жно выразиться. Войско вел он, а полководцу лучше
всего  держаться   в  середине   отряда,   чтобы   иметь   возможность
контролировать ситуацию  и впереди,  и позади  себя и вовремя отдавать
приказы.
   Но согласно  неписаным законам  мастеров, сопровождавших  караван с
грузом, один  из них  занимал место  в голове  колонны, а  другой -  в
хвосте. Вот  и Карсидар решил поступить таким же образом, примерившись
к сложившейся  ситуации. Во  время переправы войско оказывалось как бы
разорванным  надвое,   покидая  правый   берег  Дона   и  одновременно
высаживаясь на  левый. Карсидар  не мог находиться по обе стороны реки
одновременно, но  вполне мог  одним из  первых перебраться  на  левый,
слабо изученный, а потому потенциально более опасный берег. Михайлу же
было приказано  оставаться на  правом и  в любой  момент быть  готовым
включиться в  мысленную связь.  Для этого  ему просто  нужно было  все
время думать о Карсидаре, а остальное тот сделает сам.
   Разумеется, ничего  особо сложного  в  этом  не  было,  только  вот
Михайло вновь запереживал. Впрочем, так бывало всегда, когда обожаемый
зятек брался за "колдовство". Ну да ладно...
   - Так  смотри мне! - еще раз наказал Карсидар, взял Ристо под уздцы
и повел гнедого на ближайший паром.
   Переправа началась.  Сложив в  кучу оружие,  выстроившись  друг  за
другом в  затылок и потопав ногами в поисках удобного положения, воины
схватились за  канат, оставшиеся  на берегу  развязали крепления  -  и
постепенно набирая  ход, паромы  дружно поползли к левому берегу. Пока
можно было  достать до  дна, остальные  помогали временным паромщикам,
отталкиваясь копьями.
   Карсидар стоял  в самом  центре плота.  Хотя  он  уже  давно  узнал
причину, по  которой испытывал  инстинктивный  страх  перед  глубокими
реками (да  и ленивое  течение Дона  не шло  ни в  какое  сравнение  с
быстриной  Зальды,   в  которую   маленького  Карсидара   вынесло   из
безымянного горного  притока), он  все равно на всякий случай решил не
подходить к краю слишком близко.
   Страх... Плохо,  когда это  чувство  охватывает  бойца!  Никуда  не
годится. Ну, что тут такого: переправа как переправа, дело обычное. Но
как-то неспокойно  было на  сердце у  Карсидара. Точно смутная щемящая
тоска свила  гнездо у  него в душе и никак не желала улетать. Да и как
не волноваться,  когда он  с Читрадривой в свое время поймал татарское
войско в  ледовую ловушку  именно на  переправе. Лишь бы эти собаки не
вздумали теперь отыграться! Кто знает, что взбредет им в голову?
   А все  проклятая тоска!  Она, она...  И еще этот проклятый Зерахия.
Являться перед самым выступлением в дом королевского воеводы и смущать
его дурацкими речами... Ишь чего надумал!
   Тем не  менее, несмотря  на  мрачные  пророчества  шепетека,  поход
проходил пока  неплохо. Столкновений  с  татарами  не  было,  если  не
считать мелких  стычек, в которых ни один русич серьезно не пострадал.
Замешкавшиеся смоляне  нагнали их  всего-то на шестой день похода, так
что не пришлось ломать голову, где они запропастились.
   А что  до местного  бога,  то  Его  поддержка  обеспечена.  В  день
выступления сам  митрополит Иосиф отслужил благодарственный молебен за
русское войско  в Софийском  соборе, а также лично благословил воинов,
прошедших маршем  мимо стен,  видевших еще  Ярослава Мудрого.  И  хоть
злопамятный старик  до сих  пор испытывал стойкую неприязнь к "колдуну
Хорсадару", все  же он  помолился отдельно  и за  королевского воеводу
Давида, возглавившего поход против татар.
   Правда, Карсидар  не верил  в действенность  молитвы  Иосифа.  Если
вспомнить,  сколько   сил   истратил   митрополит   впустую,   пытаясь
противостоять ему  и Читрадриве,  оставалось заключить,  что  все  эти
торжественные  молебны,  сопровождаемые  песнопениями  и  воскурениями
ладана, не  более опасны  для  колдовства,  чем  попытка  пробить  щит
швейной   иглой.   Зато   подчиненных   Карсидару   воинов   церемония
благословения сильно воодушевила, а что хорошо для армии, хорошо и для
полководца.
