Орфетане  обещано тридцать четыре жуда золотом! Так
что спасибо тебе, мишигине Зерахия, за науку. Правда, черт тебя знает,
чокнутый торгаш,  как ты  догадался, что среди татар объявится могучий
колдун... Определенно, шепетек знал обо всем заранее!!!
   Ну да  ладно, со  всеми этими  фокусами нужно  будет разобраться по
приезде в  Киев. А  теперь пришло  время продемонстрировать  татарским
псам блестящие  способности мастера  Карсидара, всыпать  им по  первое
число, а  также добраться  до тамошнего колдуна и проверить, так ли он
силен в ратном искусстве, как в чародействе.
   Несмотря на  боль в  простреленной ноге,  Карсидар шагнул к воинам,
тянувшим канат, сказал:
   - А ну подвинься! - и занял место среди них. В сапоге было мокро от
крови, при каждом движении, каждом напряжении мышц в голени разливался
жар и  ворочалась  тупая  игла,  но  Карсидар  тянул  канат  вместе  с
остальными, ритмично ухая:
   - И-эхх!..  И-эхх!.. И-ыхх!..  - и едва слышно постанывая. А в душе
ворочалась темными  клубками и все разрасталась, как на дрожжах, жажда
мести.
   - Ну-у!..  Ну-у!.. Тя-ни!.. Тя-ни-и!.. - покрикивал Карсидар в такт
движениям. Воины  и так  старались вовсю.  Время от  времени вражеская
стрела поражала  кого-нибудь из  "тягачей", однако  место раненого или
убитого тут же занимал новый ратник.
   До берега оставалось уже совсем чуть-чуть, когда татарские всадники
рванулись к столбу, к которому был привязан канат их парома.
   - Тянуть! Остальные - за мной!!! - рявкнул Карсидар, бросил канат и
слегка прихрамывая, побежал к переднему краю парома. На ходу нагнулся,
подобрал  круглый  щит,  валявшийся  рядом  с  убитым  воином  (мастер
Карсидар не  любил пользоваться  щитом, однако  при  таком  количестве
вражеских лучников другого выхода попросту не было), выхватил из ножен
меч и  спрыгнул в  реку. Студеная черная вода доходила до пояса. Мигом
пробившись под  одежду, она  обожгла тело,  и ее  холод заставил  даже
позабыть о боли в простреленной ноге.
   - Вперед!  - прокричал Карсидар то ли самому себе, то ли остальным.
Стараясь шагать  как можно  шире, преодолевая  сопротивление  ледяного
течения, он  выбрался на  берег, пригнулся  пониже и  помчался вперед,
прячась за  щитом. Жаль,  что он не захватил с собой рукавный арбалет,
понадеявшись в  основном на  сверхчеловеческие способности.  В обычном
арбалете мастера,  который болтается  у  него  за  спиной,  всего  две
стрелы. Кроме  того, рукавный  арбалет был  бы невидим  для врага.  Но
ничего,  лучший  мастер  Орфетана  может  сражаться  не  только  любым
оружием,  но   и  любым  количеством  оружия!  Татарским  собакам  еще
неведомо, с  кем предстоит скрестить мечи. Тем более, Карсидар страшно
разозлился, разъярился  до того, что уже совсем не обращал внимания на
боль в  ноге. Сейчас проклятые ордынцы получат все, что причитается на
их долю...
   Перед Карсидаром  оказались два  всадника. Ближайший  ткнул в  него
копьем, но  Карсидар шутя  парировал этот  выпад мечом  и одновременно
махнул щитом,  утыканным десятком  стрел, перед  мордой коня,  несшего
другого, богато одетого всадника. Испуганный скакун взвился на дыбы, и
Карсидар, крутнувшись  на месте, ловко перерубил подпругу его седла. С
громким криком татарин свалился на землю, потеряв пушистую лисью шапку
и ударившись  затылком так,  что хрустнули  кости. Очевидно, он сломал
шею, потому что остался лежать неподвижно. Карсидар поймал его коня за
уздечку и  одним махом  взлетев на  спину животного, изо всех сил сжал
лоснящиеся бока ногами.
   Но удерживаться  на испуганном  животном,  не  слушавшемся  повода,
чрезвычайно трудно,  поэтому теперь  предстояло сменить коня. Карсидар
бросился к  копьеносцу, увернувшись,  отбил щитом  его атаку  и точным
ударом снизу  распорол противнику левый бок. Татарин взвизгнул, разжал
ослабевшие  пальцы,   выронил  копье   и  повалился  вперед.  Карсидар
перемахнул на  круп  его  лошади,  спихнул  истекающего  кровью  врага
наземь, пересел в седло, нащупал ногами стремена.
