним войско. Кабашоновы же изверги взяли город сей в кольцо,
расползлись по всем лесам окрестным, и было их несметное множество. К
исходу дня пятого пал Псков. Не осталось в живых ни одного жителя, что
оружье держать мог в руках. Ворвались саршары с югордами в город сей
славный и добили всех жен и детей малых, кто еще жив был. Опосля сих дел
черных подожгли они домы людские. И еще неделю пылал костер адский так,
что зарево было видно аж за десять верст. Вслед за тем настал черед
Ладоги, что в двух днях пути от Новагорода находилося, а потом и
Новгорода, что последним был с запада в кольце крепостей мощных,
Солнцеград от напастей оборонявших. Крепости те, первый удар вражеский на
себя завсегда принимали. Опосля Новагорода с этой стороны путь на столицу
русичей открыт становился.
  Князь Новгородский пожелал врагов встретить лицом к лицу и вывел рать свою
в поле, что пред стенами крепостными лежало. Супротив тридцати тысяч
русичей вышло войско дужаров, состоявшее из ста тысяч воинов лютых,
тигриному богу поклонявшихся. А были там еще сарацины конные, числом в
пять тысяч, предводителем коих был Отер, глава рода Гомелов. В поединке
перед битвой схлестнулся он с Черняем Неулыбой и мечом сарацинским лишил
головы его. А отрубив, привязал ее за волосы к седлу своему, чтобы русичей
позлить более.
  Увидев сие, бросил Юрий Дорианович все полки свои в атаку быструю на
извергов. Завязалась сеча кровавая. Смешались знамена русичей с черными
стягами кабашонских воинов. Бились русичи храбро. Насмерть стояли супротив
втрое большего числа ворогов. Мечом рубили, покуда не зазубрится, копьем
кололи, покуда не переломится, а коли оружья не было, зубами рвали
поганых. Атаман разбойников Васька с горки, что в ополчении бился с
тысяцким, пятьдесят дужар своей саблей жизни лишил, перед тем как его
самого на куски изрубили мечами сарацинскими. Храбро держались русские
полки, стояли насмерть, но случилось тут предательство страшное. Когда
силы были уже на исходе, ударила в тыл русичам дружина князя киневского
Вельямира, что в запасном полку находился и черен сердцем был. Вспомнил
тут Юрий Дорианович о предсказании, да поздно было. Разорвалась цепь рядов
русичей и хлынули срацины с дужарами в тылы войска новгородского, в кольцо
захватив защитников города, да изрубили всех.
  До захода солнца длилась битва сия. Пока не пал последний витязь от меча
сарацинского. То был сам Юрий Дорианович, князь Новагорода, что последним
оставался на бранном поле и на тот свет унес с собой не один десяток
жизней лютых ворогов. Пал же он от меча Отера, Черняя также убившего. И
когда вступило войско мавританское в светлые стены Новагорода, на седле у
Отера болталось уже две головы отрезанных. И стоном великими огласилось
небо над городом.



  Глава одиннадцатая

  Рязань сожженная

  Уже минула вторая неделя, как вторглись полчища кабашоновы на земли
славянские и пошла гулять сила черная. На окраинах дальних у русичей не
было воинства многочисленного, лишь починки малые, да займища одинокие,
которые охранялись самими жителями. Потому не встретили мавры коварные на
своем пути сопротивления сильного. Порешил Кабашон, что возьмет он Русь
голыми руками, ибо обитатели ее окраин хилыми показались заморскому
властителю, а богатырей он на своем пути не встречал пока. С ним же была
сила сильная в пятьсот тысяч воинов злейших и смерти алчущих, из коих
сарацины были искуснее всего. Были в том войске сарацины из рода Сегри с
Лавритасом во главе, Алабесы с Иорнандом в предводителях, и Альморади под
началом Гаруса. И двигалось войско пешее словно саранча по брегам рек
полноводных, коих в те времена на Руси было бессчетное количество, а по
самим рекам под парусами черными плыли лодьи крутобокие с воинами, конями
их и припасами. В небе же, солнца свет застилая своими черными крыльями,
парили коршуны злые звериного царя Эрманарихома, добычу выглядывая глазами
зоркими.
  К исходу второй недели проникли воины мавританские от берега морского в
глубь земель славянских на версты многие, вошли они во владения русские,
словно меч острый в тело беззащитное, широко расползлись по всем
окрестностям. Все встречные поселения предавал огню Кабашон, а людей пытал
и умертвлял во множестве, никого не пленил. Желал он извести всех русичей
до веку, и расширить владения свои африканские на весь мир подлунный.