   Хотя оставалось  в силе  мрачное  пророчество  Зерахии,  о  котором
никто, кроме  Карсидара, понятия  не имел...  И хорошо, что так! Пусть
неприятный осадок  от всех  разговоров  полоумного  торгаша  останется
только на душе у воеводы и не смущает войско. А уж Карсидар постарался
совладать со  всеми мрачными  мыслями.  Особенно  с  предчувствием  по
поводу встречи с татарским колдуном.
   Карсидар сунул  в карман  руку, но  не  найдя  на  привычном  месте
никакого   амулета,   лишь   рассеянно   усмехнулся.   На   одном   из
многочисленных привалов  он все  же решился  уничтожить кусочек  кожи,
сорванный с  шеи неудачливого  татарского посла. Карсидар полагал, что
именно таким образом удастся избавиться от гнетущего ощущения нависшей
над ним и его войском опасности.
   Он отлично  помнил, как  все происходило.  Было уже  очень  поздно,
около полуночи,  а может  и за  полночь. Карсидар  восседал верхом  на
седле, снятом  на ночь  с Ристо.  Вглядываясь в трепетные язычки огня,
уменьшавшиеся с каждой минутой, привычным движением вытащил из кармана
кожаный амулет, повертел его из стороны в сторону, переложил из руки в
руку... да и бросил прямо на кучу красновато-оранжевых угольев.
   Будь что будет, решил тогда Карсидар. Может, он в самом деле таскал
в кармане  этакий кусочек  мощи, овладеть  которой ему не под силу. Но
ведь ясно,  что лезвием  слишком острого  ножа можно поранить неумелую
руку, так  не лучше ли выбросить нож?! Не исключено также, что это был
лишь простой  кусок кожи.  Тогда тем  более нужно было уничтожить его,
выбросить из  головы всякие  сомнения и в дальнейшем не отвлекаться ни
на  какие   посторонние  вещи.   Хватит  ломать   голову  над  всякими
глупостями! Армия  продвигается по  неизученным землям,  здесь следует
держать ухо  востро, и  у королевского воеводы есть над чем думать и о
чем заботиться.
   Упав на  угли, кожаный  амулет  повел  себя  довольно  странно:  не
сморщился, не  съежился, а лежал ровно, как кусок коры. И загорелся не
от середины  и не  от краев,  но вспыхнул  как-то весь  разом, сыпанул
вокруг зеленоватыми  искорками - и моментально исчез, не оставив после
себя никакого пепла.
   Кто его  знает, почему  так случилось!  Скорее всего,  пошедшая  на
изготовление амулета  кожа была  чем-то  таким  пропитана.  Поэтому  и
запахло у  угасающего костра  не тошнотворной  горелой  гадостью,  как
должно было пахнуть. Пополз от углей дивный тонкий аромат, от которого
слегка кружилась  голова. Карсидар  на всякий  случай вскочил,  отошел
подальше от  кострища и  не приближался к нему, пока странный запах не
улетучился. Итак,  если в  татарском амулете  и была  сокрыта хотя  бы
капля колдовства,  она сгорела  посреди бескрайней  степи и развеялась
безобидным дымком, не причинив никому ни малейшего вреда.
   Вопреки ожиданиям,  после уничтожения  амулета чувство  тревоги  не
исчезло  окончательно,   а  лишь   притупилось.  Зато   по  прошествии
нескольких дней,  в течение которых на душе было более-менее спокойно,
опасения вернулись; причем теперь они стали как бы накатывать волнами,
иногда слабыми, почти незаметными, иногда же наоборот такими сильными,
что Карсидар едва выдерживал их натиск. Он то нисколько не сомневался,
что поступил  с бесполезным  кусочком кожи  совершенно  правильно,  то
вдруг в  отчаянии корил себя, что поспешил с сожжением амулета... Хотя
как же  поспешил, когда  перед  тем  таскал  его  почти  три  месяца?!
Глупости все это.
   Однако кожа  горела необычно.  Значит, с  ней не  все  так  просто.
Теперь ясно,  что среди  татар объявился  некто, способный  по крайней
мере озадачить  Карсидара кусочком  кожи, исчезающим в огне без следа,
да еще со снопом зеленых искр.
   Надо заметить, Карсидар был основательно заинтригован случившимся и
при  всей   неоднозначности  этого   маленького  события,   при   всей
неопределенности сложившейся  ситуации  рвался  вперед  с  горячностью
неопытного, бесшабашного  юнца. Еще  бы! Мастер  Карсидар  никогда  не
бегал от  опасности, наоборот, за долгие годы привык встречаться с ней
лицом к  лицу и упорным сопротивлением преодолевать любые препятствия.