   Ну вот,  наконец-то он получил коня... правда, это не верный Ристо,
но выбирать  не приходится.  И пригибаясь  к конской  шее, прикрываясь
щитом, Карсидар ринулся на татар, раздавая удары налево и направо.
   Этого скакуна убили прямо под ним, пришлось добывать себе третьего.
Но теперь  было легче:  уже причалили паромы, канаты которых татары не
успели перерубить,  и силы русичей на левом берегу Дона увеличились. К
тому же,  среди высадившихся  были не  только пешие,  но  и  всадники.
Увидев, что  полностью сорвать переправу не удалось, ордынцы бросились
наутек.
   - Догнать  их! Живо! - скомандовал Карсидар, отшвырнул уже ненужный
щит, рванул  из-за спины двухзарядный арбалет так, что лопнул ремешок,
на котором  он висел,  и бросился  вперед, подавая пример остальным. И
хотя подгонять русичей не было особой нужды, хотя они и сами рвались в
бой, все  же сравниться  с воеводой  в ярости  натиска не  мог  никто.
Карсидар был  легко ранен еще раз, теперь уже мечом в правую руку, как
раз там,  где заканчивался  рукав  кольчуги,  однако  и  эта  царапина
нисколько не уменьшила его рвения.
   Карсидар  мстил   татарам  за  смерть  Ристо,  ибо  чувствовал  все
возрастающее мрачное  озлобление и  одновременно досаду на себя за то,
что решил взять старого товарища в последний поход. Если бы он оставил
коня в  Киеве, все  было бы по-другому... Пусть же знают эти трусливые
псы, что  значит трогать  мастера Карсидара  или  его  близких...  или
друзей... да  хотя бы верного коня! Мало преподанного Бату урока?! Так
вот еще один! Вот!!
   Но не  только желание  отомстить за  Ристо подстегивало  Карсидара.
Колдун! Этот  ублюдок затесался  где-то между  ордынцами  и,  кажется,
вообразил,  что  может  сделать  с  Карсидаром  все,  что  вздумается!
Набросил на него свои невидимые сети, строит зловредные козни...
   Карсидар ощущал  в груди лишь раздражение и досаду, зато совершенно
не слышал  оставшегося на  правом берегу  Михайла и,  ясное  дело,  не
чувствовал   присутствия    колдуна.   Значит,    татарский   мерзавец
вознамерился чинить  ему препятствия?  Так уничтожить  его, и  дело  с
концом!
   "Колдун, колдун...  Где же  ты прячешься,  жалкий трус?!"  -  думал
Карсидар и  едва сдерживался,  чтобы не  прокричать это  вслух. Однако
вопреки ожиданиям,  колдуна среди  преследуемых  татар  не  оказалось.
Возможно, негодяй  успел скрыться.  Незаметно юркнул  в кусты,  и  был
таков! А  может, ускакал вместе с татарами, которым удалось оторваться
от преследовавших  их русичей.  Ну и кроме того, колдун мог находиться
не на  левом, а  на правом  берегу,  ведь  мысленная  связь  с  тестем
прервалась, и  Карсидар не  знал наверняка,  устроили татары там набег
или нет.
   Только слишком  уж неожиданно  закончилась схватка.  Будь на  месте
татарского  колдуна   Карсидар,  он  бы  непременно  попытался  добить
противника, который  лишился своих способностей. По зрелом размышлении
выходило, что все ратное искусство мастера было детской забавой против
колдовства, пересилившего  колдовство Карсидара.  Например,  свести  с
неба молнию  - это  же так  просто!.. Тогда  почему  татарский  колдун
оставил его  в живых?  В чем  тут дело?!  Хорошо еще,  что Карсидар не
задумался об этой странности, когда преследовал удирающих ордынцев. Но
в переполненном жаждой мести сердце не осталось места трезвому расчету
и робости. В противном случае Карсидар действовал бы менее решительно.
   И  лишь   когда  погоня  прекратилась,  появилась  возможность  все
обдумать, а также оценить потери. Слава Богу, серьезного урона русичам
татары  не  нанесли.  Конечно,  были  убитые  и  раненые.  Три  каната
перерублены, их  пришлось натягивать заново. Два парома унесло вниз по
течению, и  что было  с оставшимися  на них воинами, неизвестно. Кроме
того, нужно было сколотить паромы вместо унесенных.