  Испепелили вороги так со всеми жителями и войском Чернигов, что на брегах
Десны стоял, затем крепость Курскую пожгли и Белгородскую. У каждого
городища или починка малого сходил Кабашон с лодьи, вслед за своими
сарацинами верными, и смерти видом услаждался. А налюбовавшись видом
земель захваченных, сызнова садился властитель мавританский на корабли
чернотелые и пускался дальше вверх по рекам к самому сердцу земель
полунощных, Солнцеграду златоглавому, прибыть поскорее желая.
  Но скоро на пути его Рязань встала, город русичей, укрепленный посильнее
всех городов, до того повстречавшихся Кабашону. Стоял тот город-крепость
на реке, что Окою прозывалась. Имел стены мощные дубовые, много башен
сторожевых и крепкие ворота. А на стенах рязанские умельцы луки огроменные
приспособили для метания копий на расстояния дальние, и еще изделия
хитроумные, что могли швырять ведра со смолой горящей во врага на
полверсты от стен затаившегося.
  Князь Рязанский, Мал Олегович, уже в городе своем находился вместе с
дружиной Ермила Мечиславича, из самого Солнцеграда присланной для подмоги
рязанцам. Ждали они Кабашона давно, запасы запасали, оружье точили и
готовились к нападению. Едва подошли первые корабли с воинами
мавританскими поближе к стенам города, как полетели в них ведра горящие со
смолою и копья, паклей обмотанные, все в огне. Разливалась смола по
лодьям, втыкались копья в борта их высокие. Занялись лодьи крутобокие в
одно мгновение, всыхнули паруса черные, словно факелы смоляные. От страха
кони сарацинские, борта ломая своими копытами, в воду бросалися. А сам
сарацины, огнем охваченные, прыгали в воду и плыли к берегу, где ждали их
лучники рязанские. Со стен крепостных и с берегов посыпался на них град
стрел так, что все они в воде и осталися. Спалили рязанцы пять лодий
мавританских, никто из ворогов не вернулся назад к Кабашону. Но то были
только лазутчики. Скоро подошло по реке лодий мавританских несчетное
количество, а по суху войско саршаров и югордов придвинулось к стенам
самым. Потому лучники рязанские, числом малые, поспешили за стенами
городскими высокими укрыться.
  Окружили мавры пешие и конные крепость рязанскую, со всех сторон обложили,
ибо было их великое множество. Перекрыли все пути-дороги, что вели в
Рязань, и пошли на приступ. Лишь только подступили саршары с югордами под
стены дубовые, лестницы высокие приставили, снова полетели на них копья и
камни, полилась смола горящая прямо на головы. Лучники рязанские стрел на
них не жалели. Ратники топорами рубили лестницы и от стен отпихивали, так
что бились насмерть о землю русскую мавры проклятые. Лодьи крутобокие, что
снова с реки надвинулись, тоже смолы горящей не минули, - на сей раз
десяток их пожгли рязанцы смелые. Так и кончился день первый, ночь
наступила. На реке до утра светло казалось от зарева корабельного.
  На следующий день мавры снова на приступ пошли. На сей раз нацелились они
на ворота городские всей силой. Подтащили югорды орудье стенобитное
величины огромной, которое везли на себе два зверя невиданных раньше
русичами даже в самых страшных снах. С виду они на корову походили, только
рог у этих идолищ были всего один, да и то на носу. Страшенные они,
конечно были, да только страшнее смерти для рязанцев сейчас и так ничего
не было, а ее повсюду и без того много наблюдалось. Потому, подивились они
на зверюг диковинных, да стали луки да копья налаживать сызнова супротив
ворогов. Как начали стрелять лучники, скоро всех югордов побили, что при
орудии стенобитном находились. Но тут подоспела подмога к ним
многочисленная - пять сотен саршаров. Снарядили те свои луки
огроменномощные, коих на Руси не делали, и стали стрелы горящие пускать в
русичей, что на стенах стояли. Били без промаха, да так сильно стрела
ударяла длинная, что любой доспех пробивала со ста шагов. И огонь свое
дело делал, -занялись стены крепости рязанской ясным пламенем. А саршары
меж тем снова орудие подтащили и стали рушить ворота городские. Ворота же,
хоть и крепки были, на совесть строены, но трещать стали вскорости под
ударами тяжелыми.