Не пристало  поворачивать вспять и королевскому воеводе Давиду, негоже
пугаться неведомо  чего и  несостоявшемуся  иудеянскому  принцу,  сыну
короля Ицхака.
   Итак, в любом случае - вперед, и только вперед!
   Может быть,  именно из  желания не  сворачивать, не отступать перед
притаившейся впереди угрозой Карсидар как раз и переправлялся на левый
берег Дона  в числе  первых.  Если  подумать  хорошенько,  можно  было
поступить  наоборот,  отправив  сюда  тестя,  а  самому  оставаться  с
арьергардом.
   Ну да  ладно, поплыл вперед, и все тут. И не о чем дальше спорить с
самим собой. Тем более, что вот он, левый берег, совсем уж недалеко до
него осталось.  Как говорится,  рукой подать.  Расступается, неумолимо
редеет  под   лучами  низкого   утреннего  солнца   туман,   отчетливо
прорисовываются силуэты  русичей, которые  натягивали канаты, а теперь
поджидают паромы.  И лениво  журчит и  плещется у  края плота студеная
вода,  черная   глубина  которой   вызывает  неприятные  ассоциации  с
разверзшейся бездной.  И даже  в стелящемся  над водой  тумане чудится
благоухание сгоревшего амулета. Настоящее наваждение...
   А это что такое?!
   Карсидар вздрогнул. Многоголосый вопль, от которого кровь застыла в
жилах, распорол  напитанную сыростью  ткань воздуха,  а вслед за ним в
уши ударил  топот множества  копыт. Из-за  края хиленького  лесочка на
левый берег  Дона стремительно  вылетали татарские  всадники верхом на
приземистых вороных  конях, чьи  длинные гривы  бились и  трепетали на
ветру, будто вороновы крылья.
   Засада!!! О  боги, о  Господи Иисусе, как это разведчики проморгали
ее?!
   Но - некогда! Некогда!!!
   Некогда думать,  гадать, что да почему случилось, кто и что упустил
из виду, не заметил. Надо поскорее высаживаться, потому что русичей на
берегу слишком мало.
   - А  ну, навались!  - рявкнул Карсидар, бросаясь к воинам, тянувшим
за канат. - Быстрее!
   - И-эхх!..  И-эхх!.. И-эхх!.. - заохали, заухали, застонали те, изо
всех сил  дергая мокрый  канат и  как можно  быстрее перехватывая  его
руками в грубых рукавицах.
   "Михайло, на  нас напали!"  - подумал  Карсидар и с неудовольствием
ощутил, что мысли тестя доносятся до него на удивление слабо. Кажется,
что-то отвлекло  внимание Михайла.  Может, татары  ударили и на правом
берегу? Может,  там они  тоже сидели, притаившись в засаде и выжидали,
пока от берега отчалят первые паромы?
   Однако  тогда   получается,  что   засаду  проморгали   не   только
высадившиеся на левый берег разведчики, но и сам Карсидар! А как иначе
объяснить рассеянность  тестя, которому строго-настрого было велено не
отвлекаться на посторонние вещи и события?
   Не может быть! При сверхчеловеческой чувствительности Карсидара...
   Додумать он  не  успел.  Дальше  последовало  несколько  мгновений,
возможно, самых  ужасных во  всей жизни Карсидара. И ужас этот состоял
главным образом в полнейшей необъяснимости всего случившегося, а также
в том, что Карсидар полностью потерял контроль над ситуацией.
   Татарские всадники  натянули тетивы  луков, и  в воздухе  сделалось
черно от их стрел, когда спешно строящиеся на берегу русичи еще только
вытаскивали   свои   стрелы   из   колчанов.   Инстинктивно   Карсидар
сосредоточился на  голубой капельке, вделанной в обручальное кольцо, и
мысленно представил,  как смертоносные  жала уклоняются  от намеченной
цели, сворачивают в сторону. Он не знал, хватит ли у него собранности,
концентрации воли для того, чтобы растянуть невидимый щит не только на
паромы, но  и на  берег. Неважно,  что первый  ответный  залп  русичей
окончится ничем,  что они  промахнутся, как  и татары.  Только бы  его
воины успели  развернуться, дальше  можно будет помочь стрелять именно
им, а не врагам. Пока же надо дать русичам возможность приготовиться к
отражению атаки...