   С паромщиками, которые отправились на правый берег, Карсидар послал
Михайлу известие,  что он ранен в ногу, но все это пустяки, и попросил
сообщить  о   происшествиях  на   правом  берегу.  Со  второй  партией
переправившихся Карсидар  получил ответ:  да,  ордынцы  в  самом  деле
напали также  на основную  часть войска.  Правда, здесь  они  даже  не
пытались прорваться  к паромным  канатам, а  просто пронеслись галопом
мимо лагеря  и на  полном скаку  обстреляли опешивших  воинов. И сразу
пустились наутек,  не ввязываясь  в сражение  с превосходящими  силами
русичей.
   Но неужели  татары рассчитывали  сорвать таким  образом переправу?!
Если да,  то почему  они послали на Дон маленькие "летучие" отряды, не
способные вступить  в серьезное  сражение с  русской  армией?  А  если
нет...
   Левобережный  отряд   действительно  стремился   помешать   русичам
переправиться: татарские  всадники обстреляли высадившихся с вечера на
лодках воинов,  попытались обрубить  паромные канаты.  Правда, надолго
они русичей не задержали. Итак, это очередная промашка Тангкута?
   Но Карсидару  все не давал покоя таинственный татарский колдун, так
и не  пойманный ни  на левом,  ни на  правом берегу.  И до  сих пор не
убитый, потому  что утраченные  способности все  еще не возвратились к
Карсидару.  Вот  мерзавец!  Сидит  где-то  поблизости  и  строит  свои
козни...
   А раз  так, почему этот колдун попросту не убьет Карсидара, который
ничего не может поделать против его чар?! Непонятно, совсем непонятно!
   Наконец Карсидар  пришел к  выводу, что  вылазка могла преследовать
лишь одну  цель: обстрелять войско русичей. Как раз для этого подходят
отряды  лучников  на  быстрых  конях,  не  ввязывающиеся  в  серьезную
схватку. А обрубить паромные канаты - это уж как получится.
   Или  татары  рассчитывали,  что  Карсидар  не  бросится  на  поиски
колдуна, а попросту запаникует, поспешит схорониться? Глупо...
   Итак, случившемуся  могло быть  лишь  одно  приемлемое  объяснение.
Сначала ордынский  колдун отнял у Карсидара его силу. Карсидар потерял
способность отворачивать стрелы и едва не погиб от смертоносного жала.
Но тогда  выходило, что объектом нападения была не вся армия русичей и
даже не первая партия переправившихся, а... сам Карсидар?!
   Ну конечно!  Татары  могли  только  предполагать,  что  королевский
воевода высадится  на левом  берегу Дона  одним из  первых, но не были
уверены в этом до конца. Поэтому ордынцы не только напали на авангард,
но на  всякий случай  выпустили стрелы и по основным силам: где-нибудь
Карсидар обязательно должен был оказаться, где-нибудь да настигнет его
стрела.
   В  общем,   его  положение  было  незавидным.  Утратив  способность
колдовать, Карсидар  разом лишился  возможности сражаться так, как уже
успел привыкнуть,  мысленно связываться  с Михайлом  и в  тот  же  миг
узнавать, что делается в другом месте, а также...
   Карсидар опустился  на землю,  уронил голову  на сложенные  руки  и
тихонько застонал.  Но не  боль в  пронзенной стрелой  ноге была  тому
причиной.  Перед   его  мысленным   взором  встало  лицо  ненавистного
шепетека, который  сбивчиво лепетал:  "Это жребий,  Д'виид,  жребий...
Запомни, в  этом походе  будет решаться  и твоя судьба, и судьба всего
твоего войска.  Что ты станешь делать, если вдруг лишишься своей силы?
Помни, Д'виид, все зависит от твоего выбора".
   Ну откуда,  откуда полоумный  торгаш мог  знать наперед  о том, что
случится в донской степи?!





Глава IX. ИСКУШЕНИЕ



   Отказ надменных  новгородцев, задел Андрея Ярославовича за живое, и
он никак не мог оправиться от испытанного унижения. Вернувшись на свою
вотчину, молодой князь почти сразу уединился в Боголюбове и не покидал
замок, несмотря  на то,  что многочисленные  неотложные дела требовали
его присутствия  во Владимире..  Суета столичной жизни с некоторых пор
тяготила Андрея,  и временами  он грешным делом подумывал: как было бы
хорошо,  если   бы  город   не   восстанавливался   после   татарского
разграбления!  Тогда   во  Владимире  повсеместно  царило  запустение.