  Велел князь Рязанский, Мал Олегович, водой тушить пожарище на стенах, чтоб
не разгорелось, а сам спустился со стен высоких, кликнул дружину свою,
вскочил на коня вороного и приказал ворота отпереть перед саршарами. Как
отворили люди ворота дубовые, вылетел вихрем с дружиною князь и опрокинул
саршарских лучников. Порубил почти всех на куски кровавые, а остальных
отогнал от стен и в реку сбросил. Там они все и сгинули. А в то время у
него за спиной пешие рязанцы копьями своими закололи одно из чудищ
рогатых, а второе само наутек бросилось. И, как побежало оно, случайно об
стену ударилось, да так, что стена крепостная аж задрожала от сего
столкновения. Потом чудище, видать, совсем обезумело и от страху в лес с
диким ревом бежать пустилось. Закачались там сосны да ели высокие, а
чудище пропало из виду. Видать, порешили рязанцы, то не шибко страшные
были чудища. Едва вернулся князь с дружиною в град, как мавры с новой
силой у стен показались.
  Озлобился Кабашон от того, что князь рязанский Мал Олегович, столь стоек
оказался и выслал конницу свою сарацинскую в поле перед градом, трупами
многими усыпанное уже. Все больше лежали там югорды, да саршары убитые.
Рязанцев погибло меньше, чем ворогов их, - один на пятерых. Предводителями
сарацинов конных был Лавритас из рода Сегри и Гарус из рода древнего
Альморади. Вызвали они князя рязанского на бой открытый на поле бранном.
Хоть и было их числом втрое больше, чем ратников княжеских, не пристало
русским князьям за стенами высокими долго открытого боя избегать. Открыл
князь ворота городские и выехал на коне вороном с дружиною верною своей. А
вместе с ним и дружина Ермила Мечиславича, посланника солнцеградского.
Затрубили рога боевые и в атаку сарацины бросились, а княжеские витязи им
на встречу устремились, копья в грудь врагам направив.
  Арсен храбрый, что находился неподалеку на лодье, рядом с царем Кабашоном,
следил оттуда за битвой русичей с воинством мавританским. Видел, что
числом они малы, но бьются храбро, не одолеть их веру и силу с наскока
быстрого, как поначалу казалось. Но думал он сейчас больше о другом.
Вспоминалось ему предсказание странное Зувейле, дочери невидимого султана
Бендина, владетеля Золотого города мастеров. И вдруг так захотелось Арсену
окинуть всю землю славянскую единым взглядом, узнать, права ли была
Зувейле прекрасноокая, не шутку ли сыграла с ним легковерным. До того ум
его молодой разыгрался, что битвы вид наскучил скоро, и решил он обратится
коршуном из воинства небесного звериного царя Эрманарихома и взлететь под
небеса. Надумав, спросил он на то разрешение отца своего. Нахмурился при
этом грозный Кабашон.
  - Я слышу, хочешь ты, Арсен, меня покинуть в тот самый час, когда Рязань
еще не пала( И смерть своих врагов увидеть не желаешь(
- Отец, я думаю, что быстро ворочусь из путешествия по небесам славянским
и тлен Рязани потопчу ногой. А покорить ее, - то больше ты желаешь.
  Нахмурился, еще мрачнее стал властитель африканский. Сказал:
  - Ну что ж, лети, но только воротись не позже ночи этой. Лети обратно
прямо на пожар, что я зажгу сейчас на месте этом. Пусть служит путеводною
звездой тебе костер, что из костей рязанцев скоро тут заполыхает.
  - Я буду ночью, - сказал Арсен.
  Затем, привычный к магии восточной с младых ногтей и волшебству обученный
немало, Арсен три раз произнес заклятье и обратился коршуном из самых
быстрых. Взмахнул крылами и поднялся в небо. В от самый час открылся ему
вид на все обширные окрестности Рязани и в даль далекую до горизонта.
Сначала сделал круг Арсен над полем битвы, чтобы проверить твердость
крыльев. И тут же просвистело мимо две стрелы, - то лучники рязанские, его
приметив, решили умертвить. Узрев сие, Арсен проверив крылья, сложил их
вместе, и рухнул камнем на врага. Вцепившись острыми когтями в грудь
лучника, что первым выпустил стрелу, поднял его он в небеса высоко и
бросил вниз на копья острые дужар. Еще не умер первый лучник, а коршун
бросился уж на второго, что прятался от стрел саршарских в башне
городской. Схватил его и также предал смерти. А после поднялся совсем
высоко, туда, куда не долетали стрелы, и полетел от солнца на восток.