   И тогда  случилось  первое  непредвиденное:  татарские  стрелы  как
летели прямо,  так и  продолжали  лететь,  словно  бы  Карсидар  и  не
предпринимал никаких  усилий для защиты своих воинов. Некоторые русичи
успели сделать  ответный выстрел,  некоторые  упали  как  подкошенные,
сраженные наповал, некоторые были только ранены.
   Татары обстреляли  также тех, кто переправлялся. С глухим чавкающим
звуком стрелы  входили в  воду, со  звонким стуком  вонзались в бревна
паромов. Вскрикнули  раненые, с  громким  плеском  повалилось  в  воду
несколько убитых.
   И грянула  вторая неожиданность:  одна из  стрел  прошила  голенище
левого сапога  Карсидара, пробила ногу навылет и осталась торчать там,
как бы  насмехаясь  над  тщетностью  его  мысленных  потуг.  Карсидару
сделалось нехорошо.  Он почувствовал,  как внутри  что-то оборвалось и
ухнуло в  бездну, мигом  вскипела,  завертелась  и  булькнула  лиловая
воронка. Или это было лишь расстроенное воображение...
   Но тут  грянула третья неожиданность, гораздо более неприятная, чем
две первые,  взятые вместе:  позади заржал, встал на дыбы, замолотил в
воздухе  копытами  верный  гнедой  -  и  обрушился,  упал  сначала  на
подломившиеся передние ноги, затем завалился на бок.
   - Ри-и-и-и-сто-о-о-о!!!  - завопил  Карсидар, будучи  вне  себя  от
гнева на проклятых татар.
   Вся его  самоуверенность, вся  значимость его персоны в собственных
глазах мигом  была смыта  новым лиловым потоком, слетела, как скорлупа
со сваренного  вкрутую и  резко охлажденного  яйца. Карсидар  перестал
быть королевским  воеводой Давидом.  Теперь он  сделался  обыкновенным
раненым человеком, совершенно растерявшимся из-за случившегося.
   - Ристо...  - добавил  Карсидар тише и подполз к бьющемуся в агонии
животному, морщась от боли в простреленной ноге.
   Конь  был   ранен  смертельно.  Татарская  стрела  поразила  его  в
основание шеи, из перебитой артерии фонтаном хлестала ярко-алая кровь.
Тяжело, со  свистом дыша,  Ристо смотрел  на Карсидара огромным черным
глазом, и  в его  взгляде чувствовалась мольба: ну, помоги же, хозяин!
ну, что же ты...
   А  может,   немая  просьба   опять  же   была  игрой  расстроенного
воображения. Всем  известно, что  скотина -  не человек,  думать ей не
дано...
   Не-ет, Ристо - не скотина! Ристо - это верный друг, старый товарищ.
Добрый конь - первое дело для мастера, кроме меча, разумеется. Сколько
раз выносил  он Карсидара  из заварушек,  помогал выскочить  из  таких
передряг, что только держись! И не смог пережить, что мастер оставляет
его в  Толстом Бору,  хотя бы даже вместе с Солом и Пеменхатом. Теперь
Карсидар  был   твердо  уверен,  что  именно  конь  заставил  мальчика
подняться в  горы, сам  отыскал своего хозяина. А Карсидар подвел его,
не защитил  единственного оставшегося с ним друга от татарской стрелы!
Надо же...
   Он-то,  глупец   несчастный,   думал,   что   последней   ниточкой,
связывавшей его с Орфетаном, был Читрадрива. И как-то не брал в расчет
Ристо. Ошибся,  ох, до чего жестоко ошибся Карсидар! Последняя ниточка
- вот она! Рвется прямо на глазах, как паутинка, можно сказать, трещит
под руками...
   - Ну...  давай же!  Давай, поднимайся...  Вставай, Ристо,  чего  ты
лежишь?  -  хрипел  Карсидар,  готовый  разрыдаться,  чего  с  ним  не
случалось  с  детства,  со  времени  тяжелейшего  обучения  у  мастера
Зэнвеша. Карсидар  гладил бок  животного, который  тяжело вздымался  и
опадал, и  шептал что-то бессвязное, какую-то глупую мольбу неизвестно
какому богу на непонятном языке...
   Впрочем, в  душе  не  было  никакой  надежды.  Карсидар  ничего  не
понимал, не  слышал и  не видел, что происходит вокруг. Пожалуй, самое
лучшее, что  он мог  сделать сейчас  - это  извлечь  из  ножен  меч  и
перерезать  коню  горло,  чтобы  сократить  его  агонию.  Но  рука  не
поднималась сделать  такое, ибо  он воспринимал Ристо не как животное,
а...