Проплешины пожарищ совершенно исказили облик столицы, такой прекрасной
до разорения.  Великий хан  Бату был еще в полной силе, и оставшиеся в
живых, не  уведенные в полон владимирцы не решались отстраиваться. Они
понимали, что  возрождение на  деле  может  оказаться  лишь  иллюзией.
Ненавистные татары  могли вернуться  в любой  момент и вновь разрушить
дома русичей,  ободрать их  до нитки,  угнать в  полон, а  то и  вовсе
лишить жизни. Поэтому немногочисленные горожане предпочитали ютиться в
жалких землянках.
   Зато теперь,  после грандиозного  поражения  и  позора  Бату,  сюда
повалили  провинциальные   бояре,  прежде   отсиживавшиеся  по   своих
поместьях, а  городские окраины  оккупировали  толпы  ремесленников  и
торгового люда.  И поскольку  всем им  надо было где-то жить, Владимир
быстро превратился  в гигантский  улей,  жужжавший  пилами,  стучавший
топорами и  молотками днем  и ночью.  Новые постройки  вырастали,  как
грибы после дождя.
   Но если бы дело ограничилось только шумом, это было бы еще полбеды.
Из-за выгоревших, опустевших участков возникали споры и раздоры, конца
и края  которым не было видно. Бывало так, что на лакомый кусок земли-
в самом  сердце столицы претендовало сразу несколько человек, и каждый
из них  был по-своему  прав. Бывало,  что уже  после того,  как  вновь
прибывший  боярин  начинал  строиться,  нежданно-негаданно  объявлялся
старый хозяин  сгоревшего двора,  а новый  при этом  не желал узнавать
воскресшего из мертвых родственника. Тут уж начинались такие дрязги да
склоки, что  только держись!  А кому  их  разбирать?  Кому  определять
правых и  виноватых? К кому шли люди за праведным судом? Ясное дело, к
князю. Приходилось  с утра  до ночи  выслушивать ходатаев, свидетелей,
кого-то восстанавливать в правах, кого-то отправлять на выселки...
   В общем, суета сует.
   Вдобавок ко  всему, после  поражения в  борьбе за новгородский стол
Андрей начал  ловить себя  на том, что невольно подыгрывает в судебных
тяжбах стороне,  которая, мягко  говоря, была  не совсем  права. Пусть
бояре, претензии  которых вполне обоснованы, знают, каково их молодому
господину, несправедливо униженному какими-то купчишками! Да и вообще,
у него из-под носа уплыл не жалкий клочок земли, а княжеский престол.
   Поэтому Андрей и уехал в Боголюбов. Здесь можно было часами бродить
среди высоких  густых кустов  на берегу  Клязьмы, не  думая о  суетных
помыслах всяких  там крикунов,  а  отдаваясь  собственным  грезам.  На
прогулках  князь   мысленно  возносился  в  своих  мечтах,  видя  себя
всесильным владыкой  могучей  державы,  перед  которым  трепетали  все
исконные враги!  И в первую очередь, разумеется, ненавистный выскочка,
который  нагло  заграбастал  Киев...  А  еще  приятнее  было  сбросить
утомительный груз забот и бездумно упиваться зрелищем ленивого течения
воды,  игрой   солнечных  бликов  на  ее  поверхности.  Тогда  чувства
отдыхали, ибо  ухо ловило не визгливо-рассерженные или натужно-хриплые
голоса просителей,  а таинственное  шуршание камыша  и  осоки,  ноздри
вдыхали ароматы  луговых трав, а не пыль, поднятую строителями. А если
уж совсем тоскливо становилось, Андрей приказывал устроить грандиозный
лов зверья, которым были полны окружающие леса.
   Но не  будешь же  дни напролет  торчать в  лесу или  на берегу! А в
замке все  еще сумрачно,  сыро и  холодно. За  минувшую  зиму  сырость
пропитала воздух  настолько, что  бороться  с  ней  не  мог  даже  жар
непрерывно  топившихся   печей.  Из-за  сырости  Андрей  вынужден  был
постоянно кутаться  в теплые  одежды, чувствуя  себя при  этом  крайне
неуютно.Несмотря  на   свою  молодость,    он  порой  ощущал  себя  то
безнадежно больным, а то немощным старцем...