  Летел Арсен над землей славян и изумлялся ее размерам бесконечным. Она
была не меньше Африки его родной, вот только рек широких и не очень здесь
были тысячи, леса зеленые тянулись на расстоянья многие, перемежаясь
болотами топкими, а пустынных земель и песков знойных не заметил Арсен
совсем. По брегам рек и в лесах болотистых увидел он глазами коршуна
зоркими множество злых духов лесных, что поджидали свои жертвы на
перепутьях нехоженых тропок. Чутьем колдовским почуял, что нечисть и вся
сила черная, таившаяся до срока в этой земле, с появлением воинства
мавританского перестала людей добрых на Руси бояться и, осмелев, вышла на
охоту за душами их. И была день ото дня все удачнее та охота, ибо,
повсюду, в починках малых и городах больших, с каждым днем приближения
войск мавританских к Солнцеграду, становились люди местные злее и многие
промеж них все более боялись за свою жизнь. Не все готовились воевать
против сарацин на бранном поле, кто-то ждал их с радостью великой, потому
что был черен в душе и не желал добра соседям своим. Все труднее
становилось жить русичам, которые с темной силой дружбу не водили, повсюду
их поджидали теперь козни и смерть. Кабашон мог ликовать, ибо помощь ему
росла сама по себе в земле славянской. И смеялся Кабашон смехом диким руки
потирая, ждал он победы скорой, ибо сумел пробудить в душах многих русичей
страх великий, зависть и ненависть к себе подобным.
  Все это почуял и Арсен пролетая над землями славянскими, от которых
исходил дух тревоги и в небеса поднимался. Но видел он также, что росла и
ненависть к врагу в сердцах русичей праведных, что готовы они были стоять
за землю свою до самой смерти, не боялись ни духов лестных, ни нечисти, ни
воинов мавританских. Только на них и держалась еще Русь, не сдавалась на
милость победителей. А, меж тем, кони сарацинские уже топтали земли
западные и южные славянские, уже пало множество городов мелких и крепостей
крупных. Предав огню Новгород, самую сильную крепость и последнюю на пути
к Солнцеграду с той стороны, двигалось к нему войско мавританское во главе
с Отером. А за ними тянулся пепельный путь, следы пожарищ обширных и
тысячи мертвых русичей лежать остались навечно в сырой земле. С юга все
земли от самого моря теплого до стен Рязани были объяты пламенем, и смерти
дух гулял там, не встречая на своем пути препятствий. Все ближе подходили
воинства мавританские с запада и юга друг к другу и скоро должны были
встретиться под стенами Солнцеграда, если чудо не спасет русичей. Все туже
сжималась петля на шее народа русского. Все радостнее становилось на душе
у Кбашона, ибо цель его заветная приближалась с каждым шагом. И все больше
туман охватывал душу Арсена, ибо не мог понять, зачем он здесь. За годы
прошедшие Арсен стал храбрым воином, но смерти дух его не радовал, как
отца воинственного, он готов был убивать славян в бою, хотя не видел в них
врагов своих, и более всего боялся того, что было предсказано дочерью
султана Бендина.
  Летел так полдня на восток и затем полдня на север Арсен под личиной
коршуна черного из воинства звериного царя Эрманарихома, а под ним
простирались земли русские. Много городов и деревень русичей за время то
увидал Арсен под собою, много людей с высоты полета своего разглядел, но
ни в одном месте не попалась ему та, что была предсказана. А к заходу
солнца повстречал Арсен чудо, невиданное в африканских землях никогда
прежде. Прямо на пути его, в облаках высоких, возникла вдруг голова
богатыря огромного в шлеме золотом, на гранях которого играли лучи
солнечные. Ехал тот богатырь на коне белом высоты немеряной, держа в одной
руке копье, которым звезды с небес цеплять можно было, а в другой щит
крепкий, что мог от урагана любого целый город укрыть. Прямо сквозь леса
густые и поля обширные ступал осторожно конь богатырский, горы высокие
каменные, словно холмы незаметные, позади оставляя, неся седока своего
куда неведомо. Был то Никанор-богатырь - великан огромный и древний,
живший в далеких краях и границы северные Руси от ворогов охранявший. Мог
он один целое войско перебить или змея многоглавого лютой смерти предать.
Не было ему много веков на Руси супротивников.
  Увидав воина столь сильного и огромного в этих краях удивился Арсен, ибо
принял его сначала за джинна-вероотступника или ифрита из свиты отца
своего Кабашона. Не мог подумать он, что в земле русской водятся такие
богатыри-великаны. Удивился Арсен, но не стал пока препятствий чинить
великану в пути его, а облетел стороной. Но не успел он разминуться с
великаном, как увидел двух змеев шестиглавых, величины огромной, что
летели по небосводу крылья перепончатые распластав, и огнем их пасти
многозубые объяты были. Почуял Арсен, что не змеи это, а джинны черные, и
посланы они отцом его Кабашоном из отчизны всех темных сил для умертвления
великана русского, ибо шел он в Солнцеград по своей воле на подмогу князю
Вя