   Совсем  рядом  в  деревянный  настил  вонзилась  очередная  стрела.
Карсидар распрямился,  отвернулся от застывшего Ристо. Кажется, прошло
не больше минуты, от силы полторы. Паром вон продвинулся вперед совсем
чуть-чуть. Ползет как черепаха!
   А татары времени зря не теряли. Продолжая держаться от находившихся
на левом  берегу  русичей  на  некотором  расстоянии,  чтобы  избежать
рукопашной, они  посыпали их  и паромы  градом  стрел.  Русские  воины
отстреливались, но  их было  меньше, чем  татар, к  тому же  дала себя
знать неожиданность нападения.
   И когда  около какого-нибудь  из столбов, к которому были привязаны
паромные канаты,  оставалось не  более трех  человек, татары  сразу же
меняли тактику и стремительно неслись туда, пытаясь не только изрубить
русичей кривыми мечами, но главным образом перебить канаты.
   Дважды им это удалось. Тот паром, который располагался ниже всех по
течению, уносило вниз по реке. Видно было, как переправляющиеся на нем
воины схватили  щиты и  изо всех  сил гребут ими, как веслами, надеясь
добраться до  левого берега.  Воинам со второго парома повезло больше:
потеряв  свой  канат,  они  все  же  сумели  перехватить  следующий  и
удержаться на  нем. Однако  теперь на  том  канате  висели  сразу  два
тяжелых плота. Выдержат ли волокна такое напряжение?
   Татары тоже  сообразили, что  к чему, и удвоили натиск на ратников,
оборонявших соответствующий столб. Проклятые псы...
   Но вот  они обрубили  канат на следующем столбе, и течение могучего
Дона повлекло  вниз еще  один неуправляемый плот. Карсидар посмотрел в
ту сторону  и перехватил взгляд одного из "коновалов". Ему показалось,
что в  глазах воина, с которым он два года назад выстоял в смертельной
схватке не  Тугархановой  косе,  читалось  то  ли  недоумение,  то  ли
укоризна. Дескать,  что же это ты оплошал, Давид, не сумел уберечь нас
от обстрела...
   Карсидара разозлила  собственная беспомощность.  Ристо убит, лучшие
бойцы гибнут  совершенно бессмысленно,  нелепо, других  уносит вниз по
течению. И ничего нельзя с этим поделать.
   Так-таки ничего?!
   Видимо, да.
   Колдун!!! Ну  точно, среди  татар завелся  зловредный  чародей.  Он
должен... просто обязан быть среди атакующих!
   Ублюдок собачий.  Только бы  добраться до  него, а  уж там Карсидар
сумеет выпустить  из его  поганого брюха кишки! Только бы добраться до
берега...
   Навернувшиеся на  глаза слезы  мигом высохли,  так и не пролившись.
Карсидар присел,  обломал с  обеих  сторон  пробившую  голень  стрелу,
распрямился,  расправил   плечи.  Нет,  шалишь!  Минуты  растерянности
прошли.  Пусть   "колдун"  Карсидар  утратил  свои  сверхъестественные
способности, побежденный  чарами неведомо  откуда свалившегося  на его
голову татарина,  зато жив  еще и  прославленный  мастер  Карсидар,  и
королевский воевода  Давид! Но  какой из  него воевода,  когда ратники
фактически брошены  на  произвол  судьбы,  предоставлены  сами  себе?!
Полководец должен  быть первым,  всегда  и  везде  -  первым!  Лучшим!
Храбрейшим!  Да   и  мастер   Карсидар  здорово   разъярен   подлостью
противника, раздосадован  собственным промахом.  А разъяренный  мастер
становится  очень   опасным,  это   могли  бы   подтвердить  некоторые
покойники, если бы они восстали из могил.
   Его расстроила  смерть Ристо?  Но не от старости пал верный гнедой,
не в  теплом стойле  над корытом  овса испустил  дух. Он погиб на поле
брани, как настоящий боец. Так к чему печалиться?!
   Кроме  того,   кажется,  пора   вспомнить   прощальное   напутствие
сумасшедшего шепетека.  "Пур -  на священном  языке "жребий"... В этом
походе будет  решаться твоя  судьба,  Давид...  Если  вдруг  объявится
колдун, более могущественный, чем ты, что станешь делать ты тогда?"
   Вот и  ответ: настало  время вспомнить,  что воевода Давид ко всему
прочему еще  и мастер  Карсидар, лучший  из современных  мастеров,  за
голову которого  в