   Господи, да  разве нет  здесь доли  истины! Разве  не  оказался  он
полностью бессильным  перед проклятыми  новгородцами, прогнавшими  его
прочь? И  разве не занемог князь оттого, что в его душе все копилась и
копилась неутоленная  жажда власти,  которая  разъедала  его  существо
изнутри...
   Временами Андрей  впадал в  такое отчаяние,  что даже яркий дневной
свет меркнул  в его глазах. Окружающий мир тонул во мраке и, невидимый
глазу,  представлялся   скопищем  загнивающих   нечистот,  в   которых
копошатся отвратительные бледные черви.
   Вот что  значит  безысходность!  И  в  эти  минуты  лучше  было  не
попадаться князю  под горячую руку, а то в порыве ярости и отчаяния он
был способен на такие поступки, в которых впоследствии раскаивался. Но
ничего поделать  с собой  Андрей не мог, и к прежним душевным мукам от
осознания собственного  бессилия прибавлялись  новые. Тогда он садился
на коня  и скакал  не разбирая  дороги, постоянно рискуя свернуть себе
шею.
   И все  же прелесть  этого места заключалась не только в возможности
уединиться на  лоне природы.  Была в Боголюбове настоящая "жемчужина",
которую молодой  князь ценил  чрезвычайно высоко.  Как ни странно, это
был человек,  а именно  местный протоиерей Калистрат. И хоть Андрей на
собственном горьком  опыте успел  убедиться в  людском  вероломстве  и
коварстве, к  Калистрату  он  испытывал  странную,  трудно  объяснимую
привязанность.
   Калистрат не  мог похвастаться  знатным происхождением,  не был  он
также семи  пядей во лбу. Но может быть как раз отсутствие влиятельных
родичей не  позволяло ему  кичиться  положением,  которого  он  достиг
собственными силами,  причем с немалым трудом, - он был духовником как
нынешнего князя,  так и его отца. А средненькие умственные способности
с лихвой компенсировались удивительным чутьем, практичностью и умением
держать до  поры язык  за зубами.  Зато уж  если Калистрат  давал  ход
имеющимся у него сведениям, то действовал скоро и наверняка.
   Но даже  несмотря на  эти таланты,  в последние  годы с  карьерой у
Калистрата явно  не ладилось.  Трудно сказать, что было тому причиной:
то ли  без могущественных  родственников,  которые  оказывали  бы  ему
поддержку, нельзя  было продвинуться дальше, то ли он не мог наскрести
достаточную сумму  и дать  кому следует  приличную мзду.  А может,  он
нечаянно, сам  того не  желая нажил  себе  тайных,  но  могущественных
врагов. Ведь  даже самый  осмотрительный  человек  рискует  ошибиться,
карабкаясь к вершине церковной пирамиды.
   В результате  Калистрат застрял  в  протоиереях,  причем,  кажется,
застрял всерьез и надолго. В этот чин он был произведен еще лет десять
назад, если  не больше.  Тут дело  не обошлось  без протекции Ярослава
Всеволодовича, перед  которым Калистрат  откровенно заискивал. Правда,
ему не  всегда удавалось  держаться поближе  к покровителю,  но  когда
Ярослав обосновался  во Владимире,  то не  забыл  о  своем  протеже  и
выхлопотал для него протоиерейское достоинство.
   И, пожалуй,  Калистрат был  бы рад  своему   положению, если  бы не
открывшаяся неожиданно  перспектива, еще  более  соблазнительная,  чем
прежняя.
   Перед самым  татарским нашествием  умер Владимирский епископ, и был
поднят вопрос о его приемнике.
   По этому поводу разгорелись бурные страсти, и Калистрат не преминул
ввязаться в отвратительную склоку достойных служителей Божьих. Правда,
он был всего лишь протоиереем, зато ему оказывал поддержку сам Ярослав
Всеволодович, и Калистрат не сомневался в конечном успехе.
   Впрочем, на  этот раз  вмешательство князя  не помогло. Духовенство
словно бы решило доказать Ярославу справедливость изречения: "Богово -
Богови, кесарево - кесареви", - и проигнорировало ясно выраженную волю
мирского владыки.  Архиепископ  Владимиро-Суздальский  Харлампий,  как
человек опытный  и не  понаслышке знакомый с мстительным нравом князя,
поспешил покинуть Владимир и отбыл в Суздаль, в свою новую резиденцию.
Хоть от  столицы туда  рукой подать,  а все же лучше убраться от греха
подальше, здраво рассудил он.
   Калистрат  не   отчаивался  и   попросил  Ярослава   похлопотать  о
производстве верного  княжеско